Глава 7. Антропологические взгляды в иудаизме

Иудаизм – одна из мировых религий, хотя формально считается религией одного еврейского народа. Вместе с тем иудаизм дал начало новозаветной религии, а ветхозаветные тексты в сильно измененном, но узнаваемом виде являются существенной частью Корана. Синайское Откровение дано всему человечеству, обращено ко всем народам, так как это Откровение Бога о Самом Себе, проявленное через пророков для спасения мира. У христиан и иудеев существуют разные точки зрения на сущность иудейской религии. Необходимо остановиться на основных антропологических положениях иудаизма, чтобы понять разницу между новозаветной и ветхозаветной религиями. В развитии иудейской религиозности явно выделяются два периода: первый период – от Синайского откровения до пришествия Христа, или, более конкретно, до разрушения в 70 г. Иерусалимского храма, который был центром культовой и религиозной жизни евреев; второй период – от последующего за разрушением храма рассеяния еврейского народа и до наших дней. Для второго периода характерно, что «в новых, изменившихся условиях пришлось настолько серьезно изменить и реформировать ветхозаветную религию, что образовавшийся… поздний иудаизм или новоиудейство настолько разительно отличалось от богооткровенной веры, что фактически стало новой, совершенно иной религией» [1, 263].

Еврейскому народу было невероятно сложно психологически расстаться с идеей избранности. Приход Мессии для спасения всех людей, без различия наций, сословий и вероисповеданий, был для евреев неприемлем. До сих пор евреи ожидают Машиаха (Мессию), деятельность которого будет главным образом направлена на благо, славу, всемирное могущество еврейского народа. Иногда в иудейской традиции под Машиахом подразумевается не конкретное лицо, а весь еврейский народ, который, по мысли талмудистов, призван установить царство добра и справедливости. По мере того как идеи Торы будут овладевать человечеством, оно будет становиться коллективным Мессией. Таким образом, в новоиудействе полагают, что дело Мессии – установить Царство Божие на земле, что радикально отличается от христианской концепции Царства Божия, которое понимается как Царство Небесное.

Идеи об установлении Царства Божия на земле (хилиазм) приравниваются в христианстве к ереси. В средневековой Европе носителями хилиастических идей были катары и альбигойцы. Если сейчас в новоиудействе говорится о Мессии как о конкретном лице, то предполагается, что он будет простым человеком, но необыкновенно гениальным, избавит мир от всех видов зла, при нем человечество достигнет вершины нравственного совершенства, наступит золотой век всеобщего материального благополучия. Все народы Земли будут обращены Машиахом к Единому Богу, и наступит всеобщее братство. Непонятно, каким образом простой, хотя и гениальный еврей сможет совершить такие невероятные дела, как и неясно, каким образом люди достигнут нравственного совершенства.

Для христианства, в котором дано наиболее полное Откровение о причинах и размерах грехопадения, о безграничности человеческой свободы в принятии или отвержении Бога, подобное достижение нравственного совершенства невозможно силами одного человека или всего человечества. Сам Бог не вмешивается в мировой процесс столь радикально. Ожидания евреев и христиан имеют существенную разницу: христиане ждут Апокалипсиса и Второго пришествия, иудеи – золотого века. Идеи современного иудаизма по сравнению со средневековым иудаизмом отличаются обращенностью ко всему человечеству, которое в совокупности вершит дело преобразования мира. Классическому иудаизму размышления о человечестве как совокупности всех сынов Адама были чужды, так как для иудаизма, сложившегося после рассеяния 70 г., слово «человек» было синонимом слова «еврей». Преодоление этнически узкой антропологии является большим достижением современной антропологии иудаизма.

Что такое иудаизм, каковы основные положения этой религии? История иудаизма насчитывает 33 века, на протяжении которых происходили его различные трансформации. Иудаизм – самая древняя из ныне живых религиозных традиций, во всяком случае старейшая из монотеистических религий в современном мире. Наиболее значительная трансформация иудаизма имела место после разрушения Иерусалимского храма в 70 г., когда иудеи лишились Земли Обетованной (Эрец-Израиль), храма, священства, жертвоприношения, после чего главную роль в иудаизме стали играть синагога и раввинат. Иудейство рационализировалось, культ и молитвенная практика были оттеснены интеллектуальностью, на первый план выходит изучение Торы и Талмуда. Учение о человеке, которое будет представлено ниже, как раз относится ко второму, «книжному» (в противоположность «культовому») периоду иудаизма. Можно с полным правом предположить, что в первый, «культовый», период иудаизма его антропология была иной, но к настоящему моменту сложно реставрировать первоначальный вариант учения о человеке в иудаизме.

Источниками знания об иудейской антропологии являются: 1) Письменная Тора – Танах, т. е. Пятикнижие Моисея (Торой в иудейской традиции также называют весь Ветхий Завет); 2) Устная Тора (Предание) – Талмуд, который делится на две части: Галаха (еврейское религиозное законодательство) и Агада, в которую включены притчи, истории, предания и другие свидетельства, относящиеся к религиозной традиции. Указания в Талмуде носят такой характер, что иногда неясно правильное поведение в том или ином случае, но предложен выбор стратегии, который должен подтолкнуть читающего к принятию верного решения. Если возникает противоречие между Торой и Талмудом, предпочтение отдается Талмуду. Талмуд был составлен книжниками-начетчиками, в чем яркое отличие от христианского предания, основная часть которого восходит к монашеской, аскетической практике.

Отличия христианского и иудейского представления о творении человека видны при сравнении соответствующих традиций в понимании первых глав книги Бытия. Первое упоминание о творении человека в Библии следующее: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему и да владычествуют они… над всею землею» (Быт 1. 26).

Человек создан по образу и подобию Божию. В еврейском языке «демут» происходит от глагола «дама» (уподобляться, быть ровным), и, как отмечают талмудисты, этот глагол сходен по звучанию с именем первого человека Адам, что свидетельствует о замысле Бога постепенно развивать и воспитывать человека. Для христиан же глагол «сотворим» указывает на Предвечный Совет Пресвятой Троицы, на котором с принятием решения о сотворении было решено и о воплощении Второй Ипостаси. Из этого следуют два фундаментальных вывода. Во-первых, образ и подобие означают онтологическую связь Бога и человека, что таинственным образом указывает на возможность Боговоплощения, а для человека это означает возможность обожения. Во-вторых, сотворение по образу Троицы предполагает неоднозначность в самом человеке, тройственный состав его естества (как, например, разум, чувство-инстинкт, воля, тело, душа, дух и т. д.). В христианской антропологии есть еще и представление о двусоставности природы человека, но для философов и богословов более привлекательным оказывалась концепция трихотомизма. В еврейском предании онтологических значений в утверждении, что человек сотворен по образу и подобию Божию, не предполагается, так как считается, что это указание на эволюционность человеческого бытия. В еврейской традиции слово «сотворим» – это обращение Бога к ангелам, созданным также по образу и подобию Божию (в христианской традиции образ и подобие присущи только человеку), или к самому человеку: «сотворим вместе», что указывает на совместные усилия Бога и Адама, в результате которых совершается его богоуподобление.

Еврейское предание подчеркивает, что только после сотворения Адама Бог сказал о творении «хорошо весьма», т. е. оно получило полноту совершенства, указание на свою цель. Данный отрывок описывает первый вариант создания Адама. Во второй главе присутствует другое повествование о создании человека: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт 2. 7).

В этой же главе описывается создание Евы из ребра Адама и предшествующие этому события. Еврейское предание резко противопоставляет эти два варианта творения человека, согласно иудейской традиции здесь описано создание двух разных существ. Пер вый Адам – Адам Кадмон (Древний Адам), прообраз всех вещей, истинный микрокосм, возникший путем эманации из божественного света, а второй – Адам Афар, Адам их праха. Такое противопоставление имеет огромное значение для еврейской мистики и преданий каббалы, выстраивающих на этом противопоставлении мистические концепции.

В чем разница Первого и Второго Адама? Первый Адам является гермафродитом, имеет нерасторжимое единое женское и мужское начало, свободен от вещественных страстей, самодостаточен и символизирует дух человека. Он являет собой идеальное состояние человеческой природы. Адам Кадмон – это духовный человек, владеющий миром и подобный Богу. Он есть чисто духовное существо, явление Божественных сфирот (качеств) Бога. Будучи сотворенным, Адам Кадмон являет Бога и, таким образом, отражает Его Образ и Подобие, причем Бог в данной интерпретации выступает как явно антропоморфное существо. Человек, имеющий индивидуальное земное существование, стремится к предвечному идеалу Адама Кадмона, в котором видится разгадка бытия человека. Обходными путями в образе Адама Кадмона в иудейство проникает христианская интуиция о Предвечном Логосе, божественном образце для человека, в котором реализуется его истинная природа. В христианстве таким образцом, истинным Образом Божиим, выступает вочеловечившийся Христос. В иудействе ощущается смутная жажда и потребность в том, кто осуществил бы прямую связь между Богом и человеком, и такой фигурой выступает мифический Адам Кадмон. В каббале высшей задачей человека является восстановление извечного единства, возвращение к состоянию Адама Кадмона, в котором от начала творения содержались все души людей.

Адам Афар состоит из двух начал: «дыхания жизни» и «праха земного». Для иудейства характерно представление о полипсихизме (множественности душ), поскольку в еврейском тексте стоит «дыхание жизней» во множественном числе (в синодальном переводе – «и вдунул в лице его дыхание жизни» – Быт 2. 7). После грехопадения Адама произошло овеществление его природы, так что Адам Афар является уже падшим, производным от первичного Ветхого Адама существом. От Адама Афара исходят уже другие индивидуальные человеческие существа. Он тот самый Адам, который входит в историю, в то время как первосотворенный Адам Кадмон является прообразом человека в том смысле, в каком Платон говорит об идеях как о прообразе вещей. Подробности модификации Адама Кадмона в Адама Афара или их соотношения сложны и запутанны, исполнены различными мистическими и даже магическими рассуждениями, имеющими смысл в рамках каббалистической традиции.

В повседневной религиозной практике различают две души: животную и человеческую, духовную. В Ветхом Завете есть указание на три уровня душевной жизни: 1) не́феш – животная душа, 2) нешама́ – бессмертный дух, 3) ру́ах – дух, связующее звено между ними.

В бессмертном уровне «нешама» каббалистическое учение различает еще два уровня, связанных с богообщением и мистической жизнью: 1) хайя́ – «живая», 2) йехида́ – «единственная».

Наличие в человеке двух комплексов душ – животной и духовной (божественной) – современный иудаизм толкует как причину амбивалентности, внутренних конфликтов личности, в конечном счете греховности человека. Для христианской традиции человек обладает только одной душой, но как существо падшее он имеет душевные силы и саму телесность в искаженном виде. Именно в падшести и заключена греховность, основа конфликтов и внутренних противоречий. В современном иудаизме отсутствует развернутое учение о греховности человека, в отличие от христианской антропологии.

Если в талмудическом иудаизме нравственно-этический аспект грехопадения все-таки просматривается довольно ясно, то в каббале этический момент уходит на второй план и нивелируется на фоне гностических спекуляций. В учениях каббалы грехопадение приобретает мифологическое толкование: грехопадение разорвало прямую связь Бога и человека и не только повлияло на то, что эфирное тело его превратилось в телесность, но и вызвало некие необратимые процессы в самом Боге. Все творение было пронизано токами или каналами, через которые текла божественная жизнь. Древо познания и древо жизни представляли собой божественные сфирот (качества, сферы Бога), Адам Кадмон как существо духовное был достоен вкушать от них плоды, но его главная миссия состояла в том, чтобы соединить жизнь и знания, принести тем самым полноту и совершенство миру. Вместо этого он отделил познание от жизни и предался поклонению Шхине (Слава Божия), отделив ее от других сфирот и прервав циркуляцию божественных потоков, чем привнес в мир дисгармонию и смерть. Возник разрыв в жизни мира и в жизнедеятельности божественного организма. Заданием человека в мире является восстановление его гармонии, чем и занимаются евреи, выполняя предписания Торы, духовный смысл которых неясен в этом мировом эоне, но будет открыт в будущем: «Все, что совершает индивидуум или община в земной сфере, магически отражается в горнем мире, то есть в высшей реальности, просвечивающей в деяниях человека» [3, 292]. Каждый истинно религиозный еврей имеет огромную власть над небесными мирами и несет ответственность за гармонию в мире.

В современном иудействе грехопадение мыслится в этическом аспекте, его результатом явилось одеяние первых людей в кожаные ризы (грубую телесность), изгнание из рая, смерть. В мистических представлениях иудаизма о предвечном бытии души, о ее странствиях на земле, о возвращении к Богу, последующих трансформациях и переселениях в другие существа стирается важнейшая для христианства интуиция трагедии смерти, ее ненормальности для человеческой природы, стремлении к преодолению этого «последнего» и главного врага человека. Учение о потере человеком Святого Духа, впадении в «плотское мудрование» и полной духовной катастрофе в иудаизме неизвестно. Человек стал смертным существом, но он остался тем же, что и в момент сотворения, а основой зла и конфликтов являются две разнонаправленные души. Если человек склоняется свободной волей к стремлениям животной души, то еда, отдых, удовлетворение полового инстинкта, искание власти и комфорта становятся основным содержание человеческой жизни.

Проблема правильного соотношения двух душ, двух воль – это основное содержание в духовной борьбе иудея, который в идеале стремится достичь внутренней душевной гармонии, т. е. такого соотношения, когда ведущую роль играет божественная душа, направляющая животную душу. Если иерархия душ нарушена, то жизнь человека становится искаженной и бессмысленной, бесконечные потенции божественной души направляются на обслуживание животной души. Бессмертна лишь душа божественная, в то время как животная душа смертна, после смерти возвращается в землю и разлагается, подобно телу, на составные элементы.

В конце времен всех ожидает воскресение из мертвых, но конкретные детали этого события иудейская традиция не обсуждает. Мертвое тело считается нечистым (кара за грех – смерть), прикоснувшийся к нему сам становится нечистым и требует очищения. Тело создано из земли, но это представление не порождает в иудаизме проблему дуализма, противопоставления тела и души. Наоборот, возвеличивание телесной природы характерно для иудаизма. Талмудисты полагают, что образ Божий относится и к телу, поэтому забота о телесности приобретает характер религиозного служения. Один из еврейских талмудистов говорил, что, собираясь в баню, еврей выполняет заповедь о воздаянии чести образу Божию. Тело приобретает характер иконы, что, однако, не освобождает иудаизм от уклона в антропоморфизм (представление о человекоподобии Бога). Антропоморфизм в иудаизме преодолевается четкими заповедями единобожия и неизобразимости Бога, но каббала не свободна от него в полной мере.

Бог вдунул в человека дух нешама, и человек стал душой нефеш, т. е. дух иерархически влияет на состав душевной жизни человека, будучи укоренен в божественном истоке. Животная душа «нефеш» оживляет прочие твари, у которых она связана с телом через кровь. Отсюда и следует запрет на употребление крови (Лев 17. 11–14), чтобы не подпасть через это под влияние животных страстей.

В связи с творением Второго Адама в Библии появляется впервые непроизносимое имя Бога, которое заменяется при чтении на имя «Адонаи», в то время как Первого Адама творит «Элогим» – имя Бога, с которым Он создал прочие твари. Разница в подходах к этому эпизоду в том, что в христианской традиции человек мыслится как созданный сразу, а не поэтапно (сначала Первый, потом Второй Адам), а два сюжета о его сотворении рассматриваются как варианты одного повествования – краткий и пространный. Для современной еврейской традиции Адам Кадмон, созданный по образу и подобию Божию, был «вдунут», вселен в новое существо – Адам Афар – и составил с ним единую сущность. Разделение полов есть следующий этап в становлении человека. Со Вторым Адамом Бог и заключил первый завет (всего для иудейства было семь заветов), а после дарования заповедей творит женщину: «Нехорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт 2. 18).

Отсутствие жены есть для Бога «нехорошее» явление, т. е. впервые с момента сотворения звучит слово «нехорошо», что указывает на важную функцию разделения полов, необходимую, по мысли иудеев, человеку для достижения подобия Богу, реализации своей цели. Ева создается из ребра (по-еврейски ребро – «цела», грань, сторона), т. е. Ева есть эмоциональная сторона сущности Адама.

Слова из книги Бытия «оба были наги, Адам и жена его и не стыдились» (Быт 2. 25) в иудейской традиции понимаются как «открыты, обнажены Богу», что продолжалось до момента грехопадения, когда они начали стыдиться, прятаться от Бога (глагол «арум» – нагой – восходит к глаголу «арам» – быть проницательным, проницать). Перевод глагола «арам» как «нагой» не совсем точен, поскольку «нагой» передается словом «эйрум», поэтому, таким образом, по тексту оригинала Адам и Ева не «наги», но скорее «проницательны», «мудры» и одновременно «видимы насквозь», «открыты Богу». В этом смысле иудейская традиция толкования более точна, в то время как перевод со значением «нагой» породил массу вариантов художественного изображения Адама и Евы не всегда строго целомудренного характера в западноевропейском искусстве со времен Возрождения.

Толкование эпизода о грехопадении Адама особенно резко различно в иудейской и христианской традиции, так как «радикальный» вариант толкования грехопадения предполагает необходимость боговоплощения, неприемлемого для иудейства. Для христианской традиции Адам был создан непорочным и совершенным, имел Святого Духа, залог обожения. По еврейскому преданию, человек создан Богом с двумя противоположными стремлениями: 1) йе́цер ра – дурное стремление; 2) йе́цер тов – стремление к добру. По сути дела подразумевается единый йецер, в понятие которого включаются такие смыслы, как «устремленность», «страстность», «свобода» – человек в том себя и проявляет, что дает правильное направление своему йецер, делает выбор в пользу благого. Наличие йецер ра не следствие грехопадения, но наличная природа человека. В Агаде словом «йецер» назван и змей-искуситель. Человек, ослушавшись Бога и не покаявшись, изгоняется из Эдема и обрекается на труды и болезни. Для иудейской традиции характерно представление, что для душ умерших людей открыт рай, ад же представляет собой чистилище, где горят и очищаются от скверны грехов согрешившие. Иудеи полагают, что души людей, особенно тяжко согрешивших, могут сгореть и погибнуть совершенно. Каббала же утверждает учение о переселении душ: если человек не выполнил на земле свою задачу, ему дается еще один шанс и он рождается снова. Повторно могут родиться и праведники, но уже не для исправления или выполнения своей неудавшейся земной миссии, а для блага народа.

В современном иудаизме способы борьбы с йецер ра сводятся к следующему. Основным оружием в этой борьбе является изучение Торы. Если человек, несмотря на изучение Торы, пал, ему не следует отчаиваться, но снова принять твердое решение бороться с йецер ра. Духовной борьбе способствуют и размышления о причинах согрешений, самоанализ. Рекомендуется удаление от всех причин и поводов, влекущих удовлетворить дурную наклонность. Для успешной борьбы человек должен помнить не падения, но победы, не считать себя грешником, так как самое страшное поражение есть уныние, которое удаляет от борьбы. Наоборот, рекомендуется радоваться в случае победы и размышлять о наградах за добродетель.

Безусловно, духовная борьба в иудаизме не соответствует христианским представлениям о борьбе с грехом, в которой основную роль играет пост и молитва. Человек не может победить себя (в христианской терминологии – спасти себя) без Спасителя Бога. Борьба со страстями – это непрестанное действие, подвиг покаяния, цель которого есть соединение с Богом, обновление естества человека благодатью. Такой ход мысли несвойствен иудаизму, для которого характерен весьма оптимистический взгляд на человека и его возможности: человек вполне может победить сам себя, свои страсти. Главный путь к единению с Богом – творение 613 мицво́т (правил, заповедей), повелений, из которых 365 запретов и 248 предписаний. Каждый шаг, жест, поступок, все от рождения до смерти охватывается и регулируется 613 мицвот. Выполнять их и означает «ходить пред Богом и быть непорочным» (Быт 17. 1), что составляет религиозно-антропологический идеал иудаизма. Это идеал праведности, который наиболее полно воплощен в жизни Еноха, Ноя, Авраама, Моисея, ходивших перед Богом в непорочности.

В понятии цадик (праведник) не присутствует момент отделения мирского от священного и небесного. Праведник осуществляет свое хождение именно в условиях земной жизни. В понятии «святой» (кадош – отделенный, т. е. – отделенный для Бога) момент разделения мирского и небесного присутствует в полной мере. Понятие «святой» было характерно для эпохи существования Иерусалимского храма, служение в котором предполагало отделение святого от грешного, чистого от нечистого. В новоиудействе в качестве антропологического идеала выступает образ праведника, который связывается с неукоснительным и тщательным исполнением 613 мицвот. В связи со множеством заповедей и появился Талмуд, основная задача которого – ответить на вопросы по поводу мицвот, понять систему наград и наказаний за их выполнение или игнорирование, определить все юридические казусы, возникающие в связи с мицвот.

Покаяние в новоиудействе носит по внешнему своему проявлению формально-юридический и рациональный характер. На иврите покаяние – тшува, само понятие тесно связано с представлением о праведности. Святых современный иудаизм не знает, но почитает праведников. Праведность – хождение пред Богом, грех – сознательный или бессознательный уход от Него. Последствие первого грехопадения – уход людей от Бога, так же скрывается от Него всякий согрешающий. Тшува и есть возвращение к Богу, ответ Ему. Покаяние складывается из нескольких ступеней: 1) осознание греха, 2) решимость отвратиться от него, 3) принесение извинений или возмещение ущерба, 4) действие, противоположное греху. Образец совершения истинной тшувы в Новом Завете – бывший мытарь Закхей, действовавший в лучших традициях иудаизма.

Если провести сравнение между иудаизмом и христианством, то следует отметить, что христианская психология покаяния сложилась под влиянием монашества: христианин может каяться всю жизнь, даже если его поведение внешне безупречно. Христианское покаяние – это подвиг внутреннего делания, в результате которого человек выходит из узких границ земной внешней праведности и пытается пересечь границу тварного бытия, поскольку в покаянии открывается Бог, превышающий всякие понятия и земные представления. Для христианства главный грех лежит не в сфере взаимоотношений людей, но в сфере отношений с Богом. Характерно представление о том, что сущность любого грехопадения – гордость, стремление к самообожению («будете как боги» – Быт 3. 2–5). После грехопадения самообожение как некое прельщение вошло в сознание человека, и очиститься ему от него крайне сложно. Путь к смирению – долгие годы покаянного молитвенного подвига. Внешние проявления покаяния в христианстве – только начальная ступень великого подвига, которому, по выражению святых отцов, нет окончания на земле.

Отношение к семье и браку в иудаизме трепетное. Новоиудейство не знает монашества, так как вне семьи, с точки зрения евреев, угодить Богу почти невозможно. Большая часть 613 мицвот, через исполнение которых еврей может достичь праведности, относятся к повседневной, мирской, семейной жизни. В этом смысле на семью ложится основная религиозно-мистическая нагрузка. Семья есть не просто школа жизни, но единственно доступный, реальный путь к Богу, в семье воспроизводится еврейский род – богоизбранная часть человечества. Религиозного равенства между мужчиной и женщиной нет, так как им предписано исполнять разные заповеди. Религиозные требования к женщине мягче, чем к мужчине. В синагогах молятся мужчины, в то время как женщины находятся в отдельном огороженном помещении, не принимая участия в молитве. В иудаизме считается, что если во время молитвы мужчина увидит женщину, то будет думать не о Боге, а о женщине.

Сфера приложения сил женщины – ее дети и родственники. По материнской линии устанавливается принадлежность к еврейству: если мать является еврейкой, то независимо от национальности отца ее дети считаются евреями, и наоборот, по отцовской линии дети евреями не признаются. Развод в иудаизме не запрещен, а Талмуд, кроме того, не запрещает иметь и нескольких жен, что связано с так называемым левиратным браком (вдова должна выйти замуж за брата мужа, если у нее нет детей) и некоторыми другими обстоятельствами. Левиратный брак был отменен в 1871 г., хотя некоторые ортодоксальные еврейские общины ратуют за его возобновление.

Христианство принесло идею религиозного равенства между мужчиной и женщиной, равной для них возможности молитвенного предстояния Богу, хотя в исторической действительности это равенство не всегда имело место, что связано с традициями народов, принимавших христианство. Достаточно вспомнить, что еще в России XVIII в. не было принято, чтобы женщины пели на клиросе (кроме женских монастырей), для исполнения высоких звуковых партий привлекали мальчиков или стриженых и переодетых девушек-крепостных. Разница в подходах заключается в том, что иудаизм ценит женщину именно как воплощение родового начала, через которую осуществляется преемство поколений, транслируется еврейство как таковое. В христианстве этот момент совершенно несуществен, женщина – соучастница и сонаследница Царствия Небесного, как немощной сосуд она больше чем мужчина нуждается в руководстве, но путь святости для нее тот же. Христианство принесло идею преодоления тварной природы, преображения ее в новую тварь, где нет различия мужского и женского. Эта идея, обмирщаясь, стала основой современной эмансипации и даже в своем крайнем и достаточно уродливом искажении – феминизма. В изначальном иудаизме логика равенства между мужчиной и женщиной не присутствует.

Эсхатология иудейства весьма оптимистична, что объясняется взглядом на человека, в котором отсутствует представление о трагедии грехопадения в его подлинных размерах. В сущности, провозглашается возможность всеобщего спасения – апокастасис, приверженцем которого в истории христианства был Ориген. С точки зрения новоиудейства человеку для спасения необязательно менять веру или присоединяться к еврейству, ему достаточно исполнять так называемые «законы праотца Ноя» (Быт 9. 1–17), которые были даны Богом ему и его потомкам после потопа. Разделение евреев и неевреев, которые считаются сыновьями Ноя (предок евреев – Авраам), с точки зрения вечного спасения несущественно, но для земной действительности оно фундаментально. Существуют места отдыха для душ, покинувших тело, – рай (Эдемский Сад), многоуровневая структура неземного бытия. В Верхнем Саду Эдема души отдыхают в своей истинной сущности, их наслаждения носят духовный характер. В нижнем уровне находятся души в форме тела, в котором они пребывали на Земле, их наслаждения носят менее интенсивный, более чувственный характер. Ад – место очищения душ, но самое небольшое число евреев погибнет в нем в процессе очищения от скверны грехов. Данное учение противоречит христианской идее бессмертия души человека как духовной субстанции.

Таковы в кратком виде основные черты учения о человеке в современном иудаизме. Иудейство и каббала не соотносятся напрямую, несмотря на провозглашаемый мистической традицией богооткровенный характер каббалы. Из этого различия ясным становится соотношение закона и благодати, о котором богословствовал апостол Павел, а в России – митрополит Илларион Киевский. Само появление псевдодуховности каббалы, насквозь пронизанной языческими идеями, говорит о неудовлетворенности иудейства духовной жизнью. Отсутствие святых вызвало к жизни такое явление, как движение хасидов, которое официальный иудаизм признает ересью. Евреи предпочитают оставаться в рамках Ветхого Завета, время которого прошло. С этим, возможно, связаны многие наивные идеи иудейской антропологии, теологии и эсхатологии, в частности мечта о золотом веке на земле.

Однако мистическое учение каббалы трудно назвать наивным, так как оно имеет развитые, интеллектуально изощренные формы. Оно имеет все признаки гностических построений, а с христианской точки зрения носит характер опасного отклонения и даже отступления от богооткровенной религии (например, провозглашение каббалистами около 1300 г. учения о том, что источник зла находится в самом Боге). В рамках иудаизма раввинистическое и мистическое направления имели сложную историю взаимоотношений, которые не всегда были безоблачными: традиционный иудаизм с подозрением относился к мистическим откровениям, объявляя некоторых видных мистиков еретиками, но постепенно проникаясь каббалистическим духом и частично ассимилировав мистические положения. Современный иудаизм принимает среднюю позицию, полагая, что мистические концепции прошлого носят рядоположный характер, т. е. имеют некую самостоятельную ценность наряду с традиционным иудейством. В целом для современного иудейства характерно скептическое отношение к этому мистическому наследию наряду с признанием его одной из древнейших и известнейших мировых традиций.

Мистическая традиция в иудейской религии – явление достаточно позднего происхождения. По крайней мере до первых веков новой эры она не получила отдельного литературного оформления, кроме тех откровений, которые зафиксированы в Ветхом Завете. Существовали пророки и так называемые «сыны пророческие», т. е. ученики пророков, или же их прямые потомки, которые, образуя определенного рода религиозный клан, являлись носителями мистического знания и религиозных практик. Однако эти знания и практики, насколько можно судить по скудным сообщениям Ветхого Завета, не выходили за рамки обычных ветхозаветных религиозных преданий. «Сыны пророческие» выполняли роль предсказателей, для чего вводили себя в искусственный экстаз.

Начиная с эпохи оформления иудаизма как раввинистической религии, параллельно появляются мистические практики, имеющие преемство с прежней иудейской (храмовой) религией. На протяжении последних двух тысяч лет еврейская мистика прошла несколько этапов развития, имела обширную литературу (только опубликованных текстов на настоящий момент имеется около трех тысяч, не считая рукописей). Первую тысячу лет мистическая школа, получившая название «мистика Меркавы», не имела специальной антропологической направленности, или развитого антропологического учения, опираясь на те представления, которые были выработаны в Талмуде.

Меркава (евр. Престол, Колесница) – это Трон, или Престол, несший Бога, как о том повествует книга пророка Иезекииля, видение которого стало основоположным для этой школы, имевшей практическую направленность. Мистика Меркавы вышла из фарисейских кругов, в которых тайное эзотерическое учение передавалось начиная с эпохи Второго Храма (от 515 г. до н. э., после Вавилонского пленения), что наводит на мысль о его нееврейском и, может быть, вавилонском происхождении. Речь идет не о содержании учения, а о самом интересе к эзотерике, попытках искать Бога не на путях личной религиозности, которая предполагает праведность, молитву и покаяние (религиозную практику), но на обходных путях мистического гнозиса. Центральными текстами ранней еврейской мистики были первая книга Бытия и Книга пророка Иезекииля, начало и конец которой даже в первые столетия нашей эры не разрешалось изучать евреям моложе тридцати лет.

Мистика Меркавы – это созерцание явления Бога на Престоле, олицетворяющем все формы творения. Явление Бога есть завершающий этап мистического восхождения, но существует целый ряд промежуточных ступеней, семь чертогов, через которые проходит визионер. Чертоги (евр. Хейхалот) – предмет описания книг «Большие Хейхалот» и «Малые Хейхалот». К тому же типу литературы примыкают «Апокалипсис Авраама» и третья книга Еноха, имеющие апокрифический и апокалиптический характер. Согласно традиционным сообщениям Библии, пророки, созерцавшие Бога в различных образах, не видели чертогов, не проходили различных степеней созерцания. Библейское Откровение носило характер диалога Бога и человека, а не странствия человеческой души по высшим лабиринтам. В новоиудействе появляются закрытые мистические школы, транслирующие скрытое знание, которое заключается в способах прохождения через семь чертогов, охраняемых стражами-архонтами.

Мистик-визионер должен был знать имена архонтов при восхождении и нисхождении в разные уровни мистической реальности. При приеме неофита в мистическую школу учитывались данные физиогномии и хиромантии, тайны которых также передавались в качестве эзотерического знания. Это косвенно указывает на халдейский (вавилонский) источник происхождения школы Меркавы, на которую позднее оказали сильное влияние гностические ереси. Неофит, выдержавший испытание, должен был поститься от 12 до 40 дней, далее принять определенную позу (эмбриональную, способствующую самовнушению, пограничному состоянию сознания) и, декламируя гимны и молитвы, начать странствие в мир Меркавы. Чтобы душа адепта беспрепятственно проходила чертоги, на каждой ступени она должна была предъявить магические печати-имена, которыми заполнены целые страницы мистических текстов. Большинство имен представляют собой бессмысленные звукосочетания, иногда калькированные греческие слова. В данном случае характерным является интерес к магическим именам, который в дальнейшем трансформируется в мистику имен-заклинаний каббалы.

В продвижении по чертогам каждый последующий уровень считался более опасным, чем предыдущий, т. е. адепт подвергался усиливающимся атакам архонтов и одновременно ему грозила опасность быть опаленным от своего тела, которое преобразовывалось в горящий пламень. Чем ближе к Престолу, тем более огненной становилась реальность. Наибольшую опасность представляли последние чертоги, в которых сияние мраморных плит было похоже на потоки вод, так что мистик мог сбиться с пути, приняв сияние за воды. В момент достижения им Престола и лицезрения Бога тем не менее не происходило экстатического слияния его личности с объектом лицезрения. Мотив растворения «я» в океане божества чужд еврейской мистике, в чем сказывается ее строго монотеистический характер. Мистик искал не любви к Богу, но тайн и созерцаний, гнозиса в широком смысле слова, что указывает на внеэмоциональный, довольно рационалистический характер учения. В сравнении с христианской мистикой, вырабатывающей на каждом этапе духовного продвижения к Богу четкие критерии истинности или ложности пройденного пути, еврейская мистика имела свои правила, которые заключались не в контроле состояния визионера, но в контроле его видений, так как, странствуя, тот должен узнавать дорогу и не поддаваться на многочисленные ловушки на пути.

Экстатический рационализм (при всей странности подобного словосочетания) составлял внутреннее ядро иудейской мистической традиции, основным переживанием которой стал страх Божий, интерпретируемый как мистический трепет перед святым, великим и непостижимым Богом, восседающим на таинственном Престоле и хранящим тайны мироздания. В школах мистики Меркавы были созданы многочисленные витиеватые молитвословия и гимны, которые, по преданию, воспевают ангелы и даже сам Престол. Некоторые из этих молитв до сих пор используются иудеями-хасидами в субботних собраниях. Талмудический традиционный иудаизм с подозрением относился к этим обильным и высокопарным молитвословиям, подходя к молитвенной практике с точки зрения здравого смысла и требований лаконичности, скромности в своих словоизлияниях перед Богом.

Для антропологии важно само восприятие Бога в мистической школе. Бог воспринимался всецело человекоподобным, по образу возлюбленного из Песни Песней, имеющим гигантское тело. Поздние интерпретаторы понимали антропоморфизм как явление Бога, отличное от Его скрытой сущности. Перед Престолом Бога находится огромное космическое покрывало, содержащее образы всех вещей, в ткань которого вплетены судьбы всех людей. Узреть космическое покрывало означает разгадать судьбы мира и тайны Мессии, кроме того, узнать о будущем любого человека. В рамках учения Меркавы создается литература, темами которой кроме описания мистического опыта, молитвословий, правил приемов для неофита становятся космогонические спекуляции по поводу букв еврейского алфавита, магических чисел, имен и их комбинаций, образующих все творение. Постепенно школа Меркавы выродилась в магические практики, элемент этического осмысления мистического опыта был представлен очень слабо. Так, например, требование покаяния перед восхождением к Богу появляется около VIII в., а в дальнейшем каждый чертог стал ассоциироваться с определенной стадией самосовершенствования.

По мысли ученого, исследователя еврейской мистики Г. Шолема, предметом интереса каббалы является не человек, а Бог: «Бог и Его аура, мир света Меркавы настолько завладевают его (визионера. – К. Е.) вниманием, что все остальное выпадает из его поля зрения. По той же причине эта мистика не внесла никакой лепты в создание нового нравственного идеала истинно благочестивого еврея. <…> Нравственные идеи, содержащиеся в литературе Хейхалот, бледны и бескровны» [3, 117]. Мистика Меркавы в антропологическом аспекте дает только некоторые штрихи к антропологии, основным элементом которой выступает элитарность, так как только еврей, прошедший этап изучения Торы и Талмуда, имеющий определенные физиогномические признаки, прошедший испытание на предмет соответствия требованиям хиромантии, может быть допущен к тайному знанию. О моральном облике визионера практически ничего не известно, главным критерием выступают мистические способности.

На протяжении всего существования школа Меркавы ориентировалась на классическую талмудическую антропологию, основным признаком которой выступает ее сугубо элитарный, антиуниверсальный характер: только евреи считались людьми как таковыми, только к ним обращено Откровение, только евреи являются носителями антропологического идеала как такового. Другие, не избранные, народы мало интересовали иудеев, как сказано в апокрифической третьей книге Ездры: «О прочих же народах, происшедших от Адама, Ты сказал, что они ничто, но подобны слюне, и все множество их Ты уподобил каплям, каплющим из сосуда» (3 Езд 6. 56).

В Талмуде содержатся многочисленные запреты на сообщение с иноплеменниками, запреты оказывать им гостеприимство, приглашать в дом, что-либо дарить или одалживать. Такая практика во многом не совпадала с ситуацией, имевшей место до второго разрушения Храма, когда иудеи стремились войти в тесное соприкосновение с другими народами, широко был распространен прозелитизм, о чем сообщает и Евангелие («Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» – Мф 23. 15). Прозелитизм странным образом сочетался с высокомерным и презрительным отношением как к обращенным, так и к язычникам. Талмуд выработал строгие и четкие антропологические критерии: словом «человек» и «ближний» обозначается только еврей, и, таким образом, на других людей заповедь о любви к ближнему не распространялась.

Расцвет талмудического иудаизма приходится на Средние века, но элитарная антропология получает теоретическое оформление уже в текстах, примыкающих к традиции школы Меркавы, а также в установлениях, регулирующих жизнь еврейской общины (кагала). Самыми любопытными из кагальных правил представляются такие виды хозяйственных отношений, как Хезкат ишуб, который заключался в том, что «собственность окружающих христиан распределяется кагалом (продается) подчиненным ему евреям. Получаемое таким образом право собственности называется хазака. Иногда такой собственностью может оказаться определенный человек – это право называется меропие» [2, 62–63]. Право хазака означало, что виртуально приобретший чужую собственность еврей имеет право овладеть ею любым возможным способом, имеет право снимать ее, заключать торговые сделки на ее территории и т. д. Меропие означало, что «купивший» какого-либо человека еврей имел право проводить с ним любые торговые операции, в то время как другие евреи не смели в них вмешиваться. Закон о меропие гласил: «…если человек (еврей) имеет в своей эксплуатации нееврея, то в определенных местах запрещается другим евреям входить в сношения с этим субъектом и делать подрыв первому; но в других местах вольно каждому еврею иметь дело с этим субъектом: давать ему деньги в заем, подкупать и обирать его, ибо имущество нееврея все равно что гефкер (свободное), и кто им раньше овладеет, тому оно принадлежит» [2, 64].

Согласно талмудической антропологии, в мире имеется 17 народов, которыми управляют особые ангелы. Каждый ангел является объектом поклонения определенного народа, в то же время выступая в качестве ангела смерти или даже дьявола. Над 17 ангелами царствует главный ангел смерти Самаэль, который является «богом» сынов Эдома (христиан). Истинно живыми в этой пустыне являются только евреи, над которыми царствует Бог. Ситуация с элитарной антропологической моделью существовала в иудаизме, постепенно модифицируясь и гуманизируясь, из века в век, но еще в начале XIX в., уже в смягченном виде, она продолжала быть живой традицией. Новые черты были внесены только хасидским движением и мистикой каббалы, из которых первая традиция была вызвана влиянием христианства, вторая – продолжала развитие школы Меркавы, с включением гностических, антропологических и космогонических элементов.

Хасидское движение, в отличие от учения каббалы, вызвало самый резкий отпор талмудического традиционного иудаизма. В отличие от мистики, рожденной в недрах самого иудаизма и имеющей некоторые его предпосылки, в том числе и психологические, хасидизм можно рассматривать как своеобычное и новое явление, имеющее независимые от Талмуда истоки. Авторитетные исследователи, такие, как Г. Шолем, Ф. Бэр, М. Гюдеманн, полагают, что хасидское движение появилось как реакция на христианское монашество и имеет прямую от него зависимость.

Для объяснения феномена хасидизма еврейские исследователи допускают, что «мистика носилась в воздухе», т. е. таков был вообще характер эпохи, поэтому христианская и еврейская традиции усвоили «дух времени». Данное объяснение представляется совершенно ненаучным и малоубедительным, в то время как социальные и религиозные влияния со стороны христианского окружения на становление хасидизма вполне обозримы. Христианство оказало влияние на становление как исламской мистико-аскетической традиции, так и хасидизма, поскольку ни иудаизм, ни ислам не имели внутренних аскетических импульсов, которые могли бы оформиться в качестве религиозной субтрадиции, подобной монашеству, в то время как христианство аскетические постулаты имело в себе как часть вероучительной доктрины, и с самого начала развивалось как религия отречения от мирской жизни ради достижения Небесного Царствия.

Хасидское движение имело две волны развития: первая началась в Германии в XII в., вторая – в Польше, Подолии и на Волыни в XVIII и XIX вв. Второе движение имеет название «неохасидизм» и не имеет прямой связи с первым хасидским движением. Второй хасидизм повлиял на становление третьей волны хасидского движения уже в XX в. Еврейский исследователь Я. А. Бромберг полагал, что духовно благоприятными для еврейства могут быть только восточные территории (Восточная Европа, Польша, Россия), а вторую волну хасидизма он связал с влиянием русского монашества и расцветом старчества. Первая волна связана с именами семьи Калонимидов, самыми известными представителями которой были Шмуэль Хасид (середины XII в.), Йегуда Хасид из Вормса (ум. 1217) и Элеазар бен Йегуда (ум. ок. 1232).

В довольно пестрой хасидской литературе сочетались элементы магии, оккультизма, веры в демонов и ведьм. Однако руководители хасидизма, такие, как, например, Йегуда Хасид, были противниками магии, апокалиптических вычислений срока конца света и пришествия Мессии. За счет потери интереса к апокалиптике и мистическим спекуляциям формируются антропологические, социальные и историософские доктрины. Антропологический идеал наряду с определенной молитвенной и аскетической практикой составил сердцевину хасидского учения. Антропологический идеал – это благочестивый хасид, выражающий морально-нравственные нормы и противостоящий традиционному талмудическому идеалу мудреца, знатока Торы, казуистически изощренного в многочисленных деталях Талмуда. Хасидизм провозгласил отказ от главенства интеллектуальных добродетелей. Благочестивый хасид обладает тремя главными качествами: он аскетически отрешен от мирской суеты, находится с самим собой в гармонии, которую неспособны нарушить внешние волнения, и стремится к добрым поступкам.

Аскетическое отрешение от сует мира обосновано теоретически. Так, например, Элеазар из Вормса в «Мидраше о сотворении младенца» объяснил предание о том, что новорожденного ангел-хранитель щелкает по носу, после чего тот забывает то знание, которое он имел до рождения в мир. Это происходит, «потому что, если бы он стал размышлять о том, что творится в мире, не забыв этой премудрости, то сошел бы с ума» [3, 133]. Мир, в который приходит человек, исполнен скорби, мрака и несправедливости, поэтому, даже не обладая бесконечными знаниями, лучше отрешаться от его дел и забот, ожидая будущего Избавления, когда все негативное упразднится. Элеазар уподобляет человека веревке, один конец которой тянет Бог, а другой – Сатана, но в конце концов побеждает Бог.

Истинный хасид отвращается даже от невинных развлечений и увеселений, игр с детьми или содержания птиц в клетке, не говоря уже о страстных взглядах на женщин или непристойных разговорах. Истинный хасид должен с достоинством и невозмутимостью сносить насмешки и оскорбления. Доказывая эти положения, хасиды указывали на тексты Торы, которые цитировались и христианскими подвижниками, например: «Долго молчал Я, терпел, удерживался» (Ис 42. 14), толкуя это как божественное поведение, пример для хасида.

Магические элементы тем не менее присутствовали и в хасидизме, – например, знаменитая легенда о големе, который может быть создан хасидом, получившим благодаря своему бесстрастию и благочестию неограниченные магические способности, в частности власть над стихиями. Хасидизм поощрял занятие гематрией (нахождение численного соответствия еврейским буквам в словах молитв), с помощью которой старались отгадать скрытый духовный смысл Торы и ее тайны. Суеверное отношение к молитвам, в которых усматривали скрытые тексты или послания, вызывало особую молитвенную практику, когда огромное внимание уделялось правильному произнесению и неукоснительному соблюдению последовательности слов молитв. Эта тщательность и почти суеверная педантичность аналогична древнерусскому отношению к молитвенному слову, которое нашло отражение в старообрядческом трепетном рвении не исказить ни одного «аз» в церковных текстах. Несмотря на видимую рационализацию, сама молитвенная практика нередко заканчивалась припадком наподобие эпилептического, во время которого человек терял сознание, падал недвижимым на землю, получал в состоянии транса откровения. Раввинистический иудаизм осуждал эту молитвенную практику в качестве еретической, но в рамках самого хасидизма, по-видимому, не существовало никакого критерия истинности или ложности духовного опыта.

Существенной особенностью молитвенной практики впервые в истории иудаизма становится требование покаяния и разработка соответствующих правил и канонов, тесно соприкасающихся с аналогичными в средневековом христианстве – от постов, отдания своего тела на съедение комарам или муравьям, сидения в снегу и даже добровольного изгнания как высшей меры наказания. Как отмечал Г. Шолем, система покаяния, разработанная Элеазаром из Вормса, «совпадает до мелочей с ритуалом покаяния, предписанным церковью эпохи раннего Средневековья, в частности в так называемых “Уложениях о наказаниях”» [3, 146]. Хасидские предания повествуют о праведниках, взявших на себя различные виды покаянного подвига, – например, лежать на пороге синагоги, чтобы каждый входящий и выходящий попирал грешника ногами. Хасиды каялись за различные виды прегрешений, в том числе и за повседневно мелкие, чтобы душа после смерти избегла наказания и была вознесена в Небесные чертоги. Мотивом покаяния служило даже подражание ожидаемому Мессии, который будет изъязвлен за грехи людей, как о том повествует текст пророка Исаии (53, 5).

Бог в представлении хасидов вездесущ и всеведущ, ближе к человеку, чем его собственная душа к телу, поэтому Он судит все его поступки и намерения. Награда за труды – видения и утешения свыше, но человек не может приобщиться самого божественного бытия (дистанция между Богом и человеком – непременное условие иудейской теологии). Человек приобщается к лицезрению славы Божества, не соприкасаясь с Его скрытой сущностью, которая отлична от Его явления. Из представления о таинственной сущности Бога расцветет постепенно каббалистическая идея сокрытого в Боге Эйн-соф (евр. Бесконечность), Бога-в-Себе, который таит уже над– и вне– человеческие измерения, включая некую бездну, в которой гнездится изначальное зло. Эйн-соф имеет свои атрибуты или стадии божественной жизни, доступные в некоторой степени мистическому познанию, способы которого разрабатывала каббала.

Несмотря на прорыв в области этики, хасидская антропология не вышла за рамки этнически ограниченной традиции. Хасид – духовный руководитель еврейской общины. Он сочетает в себе множество функций – от способности изгонять бесов до рассуждения о спорных местах Талмуда. В рамках хасидизма никогда не ставился вопрос о выходе на уровень универсальной антропологии, что характерно вообще для иудаизма вплоть до XX в., когда распространяется концепция неевреев как «сыновей Ноя». Ною и его потомкам были даны заповеди после потопа, знаком завета Бога с ним служит радуга, как указывает соответствующий текст Торы (Быт 9. 1–17). Для спасения в вечности людям достаточно выполнять немногие заповеди, данные Ною (запрет идолослужения, богохульства, кровопролития, воровства, разврата, жестокости по отношению к животным, требование справедливости в суде), о большем духовном совершенстве остальным народам задумываться не обязательно.

Второй хасидизм (XVIII–XIX вв.) не внес существенных дополнений в антропологию иудаизма, но в нем более детально был разработан антропологический идеал цадика (праведника), являющегося духовным вождем еврейской общины. Конкретные личности приобретают особый аспект значимости, возникает жажда индивидуального духовного руководства. Дух искания личной святости и личного руководства прекрасно передает известный афоризм одного из хасидских цадиков: «Я не для того пришел к Магиду из Межерича, чтобы учиться у него Торе, но чтобы посмотреть, как он завязывает шнурки на своих ботинках» [3, 422].

Каббала (евр. учение, предание, в том числе индивидуальное учение какого-либо мистика) рождается как сплав предшествующих традиций – мистики Меркавы и хасидизма примерно к 1200 г. на территориях Южной Франции и Италии. Самой известной книгой каббалистической традиции является «Зогар» (Книга Сияния), которая несколько веков признавалась каноническим текстом, наряду с Торой и Талмудом. Помимо «Зогар» существует обширная каббалистическая литература, многие памятники которой до сих пор не изданы. Не рассматривая всю безбрежную каббалистическую традицию, стоит упомянуть только новые идеи, которые каббала привнесла в антропологию.

Ярким и своеобычным представляется учение Авраама Абулафии (1240 – после 1291) о том, что душа человека связана особыми перегородками, ограждающими ее от потока космической жизни. Если разрушить их, то душа приобщится к знанию истины, в ней высветлится ее истинная духовная природа, залегающая где-то в ее глубинах, а над поверхностью душевной жизни течет поток повседневной суеты. Для достижения искомого состояния Абулафия находит специфическое средство погружения в экстаз – еврейский алфавит, с помощью которого ночью, в особой одежде белого цвета, при многочисленных свечах, мистик составляет различные комбинации букв, которые должны служить ключом к пониманию имени Бога. Буквы сами по себе не имеют значения, но, погружаясь в их созерцание как в лицезрение чистых форм, душа постепенно освобождает сознание и воспаряет в горний мир. В состоянии мистического преображения человек и Тора образуют непостижимое единство, человек предстает живой и разумной Торой, и, кроме того, во время мистического транса человек встречает свое подлинное чисто духовное «я», которое противостоит ему и даже вступает в диалог, предсказывает будущее. Душа человека в этом описании предстает как многослойное образование, низшим слоем которого являются чистые духовные формы, аналогичные чистым формам божественного мира, но этот слой закрыт, как покрывалом, слоями грубого восприятия земной реальности, включенными в повседневность.

Каббала вносит новые интересные черты в старое учение Талмуда об особой, привилегированной роли еврейского народа, придавая ему мистическое толкование. Каббалист Ицхак Лурия (ум. 1572) учил, что Тора имеет шесть тысяч ликов по числу душ, бывших в Израиле во время получения Откровения. Каждый еврей имеет некоторое сродство с Торой, позволяющее ему адекватно понимать и интерпретировать священный текст. Кроме того, еврейский святой народ в целом предстает как Шхина – явление Славы Божества – и имеет влияние на судьбы вселенной. Царство Божие – это одновременно Кнессет Израиль (мистический прообраз общины Израиля) и Шхина, один из десяти божественных сфирот (евр. сфера, область), по учению «Зогар». Таким образом, израильский народ предстает как укорененный в недрах самого Божества.

Союз Бога и Шхины образует истинное единство, как бы осуществляя самотождественность Бога, так что Бог нуждается в израильском народе ради восстановления полноценности в Своем чрезвычайно сложном и парадоксальном бытии. Евреи – это откровение Бога в мире, наряду с такими Его сфирот, как разум, сострадание, красота, любовь и др. Община Израиля, сотворенная по образу Небесной мистической общины, которая есть Шхина, посредством исполнения религиозных предписаний восстанавливает гармонию, разрушенную грехопадением Адама. Таким образом, мир обязан Израилю той гармонией, которая возможна в падшем материализованном бытии. Согласно «Зогар», Адам Кадмон есть Вышний Адам и прообраз Божественной жизни, с помощью которого божественный мир стал видимым. Таким образом, первозданный Адам – это овеществленный Бог, который стал через Адама видимым, подобно как в христианстве Христос является подлинным воплощением Бога. «Зогар» повествует, что только грехопадение Адама заставило Бога удалиться в обособленную сферу. Если бы грехопадения не произошло, то мир не принял бы материальной формы, поскольку изначально он был сотворен как духовная сущность. Брак не есть уступка плоти, но священнодействие, отражающее взаимоотношения Бога со Шхиной, которая названа Вечной Женственностью.

Центральный для антропологии этический вопрос о сущности зла решается в «Зогар» выдвижением своеобразной концепции, никак не соотносимой с христианством. Зло в христианстве есть следствие злоупотребления высшего дара, данного человеку и ангелам, т. е. дара свободы, и свободного уклонения воли тварных существ от Бога. «Зогар» и каббала не обсуждают важную для христианства тему свободы сотворенных существ, более склоняясь к констатации зависимости человека от судьбы, космических, мировых и божественных процессов. При отсутствии развитой концепции свободы естественным становится объяснение природы зла как побочного эффекта или даже «отходов» жизни Бога, предстающего как органическое существо. Адам только актуализировал скрытые в недрах Божества сфирот Строгости и Суда, которые уравновешивались сфирот Милосердия. Гнев Бога, отторгнутый от других уравновешивающих сфирот, в обособлении деградирует до оформления мира геенны и демонического мира зла. В современном традиционном иудаизме свобода человека понимается как дарованное Богом качество, для того чтобы человек мог проявить свои стремления и преодолеть внутреннее зло.

Сложные теологические спекуляции, в результате которых Бог предстает самозависимым и сложно организованным существом, вносят в концепцию свободы элемент безосновности и неукорененности в божественном бытии. Свобода человека предстает как проявление душевных сил, не имеющих онтологического значения. Душа человека, или, точнее, ее высший слой (нешама), согласно каббалистической традиции, является искрой Божества, появляющейся в результате эманации. Нешама, в отличие от нефеш, пребывает незапятнанной от греха, поскольку она, как часть божества, не способна грешить. Если человек упорно пребывает в грехе, то нешама его покидает, а ее место занимает нечистый дух, мучающий индивидуальную природную душу нефеш. Посмертное наказание может испытывать нефеш или руах, но нешама, как часть божества, не может попасть в места мучений.

Каббала выдвигает и разрабатывает учение о переселении душ (гилгул). Подобно исламскому учению о том, что прежде рождения в мир заключен завет между Богом и душами людей, каббала утверждает о той же предвечной встрече, с той только оговоркой, что, рассуждая о человеке, тем более о его премирном существовании, подразумевает не всех людей (категория «все люди» вообще нехарактерна для иудаизма), но евреев. В ранней каббале переселение душ считалось особым событием, отличным от обычной участи души, возвращающейся после смерти в горний мир. С помощью гилгул великому грешнику предоставлялся шанс исправиться, но считалось, что его душа может обрести только человеческое существование. Позднее, в конце эпохи Средневековья, гилгул стал мыслиться как общая участь человеческих душ, способных принимать самые разные формы (животного, растения).

Историческое становление мистической антропологии иудаизма было, в сущности, разворачиванием центральных мыслей об особой значимости и роли израильского народа, что обусловило ее антиуниверсальность. Центральной интуицией осталась уверенность, что человек имеет непосредственную связь с Богом, в силу того что душа его (высшая часть) произошла из недр божества, и человек должен стремиться к магическому познанию тайн Бога, предстающего загадочным, непредсказуемым, сложноорганизованным существом. По сути, иудейская мистическая теология стала вариантом гностической системы. Кроме того, существовала объективная жажда богообщения, нашедшая наиболее чистые формы выражения в хасидизме. В сравнении с восточнохристианской антропологией, опирающейся на прямые свидетельства Библии и не доверяющей полуоккультным «откровениям», иудейская антропология предстает как не защищенная от вторжения различных идей сомнительного гностического и языческого происхождения, так как в иудаизме, несмотря на длительную историю существования, не были выработаны критерии истинности или ложности духовного опыта.

1. Максимов Ю. В., Смоляр К. В. Православное религиоведение: Ислам, Буддизм, Иудаизм. М., 2008.

2. Шафаревич И. Р. Трехтысячелетняя загадка: История еврейства из перспективы современной России. СПб., 2002.

3. Шолем Г. О сновные течения в еврейской мистике. М.; Иерусалим, 2004.