ДАРИТЕ ДЕВУШКАМ ПОДАРКИ
Я раз на днюху девушке одной, помимо подарка, купил еще и… Мммм… Знаете, приколы продают всякие? Вот я один такой и купил. Несколько кубиков сахара, а внутри маленькие пластмассовые куи. Сахар растворяется, куи всплывают.
Ну, думаю, типа намека сделаю, что пора бы девоньке в коеньку…
Ага. Пришел в гости, подарил подарочек. Она побежала цветочки в вазон втекать, а я, нервно ощупывая сахар в кармане, прокрался на кухню.
По дороге наткнулся на псину ейную, злобную, как училка химии. Пришлось пожертвовать одним кусочком сахара. Жалко, но у меня еще с десяток осталось.
Прокрался, значицо, загрузил кусочки в сахарницу, и вроде как кричу, цыпачка мая, солнышко, а не попить ли нам чайку?
«Цыпачка», немного прифигевшая, примчалась мигом. Еще бы, я, окромя воттки и коньяка, ничо и не пил. А уж от чая меня аж тошнило.
— Ты ниче так себе, не заболел? — взволновалась «солнышко».
— Да не, чайку захотел с тобой попить. В уютной, так сказать, семейной обстановке, — разродился я речью, особенно напирая на слово «семейный». А сам думаю, как только куи начнут всплывать, так сразу надо как-нить осторожно и деликатно намекнуть, ну, дескать, вот видишь, как оно в природе все устроено, даже в глазах чо надо мерещиццо. А у самого в глазах ейная спальня стоит да кровать размеров исполинских.
— Ой! — всплеснула рученьками девонька. — Как здорово!
Ажно в ладошки захлопала родимая. У меня на душе так хорошо стало, тепло и комфортно. Даж спаленка как-то ближе стала.
— Какой ты молодец! Какой милый!
А то. Я подбоченился, и спаленка стала еще ближе.
— Вот сейчас мама придет, и вместе попьем!
У меня при ее словах звездочки черные в глазах появились. А уже такая близкая спаленка, скоростным локомотивом унеслась в далекую даль.
— Да я эта… Того… Бэээ… Эээ…
В общем, отмазаццо у меня не получилось. Да и не успел бы все равно, потому как в следующую минуту на пороге возникло ейное маман с коробкой торта.
Тяжело вздохнув, она посмотрела на меня и, кажется, начала догадываться, что дочь ее скоро повзрослеет.
— Знакомься, мама, — затараторило мое Солнышко, — это Сережа. Он хороший.
Тяжело икнув вчерашним коньяком, я галантно сделал книксен и представился: «Сережа».
Маман подозрительно посмотрела на меня и сказала: «Ирина Эдуардовна». Сказала она с таким французским прононсом, что я сразу понял — нарвался на дворянинку!
Рыкнув еще раз коньяком в воротник, я произнес: «Очень приятно». Очень. Аж самого покривило от такого лицемерия. Кстати, она «очень приятно» не сказала. А может, просто прятала свои чувства?
Вопщем пока суть да дело, сели мы за стол. Маман, как оказалось, была дворянинкой, аристократкой, тонкой и возвышенной натурой, поэтессой, почитательницей Ахматовой и учителем литературы.
А я ей куев в сахаре. Аж немного неудобно стало.
Вспомнив о сахаре, я попытался ловко ускользнуть из их квартиры, подозревая, что такой тонкий юмор будет маман не по зубьям, но они в два голоса, хором попросили остаться.
Разговаривая о поэзии и усиленно стараясь припомнить пару строк из Есенина, я осторожно резал торт. Послушав о «бездне чувств, которыми пропитана каждая строка Ахматовой», я завел разговор о вреде сахара. Что и вреден он, и все болезни от него, и тому подобную ахинею.
— А я вот уже пятьдесят лет в чашечку по пять кусочков кладу и чувствую себя прекрасно, — поделилась со мной маман.
Хрупкая надежда на то, что она пьет чай или без, или ну максимум с одним кусочком сахара, растаяла, извините, как сахар в чае.
Налили чаю. Положили тортик. Маман потянулась к сахарнице. «Раз… два… три… пять…» — уныло считал я. Нет, не обманула. Ровно пять.
— А почему вы, Сережа, чай не пьете? — поинтересовалась маман, размешивая в своей чашке чай.
— Да, действительно, пей! — ласково посмотрело на меня мое Солнышко.
— А теперь попробуем тортик, — торжественно произнесла маман и опустила глаза.
Ну что я могу сказать. Эффект был сравним с ударом киянки по голове.
Маман с ужасом смотрела, как в чашке из тонкого, старинного фарфора веселой стайкой плыли современные куи в искусственно созданном ложкой водовороте. Иногда от стайки отделялся один самостоятельный, но на следующем круге опять возвращался к товарищам, и веселый хоровод продолжался.
— Эт-т-та шт-т-то?!?! — заикаясь, взвизгнула маман и пулей вылетела из-за стола по направлению к ванне.
«Наверно, тошнить побежала», — обреченно подумал я.
А в это время мой Зайчик осторожно ложечкой выудила из мамашиного чая один экземпляр и, поднеся к глазам, начала рассматривать.
Послышался стук входной двери. Это мама побежала к соседке рассказать ужасные новости.
— Какой маленький, — задумчиво произнесла подруга. — Потом посмотрела хитро на меня и добавила: — И ми-и-иленький…
Спальня с грохотом вернулась и остановилась совсем близко.
Через несколько дней она рассказала, что любимый Джимми нагадил на ковер в гостиной, и маман, убирая евоное дерьмо, обнаружила маленький, пластмассовый, беззащитный куёк, после чего она до сих пор лежит, пьет валерьянку и читает Ахматову.
