КУСОЧЕК ИЗ 1992 ГОДА
Сейчас я остепенился и ИМХО поумнел, а тогда…
А тогда шла зима второй половины 1992 года. Второй год моего ликбеза в институте. Страна бурлила, как молодое вино, что-то делила и воровала, пьянствовала и стреляла по ночам. Зимы были теплее, пиво вкуснее и сон крепче. Будущее лежало передо мной белым листом, на котором я мог написать что угодно. А в это время…
А в это время заклятые соседи замышляли против меня очередную пакость. Благодаря тому, что я свою «Волгу» иногда парковал не по их правилам, у нас сложились чудные отношения. Они искренне ненавидели меня с моей машиной, я не менее искренне плевал на них. С более-менее молодыми и адекватными соседями я по-разному договорился, а эта парочка (муж и жена), свидетели нашествия хана Батыя, двумя ногами уже были в маразме и не понимали человеческую речь. А жестко объяснять им у меня рука не поднялась. И вот однажды…
И вот однажды утром в трескучий мороз не завелась машина. Я, матерясь на погоду, понуро побрел к остановке, представляя обратный путь. Обратная дорога тоже не подняла мне настроения. Вот в таком прекрасном расположении духа я подхожу к подъезду и вижу…
И вижу свою, замерзшую напрочь, под толстым слоем снега бедную машинку, которая стояла на дисках со всеми спущенными колесами. Радости моей не было предела. Заматерившись так, что в Рязанской области коровы обделались от испуга, я стал размышлять. Собсно, вариант был только один — соседи! Тем более как-то они обещнулись сжечь авто, на что были лениво посланы в глушитель. А вечером на рюмку чая заехали ко мне трое однокурсников и пара однокурсниц. Чай, как водится, быстро кончился, и мы вчетвером пошли за еще чайком. На мою беду, немного выпившие товарищи узрели мою раненую машину.
— Ну и хто ж ето? — ехидненько поинтересовались орлы.
— Дык, соседи милые постарались, — проинформировал я.
— Так, мож, того, — предложили гости.
— Чего «того»? — не понял я.
— Ну того, — пояснили они мысль, — соседей того, повоспитываем.
— Хе, нивапрос, тока за чайком еще сгоняем.
Сгоняли. Взяли вторую авто и сели в ней возле подъезда пить чай и сторожить недругов. А тем временем…
А тем временем их злой ангел-хреновохранитель нашептал соседям сходить за хлебушком. И они поперлись. Как они выходили, мы не видели, а вот как возвращались…
А вот как возвращались, мы хорошо видели. Шли они, эти два злобных божьих одувана, смотрели себе под ноги, чтоб, значит, остатки разума о гололед не выбить, и нас в упор не видели. В машине повисло напряжение. Когда эта пара дракул поравнялись с нами, я дал команду.
— Стоять, собаки, — вежливо сказал я им.
Снег свалился с козырька подъезда. Собаки присели, но, обернувшись и увидев наши дружелюбно настроенные хари, уже порядком подпорченные лишней дозой чая, парочка старичков так стартанула без лифта наверх, что я успел заметить только посыпавшийся с них песок.
— Хорош, — дал я отбой, когда спустя пару секунд после старичкового старта у них в квартире на восьмом этаже зажегся свет и послышался звук судорожно закрывающихся замков. И тут обнаружилось отсутствие сигарет. Палатка рядом. Поехали. На обратном пути нас тормознули милиционеры. Начался стандартный диалог дай-на-мало-больше нету и т. д. Но то ли настроение у меня было плохое, то ли звезды распорядились так, но в результате конфликта мы вчетвером оказались в обезьяннике. Разрешив позвонить домой, нашу группу орангутангов (ну как еще нас назвать?) торжественно поместили в клетку. Зайдя вовнутрь, мы настороженно обнюхались. Из темного угла на нас неприветливо взирал коренной обитатель жилища — ЛКН обыкновенный. Ссориться не хотелось, поэтому мы робкой стайкой подтянулись к нему и завели непринужденный разговор. ЛКН обыкновенный радостно поведал нам, что сюда попал за продажу бананов без разрешения и в доказательство этого продемонстрировал полный мешок бананов. Крупных. Желтых. Ароматных. По заблестевшим глазам коллег я понял, жизнь начала налаживаться. И точно. Через час мы, обожравшиеся бананами, полулежали на лавке. Почетную обязанность сидеть не двигаясь вертикально на краю лавки, чтоб, значит, остальные члены сообщества спокойно дремали опершись на него, мы единогласно, при несомненном желании кандидата, возложили на ЛКН обыкновенного. А в это время дома…
А в это время дома шел девичий совет, куда мы делись. Мой звонок немного прояснил ситуацию, и скоро собравшись, девчата, тоже между прочим испившие немало чайку, в три ночи ломанулись в отделение. Жравший обед наряд с дежурным был крайне удивлен, когда приоткрылась дверь и звонкий, чистый девичий голосок из темноты морозной ночи спросил-: — «Ну на х… вот так-то с нашими ребятами, а?!» От неожиданности сосиска вошла поперек в глотку старшего наряда. Сделав судорожное движение, он ее проглотил, но по глазам было заметно, что сосиска неспешно еще продолжает свой путь. Дежурный, поперхнувшийся чаем, собирал остатки напитка по столу, а чаинки, вылетевшие у него из носа, щелчком отправлял в сторону испуганно жмущихся в углу сержантов.
— Ну так как?.. — девчата начали терять терпение.
— Дык, они это, такие вот они, — начали хором жаловаться на нас менты, показывая пальцем на особо отличившихся. Девчата слушали и участливо кивали головами.
Под боком что-то зашевелилось. Это, почуяв дыхание свободы, попытался размять затекшее от долгого сидения в одной позе тело ЛКН обыкновенный. Позволив ему такую вольность, мы как обезьяны повисли на прутьях решетки и дурашливо завыли:
— Збрииииитеее нааас отсюююююдаааа!!!
Через некоторое время дежурный не выдержал. Открыв дверь, он жалобно попросил:
— Девушки, заберите их, а? Силов больше нет. Спать хоца, а они тут полчаса у более слабого примата бананы забирали, а как забрали, еще час чавкали так, что аж уши закладывало.
Ессно, девчатам дважды повторять не пришлось, и уже через двадцать минут мы дома продолжали чаепитие.
А одна из этих девчат впоследствии стала моей женой.
