ГЛАВА 1
Несколько дней в июне

Лейтенант Горелов блаженно растянулся на брезенте, покусывая травинку. Над ним расстилалось бездонное синее небо, жарко светило яркое июньское солнце, шумел Яворовский лес. Хорошо!..

— Эй, кто там сачкует? — раздался сварливый голос старшины Стеценко под аккомпанемент тяжелых ударов молота.

— Э… Я не сачкую, никак нет, товарищ старшина. Вот, изучаю диспозицию.

— Хорош придуриваться, Горелов. Труд, он вроде как сделал из обезьяны человека, согласно учению диалектического материализма. Так что бери-ка, Коля, молот в руки и занимайся саморазвитием.

— Эт мы завсегда! — Николай Горелов схватил молот и принялся забивать стальной палец, скрепляющий траки на правой гусенице танка.

В это время старшина поддерживал гусеницу танка ломом.

— О! Хорошо работаешь! А я потом полезу в моторный отсек — проверю радиаторы. А то двигатель греется, зараза… И коробку проверить нужно…

К Горелову подошел командир танка, капитан Иван Корчагин, вытирая промасленные руки ветошью. В техобслуживании участвовал весь многочисленный экипаж из одиннадцати человек.

Чудо-танк выглядел внушительно. Огромная стальная коробка бронированного корпуса, увенчанная пятью башнями. Центральная, с 76-миллиметровым орудием, возвышалась над остальными. В правой передней башне были установлены 45-миллиметровая пушка и пулемет, в левой — только один пулемет. По диагонали, в левой задней башне, тоже была установлена 45-миллиметровая пушка, а в — правой «Дегтярев-танковый».

Машина внушала уважение своими размерами: это был настоящий «сухопутный крейсер» боевой массой в полсотни тонн и длиной почти десять метров. В высоту «Сталинский исполин» достигал почти трех с половиной метров! Называлась вся эта стальная подвижная гора — Т-35.

По опыту Первой мировой войны многобашенные танки планировали использовать при прорыве полевых укреплений противника. Отсюда и большое количество огневых точек, которые могли вести рассредоточенный круговой обстрел по разным целям.

Такие танки были построены во Франции, Германии, Великобритании. Японии. Концепция многобашенного танка позволяла, как казалось тогдашним военным теоретикам, обеспечить длительные действия без поддержки пехоты и артиллерии. Отсюда и название английского тяжелого танка А1Е1 «Independent», что в переводе значит «Независимый». Этот танк был создан в 1926 году. Англичане решили сделать его более рациональной компоновкой, нежели французский «Char 2С», который вообще был «родоначальником» многобашенных танков — «сухопутных крейсеров», построенных после Первой мировой войны.

Разработка французского тяжелого танка прорыва «Char 2С» началась еще в ходе Первой мировой войны, в 1917 году. Причем уже через два года планировалось выпустить триста этих боевых машин. Однако в связи с окончанием военных действий производство «сухопутных броненосцев» было резко свернуто.

В результате до 1923 года французы изготовили всего десять танков типа «2С». Их вооружение состояло из 75-миллиметрового орудия и нескольких пулеметов и размещалось в двух башнях — орудийной впереди и пулеметной на корме, а также бортовых амбразурах. Будучи по меркам 1917 года достаточно прогрессивной машиной, к началу тридцатых годов танк уже полностью устарел как морально, так и технически. Неудачное расположение двух башен в одном ярусе, исключавшее круговой обстрел, огромные размеры машины, низкие проходимость и надежность сделали бы его на относительно современном поле боя легкой мишенью.

Однако принять участие в боевых действиях Второй мировой они не успели — Франция капитулировала, когда тяжелые многобашенные танки, сведенные в третий батальон 511-го полка, еще двигались на фронт по железной дороге. Там их через несколько часов и уничтожила немецкая авиация. По другой версии, экипажи сами подорвали свои неуклюжие восьмидесятитонные (!) танки, потому как сгрузить их с железнодорожных платформ не было никакой возможности.

Английский «Индепендент» был более рациональным и легким. При весе в тридцать две тонны он мог развивать максимальную скорость в 32 километра в час. Вооружение «Независимого» располагалось в пяти башнях. Размещение всех пулеметов в четырех однотипных башенках, сгруппированных вокруг главной башни кругового обстрела с 47-миллиметровой пушкой, значительно увеличивало гибкость огня и позволяло нацелить на один объект как минимум два пулемета и орудие. Но «Независимый» так и остался прототипом, на вооружение его не приняли. Однако сама концепция оказала заметное влияние на дальнейшие разработки тяжелых и средних танков.

Кстати, такая же компоновка, правда с усиленным вооружением, была и у советского тяжелого танка Т-35. В итоге «сухопутные крейсеры Сталина» стали единственными серийными машинами подобного класса. Всего был выпущен шестьдесят один танк Т-35.

— Ну, как там ремонт?

— Нормально, товарищ капитан, — лейтенант Горелов кивнул на почти вбитый в сочленение траков палец.

— Как закончишь, перегрузите вместе с лейтенантом Кононенко боекомплект.

— Есть, товарищ капитан!

— Разрешите выполнять?

— Действуй.

Николай Горелов принялся «действовать» кувалдой, вгоняя стальной штырь в проушины сочленений стальных траков. От каждого молодецкого удара стальной палец входил все глубже, пока наконец молот не стукнул по торцам траков.

— Готово! Что-то упарился я… — Горелов вытер пот со лба.

— Упарился он… Эх, молодежь, молодежь… — проворчал старшина в промасленном комбинезоне и полез на крышу моторно-трансмиссионного отделения.

Он почти полностью скрылся в двигательном отделении, позвякивая гаечными ключами, отвертками и другими инструментами. Степан Никифорович Стеценко вместе с механиком-мотористом Сергеем Лазаревым принялись колдовать над двигателем.

А Николай Горелов вместе со своим закадычным другом Олегом Кононенко принялись перегружать боекомплект. Всего на две малые пушечные башни приходилось двести двадцать шесть снарядов. Из них поровну — сто тринадцать бронебойных и осколочно-фугасных. По приказу капитана Корчагина в переднюю башню было перегружен дополнительный боекомплект из полусотни бронебойных снарядов, а Горелов «поделился» с другом пятьюдесятью осколочно-фугасными.

Объяснил свое решение капитан Иван Корчагин просто: «Коля, ты — основная защита нашего танка при лобовой атаке. Твоя „сорокапятка“ сможет подбить вражеские танки, если начнется… А Олег будет прикрывать нас с тыла осколочно-фугасными!» Определенный резон в словах ветерана-танкиста, который успел повоевать и на Халхин-Голе, и год назад в Освободительный поход на Бессарабию и Буковину, был. Николай Горелов больше помалкивал и подмечал подобные тонкости, правильно кумекая, что для дела полезно. Как прицелиться лучше, как стрелять быстрее и точнее. Кстати, даже тут своя определенная хитрость была: бронебойный снаряд его полуавтоматической «сорокапятки» был мощнее. И поэтому механизм орудия работал штатно. А при стрельбе осколочными, из-за меньшей длины отката, полуавтоматика работала лишь на четверть — затвор закрывался автоматически после заряжания пушки, но вот открывать его и выбрасывать стреляную гильзу приходилось вручную. А это — драгоценные секунды, которые в бою порой стоят жизни всему экипажу.

Николай Горелов аккуратно укладывал каждую бронебойную болванку в боеукладку передней башни. Развернувшись с трудом в узком боевом отделении, он глянул на лежащие особняком бронебойно-подкалиберные. Каждый из этих унитарных патронов он получал на полковом складе боеприпасов под роспись. Снаряд с сердечником из карбида вольфрама был наиболее сильным средством борьбы с бронированными целями противника.

Бережно уложив снаряды, Николай вылез из башни. Его стрелок, с которым они делили тесное пространство башни, наоборот — нырнул внутрь. Ему еще предстояло проверить свой пулемет.

— Толя, держи снаряды к пушке главного калибра!

— Подавай!

Молодой пулеметчик главной башни Сенька Голубев передавал унитары радисту. Иван Матвеев, он же — заряжающий 76-миллиметровой пушки КТ-28, укладывал осколочно-фугасные и шрапнельные снаряды. Бронебойные снаряды, в принципе, к этой пушке тоже должны были быть. Но капитан Корчагин приобрел немало седых волос в общении с зампотыла, но так и не увидел в боекомплекте своих танков долгожданных бронебойных снарядов. Кроме того, болванки имели весьма низкую начальную скорость и явно недостаточную бронепробиваемость. Так что приходилось рассчитывать на то, что есть.

Работа всех одиннадцати танкистов из экипажа «сухопутного крейсера» продолжалась. Машина была большой, и нужно было успеть сделать все до того, как командир снова взмахнет красным флажком, командуя всем: «Полный вперед»! Наконец все механизмы были «перебраны», снаряды ко всем трем орудиям и патронные диски к пулеметам уложены на свои штатные места, приборы проверены.

— Ну что, честной народ, пора бы уже и пообедать!.. — выразил общее настроение старшина Стеценко.

— Замаскировать машину, — приказал капитан Корчагин. — А об обеде я распоряжусь.

— Вот это дело!

Экипаж нарубил в подлеске веток и даже несколько молодых деревьев и укрыл под ними боевую машину. Предосторожность была явно нелишней — весь день над Яворовским лесом, где расположились танки 67-го танкового полка 34 дивизии 8-го Механизированного корпуса, то и дело мелькали в легких кучевых облаках самолеты. И явно не наши… Как на грех, зенитного прикрытия не было, равно как и наших «ястребков». Командирам и летчикам приграничных аэродромов был отдан строжайший приказ: «На провокации — не реагировать»!

— Все летают и летают… — проворчал старшина, уплетая наваристую кашу с тушенкой из котелка.

Сочный украинский борщ подкрепил силы экипажа, а теперь можно было и поговорить.

— Что-то заваривается здесь, — неопределенно ответил Иван Матвеев. — Эх, пострелять бы!.. А то, чую, для моей пушечки и целей не останется, как погоним немчуру обратно. «Гремя огнем, сверкая блеском стали!», «Малой кровью и на чужой территории!»

Николай Горелов глянул на старшину. Тот ничего не ответил на реплику башнера, только еще сильнее застучал ложкой по котелку. Лейтенант знал, что Степан Никифорович Стеценко воевал с белофиннами. Говорить об этом он не любил, но по всему было видно, что зимняя кампания 1940 года была не такой удачной, как об этом писали в газетах или говорили по радио. Во всяком случае, капитан Корчагин из всего экипажа прислушивался к мнению этого крепкого крестьянского мужика, который в своих натруженных широких ладонях держал рычаги управления «сухопутного крейсера».

— Ваня, ты бы не шибко-то ухарствовал… — рассудительно ответил Николай.

— Да ладно, тебе Коля! Помнишь, к нам в клуб привозили кинокартину «Эскадрилья № 5»?! Как там наши империалистам дали!

— В кино воевать — каждый герой… Посмотрим, как-то оно обернется… — разорился на пару слов для «молодого» старшина.

У танка, протрещав мотором, остановился мотоциклет. С заднего сиденья слез капитан Корчагин. Танкисты быстро вскочили по стойке «смирно».

— Вольно. После обеда — всем отдыхать. Затем в четырнадцать ноль-ноль — проверка механизмов танка и дозаправка. В шестнадцать ноль-ноль — политзанятия. Разойдись!

— Есть!

На опушке леса, замаскированные, стояли танки — тяжелые многобашенные Т-35, могучие КВ-1 и КВ-2, новейшие «тридцатьчетверки». Но больше всех, конечно же, было легких танков БТ-5, БТ-7 и Т-26. Конечно же, они не могли сравниться с «тяжеловесами», но и в своей «весовой категории» были весьма серьезными противниками благодаря полуавтоматическим 45-миллиметровым пушкам. В боевом охранении стояли бронеавтомобили ФАИ, БА-10, БА-20. «Десятки» стояли «по-боевому» — задом наперед, повернув башню назад. Это делалось, чтобы защитить двигатель от попаданий пуль и осколков.

А в глубине расположились полевые танкоремонтные «летучки».

При взгляде на эту бронированную мощь дух захватывало, но лейтенант Горелов знал, что многие боевые машины прибыли сюда в довольно плачевном состоянии, в том числе и их многобашенные «сухопутные линкоры». Десять тяжелых машин и вовсе пришлось оставить в расположении части, в городке Грудек-Яггелонский, юго-западнее Львова, потому что ремонт на них завершен не был.

Танкисты полка 34-й танковой дивизии были подняты по тревоге 21 июня 1941 года в полночь. Машины заправили и вывели форсированным маршем на полигон. Фары и прожекторы танков и немногочисленных грузовиков не включали, соблюдали светомаскировку. На полигоне сразу же началась загрузка боекомплекта.

Двадцать второго июня в восемь часов сорок минут вечера командующий войсками Юго-Западного фронта генерал-полковник Кирпонос поставил задачу 8-му механизированному корпусу, в который входила и 34-я танковая дивизия, выйти в район Куровице, Винники и поступить в подчинение 6-й армии. К полудню часть танков сосредоточилась в указанном районе. Однако на подходе главных сил корпуса к району сосредоточения командующий 6-й армией генерал-лейтенант Музыченко поставил новую задачу: соединениям и частям корпуса сосредоточиться в лесу юго-восточнее Яворова, а с утра двадцать четвертого июня во взаимодействии с 6-м стрелковым корпусом перейти в наступление и отбросить врага за государственную границу.

Наматывая на гусеницы пыльные километры, танки прошли маршем до села Садовая Вишня. Здесь пока и остановились на постой. На привале оказалось, что многим машинам нужен ремонт, и серьезный. А много ли наремонтируешь с летучкой ПТАРМ — передвижной танкоремонтной мастерской?.. Нужна была сварка, замена крупных агрегатов, а ее без танкового подъемного крана не сделаешь. Вон, экипаж Гришки Парамонова, старшего лейтенанта, до сих пор долбаются, фрикцион починить не могут…

Т-35 вообще был танком капризным, не раз на маневрах эти танки ломались. Однако на парадах в Москве и Киеве многобашенные «сухопутные броненосцы» были настоящими «звездами». У военных эта машина получила неофициальное прозвище — «парадный танк». Ощеренные стволами пушек и пулеметами, тяжелые боевые машины о пяти башнях являли собой зримое воплощение советской бронетанковой мощи, так же, как летящие над ними ширококрылые четырехмоторные бомбардировщики ТБ-3 олицетворяли мощь воздушную. Правда, справедливости ради нужно сказать, что и число танков, принимавших участие в параде, было достаточно невелико. Например, 7 ноября 1940 года на парады вывели всего два десятка машин — по десять в Москве и Киеве.

Т-35 был практически на каждом агитационном плакате. Но в реальности толку от них особого не было. Наоборот, танк был «капризным» и часто ломался. Выходили из строя фрикционы, коробки передач, грелись двигатели, разлетались траки гусениц, не выдерживая нагрузки при резких поворотах.

Проблемы не только в 67-м и 68-м полках, вооруженных Т-35. У других танкистов были схожие проблемы. Тридцать четвертая танковая дивизия совсем недавно получила новую технику. Пока еще не ставшие знаменитыми «тридцатьчетверки» и могучие, непробиваемые КВ-1, настоящие монстры с шестидюймовыми морскими гаубицами в огромных башнях — чудовищные КВ-2 только лишь начали осваиваться танковыми экипажами. Непревзойденные боевые машины страдали еще неизбежными для новой техники «детскими болезнями». А «БТ-шки» и Т-26 эксплуатировались в танковых частях РККА довольно давно, и поэтому к началу войны изрядно растратили свой ресурс. Танкисты мрачно шутили: «У нас в дивизии революционная ситуация — низы не могут, а верхи не хотят!» Под верхами, конечно же, подразумевали новую бронетехнику, а под «низами», соответственно, — относительно давно эксплуатирующуюся в армии. Хотя шуточки такого рода отпускали с оглядкой на комиссаров и «компетентных товарищей» из Особого отдела. За одно неосторожно сказанное слово можно было в одночасье лишиться всего и в лучшем случае загреметь на заготовку леса для народного хозяйства. Естественно — забесплатно.

Но главное — вся эта прорва техники только начинала реформироваться в соответствии с новой военной доктриной. Управление, разведка и связь были не менее важны, чем толстая броня, мощные моторы и убойные орудия. Но, к сожалению, даже мало кто из офицеров это понимал.

Потому и мыкались уже вторые сутки вокруг Львова. По слухам, немцы перешли государственную границу и пограничники ведут тяжелые бои. Но опять же — все это слухи. Внятной картины происходящего не было, судя по тем приказам, что получали обычные танкисты и сами генералы.

В назначенное время подошли бензовозы и стали заправлять танки. И тут тоже случилась неразбериха. К многобашенным танкам Т-35 подогнали заправщики с дизельным топливом, которым заправляли «тридцатьчетверки» и КВ. Хорошо еще старшина Стеценко вовремя это заметил и наорал благим матом на нерадивых техников.

— Вот сукины дети! Заправили бы сейчас соляркой наш авиационный движок — и все. Тронулись бы — бензин в карбюраторах бы выработался, а потом бы солярка пошла. И кранты! — ругался он.

Действительно, на тяжелом танке Т-35 был установлен четырехтактный 12-цилиндровый V-образный карбюраторный двигатель М-17Т. Это был танковый вариант авиационного двигателя М-17. А он, в свою очередь, был адаптированным советским вариантом немецкого авиационного мотора BMV-6. И, соответственно, «кушали» они высокооктановый авиационный бензин. Но в конце концов разобрались и с этим, подогнали бензовозы и заправили танки.

Назначенного политзанятия не было — поступил приказ немедленно менять место дислокации.

— Экипаж, по машинам!

И снова взревели моторы, лязгнули стальные траки гусениц, танкисты белыми и красными флажками управляли движением всей огромной бронированной армады.

Лейтенант Горелов вместе с пулеметчиком Юрием Долгушиным находились в передней пушечной башне. Николай уже в сотый раз осмотрел свое орудие и снарядную укладку. Юра колдовал возле пулемета.

Как всегда без сумерек наступила густая летняя украинская ночь — словно плеснули на смотровые щели и в панораму прицела пушки чернилами из чернильницы-«неваляшки». Была такая у Коли Горелова в фабрично-заводском училище — предмет зависти других учащихся.

Стальная коробка раскачивалась и грохотала, впереди маячила корма другого танка. Бронетанковая колонна двигалась по разбитой грунтовой дороге, соблюдая светомаскировку. Рации тоже были включены только на прием. Горелов видел только тусклые красные габариты на корме машины. В самой же башне лишь тускло светились шкалы приборов и прицельная сетка перископического прибора. Внезапно впереди идущий танк остановился.

— Что за черт! Тридцати километров не прошли и стали, — выругался Горелов.

Он откинул крышку люка и высунулся по пояс. «Этажом выше», на главной башне, тоже открылся командирский люк.

— Что там, Горелов?

— Не могу знать, товарищ капитан!

— Лейтенант, выяснить и доложить!

— Есть!

Горелов выбрался из люка и спрыгнул с надгусеничной полки. Она располагалась на уровне груди, и забираться или покидать машину было сложно, особенно впотьмах. Подсвечивая себе дорогу электрическим фонариком, молодой танкист побежал к остановившемуся Т-35. Оттуда вылез командир.

— Товарищ старший лейтенант, товарищ капитан приказал мне выяснить, что произошло с вашим танком?

— Мотор накрылся. Я приказал машину бросить, чтобы не задерживать колонну, а все оборудование, пулеметы и вооружение — снять. Так и доложи.

— Есть! — Горелов козырнул и побежал к своему танку.

Там он пересказал все капитану Корчагину. Ответом ему было несколько весьма заковыристых выражений, коими богат армейский лексикон.

— Быстро! Перегружайте боекомплект и оборудование. И продолжаем путь.

С танка, застрявшего на дороге, сняли все шесть пулеметов, перегрузили все сто шестьдесят дисков для танковых «Дегтярей», демонтировали приборы наблюдения, слили топливо из бензобаков. Рации на нем не было, в отличие от «радийного» танка, на котором воевал Горелов. Все делалось практически впотьмах, при свете карманных фонариков.

Боекомплект разделили между остальными машинами, экипажу капитана Корчагина тоже перепало несколько дисков к «Дегтяреву-танковому», а лейтенанты Горелов и Кононенко пополнили свои боеукладки снарядами.

Наконец колонна двинулась в путь. Тяжелые гиганты объезжали своего немощного собрата, виновато кланяясь стальными хоботами орудий. А незадачливый экипаж продолжил марш в тыловой колонне обеспечения.

— Ничего, ремонтники поправят… — сказал кто-то. Но прозвучало это весьма неуверенно. Ремонтники-то подберут, но там нужен, как минимум, ремонт двигателя с демонтажем, а то и его замена. Излишне и говорить, что такой ремонт был непозволительной роскошью.

Наутро колонна остановилась у опушки леса. «Бронированный кулак» 34-й танковой дивизии за одну только ночь потерял изрядное количество своей мощи. И не раз за всю ночь они останавливались и перегружали боекомплект, оборудование, сливали бензин с брошенных машин. Из 67-го и 68-го полков было потеряно по техническим причинами десять тяжелых танков Т-35. А ведь один такой «сухопутный крейсер» условно приравнивался к танковому взводу, а то и роте, только на одной паре гусениц!

Танкисты буквально выползли из-под брони и тут же повалились спать на чехлах. Отсыпались и за бессонную ночь, проведенную в стальной трясущейся скорлупе.

Капитан Корчагин был мрачнее тучи.

— Что танков потеряли из-за поломок — это да. Но ведь теперь авиаразведка фрицев запросто засечет маршрут нашего передвижения. Попробуй с воздуха не заметить посреди дороги такую махину, как Т-35!

Командир экипажа убыл в полевой штаб, который организовали тут же. Вернулся он через час и разбудил своих танкистов.

Экипаж построился возле громады «сухопутного крейсера». Чувствовалось — что-то будет!..

— Сегодня, 23 июня в 15.20 приказом командующего 6-й армией наш Восьмой механизированный корпус направляется в район Бродов. А для нас другой приказ: выдвигаться в сторону населенного пункта Ситно и атаковать хутор силами трех тяжелых танков Т-35 с приданными силами легких танков и бронемашин и батальона пехоты. Экипаж — по местам!

— Есть! — выкрикнул Николай Горелов вместе со всеми. И даже на душе полегчало, появился какой-то подъем… Надоело уже пылить по дорогам и смотреть, как замирают беспомощно сломанные, поврежденные еще до боя грозные боевые машины.

Горелов вскарабкался по броне и нырнул в люк своей передней пушечной башни. Следом забрался и стрелок.

— Доложить о готовности, — раздался приказ командира по танковому переговорному устройству.

— Малая артиллерийская башня № 2 к бою готова! — ответил в свою очередь по ТПУ Николай.

— Старшина, вперед! Вперед!

Взревели двигатели трех пятибашенных, ощерившихся тремя пушками и вдвое большим количеством пулеметов бронированных монстров. Провернулись, взрывая землю зацепами, стальные траки гусениц. Повернулись влево-вправо пушечные и пулеметные башни, отрабатывая секторы наведения.

— Так, началось, — неслышно в общем гуле и грохоте сказал самому себе Горелов. Его охватило нервное возбуждение, гораздо более сильное, чем, когда он впервые сел за рычаги своего первого танка.

Чтобы унять нервическую дрожь в пальцах и остудить голову, Николай Горелов схватил из боеукладки бронебойный снаряд и вогнал его в казенник 45-миллиметровой пушки. Лязгнул, закрывшись автоматически затвор. Вот теперь — порядок! Пусть только сунутся…

Он давно, еще когда совсем еще юным трактористом пахал донецкую степь, представлял свой первый танковый бой. Уже тогда Коля Горелов мечтал стать танкистом. Потом — срочная служба, разумеется в танковых частях, на «старичке» механизированных войск РККА — МС-1. Николай Горелов освоил механиком-водителем «Малый сопровождения», потом легкий пулеметный танк БТ-2, пересел на «пушечный» — БТ-5. Прямо из армии, по комсомольскому набору Горелов поступил на курсы младших командиров. Учеба пытливому донецкому парню нравилась, это отмечали и командиры. И уже скоро одним из первых на курсе Николай Горелов получил два «кубаря» на петлицы — офицерское звание лейтенанта.

Три тяжелых танка подъехали к рубежу атаки. Здесь уже расположился батальон пехоты четыре танка БТ-5 и два бронеавтомобиля БА-10.

Солдаты с интересом и определенным воодушевлением глядели на «сухопутные крейсеры Сталина». Грозный вид «героев» многочисленных парадов вселил уверенность в пехоту.

Чуть притормозив, три тяжелых танка с ходу пошли в атаку.

Лейтенант Горелов не отрывал напряженного взгляда от окуляров прицела, каждую минуту готовый открыть огонь по замаскированному орудию или танку противника. Но на то она и маскировка, чтобы скрывать вражеские силы — ничего лейтенант пока еще не увидел.

Выехав на берег реки, командирский Т-35 остановился. Глухо грохнула 76-миллиметровая пушка главной башни — еще и еще. Головному танку вторили и два других «сухопутных броненосца». Это танкисты били по огневым точкам немцев, засевших в хуторе на том берегу.

Внезапно по башне и правому борту ударило — словно кто-то бросил пригоршню камней. Это били из хутора пулеметы. Эх, сейчас бы тоже — грохнуть осколочно-фугасным, да так, чтобы вражеской пехоты пятки засверкали! Но, во первых — не видать ничего. А во-вторых, для Горелова главные цели — противотанковая артиллерия и танки противника.

Николай как будто бы командовал легким танком БТ-7 или Т-26 и сам частенько решал, по кому и когда в секторе огня стрелять.

И если впереди по ходу движения или в секторе обстрела передней пушечной башни вдруг появлялся вражеский танк, то Горелов должен был подбить его в первую очередь. То же самое — если в поле зрения прицела попадала противотанковая пушка. Огонь по ней до полного уничтожения.

А вот насчет пехоты или пулеметной огневой точки, то тут Горелов уже должен был доложить капитану Корчагину и получить указания от него. Если же командир экипажа по какой-то причине не слышал доклада, то лейтенант Горелов должен был помочь навести на вражескую пехоту своего пулеметчика или пулеметчика-механика старшины Стеценко в башне № 3. Только в крайнем случае разрешалось бить из «сорокапятки» по пехоте осколочно-фугасными снарядами.

По броне ударило — словно молотком по пустой бочке. Противотанковое орудие! Где?! Лейтенант Горелов развернул башню и увидел вспышку орудийного выстрела. Получай! Николай нажал на спуск, «сорокапятка» коротко рявкнула и выплюнула из затвора блестящую дымящуюся гильзу.

И только отправив свой первый снаряд во врага, Николай Горелов осознал вдруг, что война началась.