Глава 4

– Чем могу быть вам полезен, господа?

Начальник отдела кадров, к которому отправил нас вахтер, всем своим видом выражал искреннее желание приносить пользу окружающим. За минуту до этого он тщательнейшим образом изучил удостоверение Мельникова и теперь готов был выложить нам все, о чем бы мы ни спросили.

– Нас интересует ваш сотрудник Проскурин Антон Павлович, – сообщил Андрей. – По нашим данным, он является работником НИИ «Волна». Не могли бы вы уточнить, в каком именно отделе он трудился?

– Проскурин? Нет ничего проще. Пожалуйста, ожидайте здесь. Я мигом.

Начальник отдела кадров решил лично добыть для нас искомые сведения. Он вышел из кабинета и не возвращался довольно долго. Мы с Мельниковым успели даже заскучать. Правда, вернулся он с готовым результатом. Протягивая Андрею ксерокопию основной страницы из личного дела Проскурина, начальник отдела кадров пояснил:

– Работа института распределяется по нескольким направлениям. Проскурин работает в отделе НПЦ «Электронные системы». Контрольно-измерительное оборудование и все такое. За более подробной информацией вам нужно обратиться к начальнику этого отдела.

– Как его найти? – спросил Мельников.

– Проходите через центральную проходную, пропуск я вам выпишу. Когда окажетесь во внутреннем дворе, двигайтесь в направлении двухэтажного здания синего цвета. Там спросите Павла Ивановича. Это и есть начальник электронщиков, – разъяснил кадровик.

Мельников взял пропуск на нас двоих и повел меня во внутренний двор. В здании, где располагался отдел электронщиков, стояла гробовая тишина. Коридоры пустовали. Из-за закрытых дверей слышалось легкое постукивание клавиш да гудение оргтехники. Отыскав дверь, на которой приютилась табличка с надписью «Начальник НПЦ «Электронные системы», Мельников постучался и вошел в кабинет. Я проследовала за ним. За столом сидел парень лет двадцати пяти и яростно резался в «Танчики» в Интернете. К двери он сидел вполоборота, поэтому не сразу сообразил, что в кабинете посторонние.

– Ну, давай, давай, лошара местный! Долби его. Ага, труханули, фашисты несчастные! То-то! А мы сейчас еще фугасками лакернем! Эй, эй, куда прешь, немчура гнилозадая? А ну, стой, где стоишь!

Мы с Мельниковым переглянулись. Хорошая у парнишки работа, нечего сказать. Сиди себе в танчики играй. Андрей кашлянул, пытаясь привлечь внимание молодого человека.

– Сейчас, Толян, сейчас. Последний уровень остался. Я тут новый рекорд устанавливаю, – не глядя на вошедших, произнес парень.

– Простите, нам бы с начальством пообщаться, – официальным тоном проговорил Мельников.

Услышав незнакомый голос, парень обернулся.

– А Толян где? – удивленно спросил он.

– Вероятно, как и вы, по горло занят работой, – елейным голосом произнесла я.

– А я, это… Закончил раньше, – немного смутившись, сообщил парень. – А вы, собственно, кто? По какому вопросу? Имейте в виду, мой рабочий день заканчивается ровно в семнадцать ноль-ноль.

Парень уже пришел в себя и, раздосадованный тем, что непрошеные посетители помешали ему установить новый рекорд, нагло развалился в кресле, оглядывая нас с ног до головы.

– В таком случае, в нашем распоряжении еще целых двадцать четыре минуты. Думаю, успеем, – бросив взгляд на часы, заявил Мельников.

Доставая из внутреннего кармана удостоверение, он предъявил его парню и спросил:

– Вы начальник отдела?

При виде красных корочек с парня тут же слетел весь апломб. Он вскочил с кресла, вытянулся в струнку перед Мельниковым и скороговоркой проговорил:

– Что же вы сразу не сказали, что из органов? Милости просим. Естественно, для вас временные рамки неограниченны. Вы по какому вопросу?

– Нас интересует ваш сотрудник Проскурин Антон Павлович, – сообщил Мельников. – Что вы можете о нем сказать?

– А он сегодня на работу не вышел! – радостно вскричал парень. – Прогулял, наверное. Дома ищите. Адрес можете взять в отделе кадров. Советую поспешить, отдел кадров у нас тоже до пяти работает.

– В этом нет необходимости. В отличие от вас, мы знаем, где сейчас находится ваш сотрудник, – ответил Мельников. – Так как насчет Проскурина? Можете дать ему характеристику?

– В каком смысле? – не понял вопроса парень.

– Характеристика – это модель поведения человека, объективно заданная социальной позицией личности в системе социальных, общественных и личных отношений, – утрированно четко проговорил Мельников. – Проще говоря, нам необходимо знать, каким образом зарекомендовал себя на производстве господин Проскурин. Вот вы говорите «прогулял»? Часто с Проскуриным такое происходило? Он что, недобросовестно относился к своим трудовым обязанностям?

– Почему недобросовестно? Как все. И не прогульщик он. Просто к слову пришлось, – пожал плечами парень. – Знаете что, вы бы лучше с его непосредственными коллегами этот вопрос обсудили. Боюсь, от меня вам будет мало пользы.

– Мы обязательно воспользуемся вашим советом, но сначала хотелось бы услышать от вас, что лично вы можете сказать о Проскурине, как о сотруднике, находящемся в вашем подчинении. Я не ошибся, ведь вы его непосредственный начальник? – голос Мельникова звучал глухо, из чего я сделала вывод, что Андрюхе проскуринский начальник не просто не понравился – он его раздражает.

– Может быть, мне и правда пойти с сослуживцами Проскурина поболтать? Разойдутся же сейчас все, – шепнула я Мельникову.

Вздохнув, Андрей вынужден был согласиться. Наскоро закончить беседу с начальником отдела он не надеялся, а рабочий день у коллег Проскурина подходил к концу.

– Ладно, иди. Я тебя догоню, – разрешил приятель.

– Скажите, в каком кабинете находится рабочее место Проскурина? – поинтересовалась я у начальника.

– Третья дверь налево. Там на табличке написано «Контрольно-измерительные устройства». Мимо не пройдете, – услужливо подсказал парень.

Я вышла из кабинета и отправилась на поиски нужной двери. В кабинете с искомой табличкой находилось человек восемь сотрудников института. Вежливо поздоровавшись, я обратилась к самому старшему по возрасту.

– Простите, Антон Проскурин в вашем отделе работает?

– Точно так, красавица. А вы ему кто? – заулыбался мужчина. – Невеста или сестра?

– Ни то, ни другое. Я из органов. Татьяна Иванова, – представилась я. – Как мне к вам обращаться?

– Михаил Алексеевич. Что, набедокурил наш Антон? – спросил мужчина.

– Пока не знаю. Надеялась, что вы мне в этом вопросе поможете, – улыбнулась я в ответ.

– Лексеич, чего там у тебя? – крикнул парнишка, стол которого располагался у окна.

– Полиция за нашим Каверзником пришла, – радостно сообщил Михаил Алексеевич.

– Есть все-таки в жизни высшая справедливость! – назидательно подняв палец к небу, возвестил парнишка у окна. – А я всегда говорил, что добром наш Антоша не кончит. Что, допек кого-то так, что на него заяву накатали?

Этот вопрос был адресован уже ко мне. Я пожала плечами, мол, все может быть, и спросила:

– Проблемы в общении?

– У нас-то проблем нет, а вот у Каверзника этих проблем по сто тысяч на дню, – неспешно ответил Михаил Алексеевич. – Чего он на работу-то не вышел? В кутузке мается? Мог бы и позвонить. Отмазывай его теперь перед начальством. Оно нам надо?

– А вам пришлось его отмазывать? – удивленно спросила я. – Мне показалось, что вашему начальнику безразлично, вышел сотрудник на работу или дома отсиживается.

– У Пашика побывали, – сделал вывод Михаил Алексеевич. – Да вы не думайте. Он, хоть и с придурью, дело свое на пять с плюсом выполняет. Правда, хрен его знает, как у него это получается, но после того, как его в начальники выдвинули, мы без работы не сидим. Раньше, бывало, по три недели заказов нет, и зарплаты, соответственно, тоже. А сейчас иной раз и задержаться приходится, столько работы.

– Пашик – это ваш начальник? – переспросила я.

– А то кто ж? Молодой парень, но бойкий. И себе выгодные заказы подбирает, и нас не обижает. А то, что в игры по полдня играет, так что с того? Главное, чтоб зарплату платил, правда, мужики? – обратился за поддержкой к коллегам Михаил Алексеевич.

Мужики согласно загалдели, защищая своего недоросля начальника. Я улыбнулась. Вот ведь как бывает, с виду человек совсем никчемный, а на деле оказывается, что у него авторитета побольше, чем у солидного собрата. А вот Проскурин, по всей видимости, любовью коллектива не избалован. Интересно, чем он так сослуживцам насолил?

– А Проскурин, значит, не из той категории людей, о которых принято говорить «свой человек»? – спросила я.

– Каверзника имеете в виду? – вновь вступил в разговор парнишка у окна. – Тут вы в самую точку попали. Про Антошу вам во всем институте ни один человек доброго слова не скажет. Это точно.

– Что так? – поинтересовалась я.

– Да склочник он, каких свет не видывал, – заявил парнишка. – И шептун неуемный. При нем ни одного лишнего слова не скажи. Даже в шутку. Тут же помчится начальству наушничать. Да не к нашему Пашику, а сразу к Тарасу Андреевичу, к генеральному нашему. Он туда за последние четыре года не то что дорожку – целую колею протоптал!

Мужики, услышав подобное сравнение, хором заржали. Парнишка, довольный вниманием, разошелся.

– Вот сегодня его на работе нет, так мы хоть душу отвели. А то сидишь целый день и только и думаешь о том, как бы Каверзнику что в голову не пришло дурное. До маразма дело дошло. В прошлый четверг социолог наш приходил, опрос делать. У нас с этим строго. Раз в неделю обязательный опрос проводят. Моду взяли с заграницы, а чего этими опросами добиться хотят, и сами не знают. Просто, чтобы как в Америке было, – разглагольствовал парнишка. – Так вот, тема опроса была «Какие виды спорта вы предпочитаете?». Начальство, видите ли, интересует, кто из сотрудников ведет здоровый образ жизни! Ну, мы начали анкеты заполнять. Пошутить решили, чтобы не так скучно было писаниной лишней заниматься. Я у Лексеича спрашиваю: ты какой вид спорта укажешь? Бег на сто метров с перекурами или спортивная ходьба в секторе метания молота? А он отвечает: я предпочитаю десятиженство, как наш главный по кадрам. Так что вы думаете? Этот упырь пошел к генеральному и донес, что Лексеич сплетни распускает про кадровика. Перед всем отделом заявил, что тот с чужими бабами путается! Ну не гнида?

– А что, кадровик и правда до женщин охоч! – поддакнул Михаил Алексеевич. – Только это его личное дело. Он мужик холостой, пускай себе баб меняет, коли есть желание. Дело-то не в этом. Мы ж про кадровика вскользь упомянули. К слову, так сказать. Поржали и забыли. А Каверзник из этого целую бучу раздул. Меня, между прочим, на ковер за это тягали. А ему хоть бы что. Незачем, говорит, честное имя человека порочить. Так можно до чего угодно договориться. Да ну его к лешему.

Михаил Алексеевич махнул рукой, показывая, что не хочет вспоминать про Проскурина.

– А Светку-сметчицу помнишь, как подставил? – Парнишка у окна завелся и останавливаться не собирался. – Она на его проект смету составляла. Торопилась к сроку успеть, ну и в последнем документе указала сумму не сто двадцать тысяч, а сто две тысячи. Ведь сразу было понятно, что девчонка просто описку допустила. В остальных-то документах все верно указала, только в последнем ошибка закралась. Другой на его месте подошел бы к сметчице, попросил переписать, и все. Но только не наш Антоша! Знаете, что он сделал? Докладную накатал. Мол, сметчица намеренно занизила окончательную стоимость проекта. Говорю же, гнида редкостная, этот ваш Проскурин.

– Со Светкой, правда, нехорошо вышло. Ее после этого три дня по кабинетам мытарили. Девчушка не выдержала и заявление на увольнение написала. А Каверзник после этого с гордо поднятой башкой неделю ходил, точно и вправду диверсанта вычислил, – поддержал парнишку один из работников. – Ну, это-то понятно. Проскурин вообще женщин ненавидит.

– Это оттого, что у него постоянной бабы нет, – сделал вывод Михаил Алексеевич. – Вот была бы у него баба, тогда на пакости времени не оставалось бы.

– Да откуда ей взяться-то? Забыл, кто его воспитывал? С такой мамашей у любого все желание якшаться с противоположным полом улетучится на веки вечные, – рассмеялся мужчина средних лет, сидящий напротив Михаила Алексеевича.

– Твоя правда, Иван. С Марьей Петровной не забалуешь. Да только она четыре года, как преставилась, а Антоша все холостякует. Вот при ее жизни он себе разные пакости не позволял, – принялся вспоминать Михаил Алексеевич. – Когда мать его жива была, так Каверзника не видно не слышно в отделе было. Теперь приглядывать за ним некому, вот он и отыгрывается на нас.

Я слушала отзывы коллег Проскурина и не переставала удивляться. Со слов сослуживцев портрет потерпевшего вырисовывался безрадостный. Только от этих воспоминаний мне пользы было мало. Нужно было срочно переводить разговор на интересующие меня темы, иначе я рисковала засидеться здесь до прихода Мельникова. Отдавать инициативу в руки сотрудника полиции, хоть и моего лучшего друга, мне не хотелось.

– Значит, у Проскурина невесты не было? – уточнила я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Чем же он в свободное от жалоб время занимался? По жизни он чем интересовался?

– Ничем этот бирюк, кроме своей персоны, не интересовался, – отрубил парнишка у окна. – Для интересов он слишком жаден. Любое хобби предполагает вложение денег. Даже если ты коробки спичечные собираешь, так и на них копеечку тратить придется. А наш Антоша, ко всему прочему, еще и скупердяй. За грош любого удавит. Или сам удавится.

– Вот как? А я слышала, что он любитель ресторанного отдыха, – невинно сообщила я.

– Да вы что! Кто вам мог такую ерунду наговорить? Проскурин даже в институтскую столовую и то только по праздникам ходит, – в один голос заявили коллеги Проскурина.

– Погодите, мужики. Чего человека в смущение вводите? – остановил их Михаил Алексеевич. – У Проскурина в последнее время деньжата водились, я сам видел. Да и на одежду он стал тратиться. И ведь не на барахолке покупал. Одна его куртка чего стоит. Я у девчат-сметчиц интересовался. Такая курточка в магазине стоит немерено. Может, и на рестораны раскошелился, кто знает?

– Давно у Проскурина деньги появились? – почувствовав, что напала на нужный след, спросила я.

– С полгода как, – призадумавшись, ответил Михаил Алексеевич. – До этого он, как и все мы, от зарплаты до зарплаты копейки считал, а тут кошелек у него потолстел. Приоделся наш Антоша, это точно. Я даже подумывал, что начальство ему приплачивать за его жалобы стало.

– И такое бывает? – удивилась я.

– В жизни всякое бывает, – наставительно произнес Михаил Алексеевич.

– Да брось ты, Лексеич. Кому он нужен, платить еще ему, – возразил парнишка у окна. – Вот я слышал, что Антоша калым себе нашел. На дому проекты варганит. Частным образом. Что ни говори, а в этом деле он мастер.

– И что же он ни с кем хорошей новостью не поделился? Ни одному не рассказал, откуда деньги берет? – спросила я.

– А кто его слушать-то станет? С ним ни одна живая душа общаться не хотела, – снова влез парнишка. – Но деньги у него водиться стали, это я тоже заметил. А откуда он их брал, мне неинтересно. Хотя насчет ресторанов я все равно сомневаюсь. Не может человек так вот взять и поменяться ни с того ни с сего. Я в это не верю. Если ты по жизни крохобор, то и помрешь крохобором.

– Вот он и помер, – задумавшись, произнесла я.

– Кто помер? – переспросил Михаил Алексеевич. – Антон помер?

Поняв, что проговорилась, я не стала отпираться.

– Да. Антона Проскурина убили вчера вечером. Зарезали ножом прямо в троллейбусе. Собственно, поэтому он на работу и не вышел, – сообщила я.

– Вот те раз, – присвистнул парнишка у окна. – А мы тут его грязью поливаем.

– Да, нехорошо как-то получилось, – укоризненно глядя на меня, произнес Михаил Алексеевич. – Вы бы хоть намекнули, что человека уже нет. А то мы тут его черним, а он уже и ответить в свое оправдание ничего не сможет.

– Так получилось, простите, – виновато сказала я. – Хотя то, что я услышала, поможет нам найти его убийцу гораздо больше, чем если бы вы все вместе принялись незаслуженно нахваливать Антона.

В комнате повисла тишина. Коллеги Проскурина притихли, переваривая новость. Именно в этот момент дверь открылась, и на пороге возник Мельников. Оглядев нашу невеселую компанию, он вполголоса спросил:

– Татьяна Александровна, вы тут закончили?

– Так точно. С коллегами побеседовала. Информацию собрала. Можем идти, – облегченно выдохнула я.

– Ну, тогда пойдемте. Я, собственно, тоже закончил, – озабоченно глядя на мое смущенное выражение лица, предложил Мельников.

– Постойте. А кто его хоронить будет? – задал вопрос Михаил Алексеевич. – Родни ведь у него нет.

– Этот вопрос еще не обсуждался, – ответила я. – Наверное, за счет государства.

– Не по-людски это! – решительно заявил Михаил Алексеевич. – Надо клич по отделам бросить. Уж на скромные похороны небось насобираем деньжат. Как думаете, мужики?

И те самые мужики, что минуту назад доброго слова о Проскурине сказать не могли, согласно загалдели.

– Правильно, Лексеич, соберем денег, похороним человека, как полагается. Все-таки не один день он с нами проработал.

– В кассе взаимопомощи можно какую-то сумму выписать.

– Поминки в столовой организуем.

– К Пашику с этим делом идти надо. Он парень понятливый, не откажет.

Мельников удивленно смотрел на сослуживцев Проскурина, а те, не обращая больше на нас никакого внимания, начали оживленно обсуждать предстоящее мероприятие. «Эх, не слышал ты, как они о покойнике отзывались. Ты б еще не так удивился! – усмехаясь про себя, подумала я. – Удивительная русская душа. Пока жил человек, никому до него дела не было. А как помер, так ему и забота, и почет. Парадокс». Я подхватила Мельникова под руку и вытянула в коридор. Коллеги Проскурина даже не заметили нашего исчезновения. Мне это было только на руку. Тратить еще полчаса на изложение подробностей смерти Антона мне не хотелось.

– Не понял, это что за партсобрание? Чем это ты их так проняла, Иванова, что они готовы раскошелиться на похороны сослуживца? Тут иной раз близких родственников приходится убеждать покойника забрать, а тебе хватило каких-то полчаса, чтобы сагитировать целый коллектив. Опытом не поделишься? – останавливая меня на полном ходу, принялся допытываться Мельников.

– Нет ничего проще, – засмеялась я. – Вот как ты считаешь, что для русского человека является самым сильным стимулом при совершении добрых дел?

– Боюсь и предположить, – воскликнул Мельников.

– Чувство жалости, Мельников. Банальное чувство жалости. Слышал бы ты, какими эпитетами они награждали Проскурина, пока не узнали, что тот умер. И сплетник он, и кляузник, и женоненавистник. А как узнали, им сразу его жалко стало. Вот ведь, умер человек, а про него никто доброго слова не сказал. Ну и решили, что таким образом смогут компенсировать Проскурину свою нелюбовь прижизненную. И весь секрет, – печально произнесла я. – А если честно, не хотела бы я оказаться на месте Проскурина. Тяжело сознавать, что тебя никто не любит. Тут у кого хочешь крышу снесет. Он столько лет с ними проработал, а авторитета не заслужил. А вот Пашик без году неделя в начальниках ходит, а его уже все любят и даже заступаются за него. И странности ему прощают, и к увлечению компьютерными играми снисходительно относятся.

– Это ты все в мое отсутствие выяснила? Молодчина, зря времени не теряла, – похвалил Мельников. – Я тоже не с пустыми руками вернулся. Начальник Проскурина собрался с мыслями и поделился со мной кое-какой информацией. Оказывается, Проскурин наш приходил к нему пару недель назад отпуск внеочередной выпрашивать. Уехать ему куда-то приспичило. Начальник ему отказал. Тебе, говорит, до отпуска еще полгода пахать. Деньги, говорит, заработать вначале надо, а потом проматывать. А Проскурин заявил, что деньги для него не проблема. Он, мол, и за свой счет отдохнуть не прочь. Спрашивается, откуда у Проскурина деньги? Я поинтересовался – зарплаты у институтских работников невеликие. На такие бабки больно не разгуляешься.

– Мужики в отделе тоже говорили, что у Проскурина некоторое время назад деньжата завелись, – и я пересказала то, что сообщили мне коллеги убитого.

– Да, видно, наш покойничек не так прост, как хотел казаться, – вынужден был признать Мельников. – Сумел-таки кому-то дорогу перейти.

– Надо в рестораны смотаться. Наверняка ниточка к убийце оттуда идет, – заявила я.

– Хорошо тебе, Иванова, рассуждать. У тебя начальства нет. А мне в отдел ехать нужно. Докладывать обстановку. Там теперь наверняка все на ушах. Да и с опергруппой еще пообщаться успеть надо. А то разойдутся по домам, придется до утра от них рапортов ждать. Может, соседи что-то интересное рассказали? Нет, рестораны придется на завтра отложить. А ты домой отправляйся. Хватит уже с тебя приключений. Одна туда соваться не смей, – предупредил Мельников.

– Это уж как получится, – заявила я. – Ты, Андрюша, езжай в отдел, а я еще немного тут похожу. Пока мужики под впечатлением от новости, попробую еще что-нибудь выведать. Жалко упускать такую возможность.

– Вечно тебе на месте не сидится, – проворчал приятель, но отговаривать меня не стал, зная по опыту, что дело это неблагодарное.

Мельников ушел, а я вернулась обратно к кабинету, где при жизни трудился Проскурин. Внутрь заходить не торопилась. Решила послушать, что коллеги Антоши без свидетелей обсуждать станут. Подслушивать, ясное дело, некрасиво, но иной раз, подслушивая, можно много интересного узнать. И я, не обременяя себя угрызениями совести, прижалась ухом к двери.

Сначала мне был слышен только голос Михаила Алексеевича. Он делился с коллегами опытом организации похорон. Какая-то его дальняя родственница умерла буквально пару месяцев назад, и он докладывал, что почем нынче на рынке ритуальных услуг. Мужики слушали молча, не перебивая. Лишь один голос время от времени подавал реплики с просьбой повторить цену. Видно, конспектировал за рассказчиком, чтобы после подсчитать, какая сумма потребуется для того, чтобы устроить все чин по чину. Потом мужикам надоела скучная бухгалтерия. Я услышала, как кто-то, по голосу не из тех, кто участвовал в нашей беседе, спросил:

– Как думаете, кто Антошу прирезать мог?

– Кто ж его знает? Шпана какая-нибудь. Кошелек подрезать решили, да не рассчитали.

– Нет, карманники на такое не пошли бы. Ну, не вышло лопатник рубануть, так он, вор-то, просто сбежал бы из троллейбуса. Не удалось в этот раз, повезет в другом месте. Я думаю, Антошу намеренно в расход пустили.

– А за что? Для того чтобы жизни человека лишить, веская причина нужна. Насколько я знаю, наш Антоша ничем противозаконным не занимался. За что его убивать-то?

– Да мало ли поводов? Сейчас народ через одного все отмороженные. Может, нагрубил кому? Сами знаете, Проскурин иной раз таким мерзким мог быть.

– Брось ты, Иван. Разве за такое убивают? Я вот считаю, что Антоша все-таки с криминалом связался. И основания так считать у меня имеются. Вспомните, с полгода назад Каверзник наш на работу опоздал. Прискакал взъерошенный весь. А когда Лексеич его подколол насчет того, что, похоже, тот всю ночь в засаде просидел, он даже не огрызнулся. Мне еще тогда это странным показалось. А главное, что спустя короткое время у него деньги стали появляться. Когда на юбилей Веронике Степановне сбрасывались, я рядом с Антошей стоял. Ну, и случайно в кошелек его заглянул. Машинально получилось. Так у него там тысячные купюры целой стопкой лежали. Я аж присвистнул от удивления. А Антоша кошель захлопнул и оправдываться принялся. Не мои, мол, деньги. Сосед попросил компьютер ему присмотреть. Сам, мол, в этом ничего не смыслит, собираюсь после работы в магазин заехать. Тогда-то я поверил, а теперь думаю, не соседские это тыщи были, а Антошины. А за такие деньги немудрено и заточку в бок схлопотать.

– Я вот тоже кое-что вспомнил. Следовательша, что к нам заходила, про рестораны спрашивала. Сразу-то мне в голову не пришло, я и промолчал. А сейчас припоминаю. Мне однажды дочка говорила, что видела Проскурина в ресторане. Она администратором работает в «Старом Городе». Зарплата приличная, и кормят на убой. Повезло дочке с работой.

– Про дочку в другой раз расскажешь, – прервал рассказчика Михаил Алексеевич. – Давай про Антошу докладывай.

– А я что делаю? Пришла дочка домой и говорит: сегодня ваш Кляузник в ресторан заявился. Я отмахнулся. Говорю: Антоша и в ресторане? Перепутала ты, дочка. Что ему там делать? Она плечами пожала и заявляет: что, я Антошу вашего не знаю? Он это был.

– Пожалуй, перепутать она и вправду не могла. Настя ж в нашем НИИ года два проработала. И с Проскуриным не раз сталкивалась, – согласился Михаил Алексеевич. – А не сказала дочка твоя, что он там делал? Ужинать приходил или просто на разведку?

– Не помню я. Давно это было, да и неинтересно мне про Кляузника слушать, чем он там на досуге развлекается. Кажется, просто заходил, обстановку разведать.

Дальше разговор шел в том же русле. Я послушала еще какое-то время, потом решила, что ничего интересного мужики больше не вспомнят, и тихонько, на цыпочках удалилась. Выйдя из института, я поискала глазами машину. И только тогда вспомнила, что пропустила время очередного похода к приятелю Светки Вадику. Вот незадача! Мой автомобиль все еще находился под вынужденным арестом. И как прикажете за один вечер объехать четыре ресторана без собственных колес? Как же не вовремя вышел из строя мой автомобиль. Позвонить, что ли, Вадику, вдруг машина готова, и ее можно забирать? С Вадиком общаться не очень хочется, но что поделать – транспорт мне нужен позарез. Собравшись с духом, я набрала номер его телефона.

– Слушаю, – донеслось из трубки.

– Вадик, привет, это Таня Иванова, – начала я.

– Что хотела? – голос Вадика сразу изменился, сделавшись недовольным.

– Хотела узнать, что нового? Чем порадуешь? – проигнорировала я его недовольство.

– Тебя международные новости интересуют или местные? – съязвил он.

– Исключительно местные, – не поддалась я на провокацию. – Что с машиной?

– Работаем, – коротко отчитался Вадик. – Завтра к пяти подъезжай.

– Вадик, скажи честно, завтра когда-нибудь наступит? – раздраженно спросила я.

– В каком смысле? – сделав вид, что не понимает, переспросил он.

– В прямом! Фразу «завтра к пяти» я слышу на протяжении недели. В связи с этим у меня назрел актуальный вопрос: завтра когда-нибудь наступит, или мне для того, чтобы вызволить из плена свою собственность, придется ОМОН привлекать? – прокричала я в трубку.

– Чего ты нервничаешь? – невозмутимо произнес Вадик. – Я же не виноват, что у тебя вместо тачки развалюха. Да мои парни из кожи вон лезут, чтобы она по запчастям под их руками не развалилась, а ты вместо благодарности крик поднимаешь. Говорю же, осталось совсем немного, и рухлядь твоя вернется в строй. Терпения тебе, Иванова, не хватает. Ты бы на курсы медитации записалась, что ли. Глядишь, поможет.

– Спасибо за совет. Позволь дать встречный: поищи среди своих многочисленных клиентов хорошего хирурга. Если до завтрашнего вечера машина не будет сделана, хирург тебе ой как пригодится, – пригрозила я, отключаясь.

Итак, машины мне сегодня не видать. Придется вызывать такси. Только сначала нужно выбрать, в какой из ресторанов ехать в первую очередь. Коллега Проскурина упоминал о «Старом Городе». В этом ресторане видели Проскурина. Я вынула блокнот, в который переписала названия ресторанов, на рекламных проспектах которых Проскурин сделал пометки. Ага, «Старый Город» как раз входит в их число. Вот и прекрасно. Тем более что я знаю имя администратора. Поеду пообщаюсь с Настей. Выясню, за какой надобностью Проскурин к ним наведывался.

В «Старом Городе», несмотря на ранний час, посетителей было немало. Официанты в аккуратной форменной одежде бело-коричневых тонов проворно сновали между столиками. У стойки администратора, вопреки моим ожиданиям, расположился солидного вида дядечка. Он внимательно просматривал какие-то записи и беспрерывно поднимал трубку стационарного телефона. По всей видимости, желающих воспользоваться сервисом ресторана было хоть отбавляй. Я подошла к нему поближе и стала терпеливо ждать, когда он освободится. Увидев, что я его дожидаюсь, дядечка улыбнулся и сделал характерный жест, обозначающий, что меня заметили. Прикрыв трубку рукой, он вполголоса произнес:

– Через минуту я весь ваш.

Минута так минута. Пока дядечка выслушивал собеседника на другом конце провода, я осмотрелась. Ресторан был большой. Два зала, практически равных по размеру. Специальный знак на стене сообщал, что курение в данном заведении разрешено только в строго отведенном месте. Интерьер того зала, в котором в настоящий момент находилась я, был довольно миленький. Стройные ряды столиков. Уютные диванчики. Салфеточки на столах все тех же бело-коричневых тонов. Стильные модульные постеры на стенах, изображающие городские пейзажи. Одним словом, «Старый Город» мне понравился.

– Чем могу служить? – услышала я за спиной.

Обернувшись, я встретилась глазами с вопрошающим взглядом дядечки-администратора.

– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Скажите, Настя-администратор сегодня работает?

– Сожалею, но у Анастасии сегодня выходной. Быть может, я могу быть вам полезен? Вы хотели столик заказать или планируете мероприятие? – услужливо склонив голову, поинтересовался дядечка.

– От столика не откажусь, – неожиданно для самой себя согласилась я. – Только главная цель моего визита не ужин при свечах. Мне нужна информация об одном человеке. Возможно, он ваш постоянный клиент.

– Прошу прощения, но мы не предоставляем информацию о своих клиентах. Охрана частной жизни, сами понимаете, – виновато улыбнулся дядечка. – А вот столик организовать, пожалуйста. В каком месте зала предпочитаете расположиться?

– У стены. Лицом к двери. И желательно, чтобы окно присутствовало. Вот тот дальний столик вполне подойдет, – махнув рукой в выбранном направлении, произнесла я. – А по поводу охраны частной жизни подумайте. Я буду вам очень признательна.

Слово «очень» я подчеркнула особо. При этом я красноречиво потрясла кошельком, который к тому времени уже держала в руках. Дядечка смутился, но ничего не ответил. Я решила поднажать.

– В вашем ресторане не принято, чтобы заказ у посетителя принимал сам администратор? Я была бы не против.

Сказав это, я быстрым шагом направилась к выбранному столику. Администратор минуту постоял на месте и последовал за мной. Я удовлетворенно улыбнулась. Вот так вот! Прощай, охрана частной жизни. Привет, незаконное обогащение! Расположившись за столиком, я взяла в руки папку с меню. Администратор, все так же склонившись, ждал моих вопросов.

– Меня интересует вот этот человек, – вполголоса проговорила я, незаметно вкладывая в папку фотографию Проскурина, которую стащила из его квартиры. – Правда, он здесь не совсем одет, но вас же это не смущает, верно?

Дядечка принял из моих рук папку, изучил фото и отрицательно покачал головой.

– Сожалею, но в числе наших постоянных клиентов этого мужчины нет, – понимая, что прибавка к жалованью ускользает из его рук, расстроенно произнес он.

– Вы уверены? Быть может, он не является частым гостем ресторана, но один раз он точно здесь побывал, – расстроившись не меньше дядечки, переспросила я. – Посмотрите еще раз. На фото он гораздо моложе. Попытайтесь представить его несколько старше и одетым в строгий костюм.

Администратор вновь вгляделся в фото, но вынужден был ответить то же самое. Проскурина он в ресторане никогда не видел.

– Попробуйте показать это фото официантам. Вдруг они что-то вспомнят? – предложила я.

– Что вы! Нам подобное строжайше запрещено! Забудьте об этом, – с неподдельным ужасом в голосе зашипел на меня администратор. – Да за такое хозяин нас всех поувольняет в одну минуту.

– Ну, хорошо. Давайте я сама сделаю это, – предложила я. – Меня же ваш хозяин не уволит?

– Прошу вас, только не в мою смену! У меня дети. И жена. И мама старенькая. Буча поднимется, так хозяин разбираться не станет, виноват я или нет. Тут же выставит за дверь, – запричитал дядечка. – Говорю вам, в мою смену его в ресторане не было. Значит, и официанты его не видели. У нас разделение по сменам. Те, кто с Анастасией работает, в мою смену не выходят. Сожалею, но помочь вам ничем не могу, честно.

– Жаль, – протянула я, вставая и забирая фото из папки. – Что ж, попытаюсь прийти в другой раз. Возможно, он был здесь в тот день, когда вы отдыхали.

Я сунула фото в сумочку и направилась к выходу.

– А как же заказ? Разве вы ужинать не будете? – разочарованно проговорил мне вслед администратор.

– Передумала, – бросила я через плечо.

Выйдя на крыльцо, я задумалась. Если такая ситуация будет повторяться в каждом ресторане, далеко я не продвинусь. Понятное дело, неприятности никому не нужны и выдавать сведения о частной жизни посетителей ни официанты, ни администраторы кому попало не станут. Придется снова немного схитрить. Я пошарила в сумочке. Красные корочки сотрудника полиции были на месте. Эх, и рассердится Мельников, когда узнает, что сотрудник полиции Иванова Татьяна Александровна посетила энное количество ресторанов с целью получения информации! Ну и пусть. Я же не виновата, что они не такие мобильные, как мне хотелось бы. Не нужно откладывать на завтра то, что за тебя кто-то может сделать сегодня!

Следующий по списку ресторан назывался «Черчилль» и располагался он в противоположной части города. Вздохнув, я снова вызвала такси. Да, Танюша, накладненькое ты себе развлечение нашла. Обычно твои расходы клиент оплачивает, а в этот раз кто раскошелится? Ты, Танюша, ты. Вот и подумайте, господин Барр, так ли верно ваше изречение о детективах-крохоборах? Я улыбнулась, поймав себя на мысли, что беседую с профессором из Северной Англии. Дался мне этот профессоришка. Давно следует выкинуть из головы его обидные слова. А я как школьница, которую несправедливо обвинили в том, что она домашнее задание списала.

До «Черчилля» я добиралась целый час. Водитель такси оказался мужчиной неместным и город знал плохо. Сначала он долго таращился в навигатор, пытаясь проложить маршрут. Потом звонил диспетчеру с просьбой объяснить ему, бедолаге, где же в славном городе Тарасове располагается улица имени Калашникова. Затем, пытаясь следовать указаниям диспетчера, таксист умудрился завезти меня в такую глухомань, в которой не то что ресторанов – магазинов приличных отродясь не было. Когда путешествие в никуда мне порядком надоело, я позвонила диспетчеру сама и, используя яркие эпитеты, объяснила, что думаю про их фирму в целом и про конкретного водителя в частности. Выслушав поток извинений, я получила заверение в том, что через пятнадцать минут мне будет предоставлена другая машина с водителем. Машину действительно прислали. Новый водитель домчал меня до «Черчилля», не взяв при этом ни копейки. В качестве извинения от фирмы, как он выразился.

К тому времени, как я попала в ресторан, посетителей там собралось прилично. Я решила для начала изучить обстановку, а уж потом приставать к официантам с расспросами. Заняв столик у окна, я заказала горячее и салат. В ожидании заказа я рассматривала посетителей. В «Черчилле» собирался в основном зажиточный люд. Это было видно по тому, какие блюда они заказывали. Ну и по одежде, конечно. Мужчины сплошь в дорогих строгих костюмах. Женщины в красивых платьях и при драгоценностях. В своих джинсах и простенькой блузке я чувствовала себя здесь белой вороной.

– Ваш заказ, – вполголоса проговорил возникший из ниоткуда официант.

Он ловко расставил тарелки на столе и собрался уходить. Я едва успела остановить его.

– Подождите, я хотела еще кое-что заказать, – протягивая меню официанту, сообщила я. – Не могли бы вы мне подсказать, вот это блюдо стоит брать?

Я раскрыла папку с отпечатанным меню и ткнула пальцем в пятисотенную купюру, заранее вложенную туда, решив для начала попытаться использовать более мощный стимул, чем красные корочки полицейского. Официант опасливо зыркнул по сторонам. На нас никто не обращал внимания. Забрав из моих рук папку, официант спросил:

– Желаете узнать что-то конкретное?

– Угадали. Где мы можем пообщаться без посторонних глаз? – спросила я, радуясь тому, что не ошиблась в выборе стимула. Удостоверение следователя – это, конечно, хорошо, но волшебные листочки с водяными знаками действуют порой не хуже официального документа. А может, даже лучше.

– За дамской комнатой есть пожарный выход во двор. Минут через десять я освобожусь, – скороговоркой произнес официант, ловко выудил банкноту и, незаметно спрятав ее в карман, удалился.

Выждав пять минут, я направилась в боковой коридор, где располагалась дамская комната. Заглянув в туалет, убедилась, что он пуст. Не задерживаясь в коридоре, я прошмыгнула в дверь, ведущую во двор. Отойдя от двери шагов на пять, я остановилась и стала ждать официанта. Ожидание затянулось. Наконец, когда я потеряла всякую надежду и собиралась уже вернуться в ресторан, открылась пожарная дверь, и из нее вышел тот самый официант, что обслуживал мой столик. Осторожно приблизившись, он спросил:

– Поговорить хотели? Предлагаю сразу по существу. Надолго я из зала уйти не могу. Минут десять, не больше.

– По существу так по существу. Недавно в вашем ресторане отдыхал молодой человек. Возможно, он был не один раз. Вполне вероятно, что он ваш постоянный клиент, – начала я. – Мне нужно узнать о нем все, что знаете вы.

– Что за человек? Банкир, адвокат, золотодобытчик или просто коммерсант? – любопытство из официанта просто выплескивалось.

– Скорее служащий, – ответила я и описала внешность Антона, подкрепив свои слова показом фотографии, не забыв упомянуть о пестром шарфике.

– Шарфик, шарфик… Нет, не припомню такого, – отрицательно покачал головой официант. – Если бы он числился в постоянных клиентах, я бы его непременно вспомнил. Да и разового клиента, скорее всего, узнал бы. В нашем заведении случайных посетителей практически не бывает. Таких, кто так же, как вы, с улицы приходит, обслуживать приходится не часто.

– Ну, а если он приходил в другую смену? Могло такое быть? – спросила я, думая об администраторе «Старого Города».

– Исключено. Я работаю без выходных. Понедельник – официальный выходной ресторана. В этот день у меня передышка. Все остальные дни я провожу в ресторане с восьми утра и до последнего клиента, – пояснил он. – Уверяю, этого мужчины в ресторане не было.

– И все же мне нужно, чтобы вы поспрашивали о нем других работников ресторана. Возможно, вы просто упустили его из виду. Сможете организовать это? – стояла я на своем.

– Фото давайте и за стол возвращайтесь. Попытаюсь что-нибудь для вас сделать, – пообещал официант, забрал у меня из рук снимок и юркнул в дверь.

Я выждала пять минут и вернулась в зал. Мой заказ уже остыл, превратившись в нечто неудобоваримое, но отказываться от выбранных блюд мне было неловко. Безучастно поглощая выставленную передо мной еду, я ждала новостей от официанта. Он появился перед моим столиком только тогда, когда я перековыряла все блюда без исключения.

– Готовы получить расчет? – громко спросил официант, подмигивая мне при этом.

Пришлось кивнуть. Официант положил передо мной папку, которую обычно в ресторанах используют как способ оплаты. Просмотрит человек список заказанных блюд, разглядит окончательную сумму заказа, повздыхает и положит купюры в папочку. А официант, проходя мимо, папочку эту и заберет. На этот раз в папочке вместо чека лежала фотография и больше ничего.

– Это все? – переспросила я, понимая, что официанту не удалось раздобыть нужные сведения.

– Есть надежда, что завтра этот вопрос прояснится, – понизив голос до шепота, проговорил он.

– Почему именно завтра? – не поняла я.

– Так Григорий после болезни возвращается, – воскликнул официант. – У него феноменальная память на лица. Если он вам помочь не сможет, значит, уже никто не поможет.

– Ну, хорошо. Вернусь завтра, – пообещала я, забрала фото, вложила в папку деньги за заказ и вернула ее официанту.

– Приходите обязательно. Завтра у нас расширенная программа намечается. Живая музыка с привлечением известных вокалистов. Рекомендую столик заранее заказать, а то придется у барной стойки ютиться, – доверительно сообщил он. – Могу со столиком посодействовать.

И он красноречиво взглянул на мой кошелек. Я спрятала кошелек в сумочку и вежливо отказалась.

– Думаю, завтра мне и у барной стойки будет неплохо. До встречи.

Я встала и направилась к выходу. Официант проводил меня разочарованным взглядом.