Глава четвертая
Поздно вечером в блиндаж к Ивану неожиданно пришел командир разведчиков лейтенант Егоров. А вместе с ним – трое бойцов. Все – рослые, крепкие, в немецких маскхалатах, с трофейными автоматами на груди. Поздоровались, вышли на воздух курить и говорить.
В землянке-то тесно – помимо Ивана в ней ночевало четверо его сослуживцев: сержант Аникеев, взводные связист и фельдшер, а также командир первого отделения Ломов. Спали прямо на полу, на лапнике, плотно прижавшись друг к другу. И сейчас все уже отдыхали…
– Тут такое дело, – начал Егоров, – из штаба дивизии нам спустили приказ – надо добыть «языка». Немцы, похоже, что-то затевают, может быть, крупное наступление. Вчера на тебя шли, но это, судя по всему, была лишь разведка боем, прощупывали слабые места в обороне. Поэтому и не особо упорствовали, почти сразу отступили… Но есть сведения, что идет накопление сил, особенно бронетехники. Немецких диверсионных групп в последнее время стало гораздо больше, только на этой неделе мы с тремя столкнулись. Две уничтожили, но одна, зараза, ушла. Жалко, конечно, было, но так вышло. В общем, надо выяснить, что к чему…
Иван кивнул: понятно, обычное на войне дело – добыть «языка», гитлеровцы охотятся за нами, мы – за ними…
Время для захвата было выбрано удачно – немцы сегодня наверняка будут крепко спать, весь день веселились, пили шнапс и горланили песни в честь фюрера. И, судя по выкрикам с той стороны, накачались они прилично. Конечно, часовых оставят – с этим у них строго, порядок есть порядок, но незаметно пробраться все же можно будет. Если, конечно, очень осторожно, в темноте, по-тихому…
– Слева, в пяти километрах от тебя, – продолжил объяснять Егоров, – есть лежневка, ее фрицы зимой построили…
Иван кивнул – да, знаю, видел, когда мы на Любань шли. И даже опробовал ее, прошел по ней со своим взводом пару километров. Обрадовался – дорога хорошая, ровная, сделанная из прочных, толстых жердей. Немецкие саперы поработали на славу, построили крепко, с запасом.
По такой идти бы да идти – до самой Любани и даже дальше. Одно удовольствие! Не то что вязнуть по уши в снегу или проваливаться в болотную грязь. И с припасами проблем тогда не было – подвозили регулярно. Конные повозки шли по лежневке легко, не застревая, не вязли в месиве из снега и грязи… Но потом им пришлось отступать, лежневку пришлось оставить. И теперь она была снова в руках у гитлеровцев.
– Фрицы ее Вильгельмштрассе называют, – сказал, ухмыльнувшись, лейтенант Егоров, – в честь главной улицы в Берлине. У них все дороги здесь так называются, на берлинский манер. Есть даже своя Унтер-ден-Линден… По которой они любят маршировать во время парадов. С флагами и факелами…
Иван кивнул – знаю, видел в кинохронике, к нам в полк привозили, показывали. И еще знает, что на этой улице раньше липы росли, в прошлом веке еще посаженные. Но Гитлер велел их спилить – чтобы не мешали парадам и шествиям. Вот гад какой – деревья, видишь ли, ему мешают!
А липа – очень полезное дерево, от нее и запах приятный, и цветы в чай можно класть – для вкуса и аромата. И мед отличный получается, сладкий, прозрачный, тягучий. И ложки-поварешки в деревне все только из нее и делают – белые, ровные, красивые…
– По «Вильгельмштрассе», – пояснил Егоров, – немцы доставляют на передовую людей и припасы. По ней также ездят штабные машины… Понимаешь, о чем я?
Иван вздохнул: чего тут непонятного? Все ясно: надо захватить такую машину и взять в плен немецкого офицера. Это большая удача, и за такое как минимум медаль дадут, а то и орден…
– Так что от меня нужно? – спросил Мешков, хотя уже сам знал ответ.
– Людей у меня мало, – огорченно вздохнул лейтенант Егоров, – сам видишь, всего трое. А операция предстоит сложная… Нужно не только немца добыть, но еще живым к нам доставить. И желательно бы – не слишком помятым, чтобы мог отвечать… Помоги мне, Мешков, а?
Иван тяжело вздохнул: с одной стороны, ему не хотелось отдавать своих последних бойцов, ведь дело предстояло опасное, и не факт, что они вернутся обратно, но с другой… С разведчиками нужно дружить, они ребята хорошие, надежные, сколько раз уже его выручали, помогали отбиваться…
– Ладно, – решился Иван, – выделю двоих. Но чтобы с возвратом!
– Договорились! – широко улыбнулся Егоров. – Верну в целости и невредимости. Если получится, конечно.
Иван помолчал, а потом добавил:
– Я слышал, что по этой дороге обеды возят. Каждый день, ровно в два часа. У них с этим строго – война войной, а обед по расписанию. Орднунг! Причем везут еды много, сразу на несколько рот. А кормят их, гадов, сытно, не то что нас… Вот бы их кухню захватить, а? В качестве трофея? Вместе с кашей, конечно же… Что скажешь, товарищ лейтенант?
Егоров усмехнулся: оставить фрицев без обеда – очень хорошая идея. И дополнительный паёк нашим красноармейцам отнюдь не помешает, отощали за последнее время… Ну, и они, конечно, сами поедят, не все же им на черствых сухарях и гороховом супе сидеть! У немцев, говорят, каша с мясом вкусная…
Но ответил осторожно, уклончиво:
– По ситуации, как пойдет…
– Слушай, – загорелся Иван Мешков, – а давай я тоже с тобой пойду! Те места хорошо знаю, зимой каждую тропинку и дорожку изучил. Я помогу тебе, а ты – мне. Возьмем «языка», а заодно – и немецкую кухню с обедом прихватим. Ну, как, по рукам?
– Ладно, – кивнул Николай, – договорились. И сами поедим, и немцам нос утрем. Отлично! Посмотрим тогда, как они на голодный желудок воевать станут…
* * *
Вышли (точнее, вылезли) на задание уже под утро, когда землю снова покрыл седой туман. Серая, клочковатая «вата» была такой плотной, что позволяла передвигаться почти без маскировки – все равно фрицы ничего не заметят. Руку протяни – пальцев не видно…
В немецких окопах было тихо – видимо, наорались гитлеровцы за вчера, нагорланились, а теперь отдыхают. Время от времени их часовые пускали в небо осветительные ракеты, но скорее для порядка, чем для дела, – все равно из-за тумана разглядеть что-либо было нельзя.
Первым по мокрой, черной земле полз лейтенант Егоров, за ним – его разведчики, а уж потом Иван со своими ребятами. Мешков взял с собой двух товарищей – Степана Павлушко и Федора Зарубина, проверенных и опытных бойцов. Оба воюют чуть не с первого дня, многое повидали и испытали. Выжили, уцелели во время первых недель отступления, вырвались из Вяземского котла, неплохо показали себя под Москвой. Сноровки и умения им не занимать…
Ефрейтор Павлушко награжден за храбрость медалью, а рядовой Зарубин считается одним из лучших стрелков во взводе – может снять немца издалека. На взводе вместо себя Мешков оставил сержанта Аникеева – тоже человека надежного, бывалого. Такой не подведет!
Долго ползли по хлюпкой, раскисшей грязи, проваливаясь в воронки от мин и снарядов и по возможности огибая страшные, распухшие, нестерпимо воняющие тела убитых бойцов… Старались не шуметь и не поднимать голов, чтобы не засветиться. Фрицы постреливали, давали короткие очереди в сторону поля, но тоже – больше для формы: чтобы показать, что не спят, что бдят…
Наконец достигли колючей проволоки перед передней полосой, дальше – уже гитлеровские окопы. Чуть приподняли «колючку», пролезли по-тихому. Затем, прижавшись к самой земле, неслышно и незаметно прошмыгнули у фрицев под самым носом – перед огневой точкой. Пулеметчик то ли дремал, то ли просто не обратил внимания на мелькнувшие в серой мгле неясные, смутные тени. В общем, все прошло нормально, преодолели немецкую передовую благополучно. Пробрались в тыл по мокрым, голым кустам и скрылись в лесу…
Дальше группу повел уже Иван Мешков – он действительно хорошо знал эти места, почти полтора месяца бегал по местным торфяникам и редким лесистым островкам. Сначала их 1100-й полк довольно бодро шел на Любань, а затем так же шустро отступал. Довелось даже некоторое время побыть в окружении, отбиваясь от фрицев… Но ничего, прорвались, вышли к своим…
После рощицы с относительно сухой землей снова началось гнилое болото, пришлось лечь на пузо – чтобы не затянуло. Телогрейка и ватные штаны давно промокли, стали тяжелыми, неудобными, валенки отсырели. Зато перепачканных, измазанных грязью красноармейцев не было заметно на фоне торфяных делянок, покрытых жухлой травой и прошлогодними листьями. Отличная маскировка! Немцы могли пройти в двух шагах и ничего не увидеть…
Наконец, преодолев несколько километров, выбрались к лежневке. Остановились под деревом, на относительно просохшем месте, отдышались, выжали мокрую одежду. Утро только начиналось, на дороге еще никого не было – ни машин, ни мотоциклистов, ни конных повозок. Лишь пели что-то весело беспечные лесные птицы да нестерпимо звенели комары – проснулись после зимы и жадно искали еду. Тоже голодные, злые… Приходилось постоянно отмахиваться от них, но это мало помогало – на месте одного убитого кровососа тут же появлялось пять других.
– Ты лицо и руки болотной тиной намажь, – посоветовал Ивану лейтенант Егоров, – так легче будет, комары меньше кусают. Да и маскировка лучше…
Мешков так и сделал, а за ним – и его товарищи. Ивану очень хотелось курить, но нельзя – немцы могли учуять запах махорки. Согласитесь, довольно странно, если в весеннем лесу вдруг резко запахнет крепким солдатским табаком…
Иван достал из кармана несколько крошек махры, пожевал – вроде бы полегчало. Затем спросил у лейтенанта Егорова, что дальше. На место, считай, прибыли, вот она, лежневка, надо что-то решать с «языком».
– Разделимся на две группы, – сказал Егоров, – я со своими ребятами залягу у поворота, а ты останься здесь. Если появится подходящая машина, мы ее возьмем. Постараемся сделать все тихо – незачем немцев беспокоить. А ты со своими ребятами нас прикрывай, на всякий случай. Если кто-то на дороге появится, шумни, дай знак, чтобы мы смогли отойти с «языком». Ну, а потом и вы сматывайтесь за нами. Если все будет нормально, возвращаемся той же дорогой. Понятно?
– А как же кухня? – напомнил Иван. – Ты же обещал…
– По ситуации, – нахмурился Егоров, – если получится. Главное – «языка» взять, а все остальное – потом. В общем, как карта ляжет…
На этом и расстались. Иван со своими бойцами залег в кустах, прикрывая тыл разведчиков, а те ушли за поворот. Один, самый молодой и ловкий, залез на разлапистую ель и скрылся в ветвях. Чтобы подать сигнал, когда появится подходящая цель…
* * *
Ждать в засаде было тоскливо, доставали наглые комары, а под одежду потихоньку просачивалась холодная болотная жижа. Да еще противный дождик зарядил, добавил сырости.
Но главное – не пошевелиться, не согреться. На дороге уже началось утреннее движение, то и дело в сторону немецких позиций проходили небольшие группы солдат, как правило, по пятнадцать-двадцать человек под командованием ефрейтора или унтера. Очевидно, пополнение…
Появлялись и конные повозки с армейским имуществом, но ими в основном управляли рядовые. Не та добыча… Проехали пару раз тяжелые грузовики с какими-то ящиками, скорее всего, снарядами или минами. Тоже не подходит… Зато теперь можно было твердо сказать: немцы действительно что-то замышляют, готовятся, подвозят к переднему краю боеприпасы, подтягивают резервы. Значит, жди их наступления…
Иван осторожно пошевелился и посмотрел на часы (трофейные, снятые с одного убитого гитлеровца) – скоро уже два часа, вот-вот должна появиться немецкая кухня. Может, хоть ее взять, раз ничего лучше нет? Тоже добыча, пусть и не такая престижная, как немецкий офицер. Зато нормально поедим, ведь это тебе не жидкий гороховый супчик с травой, как всегда…
…Вчера сержант Аникеев принес с огорода несколько стрелок лука и немного щавеля, заправили похлебку. Но что такое котелок прозрачного супчика с травкой на двадцать с лишним голодных бойцов? Так, похлебать немного, вприкуску с черствыми ржаными сухарями. Хорошо, что иногда во взвод попадала мука, можно было развести супчик погуще, болтушку сделать…
Иван тяжело вздохнул, припоминая, какие отменные пироги пекла по праздникам его любимая бабушка Авдотья Васильевна. Маленькие, вкусные, румяные. С луком, яйцом и картошкой… Язык проглотишь от удовольствия! Эх, сейчас бы, пожалуй, он штук десять за раз умял, а то и больше…
На дороге послышался шум мотора, Иван чуть раздвинул кусты, выглянул. По лежневке неспешно полз серый немецкий вездеход с открытым кузовом и тащил за собой прицеп под зеленым брезентом. И тут сверху раздался тонкий, пронзительный свист: это разведчик-наблюдатель подал сигнал – приготовиться! Иван взглянул на бойцов – и Павлушко, и Зарубин услышали и правильно всё поняли. К бою!
Мешков махнул рукой: давайте, ребята, вперед, поближе к дороге. Чтобы, в случае чего, прикрыть ребят. И первый пополз к лежневке. Если кто появится – откроем огонь, остановим и предупредим разведчиков. И дадим им время, чтобы закончить свое дело и скрыться…
А потом и мы сами потихоньку отойдем в лес. Точнее, отползем быстренько… Фрицы в погоню вряд ли пустятся – уж больно боятся здешних топей, знают, что могут попасть в трясину и обратно уже не выбраться. На болоте ведь как – чуть ошибешься, сделаешь шаг в сторону, и все, прости-прощай. Трясина, как и ревнивая жена, никого обратно не отпускает…
За поворотом послышался сдавленный крик – это ребята Егорова приступили к работе. Выстрелов слышно не было – это хорошо, значит, все прошло нормально, по замыслу. Через пару минут можно тихо отползать, не привлекая к себе внимания…
Иван приподнялся и уже собрался было присоединиться к разведчикам, как вдруг снова послышался шум двигателя, и из-за деревьев показался серый «Опель». Его сопровождали два мотоцикла с колясками. И с пулеметами… Значит, штабная легковушка, раз с такой охраной. Именно то, что так мечтал взять лейтенант Егоров…
Иван чуть не застонал от обиды – надо же, какая неудача! Если бы чуть раньше… А сейчас легковушка была некстати: если ее охрана увидит разведчиков, то подаст сигнал, и «Опель» помчится назад, к своим, а пулеметчики непременно вступят в бой. И начнется сражение – у немцев четыре человека на мотоциклах, два пулемета и автоматы… Разведчикам придется несладко. Как же помочь?
Решение, по сути, было только одно – дать бой самому. Надо любой ценой задержать гитлеровцев, даже ценою своей собственной жизни. Разведчики наверняка взяли пленного, пусть с ним и уходят, а мы их прикроем. Если получится, потом тоже отойдем. Но главное – дать скрыться ребятам Егорова. Нашему командованию крайне важно узнать планы немцев, захваченный офицер в этом плане может очень пригодиться. И его цена намного выше, чем цена жизни его самого и его товарищей. И даже всей разведгруппы в целом…
Иван тихо шепнул Федору Зарубину:
– Бери на себя первый мотоцикл. Если получится, сними и водителя, и пулеметчика. А ты, Степан, – повернулся к Павлушко, – лупи по второму. Не дай им вступить в бой. Как только я кину гранату – так и начинайте…
С этими словами Иван прижался к земле, слился с чахлой травой и затаился. «Опель» был совсем рядом: вот сто метров, пятьдесят, двадцать… Мешков отчетливо увидел хмурые лица мотоциклистов в прямоугольных очках и черные стволы пулеметов. Подождал, привстал, выдернул чеку из гранаты и ловко метнул навстречу легковушке. С запасом – пока запал сработает, как раз та и наедет.
Так и вышло: грохнул взрыв, машину резко повело влево, она с ходу полетела в кювет… «Есть! Теперь только бы ребята не подвели», – подумал Иван.
Легковушка, перескочив ровик, уткнулась бампером в толстый пень и замерла. И тут резко, сухо ударили винтовки – это вступили в дело Зарубин и Павлушко. Федор не подвел, первой же пулей свалил водителя мотоцикла, тот упал на землю. Его машина по инерции проехала еще немного и встала поперек дороги. Вторым выстрелом Зарубин снял пулеметчика – тот даже дернуться не успел…
Зато второй мотоциклист сумел затормозить и спрыгнуть с сиденья. И залег в кювете, откуда стал бешено палить из автомата. Пулеметчик, к счастью, был уже мертв – Павлушко в него попал. Но и его самого зацепило – получил две автоматные пули в грудь. И теперь лежал, судорожно хватая ртом воздух, а на мокром, грязном ватнике уже стали расплываться алые пятна крови…
Немцы засели за «Опелем» и начали давать отпор. Их было четверо: уцелевший водитель мотоцикла, шофер легковушки и два офицера, майор и лейтенант, ехавшие в машине. У них были автоматы и пистолеты…
Гитлеровцы стреляли наугад – не видели, откуда по ним открыли огонь. Вокруг же – сплошные густые кусты… Но через минуту майор пришел в себя, осмотрелся и начал грамотно руководить обороной. Подозвал водителя мотоцикла и приказал – подберись к коляске и возьми пулемет. Тогда можно держаться долго, до подмоги…
Водитель распластался по земле и пополз к мотоциклу, до него было метров двадцать… Иван достал вторую гранату (последнюю!), снял чеку и, сильно размахнувшись, метнул в ту сторону. В качестве предупреждения, чтобы не рыпался. И тут же его шапка-ушанка слетела с головы – майор пальнул в ответ. Мешков смачно выругался: «Метко стреляешь, сволочь! Если бы чуть-чуть ниже…»
Граната взорвалась, мотоциклист правильно все понял и быстро скользнул обратно за легковушку. И больше уже не высовывался. Майор также прекратил стрельбу – видимо, решил отсидеться за «Опелем» и дождаться помощи. Тем более что их осталось всего трое – Зарубину удалось подстрелить водителя легковушки, попасть в горло…
Но ситуация все равно оставалась опасной – Мешков и его товарищи не могли прекратить огонь и отойти в лес, немцы бы их сразу заметили и подстрелили. А патронов оставалось все меньше и меньше, гранат – так вообще уже ни одной…
Тут из-за поворота вылетел немецкий вездеход. Грозно ревя, громыхая гусеницами, подскочил к «Опелю». Иван сначала испугался, решил, что это гитлеровцы пришли своим на помощь, но затем увидел стоящего в кузове за пулеметом лейтенанта Егорова и успокоился. Это же наши, разведчики!
Вездеход резко затормозил у «Опеля», и Егоров крикнул что-то по-немецки. А для большей убедительности дал поверх легковушки короткую пулеметную очередь… Немцы перестали сопротивляться и вышли из-за машины с поднятыми руками. Разведчики их быстро скрутили и довольно бесцеремонно затолкали в кузов, где уже лежали двое гитлеровцев.
Егоров быстро обыскал «Опель» и нашел в салоне толстый кожаный портфель с документами.
– Ну и повезло же тебе, Мешков, – весело сказал он, посмотрев содержимое, – знаешь, что это такое? Приказы и карты для 61-й пехотной дивизии. Редкая удача! А майор, судя по всему, заместитель начальника штаба… Жирного гуся поймали! Да еще и лейтенанта в придачу…
– А что там? – Иван кивнул на прицеп, стоявший за вездеходом.
– То, что ты хотел захватить, – хмыкнул Егоров, – кухня! С едой…
С этими словами он отдернул брезент, и Иван увидел два больших, вместительных, плотно закрытых бака.
– Мы уже посмотрели, – сказал лейтенант. – В одном – рисовая каша с тушенкой, в другом – гречка с жареным салом. Выбирай, Иван, кушать подано!
У Мешкова от вида горячей каши (и особенно – от ее ароматного, одурманивающего запаха) резко закружилась голова. Он тяжело оперся о борт прицепа.
– Что, прямо здесь есть будем? – только и смог сказать. – А как же немцы? Они же совсем рядом…
– Нет, конечно, – хмыкнул Егоров, – шуток, что ли, не понимаешь? Сначала уберемся подальше, и потом уже – обедать. Немцы же скоро будут… Давайте, ребята, набирайте каши, сколько куда влезет, и делаем ноги. Прихватим с собой майора – и в лес. Пусть фрицы за нами побегают! Если захотят…
– А как же остальная жрачка, бросим? – с болью в голосе произнес Федор Зарубин, подходя к кухне. – Да здесь же каши на целую неделю нашему взводу хватит, а то и больше!
– Что делать? – пожал плечами Егоров. – Как мы все это попрем? Не по воздуху же! Баки-то тяжеленные… А нам ползком ползти придется, по кочкам да по болотам. И еще майора на себе тащить… Жалко, конечно, бросать, но ничего не попишешь! Можно, конечно, подорвать их гранатой, чтобы фрицам ничего не досталась… Кстати, пленных, кроме майора, придется тоже в расход, через линию фронта мы их не поведем. Нам бы одного штабиста дотащить!
– А еще Степан тяжело ранен, – напомнил Зарубин, – вон лежит…
Разведчики подошли к Павлушко, посмотрели. Тот был без сознания, но еще дышал.
– Придется здесь оставить, – жестко сказал Егоров, – нести его некому. Да и не дотянет он до госпиталя, видите – еле дышит… Скоро умрет, через час-два, не больше.
Иван все понимал – правильно, немец-майор намного дороже, чем Степан Павлушко, но все же…
– А если попробовать на вездеходе? – неожиданно предложил Зарубин. – Он же немецкий, а вы в маскхалатах. Гитлеровцы вас за своих примут, а мы в кузове укроемся… Если рванем на север, то через два километра будет другая лежневка. И она уже сворачивает в нашу сторону…
– Верно, – кивнул Иван, – есть такая. Мы ее сами в январе строили, чтобы технику тащить. Она, конечно, вся разбитая, но немецкий вездеход, думаю, пройдет…
Лейтенант Егоров немного подумал и махнул рукой: эх, была не была, можно рискнуть. Одно дело – притащить пленного майора (тоже большая удача), и совсем другое – целый немецкий вездеход, да еще с кухней на прицепе! С собой также Павлушко возьмем, раз имеется такая возможность, да и всех пленных тоже. Ну, и, кроме того, пробираться через затопленные леса-перелески гораздо удобнее на мощной машине, чем на своих двоих…
Так и решили. Закинули в кузов трофейное оружие, загрузили Степана Павлушко, разместились сами. Лейтенант Егоров сел в кабину, будто немецкий офицер, а шофером стал один из его разведчиков. Двое других забрались в кузов к Ивану и Федору. Связанных пленных положили под ноги, придавили сверху, чтобы не рыпались и не мешались. А то здоровенные они, откормленные, настоящие бугаи…
Забрались в кузов очень вовремя – из-за поворота показалась группа солдат-саперов во главе с унтером. Егоров их заметил, высунулся из кабины и что-то крикнул по-немецки. И показал рукой на «Опель». Те в ответ закивали и дружно стали выталкивать застрявшую машину из кювета…
Иван мысленно вытер пот со лба. Слава богу, кажется, обошлось, немцы приняли за своих. Значит, есть шанс обмануть фрицев и прорваться через линию фронта.
Вездеход с прицепом, тяжело переваливаясь, пополз по лежневке в сторону переднего края. Но уже через два километра свернул на боковую дорогу, ведущую на север. Лежневка действительно оказалась в весьма плачевном состоянии – разбитая, затопленная, в ямах и ухабах, однако немецкий вездеход довольно легко преодолевал рытвины и затопленные места. Хотя временами опасно накренялся, грозясь перевернуться…
Тогда приходилось цепляться руками за бортики и смотреть, чтобы из кузова не вылетело трофейное оружие. И главное – пленные фрицы. А то зря, что ли, так старались! Наконец вырулили на относительно открытое, чистое место.
Впереди лежали немецкие позиции, а уже за ними – наши окопы. Егоров приказал всем лечь в кузове и сказал водителю: «Давай, Саша, теперь жми на полную! Надо бы проскочить…» Тот улыбнулся: «Сделаем, товарищ лейтенант, прорвемся! С добычей уйдем…»
Солдаты 61-й пехотной дивизии, высунувшиеся из траншей, с удивлением наблюдали, как темно-зеленый вездеход с черными крестами на боку, отчаянно буксуя и разбрызгивая грязь, пересекает нейтральную полосу. Они сначала решили, что новичок-шофер заблудился в прифронтовой полосе, свернул не туда, стали махать, показывая: не в ту сторону едешь, камрад, давай сюда, к нам! Там же, за полем, уже русские! Но было бесполезно – вездеход продолжал упрямо двигаться вперед…
Со стороны русских по нему тоже не стреляли – видимо, им было интересно, что же задумал водитель. Наконец машина неуклюже переползла через советские траншеи и скрылась в небольшой рощице. И сразу встала…
* * *
К вездеходу бросились красноармейцы с винтовками наперевес, радостно завопили: «Попались, фрицы! Хенде хох! Сдавайтесь!»
Пришлось лейтенанту Егорову вылезать из кабины и громко, отчетливо, на великом, могучем русском языке, с известными выражениями, доходчиво и ясно объяснять, что они никакие не немцы, а свои, русские. Разведчики, только что вернувшиеся с задания и доставившие важных пленных. Которых, кстати, надо немедленно везти в штаб для допроса…
Немецкую машину Егоров решил оставить себе – на ней гораздо удобнее и быстрее добираться до штаба. И очень эффектно получится – все просто рты разинут от удивления, когда он затормозит на вездеходе прямо у крыльца! Раненого Степана Павлушко лейтенант тоже захватил с собой – в госпиталь. Хотя надежды было мало…
Трофейную еду он оставил Мешкову – распоряжайся по своему усмотрению. Каши хватит на целую роту, а то и больше. Но сначала они сами пообедают, как и хотели. А то с самого утра маковой росинки во рту не было…
Услышав про трофейную еду, у вездехода стали собираться советские бойцы. Пришлось Мешкову организовать очередь, чтобы хватило всем. Но прежде всего он доверху наполнил котелки разведчикам – ешьте, сколько влезет, заслужили. Затем быстро пообедал сам и уже потом начал распределять трофейную кашу между бойцами.
Делил по-честному – один котелок на четверых. Красноармейцы, получив свою порцию, садились тут же, под деревьями, и принимались жадно есть. Давно они не видели такой вкусной каши, да еще с мясом!
Мешков раздал один бак, а второй решил оставить для своего взвода. Подхватил с Зарубиным тяжелую емкость и поволок к своему блиндажу. Благо тут было уже недалеко. Весть о неожиданной удаче быстро облетела окопы, и к Ивану поспешили друзья-товарищи. Чтобы помочь с баком, а заодно и проследить, чтобы никто другой не покусился на ценную добычу…
У блиндажа Иван остановился, отдышался и стал заниматься новой раздачей. Каждому – по полмиски каши, остальное пока припрячем. Надо расходовать экономно, неизвестно еще, когда есть привезут!
Иван впервые за много дней поел до сытости и даже повеселел – куда приятнее воевать на сытый желудок! День, без сомнения, удался: помог захватить немца-майора, добыл трофейную кухню. Интересно посмотреть на лица фрицев, когда они узнают, что остались без обеда…
Впрочем, все было по-честному – на войне кто смел, тот и съел. Пусть гитлеровцы теперь побудут в их шкуре, поголодают, а то, смотри, привычку взяли – гречку с салом каждый день жрать! Ничего, пусть сухари грызут! Привыкайте, это вам не Германия. Будете вы крыс еще есть, вот увидите. Как французы зимой 1812 года, когда из Москвы бежали… И горько пожалеете о том, что вообще напали на нашу страну. Наполеону тоже казалось, что может весь мир за одно место взять, да не вышло. Не выйдет и у вас, вот увидите!
Иван очень любил уроки истории и с особым удовольствием читал книжки про войну 1812 года. Как французы отступали от Москвы, как их гнали по Старой Смоленской дороге, как остатки некогда великой армии чудом переправились через Неман… Значит, и гитлеровцев так же погоним, до самого Берлина… Было один раз, значит, будет и второй.