«Совершить теракт мне не удалось…»
– Ну, все понял, поэт?.. Тогда пиши! Сядь за тот стол, вот бумага, ручка.
– На чье имя писать?
– Как это на чье? Пиши – Генеральному комиссару государственной безопасности, народному комиссару внутренних дел СССР товарищу Ежову Николаю Ивановичу.
Капитан Журбенко прошелся по своему просторному кабинету, остановился за спиной подследственного.
– Что ты пишешь, олух? «Генеральному» – с большой буквы. Чему вас только учат?! Ладно, я облегчу твою задачу. На тебя уже смотреть жалко. Я буду диктовать, а ты пиши. Готов?..
...
«Я, Есенин Юрий Сергеевич, намерен показать следствию о всех своих контрреволюционных настроениях. Так, в школьные годы в 1928 году мной было написано контрреволюционное стихотворение, в котором я выражал свои настроения о том, что праздник 10-летия Октября мне чужд. Прочитав это стихотворение в кругу своих знакомых, я порвал его… Позже, в 1935 году, я читал это стихотворение Пермяку, а также Приблудному… Большое количество антисоветских стихотворений я не писал…
Еще в 1930 году с Гориневским Дмитрием мы вели разговор и обсуждение методов борьбы с Советской властью, и так как нас интересовала программа анархистов, то мы хотели связаться с подпольной организацией анархистов. Это не удалось, однако я и Гориневский вели обсуждение возможности создания молодежной контрреволюционной подпольной организации, которая должна изучить теоретические труды анархистов, а также практическую их работу, а также подробно изучить технику подготовки террористических актов. С этой целью я читал книги о Кибальчиче, об итальянских террористах и др.
Мы считали и приходили во время этих обсуждений к выводу, что допустимы все методы, вплоть до террора против руководящих лиц… Мы мыслили изготовить взрывчатые вещества и приступили при помощи небольшого набора химических материалов, имевшихся у нас, к изготовлению взрывчатых веществ, но у нас ничего не получилось…»
– Товарищ капитан, – почтительно, полушепотом обратился к начальнику отделения молодой лейтенант. – А почему вы сказали этому, чтобы он бумагу на имя наркома писал?
– Военная хитрость, – усмехнулся Журбенко. – Писать на меня – это одно. А самому наркому… Генеральному комиссару – совсем другое дело. Ответственность – втрое. Улавливаешь? Это ж как… перед иконой каяться. Авторитетами этих хитрованов давить надо. Ослушаться не посмеют, поостерегутся. Все, что нужно, напишут. Психология…
...
«В среде своих товарищей я высказывал контрреволюционные взгляды. Русский народ зажат. Советская власть представляет собой организованную систему насилия над массами. Кучка захвативших власть эксплуатируют огромное многомиллионное население, доведя его до состояния животной жизни. Народ обманут, запуган, массы все более и более разочаровываются в Советском строе, и для того, чтобы их подхлестнуть, ВКП (б) придумывает в качестве возбуждающего средства поочередно то ударничество, то стахановское движение…»
Капитан взял в руки «заяву», наискось пробежал наметанным глазом, швырнул на стол перед арестованным: «В конце допиши: «Протокол с моих слов записан правильно и мною прочитан». И распишись… Нет, еще вот тут добавь строчку, как раз местечко есть: «Совершить террористический акт мне не удалось из-за отъезда в ОКДВА».
– Молодец, – похвалил Юрия начальник отделения и, аккуратно сложив листы бумаги, сунул их к себе в папку. А потом кивнул лейтенанту: – Командуй.
В соседней комнате, куда ввели Есенина, был накрыт стол. Сервировка была самая скромная, но запах жареной картошки, огурчиков, один только вид селедки с лучком еще с порога дурманил голову. Да, а еще на краю стола лежала нераспечатанная пачка папирос «Люкс».
– Давай, Юра, садись, угощайся. Заслужил. – Журбенко был настроен благодушно. – Я с тобой тоже перекушу. Лейтенант, – он покосился на подчиненного.
Тотчас в руке расторопного «литера» возникла бутылка водки.
– Ты отца-то своего видел? – спросил капитан, когда выпили по рюмке. – Какой он был?
– Да рассказывать особо нечего, – пожал плечами Юрий. – Он к нам с матерью редко заходил. А когда появлялся, все на бегу. Да и мал я был. Ведь когда он с собой покончил, мне только одиннадцать исполнилось, как раз ровно за неделю до его смерти.
– А сам-то стихи случайно не пишешь? – мимоходом поинтересовался Журбенко.
– Уже нет, – сразу ответил Юрий, насторожившись. – Так, в детстве баловался. Но теперь уже не пишу.
– Что так?
– Не дал бог таланта.
– Бога нет, – дежурно напомнил Журбенко.
– Вот и таланта нет, – Юрий попытался уйти от опасной для него поэтической темы. – А можно вопрос?
– Валяй.
– А что теперь со мной?..
– Как что? Передаем твое дело в прокуратуру, военная коллегия его рассмотрит. Да не бойся ты, ничего серьезного тебе не грозит. Но поучить тебя, конечно, надо. Сам понимаешь… Особенно за болтовню твою глупую. Потерпи еще несколько дней – и все. Получишь условный срок. Никто не собирается гноить сына выдающегося советского поэта в тюрьме. Это же его стихи?
Небо – как колокол,
Месяц – язык.
Мать моя – родина.
Я – большевик, —
продекламировал Журбенко с выражением и замолчал. То ли забыв строки, то ли тронутый политическим признанием поэта. И, к удивлению Юрия, продолжил:
Ради вселенского
Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.
Крепкий и сильный,
На гибель твою
В колокол синий
Я месяцем бью…
– Ну вот. А ты позоришь имя отца.
Юра согласно кивнул.
– В общем, делаем так: ты повторяешь, друг мой ситный, перед трибуналом все свои показания, а дальше – уже наши хлопоты. Главное – не волнуйся. И не забудь всего, что ты уже написал товарищу Ежову… Не дай бог что-то напутать…
– Бога нет, – не удержался подследственный.
– Вот именно. Бога нет, а товарищ Ежов есть. Будешь вилять, выкручиваться, откажешься от своих показаний – значит, считай, обманул его доверие. Понял?..
* * *
Красноармеец отряда истребительной авиации Юрий Есенин был арестован прямо в части 12 апреля 1937 года. Из Хабаровска его этапировали в столицу, во внутреннюю тюрьму Лубянки. До самого первого допроса Юрий был уверен, что все его грехи заключаются в нарушении воинской дисциплины (что случалось), в крайнем случае, устава. И обалдел, потерял дар речи, услышав, что арестован как активный участник контрреволюционной фашистско-террористической группы. Далее ему были предъявлены пункты обвинения:
1. Распространение на протяжении ряда лет контрреволюционной клеветы против партии и советского правительства.
2. Обсуждение вопроса о совершении террористического акта против руководства большевистской партии и советского правительства.
3. Обсуждение вопроса о переходе границы Советского Союза с целью невозвращения в СССР.
Бывалые соседи по камере, дотошно расспросив о деталях допроса и всех пунктах обвинения, сокрушенно покачали головами: 58-я статья светит, скорее всего пункты 8-й и 11-й. Готовься к худшему, парень.
Да нет, возражал Юрий, следователь совершенно нормальный мужик, все понимает, относится с сочувствием, советует ничего не отрицать, отца хвалил.
– Ну-ну…
Тем временем начальник четвертого отдела Главного управления вызвал к себе Журбенко, сумрачно посмотрел на него: «Ну что, психолог?» – «Все в порядке. Дело закончено». – «Оставь, я посмотрю. Завтра буду докладывать наркому».
Вскоре дело террориста Есенина пошло по инстанциям. Все бумаги были в идеальном состоянии – и собственноручные признания, и обстоятельная справка отдела, и показания свидетелей, и протоколы очных ставок. Журбенко надо будет поощрить, ведь какое дело раскрутил.
...
«…4-й отдел ГУГБ НКВД СССР разрабатывал контрреволюционную фашистско-террористическую группу, одним из активных участников которой является Есенин Ю.С., резко враждебно настроенный к Советской власти. Высказывал террористические намерения против руководителей Партии и Сов. Правительства, заявляя: «Сталин на трибуне прячется за людей, но его можно взять бомбой».
Тут же, касаясь вопросов о изыскании взрывчатого вещества, Есенин утверждал: «Оружие дело второстепенное. Его можно достать, сколько угодно, но что им делать, пострелять в воздух? Я умею делать пироксилин. Я его делал и пробовал на взрывах, щепотка в жестяной банке взрывает целое дерево. У меня есть дядя взрывник, он читает лекции в академии по подрывному делу. Эта консультация обеспечит любой вид взрывчатого вещества».
Подготавливая себя к совершению террористического акта, Есенин говорил, что одним из главных решающих моментов является воспитание воли: «Не вооруженность решает дело, а воля, стойкость, хитрость, затаенность, надо воспитывать в себе волю».
При этом Есенин ссылается на ряд примеров подготовки совершения террористических актов итальянской организации Мафия и народовольцев. Есенин, выдвигая перед участниками группы задачу организованной борьбы с ВКП (б), заявляет: «Нужно организованное сопротивление. Для этого необязательно большое количество людей. В террористических выступлениях техника играет решающее значение, и когда люди очень обозлены, к ним приходят самые неожиданные изобретения, характерным примером является история бомбометания в России».
Есенин, развивая план действия контрреволюционной организации, выдвигает двурушничество основным методом борьбы: «Нет более верной и успешной работы на два фронта. Это означает быть всегда в курсе событий у врага. Это ориентирует, а будучи ориентированным, можно лавировать и жалить в самые больные места. Из зубатовщины прямо вытекает метод так называемой «тихой сапы». Дело не в терминологии, а существе… Надо уметь пробираться в глубь государственных организаций, зарекомендовать себя и глушить то одного, то другого. В этих целях прекрасно могут быть использованы и коммунисты. Среди этой прослойки подавляющее большинство недовольно».
Основой программы террористической группы Есенин выдвигает национализм: «Стержнем программы теперь должен явиться национализм. На этом большом, может быть, и нелепом чувстве можно вести за собой громаду серой массы. Надо учесть опыт Германии, которая делает этим национализмом чудеса».
Фашизм и его интернационалистические стремления Есенин всячески восхваляет: «Есть уголки, где народы цветут полным цветом. Этим уголком является Германия. Единственной умной и последовательной государственной философией является философия Германии. И вполне понятно, в ее основу легло гениальное учение Ницше, а не Маркса, являющееся сплошным пасом. Марксисты дискредитируют террор для того, чтобы дискредитировать его как средство борьбы против самих себя».
Наряду с этим Есенин в крайне злобных выражениях клеветнически отзывается о тов. Сталине…
Начальник 6-го отд-ния 4-го отдела ГУГБ, капитан Государственной безопасности Журбенко».
В отдел дело вернулось с положительной резолюцией товарища Ежова. В конце июля Генеральный прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский утвердил обвинительное заключение. Через две недели с этим документом ознакомили Есенина. Он прочел, поднял глаза на следователя с немым вопросом. Журбенко, прямо глядя ему в лицо, сказал: «Наш долг – стоять на страже государственной безопасности». Стоявшему у двери сержанту с безучастным лицом бросил: «Увести».
Заседание Военной коллегии Верховного суда СССР состоялось 12 августа 1937 года. Оно началось в 10.00 и закончилось в 10.20. Обвиняемый был приговорен к расстрелу. Есенин Ю. С. признал себя виновным и просил о снисхождении. На следующий день приговор был приведен в исполнение.
* * *
Когда Анна Романовна Изряднова начала наводить справки о пропавшем сыне, добрые люди намекнули ей: не волнуйся, мать, скорее всего, получил твой Юрка «десятку» – «десять лет без права переписки». Жди.
Она и ждала. Каждый месяц покупала какие-то консервы из своей нищенской зарплаты корректора и относила на Лубянку. Хранила чемодан с одеждой сына, раз в полгода проветривала и, пересыпав нафталином, аккуратно складывала обратно. Ждала девять лет. В 1946 году тихо умерла, так и не узнав, что ее Юры давным-давно нет в живых.
Еще через десять лет, когда сводные братья Есенины Константин и Александр собирали документы на реабилитацию своего старшего, Алик убежденно говорил:
– Знаешь, Костя, мне почему-то кажется, что трагическое исчезновение Юрки в 1937-м сыграло главную роль в том, что в 49-м меня не отправили в лагерь. Меня они не собирались уничтожать – не столько по происхождению, сколько потому, что Георгия в «ежовщину» загребли… План по Есенину они уже выполнили, иначе по статистике уже плохо бы выходило… Как считаешь, а? Ты же у нас статистику уважаешь…
28 ноября 1956 года Георгий (Юрий) Сергеевич Есенин был полностью реабилитирован, дело против него признано сфабрикованным.
