Книга: Сила притяжения
Назад: 2
Дальше: 4

3

Проснувшись утром, Эммет увидел, что какой-то человек склонился над ним, положив руку ему на бедро. Эммет никогда в жизни не встречал такого толстяка.
— О, какой ты миленький чувачок, — сказал человек. — Я тебя запросто сожру на завтрак.
Уинстон протянул Эммету руку для пожатия. Но когда Эммет с трудом подал свою, Уинстон поднес его пальцы к губам и засосал кончики.
— Ох, и сладенькое мяско. Будем друзьями, малыш, — сказал он, — хочешь одолжить мне пять долларов?
Эммет уставился на него, сонно моргая. На мгновение ему показалось, что он у себя в квартире. Ему приснилось, что кот пригвоздил его к кровати, упершись лапами в его закрытые глаза.
Уинстон откинул простыни. Эммет быстро перевернулся на живот, словно был раздет.
— Скромненький, а? Давай, пошли, малыш. У меня от тебя аппетит разыгрался. По воскресеньям дают блины, мне нужно живот набить.
Он поднял футболку и погладил себя по животу. Над брюками нависали черные складки. Они тряслись перед лицом Эммета, словно густой темный клей. По бокам кожа растянулась и напоминала грубые швы. Сквозь густые курчавые волосы на животе просвечивало такое множество вен, что кожа казалась сплошным синяком.
— Я большой мальчик, — сказал Уинстон, похлопывая себя по животу, — и аппетит у меня большой. Обожаю блинчики!
Эммет представил себе, как под жирными складками Уинстонова живота по морщинистому кишечнику ползет маслянистое блинное тесто. Ему не хотелось идти с этим человеком в столовую, заполненную голодными и слюнявыми незнакомцами.
— Я, может быть, попозже подойду, — сказал он, поднялся с кровати и вытянул рубашку из сумки. Он распаковывал вещи, пока не услышал, как Уинстон хлопнул дверью. Эммет глубоко вздохнул и опустился на стульчик у стола.
Потрескавшаяся казенная мебель была вся из деревопласта, на сиденье каждого стула — плоская резиновая подушечка. Краска на потолке облупилась, по стенам тянулись коричневатые разводы. Эммет положил на стол четыре книги и пустой блокнот. К стене прикнопил открытку с изображением океана, возле которого стоял когда-то бабушкин дом в Калифорнии. При дневном свете немногочисленное имущество Эммета выглядело здесь убогим и неуместным.
Клетчатый рыже-бурый ковер во многих местах прожгли сигаретами. Эммет поглядел вниз, и цветные квадраты на ковре задрожали, прожженные точки поползли вереницей. Эммет поднял глаза к потолку. Каждая черточка и кусочек известки, каждое пятно — все вибрировало, словно живое.
Он услышал, как в коридоре поскрипывают по линолеуму колеса каталки. За дверью бродили целеустремленные люди, их голоса звучали в унисон, гудели пронзительно, как электрички в час пик. Как долго Эммет сможет не выходить из комнаты? Дафна сказала, что здесь можно вести себя как угодно. Может, Эммета оставят в покое, если он будет неподвижно лежать на кровати и не мигая таращиться в потолок.
— Минутка есть? — В дверях появился Брюс, до смерти напугав Эммета.
Брюс был измучен и помят, как будто не спал всю ночь. Он внимательно осмотрел коридор, своим телом загородил дверной проход.
— Можешь мне доверять. Я просто хотел напомнить, что знаю, кто ты такой. Но я никому не скажу. Обещаю.
Эммет не оборачивался. Он вынимал вещи из сумок и раскладывал их по ящикам.
Спиной он почувствовал, как Брюс на несколько шагов приблизился.
— Слушай, я ждал этого всю жизнь и вот наконец, понял, почему был послан сюда. Но сначала мне нужно узнать правду. Ты должен доверять мне. — Он говорил так, будто умолял сохранить ему жизнь. — Я ее крутил и крутил, но так и не понял. Я обещаю, что ни одна живая душа не узнает. Но мне нужно знать. Прости, что вчера так грубо на тебя наседал. Разреши мне начать заново. Мы можем подружиться. Хочешь, возьми сигарету.
Брюс пошарил в кармане и рассыпал сигареты по полу. Он упал на колени и пополз к Эммету, протягивая ему целую горсть сигарет.
— Вот, возьми. Бери все, что хочешь. — Он положил голову Эммету на колени, как ребенок.
Он казался настолько обезумевшим, что Эммет положил руку ему на ухо. Хотел погладить по голове, но сдержался.
— Я н-н-не курю, — наконец ответил он. — Я н-н-не знаю, чего ты хочешь. Это безумие.
— Конечно, безумие. В этом-то вся прелесть. Нормальному не понять. Ты же одурачил целый мир, всех, кроме меня. Ты круче Гудини. Ты приобрел себе вторую жизнь, и тебе даже не пришлось для этого умирать. Немного жаль парня, который за решетку попал, но ты ведь ему прилично заплатил. Да ладно, что такое для тебя парочка доверительных фондов? Я слыхал, каждая твоя телка стоит не дешевле четверти миллиона?
— Я н-н-не понимаю.
— Нет, понимаешь. — Брюс вскочил на ноги. — Пожалуйста, Джон, признайся. Никто не услышит. В комнатах нет жучков. Я проверял.
— Я н-н-не Джон.
— Хорошо, сейчас нет, но ты же понял, о чем я. Ты был Джоном. Ты стал другим человеком на время. Отлично. Понимаю. Любой может попасть в ловушку. Любой может скиснуть. Но мне ты можешь признаться. Я могу помочь. Мы можем даже сотрудничать. Макграф и Леннон. Нет. Что я говорю. Забудь. Леннон и Макграф. Но звучит так же, тебе не кажется?
— Леннон? — спросил Эммет. Он был так обескуражен, что даже забыл про заикание.
— Да. Я знаю, что это ты. Ну конечно, ты постригся, купил себе контактные линзы, но я-то все понял, как только тебя увидел. Верь мне, ты был послан сюда для меня. Я всю жизнь был замурован в горящем доме, и вдруг ты явился, и встал в дверях, и показал мне, где выход. Я спать всю ночь не мог, так разволновался. Я все помню наизусть. Назови любую песню, и я ее спою. Я разгадал все шифры, кроме «Белого альбома». Как будто ты дал мне карту, на которой начернен путь к сокровищу, а последнего поворота нет. Я вижу крестик в середине, там, где зарыт клад, но где-то есть один поворот, который мне неизвестен, и без него я буду шататься вокруг да около в вечных поисках. Только ты меня туда можешь провести. Пожалуйста. Я что угодно для тебя сделаю.
Эммет нагнулся к самому уху Брюса.
— Я не могу тебе помочь. Я бы помог, но не могу. Ты ошибся, я не тот парень.
— Слушай, — сказал Брюс, приблизив к нему лицо так, что Эммет различил капилляры возле носа. — Этот Мэнсон все неправильно понял. Ты ведь не хотел никого убивать. Ну, я в курсе: «Дай миру шанс» и все такое. Когда говорили, что Пол мертв, они имели в виду не Пола. Они имели в виду тебя. Ты просто хотел сбить всех со следа. Это я могу понять. Что нужно артисту, кроме тишины и покоя? И ты просто выжидал, когда сможешь исчезнуть, так? Ты бросил семена в землю много лет назад, но не хотел, чтобы кто-то об этом знал, даже Йоко. Если это тебя утешит, скажу тебе, что, по-моему, она нормальная художница в своем роде. И наверняка хорошая мать. — Брюс вцепился в колени Эммета. — Ну, давай, скажи мне, пожалуйста. Я ведь все знаю. Никто не услышит.
— Леннон умер, — сказал Эммет. — Я н-н-не могу им быть. Я — Эммет.
— Я знаю, что ты умер, — закричал Брюс, — но ты не умер. Ты просто другой теперь. Давай же. — Он махал руками, будто дервиш, рискуя удариться.
— У меня встреча, — сказал Эммет, осторожно пятясь к кровати. Он сел подальше от бьющегося Брюса. Эммет взглянул на часы и удивленно раскрыл глаза, словно уже опаздывает.
Брюс сгреб сигареты со стола и принялся их мять.
— Вот что с тобой сделают, — сказал он. Табак сыпался сквозь пальцы, точно песок. — Утром я слышал, как доктора обсуждали тебя и смеялись. Сказали, ты слишком безумен даже для этого места. Ты сам-то знаешь, как это опасно? Это значит, ты совсем опустился, ты в курсе? Тебя переведут в государственную больницу, если не поостережешься. Я им скажу, что ты пытался наброситься на меня. Скажу им, что ты замышляешь изнасилование. И тогда тебе вколют торазин быстрее, чем ты успеешь произнести «земляничные поля». Поверь мне. Одна медсестра в меня влюблена. Я все знаю. На меня их правила не распространяются.
Брюс угрожающе надвигался. Его охватила ярость человека, которому нечего терять. Он швырнул Эммета на кровать и надавил ему на грудь, потом взял за горло и ущипнул.
— Ты когда-нибудь терял сознание? — спросил Брюс. — Что-то среднее между сном и смертью в газовой камере. Я сам пробовал. Все чернеет, и не можешь дышать. Я знаю, когда нужно остановиться. Или не остановиться.
Эммет взял Брюса за руки. Мягко их погладил, жестом убеждая ослабить хватку. Эммет не хотел выдать страха.
— Ну же, Брюс.
Брюс сжал его горло сильнее, потом дал передохнуть.
— Сам подумай. Я могу получить все, что пожелаю, не забудь. Тут как в мексиканской тюрьме, и, если я захочу, ты будешь легкой добычей.
Он забрызгал лицо Эммета слюной.
Эммет судорожно придумывал способ его успокоить. Но Брюс ведь и так уже в больнице. Он может делать все, что захочет. Если Брюс убьет Эммета, врачи продлят Брюсу лечение, вот и все.
Брюс как будто прочитал его мысли:
— Мне тут нравится. У меня есть все, что нужно. Comprenez?
Эммет схватил руки Брюса и прижал их к коленям. Он дружелюбно посмотрел врагу в глаза.
— Ты мне нравишься, Брюс. Я не собираюсь скрывать правду. Я открою тебе один секрет. Единственный, который у меня есть. Я могу нормально говорить. Это заикание — вранье. Я не могу объяснить, как это случилось, но дороги назад уже нет. Я не готов. Ты никому не скажешь?
— Хорошая попытка, — сказал Брюс. — Но говори хоть на эсперанто, мне, на хрен, плевать. Ты знаешь, что мне от тебя нужно.
— Больше я ничего сказать не могу. — Эммет встал и сделал крошечный шаг к двери, будто в спину ему был нацелен пистолет.
— Ага, значит, я прав. Это не всё. Стой. — Брюс бросился к Эммету, швырнул его на кровать, навалился сверху и затряс, схватив за волосы. Эммет испугался, что глаза выпрыгнут из орбит. — Говори… говори… — шипел Брюс.
— Малыш, да ты любишь погорячее! — крикнул Уинстон, входя в комнату. Брюс поднял голову и вытянул шею, приглаживая клочья волос. Он опустил глаза, притворно улыбаясь.
— Привет, Уинстон, — пробормотал он.
— Сколько любопытного происходит за закрытой дверью. — Уинстон подобрался к ним вплотную. Его толстые ляжки уткнулись Эммету в колени. Уинстон пахнул потом и сладким сиропом. — Я его первый увидел, так что ничего такого и не думай, — сказал он и игриво стукнул Брюса по плечу. — Это мой мальчонка.
— Мы просто разговаривали. Он вчера ночью очень забавно рассказывал. Про музыку. Мне стало интересно.
— Чего-то странноватый у тебя интерес, братан. Может, пойдешь скулить свои песенки еще куда?
Брюс встал. Эммет отвел глаза, но Брюс схватил его за руку:
— Найду тебя позже, Джон.
Эммет молчал. Как только Брюс вышел, он отодвинулся от Уинстона. От Уинстонова пота у Эммета промок шов на штанине.
— Джон? Так, что ли, тебя зовут? Мне казалось, что у тебя какое-то другое имя, недоделанное.
— Эммет с одной «т-т-т».
— Там, где я жил, меня звали Поджог. Никто меня Уинстоном не звал. У меня была эта фишка… ну, про пожары.
— У меня тоже. У меня всю жизнь были к-кошмары. Снилось, что я заперт в горящем доме. Я больше всего такой смерти боюсь.
— А я — нет, парень. Я их обожаю. Видел когда-нибудь, как дом горит?
— Однажды соседский дом сгорел, но я спал, а когда проснулся, увидел только дым и стены в-влажные.
— Я все время поджигал, — мечтательно протянул Уинстон. — Слушай, а где ты жил тогда? Может, я тот дом и поджег?
— В Калифорнии.
— He-а. Это не я. Никогда там не был. В первый раз это случилось в нескольких кварталах отсюда. Нечаянно. Я играл на заднем дворе со спичками и бутылкой керосина. А тут трава загорелась. Огонь пополз прямо к соседскому дому, как будто я горящую дорожку сделал прямо к двери. Это надо было видеть! Огонь сожрал все, что было на земле, уже грыз плющ, там плющ свисал с белых решеток, возле кухни. Сначала пламя просто лизало дерево, так, знаешь, поддразнивая, а потом краска почернела, тут-то огонь и проснулся. Чмокал доски одну за другой, потом как разгорится, с каждой секундой все сильнее… Первым делом рухнула дверь полуподвала. Хрустнула, расщепилась и отлетела во двор. Только петли висели, как будто их кто-то открутил. Через минуту стали взрываться окна, как будто внутрь кто-то бомбы швырял. Бабах! Величайшее зрелище из всех, что я видел. Мне плевать было на хозяев. Они ведь могли и другой дом купить. Может, останутся без каких-нибудь там фотографий или еще чего, но это ведь такие эфемерные вещи, правда?
Эммет молча кивнул, будто смотрел на экран телевизора.
— Ну вот, значит, и тут сирена завыла, потом другая, и крыша оторвалась, кровля разлеталась, а фасад начал оседать, этаж за этажом, горящую мебель стало видно. Языки пламени на полу, на кровати, на столах и стульях. Все эти долбаные штуковины умирали по отдельности. Мне понравилось, как горят мягкие кресла. Сначала ткань, остается голый каркас, а он медленнее горит, такие получаются огненные кольца. А потом все здание рухнуло, ничего не осталось, груда обломков, и я пошел домой. Но скрыть не удалось. Мать догадалась. У меня одежда воняла, и глаза к тому же горели.
— Тебя забрали в тюрьму? — спросил Эммет.
Уинстон стоял напротив окна. Он повернулся к Эммету и раскатисто загоготал, тряся животом.
— В тюрьму? Ты из какой деревни, парень? Что сделают с восьмилетним пацаном? Меня перевели в спецшколу и показали докторам, которые долго пыхтели, причину моих проблем искали. Только у меня-то их не было. Зато появилась репутация. Меня дети стали звать Поджогом. И это прилипло. Иногда они притаскивали в школу газеты, читали вслух сообщения о пожарах, делая вид, будто меня нету, и говорили: «О, блин, мой знакомый Поджог опять делов натворил. Ого, смотрите, тут в газете говорят, что был пожар, подозревается Поджог». Пацаны считали, это очень остроумно — говорить, будто во всех пожарах в мире виноват один человек… Они постоянно так делали, следили за мной. Намучаешься, пока от них отвяжешься. Вот с огнем все просто. Я тренировался, у меня пламя до третьего, четвертого, даже до пятого этажа доставало, дышало мне прямо в лицо. Такие были костры, я стоял внизу, а мне казалось, будто я на самую вершину мира вознесся. Потому что я такую красоту создавал простым коробком спичек. А потом я его тушил. Пшш. Понимаешь, о чем я?
Уинстон смотрел напряженно, словно ожидал, что Эммет зааплодирует такой изобретательности. Эммет тупо кивнул. Он ни разу не встречал человека, который был бы так доволен своими деяниями и ни капли не сожалел о них. Похоже, Уинстон — один из счастливейших людей на свете. Дома Эммет сумел бы как-нибудь выставить его за дверь. Но их свела больница; может, они тут вечно будут жить. Эммет принял единственно возможное решение — поддался Уинстонову энтузиазму.
— Да уж, это н-н-нечто, — сказал Эммет, — а сколько раз тебя ловили?
— О, я со счета сбился. Когда удавалось улизнуть, я еще что-нибудь поджигал. Но мне ни разу не удалось поджечь идеально. Всегда появляется дым, он нарушает чистоту. Я все думаю, как чудесно сделать это ночью. Ты только представь: пожарные машины с этими суперскими мигалками в темноте и оранжевое пламя. Такого цвета на картине не добьешься. А знаешь, о чем я еще мечтаю?
Эммету захотелось, чтобы открылась дверь и кто-нибудь вошел. К нему еще ни разу не заходили ни доктор, ни сестра. Они вообще помнят, что он тут?
— О чем? — вяло спросил Эммет.
— Я мечтаю, чтоб он больше был. Такой дом в пригороде. Миллион окон, три крыла и окружной объезд, туда десять здоровых машин влезут. Я думаю, как бы сделать, чтобы все окна одновременно взорвались. Мечта. Вот только выберусь отсюда. Как думаешь, в таких домах есть пожарная сигнализация? Я точно знаю, что у них есть прямая телефонная линия в полицию, но вряд ли богатеи пожара ждут. Скорее уж ограбления. Согласен?
— Я думаю, люди в таких домах вообще не думают, что им что-то угрожает. По крайней мере с улицы.
— Ну, малыш, раз мы оба здесь, что-то происходит, верно? О боже. Который час? — Уинстон поднял руку Эммета и посмотрел на его часы. — Милые часики. Небось стоят порядочно. Можно поносить?
Эммет прикрыл часы другой рукой.
— Ладно, в другой раз, — сказал Уинстон. — Хватит здесь рассиживаться. Пора на собрание. Там наши заморочки обсуждают, но ты поосторожнее. Эти доктора все секут, а записей у них больше, чем у стенографисток.
Уинстон распахнул дверь. Шум коридора сквозняком влетел в комнату.
— Привет, милашка! — взвизгнул Уинстон, заметив знакомого. — Подожди, сейчас увидишь, что у меня есть. — Он поднял ногу и указал ею на Эммета. — Давай, мальчонка. Пойдем. Хватит прятаться. Пора заводить новых друзей.
Назад: 2
Дальше: 4