Полк был поднят по тревоге. Щербина тоже поднялся вместе со всеми и прибежал на командный пункт. И, как оказалось, не зря.

— Полковник Рощин. — Прибывший на вертолете генерал-майор говорил быстро, отрывочными фразами. — Принять меры к перехвату мятежного корабля «Гетман Сагайдачный». Не допустить его уход в Турцию или иной заграничный порт. Звену полковника Щербины — обеспечить прикрытие авианесущего крейсера «Слава» от вероятной атаки. Выполнять немедленно!

— Есть!

Летчики, уже успевшие переодеться в комбинезоны, со шлемами и кислородными масками в руках побежали к оранжевому «пазику». Едва за крайним летчиком закрылась дверь, как автобус рванул с места, словно спортивный болид. Да-а, за рулем был не водитель «горавтотранса», а военный.

На аэродромной стоянке их уже ждали расчехленные и готовые к взлету истребители. На подкрыльевых и подфюзеляжных пилонах кололи воздух острыми обтекателями боевые ракеты.

Летчики молча разбежались по своим машинам. Дробный перестук летных ботинок по дюралевым ступенькам стремянок, тихое шипение опускающегося фонаря кабины, свистящий рев запускаемых двигателей.

Чуть поодаль от остальных возле камуфлированного ангара замерла четверка истребителей Су-207. Им взлетать первыми. Самолеты выкатываются на линию старта.

— Я 801-й, запустился. «Прибой», разрешите взлет.

— «Прибой» — «Восемьсот первому», взлет разрешаю. Отход курсом 210.

— Понял, разрешили.

Газ — на максимум, из сопел бьет бело-фиолетовое форсажное пламя. Истребитель все быстрее набирает скорость, серая полоса бетонки, исчерченная черными следами сгоревшей резины, уносится назад, а потом и вниз, когда Щербина тянет ручку управления самолетом на себя. Убрать шасси, закрылки — зеленые огоньки сигнализации на посадочно-пилотажном щитке меняются с зеленых на красные.

— Я 801-й, взлет произвел. Шасси закрылки убраны. В наборе до пяти на курсе двести десять.

Я 802-й, взлет произвел. Взлет за «ноль-первым» визуально в наборе до пяти.

Четыре реактивные звезды поднялись над темным горизонтом, а внизу на аэродроме продолжалась стартовая суета: переговоры пилотов с руководителем полетов, щелканье клавиш и тумблеров на приборных досках, рев турбин.

Четыре суперистребителя, погасив аэронавигационные огни, устремились в точку с координатами, в которых находился атомный авианесущий крейсер «Слава». И хотя вместе с ним отрабатывал учебно-испытательные задачи флагман Черноморского флота гвардейский ракетный крейсер «Москва», воздушное прикрытие в такой непредсказуемой ситуации, как захват боевого ударного корабля, явно не помешает.

Несмотря на напряженность ситуации, Олег Щербина тихо усмехнулся в кислородную маску. Получается, они сейчас летят прикрывать двух «Слав». Дело в том, что гвардейский ракетный крейсер стал называться «Москвой» только с 1995 года, а до того носил гордое имя «Слава». Которое сейчас воспринял атомный авианосец.

Истребители шли в плотном строю, в полном радиомолчании. Бортовые генераторы окутывали четверку Су-207 облаками «холодной плазмы», делая их «невидимыми» для радаров.

Олег Щербина нажатием кнопки на ручке управления вызвал на вспомогательный монитор карту с проложенным маршрутом. Автоматически высветился остаток времени до района патрулирования, до него оставалось всего ничего. Скоро из темноты величественно покажется силуэт атомного авианесущего крейсера в сопровождении флагмана. Летчик чуть отклонил ручку вправо и дал правую педаль вперед. Головной истребитель накренился, корректируя курс, вслед за ведущим повторили маневр и остальные летчики звена.

И в этот самый момент в кабинах Су-207 вдруг взвыла сирена предупреждения об активном радиолокационном облучении. «Произведен пуск ракеты», — услужливо подсказал приятный женский голос речевого информатора.

— Внимание, пуск ракеты! — Полковник инстинктивно выполнил отворот и нарушил радиомолчание, что дозволялось делать только в крайнем случае, таком, как этот. И — радиосообщение на закрытой частоте: — Я 801-й, в квадрате 12–15 зафиксировал пуск ракеты с надводного носителя. Цель групповая, маловысотная, скоростная. Четыре единицы.

— Я «Прибой», «Восемьсот первому» — перехватить ракеты! Любой ценой!

— Я 801-й, вас понял! Звено — приготовиться к перехвату, произвести селекцию целей!

На одном многофункциональном экране отобразились параметры целей и набор их траекторий, а на другом почти сразу же — вероятный тип атакующей ракеты. Но Олег Щербина уже и так знал, что сейчас и летчикам, и морякам на «Славе» придется несладко. Развив максимальный ход, мятежный «Гетман» сумел приблизиться к тяжелому атомному авианесущему крейсеру и произвести пуск ракет Х-35 противолодочного ракетного комплекса «Уран». На вспомогательном экране все векторы полета ракет упирались в атомный авианосец.

— Выполняем захват целей. Захват целей выполнен.

Фазированные антенные решетки радиолокационного комплекса «Ирбис-М» удерживали цели в стробах захвата на дальности 200 километров. Электронный прицельно-вычислительный комплекс системы «Нейромир» с элементами искусственного интеллекта за доли секунды рассчитал оптимальные векторы и режимы атаки, летчикам оставалось только нажать гашетки.

Но внезапно ракеты изменили высоту, снизившись к самой поверхности моря.

— 801-й, ракеты перешли на маловысотный режим! Прием!

— Я 801-й, спокойно. — Щербина стиснул зубы, дело принимало весьма скверный оборот. На сверхмалой высоте русские противокорабельные ракеты были практически неуязвимы для средств перехвата, для чего и создавались такими. Теперь совершенство русского оружия сыграло со своими создателями злую шутку. Все решали секунды, и нужно было принять единственно верное решение. — Снижаемся! Перехожу на форсаж!

Полковник Щербина выполнил переворот через крыло и отдал ручку управления от себя. Истребитель кометой форсажного пламени понесся вниз, к силе земного притяжения прибавилась еще и вся мощь двух турбореактивных двигателей, работающих сейчас уже далеко за пределом максимума.

Конечно, на время пикирования произошел срыв захвата цели, но полковник Щербина рассчитывал восстановить его на малой высоте и сразу же произвести пуск. Это было все же лучше, чем пускать ракеты по «размытым» меткам целей, пропадающих из-за отраженного от волн сигнала.

Пикировать ночью над морем — это самоубийство! Но только так можно добиться высокой результативности противоракетной атаки. А в кабинах суперистребителей находились русские летчики-испытатели, опыта которым было не занимать. Щербина, как и все они, сейчас чувствовал метры высоты обнаженными нервами, он буквально сросся с самолетом, наполнив высокотехнологичный металл духом человека-победителя! Электронный альтиметр едва успевал показывать потерянные метры высоты. Так, пора — ручку на себя, самолет, ревя перегруженными двигателями, выходит из пике на высоте чуть более десяти метров над гребнями волн! Позади него море вскипает облаками пара и брызг от бьющих из сопел потоков пламени. На тело обрушивается чудовищная перегрузка, заволакивая глаза багровой пеленой. Но сквозь «вату» в ушах слышится победное сообщение речевого информатора: «Цель в захвате. Пуск разрешен». Перегрузка была такая, что и пальцем шевельнуть, чтобы нажать на гашетку, было тяжело. Но вот шероховатая поверхность боевой кнопки вжата в ручку управления — пуск!

Из-под крыльев вылетают ракеты РВВ-АЕ, набирая максимальную скорость, в четыре раза превышающую скорость звука. На первом этапе наведение РВВ-АЕ осуществляется командно-инерциальным методом, но вот включается активная радиолокационная головка самонаведения.

Обычно ракета РВВ-АЕ может обнаружить цель на минимальной высоте в двадцать метров, но сейчас она была запущена в нарушение всяческих инструкций с высоты десять метров и начала активное радиолокационное сканирование. «Пулей поразить пулю». Летящая ей навстречу на высоте пяти метров противокорабельная ракета Х-35 «Уран» во многом случайно попала в строб захвата локатора самонаведения РВВ-АЕ, но во многом — благодаря невероятному маневру, выполненному Щербиной. Ну а лазерный взрыватель сработал с быстротой молнии, подорвав боевую часть на оптимальном расстоянии от мчащейся со скоростью 0, 7 Маха цели.

Навстречу «Урану» понеслось расширяющееся кольцо стальных стержней и облако микрокумулятивных поражающих элементов. Они буквально разорвали противокорабельную ракету в клочья.

Вместе с командиром пуск авиационных ракет произвели и остальные летчики звена истребителей Су-207. Три из четырех ракет были поражены. Но одной все же удалось проскочить опасную зону поражения, а выпустить ракеты вдогон летчики попросту не успевали. Они и так совершили чудо — до сих пор сбить ракету Х-35 «Уран» было просто невозможно.

— Я 801-й, одна из ракет продолжает полет. Курс — на авианосец, прием! Примите меры к отражению атаки.

— Вас понял 801-й. Продолжайте полет.

— Понял, выполняю.

Истребители набрали две тысячи метров высоты и начали по дуге приближаться к «Славе» и «Москве».

Тарас Лиходей побледнел, вглядываясь в листок бумаги, извлеченный из конверта. Этот конверт он получил от резидента ЦРУ в Симферополе. Там были указания, как действовать, если захват «Гетмана Сагайдачного» пройдет успешно.

Лиходей предполагал после захвата отвести корабль в Констанцу, а еще лучше — прямиком в Стамбул, на военно-морскую базу НАТО. Там как раз с «дружественным визитом» находился эсминец Королевского флота Великобритании. Если что, то англичане наверняка защитят.

Однако прочел он другое: «Следовать в район морского испытательного полигона и произвести ракетный залп по русскому атомному авианосцу». Как говорится, было от чего впасть в отчаяние. Авианосец на испытаниях охраняла целая флотилия «сторожевиков» и ракетных катеров. С воздуха его практически постоянно прикрывала береговая авиация, да и сам корабль нес на борту авиагруппу. А ведь рядом со «Славой» сейчас находился и гвардейский ракетный крейсер «Москва». Одного залпа его 130-миллиметровых орудий главного калибра хватит, чтобы пустить «Гетмана Сагайдачного» ко дну.

Но выбора не было, нужно было отрабатывать свое содержание у новых господ. Иначе на кой хрен он бы им был нужен — разговоры о принципиальности и стойкости жизненной позиции у предателей не обсуждались по определению. Только конкретный результат. А он в данных условиях засчитывался только при условии как минимум повреждения авианесущего крейсера.

— Рулевой, ложимся на курс 180 градусов. Приготовиться к бою, боевая тревога. За ридну нэньку — Украину! — На самом деле Тарас Лиходей прекрасно понимал, что вовсе не из идеологических соображений предал своих товарищей по оружию и совратил на эту подлость остальных моряков, а за будущую безбедную жизнь и кровавые «баксы». Но ему нужно было хоть какое-то оправдание собственной подлости, низости и паскудству.

Фрегат был готов к бою, но мог ли он противостоять мощи тяжелых кораблей? Однозначный ответ — нет. Модернизация, кроме установки противокорабельного комплекса Х-35 «Уран», заключалась в замене двух кормовых шестиствольных пушек АК-630М одним боевым модулем «Кортик» ближнего рубежа обороны. Он состоял из двух шестиствольных 30-миллиметровых «скорострелок» и двух четырехконтейнерных пусковых установок зенитных управляемых ракет 9М311. В дополнение к этому на корабле оставались носовая 100-миллиметровая орудийная установка и два трехтрубных торпедных аппарата. Противолодочное вооружение состояло из реактивного бомбомета РБУ-6000. В ангаре на корме базировался вертолет Ка-27, но он не мог помочь в атаке, так как не имел радиолокатора, да и выпускать его в одиночку ночью означало обречь на неминуемую гибель.

Одного носового ЗРК «Оса-МА» и кормового «Кортика» было явно недостаточно, чтобы уберечь «Гетмана Сагайдачного» от атаки с воздуха или противокорабельных ракет «Обсидиан», «Гранит» или «Москит», которыми были вооружены корабли, составляющие ядро ракетного флота. А ведь на Черном море базировался целый «москитный флот» малых ракетных кораблей на воздушной подушке «Бора», «Самум» и «Хиус», ракетных катеров и экранопланов «Лунь».

Кстати, две такие «птички» уже неслись на широких крыльях над волнами на перехват мятежному кораблю. Но у «Гетмана Сагайдачного» все равно была приличная фора.

Единственный шанс для подлой атаки давал фактор неожиданности, к тому же аппаратура опознавания выдавала на экранах ответчиков: «свой».

— Докладывает оператор РЛС — впереди по курсу отметки двух крупных кораблей. Дальность — сто пятьдесят километров. Пан капитан, мы что, и правда будем их атаковать?..

— Заткнись! БЧ-5, это мостик, приготовиться к пуску!

— БЧ-5 — мостику, к пуску готовы.

Есть захват цели!

Капитан Лиходей не мешкал ни секунды.

— Пуск!

Четыре ракеты Х-35 «Уран» пусковых установок правого борта стартовали с интервалом в полсекунды. На огненных хвостах разгонных твердотопливных ускорителей они унеслись в ночь. Когда «стартовики» отгорели, включились маршевые двигатели. Активные головки самонаведения «поймали» цели и теперь держали их в стробах захвата.

Но тут у них на пути появились неизвестно откуда взявшиеся русские самолеты, выпустившие ракеты-перехватчики. И только одна противокорабельная ракета из четырех смогла избежать перехвата.

Дальнейший путь «Ха-тридцать пятой» исчислялся секундами полета над гребнями волн. Истребители Су-207, хоть и были гиперманевренными, но все же подчинялись общим для всех летательных аппаратов тяжелее воздуха законам аэродинамики. Так что помешать противокорабельной ракете продолжить свой губительный полет они уже не могли. Зенитные комплексы «Славы» и «Москвы» вряд ли могли оказать сколько-нибудь существенное противодействие, ведь Х-35 специально создавалась для прорыва рубежей противовоздушной обороны ордера кораблей. Вернее сказать, что ракетные и артиллерийские зенитные установки кораблей обеспечивали поражение целей с заданной вероятностью, а здесь эту вероятность нужно было исключить полностью. И сделать это можно было только одним-единственным способом.

Командир гвардейского ракетного крейсера «Москва», капитан 1-го ранга Николай Науменко спокойно выслушал доклад оператора PJIC:

— Цель низколетящая, одиночная скоростная. Идет курсом 90 градусов на нас!

И, не колеблясь, отдал соответствующий приказ, хоть он и отозвался в груди моряка острой болью:

— Рулевой, лево на борт тридцать! Мостик — БЧ-5, полный ход. Приготовиться к столкновению!

Чтобы преодолеть оставшееся расстояние противокорабельной ракете Х-35 «Уран» понадобилось чуть меньше полутора секунд. Уже практически у борта крейсера по ней открыли огонь шестиствольные зенитные автоматы. Но даже уникальные сверхскорострельные пушки Грязева-Шипунова не смогли уничтожить ракету.

С высоты двух тысяч метров полковник Щербина и остальные летчики звена видели, словно в замедленной киносъемке, как распускаются за кормой искристо-дымчатые следы ложных целей. Полупрозрачную, чуть светящуюся дорожку инверсионного следа крылатой ракеты, бьющий из ее сопла огненный хвост. Расцвечивая ночь потоками огня, ударили зенитные автоматы «Москвы», стартовали из счетверенных контейнеров зенитные ракеты 9М311 «Кортиков» со «Славы».

Но — тщетно.

Раздался чудовищный удар, когда на скорости 0, 7 звуковой ракета весом 520 килограммов врезалась в правый борт «Москвы» под вторую пару наклонных пусковых установок ПКРК «Гранит». А вслед за ударом — взрыв!

Сто сорок пять килограммов взрывчатки фугасно-проникающей боевой части произвели страшные разрушения. По отсекам крейсера рванулся огненный смерч, сметая на своем пути людей, корежа, разрывая и расплавляя металл. Начался страшный пожар. Аварийные партии не могли подобраться к очагу возгорания из-за хаотического нагромождения металлических обломков.

С болью в сердце выслушивал капитан ракетного крейсера доклады о людских потерях и повреждениях в отсеках. Но выхода у него не было — нужно было любой ценой сохранить первый русский атомный авианосец.

Подобно адмиралу Нахимову, потопившему собственные корабли, чтобы спасти Севастополь, капитан 1-го ранга Науменко подставил борт своего крейсера, который любил больше жизни, под предательский ракетный удар — чтобы спасти «новорожденный» русский авианосец.

«Слава» подошел вплотную к поврежденному ракетному крейсеру и направил на пылающую пробоину стволы мощных водометных и пенных пушек системы аэродромного пожаротушения. Тугие струи воды сбили пламя, но внутри отсеков еще оставались сильные очаги возгораний.

Удивительно, как еще не сдетонировали ракеты главного ударного комплекса крейсера. Взрыв даже одной такой весом более семи тонн мог иметь для корабля катастрофические последствия.

Получив доклад, что все выжившие моряки из поврежденных отсеков эвакуированы, капитан 1-го ранга Николай Иванович Науменко отдал приказ:

— Затопить поврежденные отсеки ниже ватерлинии для ликвидации очагов пожара. Произвести контрзатопление отсеков левого борта, чтобы устранить крен.

— Есть произвести контрзатопление!

Крейсер «Москва» тяжело осел в море сначала одним бортом, затем другим. Раскаленный корпус в месте попадания ракеты окутался паром. Хорошо еще, что пробоина была выше ватерлинии.

Капитан Науменко вместе с остальными офицерами принимал донесения, отдавал приказы, координировал действия аварийных партий. Люди делали все возможное, чтобы спасти корабль. От руководства по борьбе за живучесть капитана ракетного крейсера отвлек тревожный доклад оператора РЛС:

— Товарищ капитан, отмечены повторные пуски! Четыре единицы идут на нас, курс прежний.

— 801-й, отмечены пуски, четыре единицы. Идут на крейсера. Цель — уничтожить!

— 801-й, вас понял. Работаю. — Полковник Щербина доворотом вышел на боевой курс. — Звено, говорит командир: цели — уничтожить. Наведение — индивидуально. Работаем, ребята.

На индикаторе на фоне лобового стекла светящуюся точку выпущенной ракеты накрыл зеленый ромбик значка захвата. И тут же изменил цвет на красный. На этот раз прицеливаться было легче — четыре «Урана» находились сейчас на разгонной траектории, на высоте более тридцати метров. А стартовый твердотопливный ускоритель давал хорошую «засветку» еще и в тепловой части спектра.

Полковник Олег Щербина нажатием гашетки отправил в полет через интервал в полсекунды сразу две ракеты РВВ-АЕ. Отстрелялись и остальные летчики звена. Ракет не жалели — на одну ПКР приходилось по два «изделия» класса «воздух — воздух». И при этом летчики продолжали оставаться на боевом курсе, отслеживая цели, готовые в любой момент выпустить еще ракеты — с гарантией! Но этого не потребовалось: ночное небо разорвали яркие сполохи взрывов. Сверкающие обломки метеорами прочертили темный небосвод. На этот раз все четыре ракеты в залпе были уничтожены.

— Я 801-й, прием. Задание выполнено, все ракеты перехвачены.

— Вас понял, молодцы, ребята! Остаток топлива?

— «Голодаем».

— Возвращайтесь на «точку». 311-й теперь сам справится.

311-й — это был позывной командира полка многоцелевых истребителей Су-35 полковника Юрия Рощина.

— 801-й принял. Есть возврат на «точку».

На зеленоватом поле коллиматорного индикатора высветилась метка захвата. В верхнем углу побежали цифры сокращающейся дистанции.

— Я 311-й, есть захват цели. Разрешите работу, прием.

— «Триста одиннадцатому» — отставить атаку. Занять четыре тысячи и сопровождать цель на удалении двадцать.

— Вас понял, выполняю. — Летчик был просто обескуражен, но приказ есть приказ.

И причина, по которой он был отдан, была более чем веской.

За два месяца до этого от причала на базе Норфолк отошла атомная многоцелевая субмарина «Шарлота» класса «Усовершенствованный «Лос-Анджелес». Буксиры вывели огромное черное «тело» длиной более чем 110 метров за боновые ворота базы. После чего подлодка водоизмещением 6297 тонн почти сразу же погрузилась.

Дальше ее путь лежал через Атлантику к Черноморским проливам и далее — через проливы Гибралтар и Босфор — в Черное море. Эта акция была беспрецедентной и очень рискованной, но должна всем продемонстрировать морское могущество США.

Капитан субмарины коммандер Стивен Джонс был опытным моряком и неоднократно выполнял рискованные задания. Во время патрулирования в Персидском заливе «Шарлота», дополнительно оборудованная подводными транспортерами «сухого» типа SEAL, неоднократно высаживала на враждебное побережье диверсионные группы «морских котиков». Но новое задание было сверхсложным. Что ж, именно за это он и его команда получают повышенное жалованье.

В этот поход вместе с командой отправилась и группа специалистов ЦРУ. Несмотря на то что они часто проводили свои акции, команда да и сам коммандер Джонс считали это не очень хорошей приметой.

Многоцелевая АЛЛ «Шарлота» сейчас двигалась на юг. Коммандер Джонс намеревался пересечь Атлантику между восточным берегом южной Америки и мысом Альмади — самой западной части Африки. Этот маршрут звался у моряков «Талия Атлантики». И далее, вдоль западного побережья Африки — до пролива Гибралтар. Потом — Средиземное море, в котором лодку прикроют силы Шестого флота ВМС США И далее — через Босфор — в Черное море. А там начиналось самое сложное.

Коммандер Стив Джонс понимал, что как только русские узнают, что в акватории Черного моря появилась атомная подлодка, то «спустят всех собак» на нее. Так, кажется, выражаются эти непонятные «рашнз». Черт дери! Да зачем он вообще согласился на эту авантюру? Деньги?.. Их у коммандера Джонса хватало. Пресловутая «защита демократии»? Ну, это вообще сказки для домохозяек, которые судят о жизни по «мыльным операм». Ему хотелось встретить и переиграть сильного и достойного противника. А не бомбить иракские лачуги высокоточными «Томагавками» с безопасной дистанции. Тщеславие, будь оно неладно…

И вот теперь, стоя в центральном посту атомной субмарины, уставленном компьютерными мониторами и загроможденном другой, самой разнообразной аппаратурой, он выслушивал донесения гидроакустиков.

Началось…

Вот черт, как же не хочется быть приманкой!

Сейчас в небе над субмариной висели противолодочные самолеты и вертолеты, эсминцы и фрегаты бороздили волны над ней. Акустики «Шарлоты» уже оглохли от шума их винтов. А на хвосте американского подводного монстра уже «повисли» две русские дизель-электрические подлодки класса «Кіlо».

«Варшавянки» не даром получили у моряков НАТО неофициальное название «черная дыра». На малом ходу, да еще и с использованием специального водометного движителя вместо традиционного гребного винта, услышать русскую субмарину было практически невозможно.

«Варшавянки», лодки проекта 877, были просто идеальными для Черноморского театра военных действий. В относительно мелком море они чувствовали себя словно рыба в воде. И сейчас эти «рыбки» выходили на дистанцию пуска торпед…

Но, черт дери, сейчас они должны были быть приманкой! Атомная подводная лодка стоимостью более трех миллиардов долларов, да еще плюс — полмиллиарда на переоснащение теперь в Черном море выглядела как слон в посудной лавке.

— Начать выброс ложных целей! — распорядился коммандер.

Дезинформация — дезинформацией, но если русские Kilo выпустят самонаводящиеся торпеды…

— Йес, сэр! Ложные шумовые генераторы выпущены.

— Коммандер! Слышу шум винтов по носу! Русский фрегат идет прямо на нас. Они дали залп из бомбометов!

— О, Господи Иисусе! Экипаж, приготовиться к взрывам!

Гидродинамическая ударная волна встряхнула лодку от носа до кормы.

— Сэр, похоже, русские использовали глубинные бомбы с зарядами акустически-активной краски! — Это означало, что теперь любые ухищрения американских подводников будут бесполезны.

Шумность лодки возросла многократно, теперь их могли услышать не то что фрегаты, а и обычные рыболовецкие шхуны, оснащенные простейшим сонаром для поиска косяков рыбы.

— Все, с меня довольно! Экстренное всплытие! Ну, если я узнаю, из-за кого нас так подставили, задушу гада собственными руками!

Вздымая фонтаны брызг, словно резвящийся кит, американская многоцелевая АПЛ вылетела из волн. Едва не столкнувшись с ней, накренился, описывая крутую циркуляцию вправо, новейший русский фрегат проекта 11540.

Рассвет окрасил в багровые тона идущий на малом ходу гвардейский ракетный крейсер с оплавленной пробоиной в правом борту выше ватерлинии. Рядом шел атомный авианесущий крейсер «Слава». Над кораблями постоянно висел «зонтик» воздушного прикрытия истребителей палубного и берегового базирования.

Все наличные силы и службы флота были подняты по боевой тревоге. Во всех портах Азовского и Черного морей было объявлено чрезвычайное положение. Но это уже ничего не дало.

«Гетман Сагайдачный» уже был у границы территориальных вод Турции. Высланные вдогон бомбардировщики Су-24М2 были перехвачены румынскими и турецкими истребителями F-16. Пришлось им возвратиться ни с чем. Так и ушел он безнаказанным до поры до времени в Адриатику, оставив там на одном из множества островков оставшихся в живых пленных матросов. Все же Тарас Лиходей не стал множить своих смертных грехов, обагряя руки кровью. Хотя и так они у него были измараны по локоть.

В отличие от идеалиста, замполита-отличника боевой и политической подготовки капитана 3-го ранга Валерия Саблина, 9 ноября 1975 года захватившего новейший по тому времени ВПК «Сторожевой», бывший офицер ВМС «незалежной» Украины действовал исключительно в корыстных интересах.

Далее путь предавшего свой флот корабля лежал на север — в Канаду, где спешно формировался «новый украинский флот» из списанных американских и канадских кораблей и судов. «Гетман Сагайдачный» должен был стать их «флагманом».

А в штабе Черноморского флота командующий получил шифрованное сообщение высшего приоритета: срочно перебазировать атомный авианесущий крейсер «Слава» вместе с авиагруппой и полным комплектом вооружения к месту постоянной службы в Североморск. Подготовку к морскому походу вокруг Европы провести в самые кратчайшие сроки.

Также на Краснознаменный Северный флот перебрасывалась и еще только формирующаяся экспериментальная эскадрилья русских истребителей пятого поколения Су-207 под командованием полковника Олега Щербины.

Тускло поблескивало воронение. От пистолета, лежащего на столе, веяло тяжеловесной уверенностью. Николай Иванович Науменко смотрел на свой табельный ПМ. Когда-то, еще на заре лейтенантской юности, ему вручили это личное оружие — своеобразный символ офицерской власти. Теперь черный зрачок дульного с укором смотрел на человека: «Что же ты, хозяин, не уберег корабль?»

Ладонь привычно обхватила вытертую рукоять, раз и навсегда выверенным движением большой палец снял предохранитель, звонко в тиши капитанской каюты щелкнул затвор, вгоняя в ствол тупоносый патрон из обоймы. Пистолет снова уставился на хозяина черным зрачком.

Нет, так нельзя. Он — боевой офицер и не властен распоряжаться собственной жизнью. Кажется, самураи говорили: «Жизнь легка, как перышко, а долг тяжек и неподъемен, как гора». Николай Иванович никогда близко не воспринимал восточную мудрость, но это изречение из «Буси-до» почему-то запомнилось. Он разрядил пистолет, поставил его на предохранитель и спрятал обратно в сейф.

У боновых ворот Севастопольской военно-морской базы «Москву» встретили буксиры. Осторожно они завели ее на бочки родного тринадцатого причала. На берегу экипаж гвардейского ракетного крейсера встречал оркестр и лично — Комфлота.

— Николай Иванович, дорогой, — обнял командира корабля Командующий Черноморским флотом. — Я уже приказ о награждении тебя подписал! Ты не представляешь, какой героический поступок совершил, спас новейший авианосец от подлого удара!

— Виноват, товарищ Командующий, но орден за бесчестье я не приму, — тихо, но твердо сказал Николай Иванович Науменко. — Я подставил под удар собственный корабль, флагман и гордость флота. В сложившихся обстоятельствах я не нашел иного выхода, а значит, не имею более морального права командовать доверенным мне кораблем. Сегодня же вы получите мой рапорт (это слово он произнес с ударением на последний слог) о списании на берег.

Николай Иванович Науменко оглянулся на крейсер. На правом борту сразу за тактическим номером «121» зияла закрытая сейчас пластырем пробоина с оплавленными, закопченными краями — след от попадания ракеты. На глаза капитана навернулись слезы, а в груди тоскливо сжалось сердце.