ВАНЬКИН ПЕРЕКРЕСТОК
Московская область
— Потому что это твои друзья, а не мои, — заявила Анжелка, уперев кулачки в бока.
Будто иголкой в больное место ткнула: у Лешки желваки на скулах заходили ходуном.
Но он промолчал. Сдержался. Стиснул зубы и шагал молча, взбешенно глядя перед собой.
Ну уж нет, решила Анжелка. Лучше ссора, чем такой холодный игнор. Она остановилась и безжалостно, резко заявила:
— И не надо со мной идти! Я, кажется, тебя не звала?!
В ответ на Лешкино замешательство припечатала:
— Не ходи за мной. У меня, может, встреча!
Она испытала мгновенный жгучий восторг от того, какой болью налились вдруг Лешкины глаза и каким беззащитным мальчиком-зайчиком сделался в одно мгновение этот мускулистый стриженый здоровяк. Победа! Полная победа.
Но уже в следующую секунду все рухнуло: скрипнув зубами, Лешка взгромоздился на свой обожаемый байк, рванул стартер… Рыча и взревывая, как раненый бык, мотоцикл, слившись с седоком в один черный силуэт, полетел по улице.
А Анжелка осталась. Одна. В темноте. Последний автобус ушел давным-давно. До дома еще полчаса пехом, и то — если коротким путем. А если по трассе, так и целый час идти.
И вокруг — ни души! Как назло.
«Это ж сколько времени мы с Лешкой тут отношения выясняли? А все разошлись давно», — вспомнила Анжелка и поморщилась: надо же, прямо затмение какое-то.
Еще немного — и она кинулась бы вслед за Лешкой с криком: «Подожди! Я передумала!»
Но если так сделать — тогда пиши пропало. С Лешкиным-то звериным тупым упрямством. Он ведь вконец обнаглеет, начнет командовать, помыкать ею, во всем навязывая свою волю.
«Малыш, подожди, пока я поговорю с мужиками. Котенок, не заводись. Зайка, не жужжи!» Парни просто обожают делать из своих подруг этаких плюшевых дурочек.
«А я терпеть этого не могу!» — насупившись, подумала Анжелка. Стоит уступить — и потом начнется… «Куколка», «детка»… Не вылезешь из этих «зайченышей», «крольчишек», «котят» и прочего безмозгло-мимимишного арсенала. Никакого уважения. И тем более — равноправия.
«Иди ты, Лешка», — пробормотала девушка.
Сердито сдула с лица белобрысую челку, топнула ногой и направилась по дороге, гулко цокая каблучками в ночной тишине.
Два часа ночи. Поселок спит. Ночной холод и сырость сменили ненадежное весеннее тепло. Модный короткий плащик на Анжелкиных плечах выполняет чисто декоративную роль и, конечно, по-настоящему не греет.
То ли дело — Лешкина кожаная куртка — теплая, просторная, размера XXL. Лешка всегда уступал свою куртку любимой девушке. Что ж… куртка отбыла вместе с Лешкой.
Чертовски холодно! Анжела невольно ускорила шаг, сбивая дыхание.
Половина фонарей вдоль улицы не горит. На растрескавшемся асфальте то и дело попадаются выбоины, забитые кирпичной крошкой и щебнем. Проваливаясь в трещины между камнями тонким высоким каблуком, как в ловушки, Анжелка рисковала вывихнуть где-нибудь ногу.
Налетел ветерок — и длинные космы берез, растущих вдоль улицы, ожили, затрепетали. Кроны их, клонясь друг к другу, зловеще перешептывались, будто замышляя что-то против одинокой путницы.
Железнодорожный переезд встретил Анжелу, злорадно подмигивая из темноты красным глазком. Трясясь от холода, девушка ступила на деревянные мостки через пути и побежала по ним, стуча каблуками сухо и дробно, пугаясь двойного отзвука, который давали подпрыгивающие, прогнувшиеся в нескольких местах доски.
Все время казалось: кто-то идет за ее спиной, совсем близко. Так, что звуки шагов преследователя почти сливаются с ее шагами. Вытянув руку, этот некто легко может поймать, дотянуться кончиками пальцев до затылка, шеи, волос. Вот-вот…
Миновав поднятый автоматический шлагбаум, Анжела перевела дыхание. Оказавшись снова на выщербленном дорожном полотне, она испытала облегчение — на кривом асфальте можно, конечно, вывихнуть ногу, но хотя бы звуки на нем не двоятся — не так жутко.
Главное теперь — идти быстрее. И не дрожать, а то ведь зубы так и стучат, того гляди — язык прикусишь…
Только миновав развилку за железнодорожным переездом, Анжела вдруг вспомнила, что неминуемо ждет ее впереди: окаянный Ванькин перекресток.
Она чуть не застонала вслух. Как можно было забыть? Ведь от этого места все жители поселка стараются держаться подальше. И не только ночью. Многие автомобилисты и днем его избегают. От греха, как говорится.
С тех пор как однажды какой-то пьяный ротозей сбил на этом месте пенсионерку насмерть — несчастья пошли одно за другим: то наезды на пешеходов, то машины столкнутся, и обязательно с жертвами… Катастрофа, а не перекресток. Нет его страшнее во всем городке.
А в тот год, когда обочина дороги украсилась и справа, и слева сразу двумя могильными крестами, уже и те, кто не склонен никакой мистике верить, — признали: дело и впрямь нечисто.
Проклятый перекресток прозвали «Ванькиным». Потому что похоронены здесь под крестами два Ивана — вернее, останки того немногого, что уцелело от обоих водителей при лобовом столкновении.
Причина той аварии так и осталась невыясненной: свидетелей мало, и рассказывали они все разное. Кто-то говорил, что водители были пьяны — вот и влетели на полной скорости друг в друга, не сумев разминуться на одной дороге. Другие утверждали, что на месте аварии, прямо перед машинами, видели какую-то старуху — мол, вылезла бабка под колеса в самый неподходящий момент.
Пытаясь ее объехать, водители и совершили роковую ошибку.
Но только на дороге-то никакой старухи не нашли, а свидетели, что упоминали о ней, доверия не особо заслуживали: один был всем известный алкаш и полубомж Веселкин, другой — пятидесятилетний мужик, недавно переживший инсульт, с кривым, на сторону, ртом и невнятной речью.
«Померещилось им», — посчитали в полиции и дело закрыли.
А могильные кресты двух Иванов встали по обе стороны перекрестка как знаки опасности, предвещая смерть каждому, кто ступал на эту дорогу.
Жители поселка шептались, что сбитая когда-то пенсионерка была на самом деле ведьмой. Ее призрак и мстит горожанам.
Вспомнив о призраке, Анжелка окончательно пала духом. Но делать нечего: половину пути она уже одолела. Не поворачивать же назад! Тем более что другой путь в четыре раза длиннее. Анжелка и без того утомилась: все ноги сбила, ковыляя по темноте на высоких каблуках. И к тому же замерзла.
Вот он, Ванькин перекресток, впереди. Вроде бы и не страшный он вовсе… Только два креста на обочине вытянули тени на дорогу — словно лапы чудовищ.
Девушка остановилась в нерешительности. Может, подождать? А вдруг повезет, и кто-то еще пойдет здесь?
Неподалеку, в рощице, пролегает тропинка — запоздавшие пассажиры электричек ходят по ней, когда летом приезжают на здешние дачи. Дачи отсюда близко.
Правда, летний сезон толком еще не начался…
Да и время давно за полночь. Уж какие тут дачники?
Анжела постояла, вглядываясь в темноту, отчего ей только жутче сделалось — будто она смотрела в темные глаза убийцы. Обернулась назад — вдруг все-таки найдется кто-то случайный в попутчики? Но на дороге никого не было. Только собака.
Крупный лохматый пес со вздыбленной на загривке шерстью появился бесшумно и словно бы ниоткуда. И теперь, расставив передние лапы, нюхал след метрах в двадцати от перепуганной Анжелки.
Почуяв ее взгляд, пес поднял голову.
Сердце Анжелки дрогнуло и затрепыхалось где-то в горле. Пес повернул голову вправо, потом влево, как делает человек, который хочет убедиться, что никто не помешает ему сделать то, что он хочет. Что свидетелей нет. Собачьи глаза сверкнули красным, и Анжела вдруг почувствовала, что не может вздохнуть: воздух весь куда-то пропал из груди.
«Собачка», — глупо подумала она. Не в силах говорить, она пыталась хотя бы мысленно задобрить зверя каким-то своим хорошим отношением. Животные, говорят, чувствуют эмоции…
«Это всего лишь собака», — подсказал разум, и Анжелка осторожно перевела дух. Медленно повернувшись спиной к псу, она сделала один деревянный шаг вперед. Медленно. Один. Еще один.
Ничего. Надо идти. Не показывая страха. В конце концов, собака ведь даже не рычала. Просто бездомное животное.
Походкой заржавевшего циркуля девушка добралась до середины перекрестка.
И здесь оглянулась. Лучше б она этого не делала!
Собака исчезла. На ее месте увидела Анжелка старуху — уродливую, с непомерно крупной, не по росту, головой. Вперив в девушку горящие глаза, бабка недобро ухмылялась и ковыляла, протягивая вперед руки.
Длинные костлявые пальцы шевелились, то ли кого-то подзывая, то ли что-то подтягивая к себе из ночного мрака, из пустоты.
Ничего за всю свою жизнь Анжелка ни разу так не пугалась, как этой старой карги. Внешность ее вызывала омерзение. Словно Анжелка увидела сотню-другую копошащихся на обнаженном теле могильных червей. Или пауков и тараканов, забирающихся в нос и рот спящему человеку. Или гнездо змей, обосновавшихся в детской песочнице.
Кровь бросилась в лицо девушке, негромкий стук в ушах превратился в удары молотом.
Она повернулась и хотела бежать. Но что-то случилось с ее ногами — они застыли, вросли в землю. Жесткий колдобистый асфальт исчез: вместо него под ногами появилась горячая пористая, липкая масса, похожая на жвачку, расплавленную солнечным зноем. Пытаясь бежать, Анжела только глубже увязала в этой субстанции, и жар все сильнее охватывал ее.
Если где-то и можно провалиться в преисподнюю — так это здесь, с ужасом догадалась Анжелка.
Старуха догоняла, переваливаясь с боку на бок, словно косолапая утка.
А у Анжелки на ногах — будто цепи навесили. Такое только в кошмарах бывает — бежишь, выбиваешься из сил, а пройденный путь ни на шаг не длиннее. Кричишь — изо рта ни звука. Немота и бессилие.
Оказавшись на пятачке между двумя крестами, Анжелка застыла…
Два Ивана. Два. А если? Непонятно почему, она вдруг вспомнила давнюю детскую примету — просить у судьбы подарков и загадывать желания, оказавшись между тезками.
«Два Ивана, помогите!» — обмирая, взмолилась мысленно.
Единственный на перекрестке фонарь мигнул и погас. Старушечьи глаза хищно блеснули красным и пропали во тьме…
Анжелка зажмурилась, ожидая, что когтистые лапы сейчас схватят, дотянутся до ее горла…
Но тут раздался вопль — словно разъяренный кот драл глотку в драке. Одновременно ветер рванул вдоль улицы с ураганной силой. Девушка пошатнулась и…
Она бы упала, если бы ее не поддержали.
* * *
Первое, что увидела Анжелка, открыв глаза, — черный собачий хвост, промелькнувший между деревьями. Собака метнулась и пропала в ночи.
На перекрестке вспыхнул свет — зажегся единственный в этом месте фонарь. Непонятно, что мешало ему загореться раньше.
— Эй, с тобой все в порядке? — Озабоченный голос Лешки проник в сознание. — Я вот решил все-таки проводить тебя. Нехорошо ведь…
Не дослушав, Анжелка бросилась на шею своему другу:
— Лешенька! Какой ты молодец. Не представляешь, как я рада! Хороший мой, прости…
Лешка хмыкнул. Двинул каменной челюстью, пожал плечами. Снял куртку и отдал Анжелке. Правду говорят, что у девчонок семь пятниц на неделе — ничего у них не поймешь.
— Ладно, зайченыш. Проехали. Куртку застегни! — скомандовал он.
Анжелка благодарно улыбнулась, вытерла слезы, задернула молнию на кожанке и устроилась на байке позади Лешки, обхватив его твердую, как доска, спину.
Обернувшись назад, беззвучно прошептала в сторону двух крестов: «Спасибо, два Ивана!»
Мотоцикл взревел и полетел по темной дороге.
Распластавшись на Лешкиной спине, как ласточка на карнизе, Анжелка радовалась, какая эта спина широкая и надежная. И как ни глупо, но в это мгновение девушка была совершенно счастлива.
