Требовалось, в конце концов, расквитаться с опостылевшими заказами, набранными помощником на рынке. Была надежда управиться по-быстрому, ведь их осталось всего ничего, да и проблем они не обещали. Вот только немного смущала статистика: за предыдущие два дня старик выполнил четыре заказа — постоянно возникали какие-то трудности и проволочки. Такая низкая производительность внушала искуснику тревогу относительно сегодняшнего дня. Все же он горячо надеялся освободиться до полудня, поэтому с утра пораньше его повозка уже стояла возле укрепленной обители ллэра Люциуса. Только если вчера ворота были распахнуты настежь, то нынче между створками оставалась лишь узкая щель, вдобавок арку входа перегораживала железная решетка. Караульные больше не прохлаждались в тени, а замерли на солнцепеке, понуро опираясь на алебарды. Стражники были другие, но как-то узнали старика и вежливо поздоровались. Оболиусу даже не пришлось объявлять имя гостя, как минутой раньше велел ему искусник. Один служивый дунул в рожок, а когда со стены свесилась голова в шлеме, зычно крикнул: «Поднимай!» Почти сразу решетка поползла вверх. Второй, не дожидаясь, пока она поднимется достаточно высоко, поднырнул под острые железные прутья и плечом навалился на тяжелую створку, расширяя узкий проход. Справившись, он предложил гостю следовать за ним, оставив напарника на улице одного.

Поскольку ворота распахивать не стали — Толлеусу пришлось протискиваться между створок, он без тени сомнения вновь оставил помощника сторожить повозку, бодро зашаркав вслед за провожатым, лязгающем на каждом шагу металлом. Стражник провел старика через внутренний дворик и сдал лакею, после чего умчался на свой пост. Слуга в смешном камзоле поклонился искуснику и сообщил, что господин интендант пока занят, и нужно обождать, пока он освободится. После чего повел старика извилистыми переходами на кухню, где ему было предложено скоротать время, не ограничивая себя ни в чем. Представив искусника поварам, лакей важно удалился, а Толлеус, пожав плечами, остался ждать. Усевшись на деревянную лавку, он осмотрелся. Просторное, но темное помещение с низким потолком, с которого к тому же свисали в большом количестве копченые окорока, пучки лука и чеснока, связки каких-то сушеных трав. От огромного очага, извиваясь подобно змеям, струился черный дым, уходя в отверстие в потолке. Дышалось в кухне тяжеловато, поэтому искусник тут же вытащил из жилета и напялил маску для легкого дыхания. С тех пор, как он изобрел ее на болотах, маска из покореженной миски превратилась во вполне приличную вещь: сделанная из забрала рыцарского шлема, проложенная изнутри мягкой кожей, она отлично прилегала к лицу и со стороны выглядела пусть странно, но достаточно богато, чтобы не вызывать смех.

Ожидание затянулось, и когда через два часа давешний лакей вернулся за искусником, он застал его сытого, но далеко не в не лучшем настроении. Повара с поварятами куда-то попрятались, и огромный очаг почти потух. Правда, в кухне стало куда светлее от маленького шара, ровным мягким светом заливающего все вокруг. «Чародей» развлекался охотой на крыс, регулярно высовывающих свои любопытные носы из всех углов. Подробностей видно не было, однако результат охоты — висящие под потолком на невидимых нитях, словно мухи в паутине, грызуны говорили сами за себя. Их слабые подергивания бросали на стены странные тени, что при их полном безмолвии выглядело достаточно жутко.

Враз оробев, лакей кашлянул и с дрожью в голосе пискнул: «господин Люциус эль Аравио ждет!» Слуга весь сжался, когда страшный гость повернулся в его сторону, сверкнув застывшем в металле лицом-маской. Однако ничего ужасного не произошло: старик лишь кивнул и последовал вслед за своим провожатым на прием к интенданту.

Толлеус на самом деле пребывал не в лучшем расположении духа: время, драгоценное время бездарно утекало, пока он занимался ерундой! Всю дорогу, шлепая за лакеем и не замечая, как тот вздрагивает всем телом при каждом его слове, искусник по-стариковски что-то сердито бормотал себе под нос, жалуясь на задержку, лестницы и длинные коридоры. Так что конца пути оба ждали с нетерпением и дружно, с нескрываемой радостью перевели дух, когда все-таки прибыли на место.

Слуга потянул за железное кольцо, открывая перед Толлеусом тяжелую дверь в залу, и старик тут же понял, что его надежда на легкую работу не оправдалась. Интендант представлялся ему эдаким напомаженным щеголем, чей меч — сабелька в золоченых ножнах, пригодная лишь для парадов. В действительности искусника встретил немолодой, но очень крепкий и рослый мужчина с песочного цвета длинными усами, кисточками свисающими вниз. Явно бывший воин, о чем наглядно свидетельствовал шрам на щеке. А огромный двуручный меч длиной, кажется, с самого Толлеуса, явно побывал во многих сражениях и был под стать своему хозяину — такой же суровый и видавший виды. Старик на всякий случай осмотрелся в надежде, что принял за интенданта его телохранителя или стражника, но, увы, ошибки не было. Первые же слова полностью прояснили ситуацию и ввергли искусника в уныние. Люциус не стал ходить вокруг да около и, даже не поздоровавшись, перешел к делу. Кажется, его время и в самом деле было весьма ценно:

— Вы, искусник с рынка, — наполнили залу басовитые раскаты голоса хозяина, казалось, заставив пламя свечей вздрогнуть. По каменным стенам висели тяжелые гобелены со стершимися от времени изображениями каких-то ратных деяний, но все же эхо нашло себе твердую поверхность и через мгновение вернуло: «а-а». Сам не зная почему, Толлеус поежился, когда испытующий взгляд нацелился на него. Атлет, дождавшись кивка старика, продолжил:

— Мой распорядитель нанял вас, чтобы зачаровать этот меч! — толстый палец нацелился на двуручное чудовище, небрежно уложенное поперек массивного деревянного стола в центре залы.

— О каких конкретно чарах идет речь? — на слове «чарах» искусник споткнулся, но все же выбрал именно его. Не тот человек стоял перед ним, чтобы объяснять разницу между чарами и плетениями. Интендант задумчиво, словно первый раз увидел, посмотрел на клинок. Потом подошел к столу и одной рукой с легкостью поднял его, а второй медленно провел вдоль лезвия. На губах его почему-то появилась грустная улыбка.

— Много битв видел этот славный меч, не единожды спасал он мне жизнь. А до меня моему отцу, а еще раньше деду. Фамильная реликвия… — интендант на мгновение умолк, прикрыв глаза и вслушиваясь, как эхо старательно тянет: «и-я-я». Потом аккуратно положил оружие на место.

— Мои битвы закончились, — стряхнув оцепенение, продолжил хозяин. — Зато теперь у меня появились деньги, чтобы отблагодарить Меч. И хотелось бы передать сыну не просто хорошее лезвие, а нечто более ценное. Я обращался в пару школ, но мне предложили только возможность стрелять паралитическими сгустками или другой какой-то мудреной ерундой. Стрелять мечом — бред! Говорят, зачаровывать мечи — вотчина искусников. Что ты можешь предложить мне, старик?

Толлеус, который уже давно с тоской поглядывал на лавку возле стола, воспользовался подвернувшейся возможностью. Подойдя к столу осмотреть меч, он с удовольствием плюхнулся на потемневшую от времени и пролитых напитков, вытертую до блеска скамью. Выбирать особенно было не из чего, поэтому он авторитетно подбоченился и предложил свое светящееся плетение.

— Не то, старик! Все не то! — дернул щекой воин. — Зачем такое? Чтобы освещать себе дорогу, когда возвращаешься из пивной? Предложи другое!

Искусник искренне развел руками. Хозяин в расстройстве стукнул увесистым кулаком по ладони. Эхо подхватило и вернуло звонкий шлепок. Стремительно приблизившись вплотную к Толлеусу, отчего тот инстинктивно отшатнулся и чуть не свалился с лавки, интендант наклонился и прошептал:

— Ты не хочешь делать мне меч, потому что узнал, кто я. И теперь думаешь, что я должен буду взять с тебя налог! Так давай договоримся, что ты мне просто подаришь свои чары. А я ответным жестом подарю тебе, скажем, этот перстень! — Интендант стащил с пальца массивным перстень с рубином, помахав им перед самым носом искусника. А потом с нескрываемой угрозой уже громко сказал: — Зачаруй мне меч, старик!

Толлеус с тоской оглядел мрачные стены, теряющиеся в полутьме. Кажется, ничем хорошим этот визит не кончится. Днем старик видел не плохо, но при слабом освещении глаза начинали подводить. Да и как-то сразу неуютно стало тут, в этом чужом зале в чужой крепости посреди столицы чужой страны. Искусник, почти не отдавая себе отчета, создал светлячок. Теплый мягкий свет озарил пространство вокруг, а интендант, схватив меч, отпрыгнул в сторону. Старик неожиданно успокоился, несмотря на то, что сейчас ему угрожали оружием. Просто он понял, что здоровяк перед ним сам до смерти боится — это было видно по его глазам, в которых отражался свет светляка. И тут же в голову проникла интересная идея. Стоило попробовать! — И он активировал плетение, которое сегодня уже было востребовано неоднократно.

Интендант выронил из рук свое грозное оружие, когда у него в зажатых кулаках появилось не одно, а сразу два лезвия. Меч, у которого из рукоятки теперь торчал еще один иллюзорный клинок, глухо звякнул на полу.

— Я могу сделать так, — довольный произведенным эффектом сказал искусник. — Мне кажется, в бою это может пригодиться, чтобы запутать противника.

Несмотря на регулярные прикладывания к жизнегубкам, Толлеус чувствовал себя уставшим, когда ближе к вечеру покинул, наконец, гостеприимные казематы замка. Идея иллюзий хозяину понравилась, и теперь из эфеса его меча по желанию вместо одного лезвия появлялся веер сразу из пяти. Но, как всегда, не обошлось без проблем. Первая сложность заключалась в том, что Люциус, не будучи ни искусником, ни даже чародеем, не мог сам активировать плетение. И пришлось изобретать хитрую систему, которой мог пользоваться любой неискушенный человек. Вариант рычага или кнопки, которые обычно используются в амулетах для простого населения, не подходил, потому что у старика не было с собой соответствующих заготовок. Но он, в конце концов, вывернулся, встроив в рукоять плетение, как на посохе, реагирующее на прикосновение. Вторая же проблема вскрылась, когда все было готово, и хозяин взял меч в руки для тестирования. Оказалась нарушена балансировка. Пришлось менять компоновку, перенося маногубку выше на гарду.

Интендант остался доволен. Странно было смотреть, как серьезный мужчина совершенно по-детски забавляется с новой игрушкой, вычерчивая сверкающими лезвиями замысловатые фигуры. Или, встав посреди залы, начинает стремительно вращать меч перед собой, так что воздух гудит, а иллюзорные клинки сливаются в сплошной стальной круг, так что хозяина за ним даже не видно. Толлеус тоже был доволен: перстень он не взял, зато договорился о пропуске в библиотеку. Удивительная удача. Все-таки в добрый час он решил ехать на рынок! Надо бы и Оболиуса как-нибудь наградить!.. Вот только сперва его нужно найти: неугомонный подросток опять куда-то исчез.

Искусный маячок почти сразу обнаружил помощника — он был совсем недалеко, буквально в квартале от входа в крепость. Старик вытянул амулет-сердечко, «позвал» парня. Но, метка не сдвинулась с места. В душу старику закралось нехорошее предчувствие, и он поспешил по направлению к источнику сигнала. Однако лишь только он завернул за угол и углубился в маленькую улочку на пару десятков метров, пропажа сама нашлась. Оболтус не явился на зов, потому что попросту дрых, забравшись на чью-то копну сена, аккуратно сложенную рядом с глухим забором, выкрашенным белой краской. Лошадей тоже соблазнило свежее, пахнущее ароматами лугов сено, и они уже проели в стоге изрядную брешь, так что незадачливый возница рисковал в любой момент завалиться набок вместе со своей высокой периной. Повозка с искусными сокровищами сиротливо стояла тут же. На удачу, никто из местных воришек ею еще не заинтересовался. Впрочем, Паука на ней и сундук с амулетами под маскирующей сетью обычным зрением видно не было: самая обычная пустая телега. И все же сердце старика от такой картины болезненно сжалось, а жилет тут же тревожно мигнул индикатором.

— Ах ты!.. — только и нашел, что сказать, Толлеус, накидывая на босую ногу мальчишки петлю из искусной нити. Другой конец он споро прилепил к повозке, после чего стал сжимать нить. Почти сразу же копна рухнула, заставив лошадей отскочить в стороны и тревожно заржать. Оказывается, Оболиус почивал на своем насесте не просто так, а в обнимку с большим кувшином молока и целой россыпью воскресных пряников. Глиняный кувшин, жалобно хрустнув, разбился вдребезги, обдав белой волной своего хозяина. Несколько капель даже долетели до старика, повиснув на полах его плаща.

Оболиус подскочил, словно ему в зад впилась колючка, и тут же снова упал, увлекаемый сжимающейся нитью. Вид у него было самый что ни на есть испуганно-взъерошенный, так что в пору было посмеяться. Только искусник пребывал сейчас совсем не в веселом расположении духа. Подросток, увлекаемый нитью, волочился по земле, жалобно вскрикивая и судорожно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Наконец, уже оказавшись у самой повозки, помощник сообразил порвать сковывающую его нить. Толлеус лишь усмехнулся: он не забыл про это умение подростка. Нить никак не хотела рваться.

— Посиди-ка на привязи, как собака! — сурово сообщил искусник. — Запрягай: у нас еще один клиент остался!

Рыжий недоросль опустил бесстыжий взгляд, отчего стал похож на побитую собаку еще больше.

Всю дорогу, пока лошади брели по вечернему городу в поисках дома модника-аристократа, искусник с помощником не проронили ни слова. Оболиус угрюмо молчал, все также привязанный к повозке коварной нитью, а старик просто думал о своем, устало скрючившись на жесткой лавке. Последние два дня, после того, как он посидел в мягком кресле, эта незатейливая стругая доска под собственным задом стала его безумно раздражать. Сбежав из Маркина Толлеус как-то легко перешел к походной жизни, но теперь, когда страхи и волнения отступили, вдруг понял, как не хватает ему комфорта. Удобства на улице, жесткая постель, непривычное питание — все это давило тяжелым грузом, но больше всего страданий доставляла почему-то простая деревянная лавка.

Хорошая широкая дорога шла параллельно Серебряному кольцу, опоясывая условный центр города. По мостовой протянулись длинные тени. Город, одолев дневную суету, готовился к заслуженному отдыху. Число путников и экипажей резко сократилось, так что ехать было в высшей степени комфортно: никто не перебегал дорогу и не обгонял с гиканьем и свистом, пугая лошадей. Целью был трехэтажный дом с колоннадой в виде обнаженных атлетов, поддерживающих большой балкон. Как Толлеус успел заметить, в Широтоне широко применялась лепнина. Но подобная архитектура встречалась крайне редко: изображения и тем более целые статуи людей в качестве декоративных элементов — веяние новомодное и поэтому весьма дорогое. Так что когда повозка повернула во всех положенных местах и миновала все описанные ориентиры, у старика не осталось никаких сомнений, что дом перед ним именно тот. Лошади остановились точно перед входом, и Толлеус степенно спустился на землю в своей подъемной сфере. Точь-в-точь важная персона, прибывшая на карете в свой дворец. Вокруг дома не было забора, также не наблюдалось внутреннего дворика перед входом: фасад выходил прямо на улицу. Очевидно, маленький парк располагался с другой стороны постройки. Так что имущество вновь нужно было оставлять снаружи по неоднократно отработанной схеме. Никакие дополнительные распоряжения не требовались. Искусник дважды стукнул специальным молоточком в дверь, а Оболиус обиженно шмыгнул носом и подстегнул лошадей, чтобы повозка не загораживала вход. Дверь отворилась и старик, представившись, исчез внутри. Его проводили на балкон: тот самый, который он заприметил снаружи. Всю дорогу, поднимаясь по лестнице, искусник расстраивался, что нельзя было подняться туда на своем подъемнике прямо с улицы. Зацепиться за крышу не представляло проблем, но жильцы поняли бы его не правильно.

Наконец, оказавшись наверху, Толлеус получил уникальную возможность, оставаясь невидимым с улицы, любоваться на свою повозку и на безуспешные попытки помощника справиться с нитью. Смотреть на потуги Оболиуса, старавшегося вывернуться из петли или порвать нить было забавно, так что настроение искусника резко улучшилось. Увлеченно поглядывая вниз, он почти не обращал внимания на своего заказчика, что, сказать по правде, было весьма невежливо.

Плащ из черного атласа, расшитый по краям белыми кружевами и украшенный агатами, явно стоил немало и, по мнению искусника, прекрасно обошелся бы без дополнительных усовершенствований. Какой декоративный изыск сюда еще можно добавить, представить не получалось. К тому же после портного и ювелира над плащом поработал чародей. По черной ткани неспешно летала серебряная звезда. Интересная, надо сказать, вещь: Толлеус с удовольствием бы поизучал ее, будь у него такая возможность. Все конструкты, которые он видел до сих пор, видны были лишь в истинном зрении, а этот на удивление был заметен простым глазом. А еще звездочка как-то умудрялась точно следовать всем изгибам ткани, не отрываясь от плаща ни на секунду.

Понаблюдав за конструктом алчным взглядом, старик прямо поинтересовался у хозяина, есть ли у него какие-нибудь задумки и пожелания. Оказалось, что никаких пожеланий нет — это работа мастера. Однако критиковать щеголь был готов с жаром, достойным лучшего применения. Это выяснилось сразу же, лишь только Толлеус с порога предложил расшить плащ по контуру светящимися нитями. Никому в Широтоне не требовались ни светящиеся мечи, ни вышивка. Старик совершенно искренне недоумевал, почему так, но тем не менее его задумку уже дважды отвергли. Аристократ выжидающе смотрел на искусника, а тот в свою очередь на плащ. Надо сказать, что задумка чародея со звездой оказалась крайне удачной: конструкт притягивал любой взгляд, гипнотизируя зрителя. На плащ можно было смотреть часами, отслеживая прихотливые узоры, которые чертила на ткани звезда.

— Узоры! — внятно сказал Толлеус самому себе, но щеголь тут же встрепенулся, навострив уши. Старик объяснил свою задумку: можно было на некотором расстоянии подсвечивать путь, пройденный звездой. Как будто она тянет за собой короткую веревочку. Оробосец энергично закивал, только попросил не линию, а облачко светящихся точек, отмечающих путь звезды. И чтобы эти точки гасли не сразу, а постепенно. Искусник нахмурился: сложнее, конечно, но реально. Высосав для бодрости жизнегубку и крякнув, как заправский пьянчуга после кружки эля, он принялся за работу.

Только через два часа Толлеус, пошатываясь, выбрался на улицу. Пришлось пожертвовать одним амулетом для хранения плетений и маскировать его под брошь. С маной тоже была накладка: конструкт питался прямо из ауры владельца плаща. Старик сделал также, однако это немного выбивалось из привычного ему сценария работы с накопителями или на худой конец с маногубками, так что пришлось повозиться. Щеголь, довольный результатом, воодушевленно предлагал еще заказы, но Толлеус даже слушать не стал, сбежав при первой же возможности.

Закрыв за собой дверь, старик скользнул взглядом по вывеске через дорогу и встал как вкопанный. В планах было возвращаться на постоялый двор, но само провидение вывело его туда, куда он так стремился. Аккуратная вывеска гласила крупными золотыми буквами на черном фоне: «Широтонская государственная школа чародейства». Сказать по правде, желание у искусника сейчас было лишь одно — завалиться на что-нибудь мягкое и снять, наконец, башмаки. Но все же он, как мотылек на лучину, не отводя от вывески взгляда, пересек улицу и постучал в дверь.

Долгое время ничего не происходило. Искусник уже было решил, что время позднее, и никого внутри нет. Пока не догадался посмотреть истинным зрением. Оказывается, он стоял перед дверью не один, а в компании весьма крупного конструкта, который бесцеремонно разглядывал старика. Таких больших экземпляров Толлеусу видеть еще не приходилось, поэтому он в свою очередь с интересом уставился на чародейское творение, формой напоминающее летящую горизонтально каплю, а цветом — баклажан. Вытянув руку, старик попытался ткнуть конструкт пальцем, но тот резво отлетел в сторону.

— Кто вы и чего хотите? — неожиданно раздались слова откуда-то сверху. Искусник задрал голову, приготовившись увидеть как минимум еще один конструкт, а то и вовсе говорящего голубя или сову. Но все оказалось гораздо проще: над дверью располагался обыкновенный раструб, из которого долетал слегка искаженный голос человека, стоящего за закрытой дверью. «А правда, чего я хочу?» — с неожиданной оторопью подумал старик. Чародей-химерщик с рынка рассказывал о возможном лечении. Но хотелось большего. Амулеты, с которыми нельзя умереть, живые рисунки, способные возродить тело из малюсенького кусочка плоти, несколько жизней вместо одной, наконец… Но это мечты. Однако яснее ясного, что знания просить бесполезно. Как бы вообще в шею не выгнали «заклятого друга из Кордоса».

— А ты спроси! Спроси про чудесные амулеты! — подзуживало Альтер-Эго. Толлеус огромным усилием воли заткнул его: еще не хватало заявить: «Вы знаете, я в курсе кое-каких ваших секретных разработок…» Эдак войдешь и не выйдешь отсюда!

— Мне бы подлечиться, — враз пересохшими губами промямлил он, собравшись с духом.

Раструб промолчал. Старик чувствовал себя крайне неуютно. Как будто он стоит на лобном месте в кругу света, а невидимые судьи, ощупывая его холодными взглядами, решают его судьбу. Тишина затягивалась. Воображение услужливо рисовало картину страшного чародейского суда. Толлеус весь взмок, внезапно ему безумно захотелось сесть.

— Искусник, пошел вон! — услышал он приговор, но тут же сообразил, что голос этот принадлежит ему самому: его собственное сознание насмехалось над ним. Сейчас, когда старик услышал самое страшное, чего так боялся, вся робость враз исчезла, уступив место негодованию. Спина Толлеуса распрямилась, и уже другим: сильным и уверенным голосом он продолжил:

— … не так ли? Да, я искусник, который пришел купить услугу. Нет — так нет, я уйду. Или открывайте! Невежливо держать клиента под дверью!

В ответ изнутри не донеслось ни звука. Старик медлил, раздумывая над дилеммой: просто уйти или потратить немного маны и сделать что-нибудь, о чем потом пожалеет. Вдруг дверь, украшенная затейливой ковкой, плавно ушла внутрь, и в проеме показался волк. Увидеть здесь дикого зверя было настолько неожиданно, что Толлеус даже не испугался, только безмерно удивился.

— Извините за ожидание! — вновь раздался дребезжащий голос. Звук шел от волка, но старик был уверен, что говорит не лесной хищник: страшная пасть не открывалась. Волк просто стоял, не двигаясь, глядя перед собой стеклянными глазами. Толлеус поискал источник голоса и тут же разглядел его: вокруг шеи зверя наподобие манто обвилась бледная тварь: не то змея, не то червяк странной формы. Короткое по змеиным меркам тело, зато толстое — в руку как минимум. Венчали это недоразумение круглые глаза навыкате и вполне человеческий рот.

— Я дежурный чародей школы и сейчас приму вас. Следуйте за провожатым!

Толлеус, медленно выдохнув гнев в вечернюю прохладу, шагнул внутрь. Он пойдет хоть за волком, хоть за скелетом из памятных видений, лишь бы тот привел искусника к мечте. И все же белесая тварь, назвавшаяся дежурным чародеем, поразила и напугала старика. Пожалуй, ее он боялся больше, чем грозного лесного хищника.

Лишь только Толлеус оказался внутри, волк стремительной тенью сместился к стене, передними лапами нажав на рычаг, отчего дверь за спиной искусника тут же закрылась. Далее зверь схватил зубами стеклянный фонарь со свечей внутри, развернулся и потрусил по коридорам школы. Старику ничего не оставалось, кроме как с опаской последовать за ним.

Неожиданно коридоры и повороты кончились, и искусник вслед за хищником оказался с другой стороны дома в маленьком дворике. На стенах висели красивые лампы, в которых плясал огонь. Аккуратно подстриженные деревья и декоративные кусты окружали небольшой пруд с юркими рыбками. В пруду что-то светилось, красиво очерчивая подводный мир.

Толлеусу показалось, что в саду темновато, и сейчас же, словно прочтя его мысли, трава вокруг него засветилась нежным изумрудным цветом. Старик, опершись на посох, наклонился рассмотреть диво. На каждой травинке сверху рос шарик-бутончик и светился именно он. Никаких конструктов и тем более плетений не наблюдалось. Просто тут росла какая-то особенная трава.

Во дворике был человек. Искусник сразу даже не приметил его, потому что тот не сидел на специальной лавочке, а развалился на большом природном камне на берегу пруда. Мужчина (судя по ауре — чародей) лежал неподвижно и, кажется, дремал. Однако когда Толлеус прошел по извилистой мощеной крупным булыжником тропинке и вступил в круг света, хозяин повернул к гостю голову и открыл глаза. Секунду он с интересом разглядывал искусника, потом жестом пригласил старика присесть. Толлеус в свою очередь также пристально разглядывал чародея. Приятное, чисто выбритое лицо, простая, без изысков одежда. Возраст на первый взгляд средний, но старик утверждать бы так не стал, зная по опыту, что перед ним запросто может оказаться ровесник: все-таки чародеи жили дольше искусников.

— Меня зовут Примус эль Морро. Чем могу служить? — приподнял бровь чародей. Кажется, именно он разговаривал с Толлеусом устами белесого червя, и, стало быть, знал о цели визита. Старик едва заметно улыбнулся: по крайней мере его приняли, и теперь начинаются обычные деловые переговоры.

— Мастерство целителей вашей школы известно далеко за ее границами! — сделал комплимент искусник. — Хотелось бы, так сказать, лично увидеть, а лучше почувствовать…

— Да, конечно, — благодушно согласился Примус. — Но, как вам известно, хорошее качество стоит дорого!

Безусловно, Толлеус знал, что проклятые чародеи дерут три шкуры и даже был готов заплатить. Вот только сколько стоит «дорого» в понимании собеседника, он понятия не имел. При этом он абсолютно не представлял себе, что ему сейчас смогут предложить. Раскрывать же заранее сумму своих сбережений совсем не хотелось. И дураку ведь понятно, что цену выставят совсем не реальную, а ровно такую, сколько клиент готов отдать.

— Великая империя Кордос — богатая страна. Ее жители совсем не бедствуют. Но скажите же, что конкретно вы можете предложить лично мне, — Толлеус специально выделил слово «лично», намекая тем самым на индивидуальный подход.

Оробосец слегка нахмурился, что-то прикидывая в уме.

— Я так понимаю, что обычная пластика ауры вас не интересует? Вас что-то беспокоит? — наконец спросил он.

— Я старый больной человек, — как бы извиняясь, развел руками искусник. — Но я слышал, что чародеям под силу вырастить любой поврежденный орган… Я бы хотел новое сердце!

Внутренне сжавшись, Толлеус хищно уставился на своего собеседника, бдительно ловя малейшую реакцию. Даже если ему сейчас откажут, по интонации голоса, по паузе перед ответом, по дрожанию век он сможет многое понять.

Искусник и в самом деле многое понял: чародей растерялся совершенно искренне. Вот только что был уверенный в себе хозяин, а вот теперь не сдавший экзамен на ступень ученик.

— Наши методы несколько иные… — с трудом нашелся Примус. — Мы восстанавливаем органы через ауру. Так лучше и безопаснее для пациента. И дешевле, что немаловажно!

— Лучше, говорите? — скептически протянул Толлеус. — Дешевле?.. Ну, скажите, во сколько мне обойдется ваша помощь?

— Не сомневайтесь, все сделаем в лучшем виде и лишнего не возьмем! Пройдемте в кабинет, чтобы я мог исследовать ваше состояние более подробно.