Алла Демидова:
«Почему я хочу сыграть Гамлета»
И жаль мне, что Гертруда – мать моя,
И что не мать мне Василиса, Алла…
Владимир Высоцкий, «Театрально-тюремный этюд на таганские темы»
От легкого прикосновения она вздрогнула, как от удара током. Резко обернулась: «Ты?! Фу, Володя, ну как же ты меня напугал!»
– Прости, Алл… Я не хотел. – Высоцкий стоял за спинкой кресла и выглядел смущенным. – Извини. А где весь народ-то? Забыли, что ли, про «родительское собрание», что сезон на носу?..
Он присел рядом с Демидовой, примирительно положил ладонь на ее сжатый кулачок.
– Наверное, не всем успели сообщить, что сбор труппы перенесен на сегодня.
– Я тоже, кстати, случайно узнал, – сказал Высоцкий. – А мы, дураки, с Золотухой-отроком с ног сбились, спешили, на перекладных из самой Сибири добирались… Из глухой-глухой деревни по имени Выезжий Лог, не слыхала о такой?
– Конечно нет, – наконец смягчившись, улыбнулась она. – И чем же вы там промышляли? На медведя ходили?
– В кино снимались. Фильм будет такой, со страшным названием – «Хозяин тайги». А вообще-то, пропало лето, отпуск пропал, настроение тоже… Ну, а ты как?
– Да ничего особенного… Болшево с Валуцким, потом Крым… Тихие радости пожилой женщины…
– Да брось ты. Хорошеешь с каждым днем.
Зал постепенно стал заполняться актерами. Все громко переговаривались, обменивались шутливыми приветствиями, наперебой расхваливали загар и свежий вид наиболее отличившихся за время летних отпусков. Наконец появился «шеф» в сопровождении директора Таганки Николая Лукьяновича, который, как водится, жмурил глаза в благостной улыбке.
– Друзья! – Любимов попытался придать первому собранию труппы особый настрой. – Мы с вами начинаем наш пятый сезон…
– Пятилео Пятилей, – чуть слышно пробормотал себе под нос Высоцкий.
– Что, что? – не расслышав, шепотом переспросила Алла.
– Галилео Галилей – Пятилео Пятилей, – на ухо повторил ей Владимир.
Алла хмыкнула. Юрий Петрович покосился на нарушителей дисциплины. Демидова отвела невинный взор в сторону, а Высоцкий извинительно приложил руку к сердцу.
– Итак, продолжим. В наших ближайших планах – завершение работы над «Тартюфом» господина де Мольера…
– А с «Живым»-то как, Юрий Петрович? – подал голос Золотухин.
– А никак. Позиция управления культуры остается прежней: «прекратить репетиции пьесы тов. Можаева Б.А. до внесения существенных изменений в литературный материал». На сегодняшний день ситуация не изменилась… Хотя нет, сейчас, после известных вам событий, думаю, даже ухудшилась… Так, Николай Лукьянович?
Дупак неопределенно повел глаза к потолку.
– Ну, ладно, не будем о грустном, – предложил Любимов. – Как там у Владимира: «Еще не вечер»?.. Посему вернемся все же к нашему господину Жан-Батисту де Мольеру. Тем более по поводу роли Эльмиры у меня, Алла, появились некоторые новые соображения…
Когда «родительский час» окончился и все потихоньку стали растекаться по своим «кельям», Высоцкий, как бы между прочим, развернул скрученный в трубочку журнал (Алла, конечно, сразу же узнала обложку августовской «Юности»!) и открыл страницу с ее портретом и интервью «Почему я хочу сыграть Гамлета».
– Значит, ты, оказывается, хочешь сыграть Гамлета?
– Да. Хочу и буду. И попрошу без ухмылочек и вопросительных знаков, – сказала Демидова.
– Молодец. Ты подала мне хорошую идею. Спасибо. – Он покинул кресло и ушел из зала особой, независимой походкой…
Встретив в коридоре Золотухина, сунул ему в руки журнал: «Валер, читал? Нет?.. Ну, полюбопытствуй, о чем наша Алла Сергеевна возмечатала…»
«…В свое время я собиралась репетировать Гамлета с Охлопковым. И вот телеграмма из Ленинграда, из группы «Гамлета». Естественно, я решила, что меня будут пробовать на Гамлета. Бросила все, полетела в Ленинград. Оказалось, вызывали на Офелию… Гамлет – актуален всегда. Ведь Гамлет (может быть, это моя сугубо личная трактовка) – это, прежде всего, талант. Человек, которому дано видеть больше, чем другим. А кому много дано, с того много и спросится. Разве это не имеет отношения к извечной проблеме о месте художника в жизни, об особой ответственности таланта за все, что его окружает? О невозможности играть в прятки со временем?.. Вот почему Гамлет не может бездействовать, хотя знает, что это приведет его к гибели. И он решает быть – вступает в бой… Короче говоря, я за то, чтобы в разной форме, но всегда идти в работе от себя, от своей индивидуальности, от своей позиции».
– …Ну и что? – только и сказал Золотухин, закончив чтение Аллиных откровений.
– А то! Я должен играть Гамлета. И сыграть так, чтобы никогда никакой женщине-актрисе даже в голову не приходило претендовать на эту роль!.. Хотя, конечно, ее можно понять. Интересных женских ролей гораздо меньше… Ну, на таком уровне, может быть, только леди Макбет в мировой литературе – и все!.. Но не может Гамлет быть женщиной!
– Да я-то согласен, – кивнул Золотухин, в тот момент больше занятый невеселыми думами о своем «Живом».
«…Как Высоцкий у меня просил Гамлета! – позже много раз вспоминал Любимов. – Все ходил за мной по пятам и умолял: «Дайте мне Гамлета! Дайте мне сыграть Гамлета! Гамлета!..» А когда начали репетировать, я понял, что он ничего не понимает, что он толком его не читал. А просто из глубины чего-то там, внутренней, даже не знаю, почему-то: «Дайте Гамлета! Дайте мне Гамлета!..»
Обнародовав свои потаенные замыслы, Алла Демидова неожиданно для себя обрела союзников. Вернее, союзниц. Первой среди них оказалась Белла Ахмадулина. При случайной встрече она мгновенно обрушила на актрису весь свой восторг: «Читала! Мне нравится ваша идея, Алла! Это прекрасно! Это идея поэтов! Гамлет – поэт. А вы актриса – и в какой-то степени поэт!..»
В ту пору в сознании поэта Ахмадулиной поэт Гамлет и поэт Высоцкий пока еще не воссоединялись.
