Глава 26

Конь вынес меня на высокий холм, и я натянул поводья. Жеребец замер на месте, и взгляд скользнул по дороге, на которой шел бой.

— Хур — ра! Хур — ра! Ур — ра — гша!

Степняки, выкрикивая боевые кличи, вытаптывали посевы, кружили по полю и осыпали германцев тучами стрел. А вражеская пехота, прикрывшись щитами, медленно двигалась по направлению к ближайшей деревне. Но дойти до поселения, где их уже поджидали варяги и вароги, они не смогут. То один, то другой вражеский воин выпадал из строя, и в нем появлялась очередная прореха, которая почти сразу затягивалась, и колонна продолжала движение. Командир у германцев, судя по всему, опытный и воины ему под стать, хорошо держатся. Только все равно им конец и тысяча германских пехотинцев погибнет, так и не добравшись до славянских земель.

Удовлетворенно кивнув, я спустился на землю и перебросил повод мальчишке из рода Капаган. Он его подхватил и отвел жеребца в сторону, а я присел на согретую солнечным светом землю и закрыл глаза.

Спокойно. Пока никто не тревожит и все идет так, как мне хотелось.

Орда невдалеке от Магдебурга, крупного германского города, который закрыл ворота и подготовился к обороне. Захватить его сходу, прикрывшись трофейными знаменами и плащами крестоносцев, не вышло. Зато мы перехватили крупный отряд, который направлялся для усиления армии герцога Альбрехта Медведя. Это тоже успех.

Кстати сказать, до германских владений добрались без помех и шли, как обычно. Впереди, на день пути, юркие сотни степных разведчиков, пятерки варогов и десятки ляхов Яна Попела, а основные силы следом. Лучшие воины, которых я держал рядом, всегда шли по трактам и проторенным торговым путям, а те, кого не жалко, находились на флангах и двигались по полям, лугам и сельским дорогам. Тяжело вести пятнадцать тысяч всадников. Трудно всех прокормить, обеспечить и удержать под контролем. Но командиры у меня опытные, что черные клобуки, что степняки. Для них этот поход не первый, и войско уже втянулось в ритм движения. Европа, конечно, не степь. Однако Аттила — батюшка по этим самым краям сотни тысяч воинов водил и справлялся, притом, что дороги были хуже и народа поменьше. Так неужели мы хуже? Нет. Не хуже и потому совершили марш на двести тридцать километров по прямой за восемь дней.

В стычки по пути не вступали и замки не штурмовали, а крестьян, само собой, грабили. Забирали продовольствие и фураж, лошадей и скотину. Потом поджигали село и уходили. Главное — скорость и маневренность…

Прерывая мой отдых, на холме появился варяг Орей. Он остановил своего коня рядом и доложил:

— Вождь, из Магдебурга вышел крупный конный отряд, и он направляется сюда, на выручку пехотинцам.

Посмотрев на варяга, я спросил:

— Насколько большой отряд?

— Две сотни рыцарей и с ними четыре сотни легкой кавалерии.

До Магдебурга семь километров. Пока ко мне спешили гонцы, противник приблизился на два — три километра. Через тридцать — сорок минут рыцари будут здесь. Это если поспешат, а они, скорее всего, медлить не станут. Наверняка, германскую конницу ведет какой-то влиятельный аристократ, который жаждет подвига, а остальные следуют за ним. Шестьсот всадников сила не очень большая, но лучше если вражеская кавалерия не сможет соединиться с пехотой. Следовательно, конницу надо встретить на подходе.

— Сатмазу Каракозовичу, Кокаю Мнюзовичу и Кучебичу вывести свои тысячи навстречу германским рыцарям. Бить крестоносцев стрелами.

— Понял!

Орей, ударил коня стременами и помчался к тысячникам, которые ждали приказа. Ну, а я поднялся и позвал мальчишку — степняка, еще одного дальнего родича по жене. Мальчишка подвел жеребца, снова я взобрался в седло и отправился вслед за Ореем. Хотелось посмотреть, как берендеи и "дикие" половцы встретят германцев.

Спустя полчаса, оказавшись в занятой нашими "драгунами" (так я стал называть варягов) деревне, занял наблюдательный пункт на колокольне. Вид открывался хороший. С одной стороны поселения половцы уничтожают пехоту, которая остановилась и не решалась на дальнейшее движение. А с другой стороны показалась германская конница.

Надо отметить, что рыцари шли в бой красиво. Покрытые кожаной броней и шитыми попонами мощные жеребцы — тяжеловозы несли на себе закованных в броню седоков. Сверкали на солнце доспехи и копейные наконечники на длинных древках. Развевались на ветру знамена с гербами. А по флангам, прикрывая аристократов, двигались легкие кавалеристы с дротиками.

— Только звука сигнальных труб не хватает, — сам себе сказал я.

Вторя моим словам, над полем разнесся протяжный звук горна. Рыцари оставались рыцарями, по крайней мере, в битве. Они красовались друг перед другом и считали, что смогут легко и быстро разогнать наглых степняков. Они недооценивали половцев, потому что никогда раньше с ними не сталкивались, и нам было, чем их удивить.

Набирая скорость, вражеская конница через поля направилась к деревне и в этот момент появились черные клобуки. Сатмаз Каракозович слева, Кокай Мнюзович справа. Воинов Кучебича не видно, они отрезают германцам пути к отступлению.

Разумеется, крестоносцы заметили степняков. Снова сигнальный горн пропел свою песню и кавалерия католиков, слегка изменив курс, помчалась навстречу берендеям Сатмаза Каракозовича. Все это зрелищно и устрашающе. Дрожит земля и закованная в броню лава мчится на степняков. Сдержать противника сложно и если бы рыцари столкнулись с черными клобуками, они разметали бы степняков и прошли через них, как горячий нож сквозь масло. Вот только берендеи прямой бой принимать не собирались. Сотня за сотней, осыпая противника стрелами, берендеи разлетелись по полю и снова собрались в кулак.

Удар крестоносцев пришелся в пустоту. Ни один берендей не пострадал, зато рыцари потеряли почти полсотни, самых лучших, воинов какие есть у германцев. Не крестьян и не наемников, а аристократов, потомственных убийц. Чего уж говорить про легкую кавалерию? Степняки выбили сотню вражеских дружинников. И это только начало. Поскольку практически сразу германцы попали под фланговый удар Кокая Мнюзовича.

Стрелы продолжали лететь в германцев. Они убивали и калечили людей, доставали лошадей, и спасения от них не было. Рыцари метались по полю, то на Кокая пробовали напасть, то на его сородича Сатмаза. Но все без толку и, потеряв половину отряда, командир германцев понял, что степняков ему не догнать. После чего он решил отступать. Из всех вариантов, на мой взгляд, он выбрал самый неудачный. Будь я на его месте, приказал бы прорваться в деревню и подороже продал жизнь. Или приказал воинам рассыпаться, чтобы хотя бы некоторые смогли пробиться к лесу, а затем вернулись в Магдебург. Однако у каждого своя дорога и судьба. Германцы начали отступление и встретились с половцами Кучебича.

Свежая тысяча степняков перекрыла пути отступления трем сотням утомленных католиков и встретила их стрелами. Опять у противника потери, но католики все равно пошли на прорыв и Кучебич сглупил. Он должен был оттянуться в сторону, а вместо этого ударил в лоб. Наверное, хотел получить больше славы.

Две конные массы столкнулись и я, наблюдая за этим, поморщился. Наверняка у "диких" половцев будут потери.

Впрочем, победа наша. Половцы Кучебича смяли остатки вражеской кавалерии и задавили уставших германских рыцарей числом.

Бой закончился. Германская пехота на дороге погибла, и степняки Девлета Кул — Иби взяли двести пленных, в основном раненых. Тысяча Кучебича добила рыцарей, и он лично привез в деревню нескольких аристократов, с которых уже содрали броню. Пришла пора опросить германцев, и я остановился перед толпой пленных.

Грязные, избитые, израненные люди с потухшим взглядом, не ожидая ничего хорошего, стояли и сидели на земле. Некоторые смотрели на меня и сразу отворачивались, а я разглядывал их и выбирал тех, с кем хотел поговорить.

— Вот этого в сторону, — я ткнул пальцев в крупного мужика с ярким красным шарфиком на рукаве разорванной шелковой рубахи, рыцаря, наверное.

— И этого, — следующим стал пехотинец, широкоплечий блондин с хмурым лицом, который озирался и, наверняка, хотел сбежать, младший командир, судя по повадкам.

— Ну и… Вот этого, — третьим выбрал щуплого юношу, который сидел на земле и плакал, одет как легкий кавалерист.

— Куда их? — спросил один из телохранителей.

— К колодцу отведите и дайте напиться. Сейчас подойду.

Воины выполнили приказ, а я увидел Кучебича и подозвал его:

— Подойди!

Вожак "диких" половцев приблизился и, улыбаясь, поинтересовался:

— Хан, ты видел, как мы рыцарей разбили?

— Видел и мне не понравилось. Почему в лобовой удар степняков пустил?

— Так получилось, — он развел руками. — Сотник Кода не сдержался, в атаку ринулся. Пришлось остальных в свалку кидать, а иначе всю сотню потерял бы.

— Сколько твоих воинов полегло?

— Два десятка убитыми и три десятка ранеными.

— Что с сотником станешь делать?

— Уже сделал, — он скривился, словно съел что-то кислое. — Велел сломать ему хребет и в поле бросить. Все по закону. За ослушание — смерть без пролития крови.

— Правильно.

Кивнув, он отъехал, а я еще раз посмотрел на пленных и взмахнул рукой:

— Всех перебить!

Степняки, обнажив оружие, набросились на германцев, а я отправился к колодцу.

Пленные германцы слышали, как убивают их сородичей, но поделать ничего не могли. Опустив головы, они ждали, что будет дальше, и я обратился к ним на родном языке:

— Меня зовут Вадим Сокол, я вождь венедов и степняков. Кто честно ответит на мои вопросы, тому дарую жизнь.

Угроза! Я ее почувствовал от пленного рыцаря и когда он попытался наброситься на меня, был готов. Слегка отступил в сторону и подставил ногу. Он споткнулся и растянулся в пыли.

— Добить! — я кивнул на рыцаря.

Хрясь! Шмяк! Мечи телохранителей врубились в тело пленника и он, пару раз дернувшись, затих.

Продолжаю допрос

— Ты кто? — я посмотрел на пленного вояку, которого определил как младшего командира.

Он ответил моментально:

— Десятник Себастьян Могир.

— Откуда?

— Из Мейнингена.

— Куда направлялся ваш отряд? Кто командир?

— Направлялись на север, в подкрепление войскам герцога Альбрехта. Командир барон Филиберт фон Цаухе.

— С тобой еще поговорим, — посмотрев на третьего пленника, обратился к нему: — Кто таков? Из какого отряда?

Дрожащим голосом, с трудом сдерживаясь, он просипел:

— Ваша милость… Я Обен Пирр… Мой отец колонист из Фландрии… Живу в Магдебурге… Вступил в конную сотню наемного командира Марселлона…

— Он командовал конниками из Магдебурга?

— Нет — нет, ваша милость… Нас из города рыцарь вывел, Северин фон Барут…

— А… — я хотел задать ему еще несколько вопросов, но появился разведчик из группы варогов.

Я почувствовал нетерпение молодого воина и повернулся к нему, а он оставил коня, подбежал, наклонился и быстро зашептал:

— Вождь, наши братья рядом, вароги из Зеландии.

— Нашли все-таки? — по губам скользнула улыбка.

— Да.

— Далеко они?

— Уже здесь, в деревне. Тебя ждут.

— Вести из дома принесли?

— Несколько писем.

— Скажи им, скоро приду.

Варог кивнул и отступил, а я продолжил допрос. Мог бы сразу с варогами встретиться и письма прочитать. Но мне следовало собраться и подготовиться. Наверняка, посланцы Свойрада принесли весточки от жен, и я понимал, что в их посланиях будет много боли и горя.

Пленные говорили охотно и выложили все, что знали. Кстати, знали они не так уж и много. Но основное я узнал. На подходе еще несколько крупных отрядов, которые направляются на помощь Альбрехту Медведю. А в Магдебурге много проповедников, воинов и припасов. Следовательно, город может выдержать длительную осаду и взять его измором не получится.

Когда пленные иссякли, я велел их отпустить и проводить под стены Магдебурга. Пусть они вернутся в город и расскажут о страшном разгроме, который устроили крестоносцам степняки. Слух должен прокатиться среди защитников Магдебурга, а потом он обрастет подробностями и выдумками. Люди будут сами себя пугать и через пару — тройку дней германцы станут считать, что нас не пятнадцать тысяч, а в пять раз больше. Я был уверен, что так и произойдет.

Степняки посадили католиков на лошадей и повезли к городу, а я еще немного посидел возле колодца, собрался с мыслями и встретился с варогами, которые прибыли из моего княжества.

Воспитанники Свойрада, два воина из первого учебного потока, опытные шпионы, не раз проникавшие на территорию противника, уже помылись, переоделись и подкрепились. Одного звали Витимир, второго Витигост. Я знал их и даже запомнил, что в прошлом году кто-то из них женился и построил в Рароге дом.

Впрочем, это неважно.

— Какие вести принесли? — обратился я к варогам и присел на широкую лавку возле стены.

Ответил Витимир, который протянул мне обтянутый холстиной тяжелый пакет:

— Все здесь, вождь. Письма от ваших жен, от Свойрада, Поято, Саморода и Довмонтова.

— Всему свое время, — я принял пакет и положил его рядом. — А пока сам расскажи, что в Рароге делается.

— Как скажешь, вождь, — Витимир шмыгнул носом и начал рассказ.

Шпион говорил по существу, коротко и четко, как его учили, и картина событий, которые происходили в Рароге после моего отбытия в Дикое поле, нарисовалась быстро.

Поято, Свойрад, Самород, Довмонтов и другие близкие люди, в точности выполняли мои указания. Они делали все, что от них требовалось, но убийц, которых прислали германцы, прозевали. Свойрад замешкался, не сразу понял, что имеет дело с фанатиками, которым не дорога жизнь, и в итоге я потерял сына, наследника, плоть от моей плоти, кровь от моей крови. А в остальном все хорошо. Относительно, конечно, на фоне того, что на славянские земли обрушились крестоносцы.

В хозяйстве порядок — мастера продолжают трудиться, кузнецы куют и чинят оружие, строители укрепляют Рарог, купцы продают товары, алхимики производят огненные смеси и порох, селяне обрабатывают поля, а рыбаки каждый день выходят в море. В Зеландию с материка прибывают беженцы и часть, после проверки, остается в моем княжестве. Кто-то временно, но большинство навсегда.

Пока Довмонтов и мои жены управляют Рарогом, Свойрад засылает к германцам разведчиков, а Самород и Поято воюют там, куда их посылает великий князь. Они отправили в Винланд каракк с очередной партией колонистов, а затем участвовали в уничтожении вражеского флота и в атаке Рибе. После чего совершили несколько рейдов по тылам армии Фридриха Барбароссы. Насколько я понял, не очень удачные. А затем вернулись в Рарог, куда прибыли отряды Корнея Жарко, князя Ивана Берладника, наемники и потерявшийся в Ла — Манше "Крес". Однако в Зеландии они не задержались и перебрались в Волегощ, под стенами которого собирались главные силы крестоносцев.

Вот такие дела в Рароге и, выслушав шпиона, я вышел на свежий воздух и приступил к прочтению писем. Они дополнили то, что поведал Витимир, и последним я вскрыл письмо от Нерейд. Что я ожидал в нем увидеть? Горькие упреки матери, которая потеряла сына, и слова утраты. Но ничего этого не было. Сухой отчет о делах и пожелания удачи. О сыне ни строчки и от этого мне стало не по себе. Я знал, как сильно жена любила Трояна и гордилась сыном. Поэтому представлял, что творится в ее душе, которая от горя разрывается на части. И если Нерейд промолчала о нем, значит, все гораздо хуже, чем я думал. Она спрятала боль, переживает ее молча, а так нельзя. Если у человека беда, он должен выговориться, а жена несла тяжкий груз в одиночку. Правда, рядом с ней Дарья, которая утешит и поможет. Но было бы лучше, если бы ее поддержал муж. Да только как это сделать, если я за сотни километров и не могу оставить орду? Это невозможно и ничего уже не изменить, не исправить и не отремонтировать.

— Эх! — тяжело вздохнув, я спрятал письма в сумку, постарался отвлечься и вернулся к управлению войсками.

День пролетел и ночью, после дополнительно инструктажа, я проводил убийц. Валентин Кедрин вместе с варогами Свойрада направился к морю — он нацелился на императора Фридриха. А его ученики и несколько поляков из отряда Попела пошли к Бранибору — парни займутся герцогом Альбрехтом.

Все шло своим чередом, и следующие четыре дня степная конница занималась тем, что опустошала окрестности Магдебурга, вытаптывала поля, убивала крестьян и сжигала деревни. Крупных стычек не было — после первых боев германцы стали нас опасаться, и я ждал появления крестоносцев, которые перебросят часть сил от Бранибора к Магдебургу. Однако противник появился не с той стороны, откуда его ждали. Примчались разведчики и доложили, что по нашим следам от Одры приближаются поляки. Король Владислав, словно гончий пес, не хотел нас отпускать и продолжил преследование. Не один, конечно, а с двадцатью тысячами воинов, треть из которых кавалеристы.

Что делать? Через двое суток ляхи доберутся до Магдебурга, а герцог Альбрехт делает вид, что нас не существует и готовит войска к четвертому штурму Бранибора. Тысячники ждали моего решения, и я его принял — встречаем поляков.

Поле для битвы выбрали мы, в пятнадцати километрах от Магдебурга стиснутая болотами равнина. А диспозиция следующая — в центре тяжелая кавалерия, на флангах стрелки. Оставалось дождаться ляхов и они появились.

Владислав ничего нового по тактике выдумывать не стал. Центр — пехота. Фланги прикрыты конницей. Можно начинать битву, но польский король не торопился. Половину дня он простоял на месте, укрепляя позиции оградой из повозок, и я его не понимал. То гонится, в сражение рвется, то замер и чего-то ждет. В чем дело?

Разъяснилось все вечером, когда дальние дозоры доложили о подкреплениях, которые получили защитники Магдебурга, и приближении герцога Альбрехта. Каким-то образом вражеские военачальники смогли скоординировать свои действия, и решили обложить меня со всех сторон. Хотя, нет. Одно направление, южное, они оставили мне для отхода. Вот только я никуда уходить не собирался и принял решение атаковать католиков. Но не днем, в лоб и широким фронтом, как они этого ожидают, а под покровом темноты, прорвав оборону в одном месте.

На очередном военном совете большинство тысячников меня не поддержали, а остальные сомневались. Ночь время для отдыха, а степные всадники, хоть их и муштровали, никогда не атаковали укрепленный лагерь противника в темноте. По их мнению — я зарвался. Не по плечу нам одолеть поляков ночью, тем более что их больше. Однако я не уступил. Один раз слабину дашь и все, пиши — пропало, в следующий раз тысячники вместо тебя орду поведут. Пришлось надавить на вождей авторитетом, и они смирились.

Вечером, на глазах ляхов, орда делала вид, что собирается отступать, а как только на землю опустилась тьма, степное войско сдвинулось со своих позиций и мы пошли не назад, а вперед. Бьем по правому флангу, который прикрывался конницей и не был защищен повозками. В авангарде вароги и варяги, само собой, спешенные. За ними тысячи черных клобуков, которые лучше половцев бились без лошадей. А дальше степная кавалерия, которую поведут Девлет и Кучебич. Другим тысячникам я не доверял, могут предать или струсить. Единственное, чем они по — настоящему могут гордиться — это древность рода, а с верностью у них плохо. Пока я побеждаю и в силе, они будут бояться и не посмеют ослушаться. А как только удача оставит меня, постараются ударить в спину и сбежать. Тут все понятно. Мало верных людей и это не только моя проблема. С подобным сталкивается каждый князь, король или хан.

Вароги показали, что они умеют. Боевое охранение поляков вырезали без шума, а потом, поджигая факела, варяги, вароги и черные клобуки ворвались в лагерь врага.

— Святовид! — закричали варяги.

— Рарог! — вклинились вароги.

— Ур — ра — гша! — перекрыли их голоса черные клобуки.

Больше двух тысяч воинов ударили по ляхам и началась битва. Католики растерялись. Командира, который бы смог организовать оборону, среди них не нашлось, и они стали отступать. Мы легко проломили правый фланг польского войска и пехота расступилась. Дальше пошла конница, которая рубила бегущих воинов и на их плечах влетела в центр вражеского лагеря.

Я наблюдал за прорывом степняков, находясь с черными клобуками, и ожидал, что поляки смогут отбиться и придется вводить в бой резервные тысячи. Но король Владислав, бросив свой шатер, предпочел отступить. Он бежал, и его воеводы последовали за ним. В его оправдание можно сказать, что не он принимал решение. Польский государь заболел, а военачальники побоялись взять на себя ответственность. Однако суть остается неизменной. Орда одержала очередную победу, и противник оставил на поле боя почти девять тысяч тел, обозы и много припасов. Наши потери незначительны, сто пятьдесят убитых и вдвое больше раненых.

Поляки отступили, и в погоню за ними пошли три тысячи половцев. Но вскоре они вернулись, столкнулись с сопротивлением и тысячники, опасаясь засады, решили не рисковать.

Король Владислав еще мог собрать семь — восемь тысяч бойцов. На это ему понадобится время, минимум, два дня. А раз так, то он не помешает нам сразиться с германцами, и орда снова повернула на Магдебург. Приближалось новое войско крестоносцев, и до окончания войны было далеко.