Книга: Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков
Назад: Глава восьмая
Дальше: Часть вторая Прорыв

Глава девятая

До деревни Островки, где находился штаб 1100-го полка, Мешков доехал почти с удобствами – на телеге, которая везла в тыловой госпиталь раненых. Иван оправился в путь загодя, рано утром – предстояло преодолеть почти десять километров, а это по нынешней грязи и распутице – очень даже прилично. Хороших дорог, даже проселочных, в местных лесах не имелось – одна вода и месиво из рыжей глины!
Кстати, именно поэтому деревня, где располагался штаб, так и называлась – Островки. Во время весенней распутицы она превращалась в настоящий остров… Через затопленные рощицы в ее окрестностях змеились кривые тропинки, по которым с трудом, но можно было добраться от одного селения до другого. Однако топать приходилось по непролазной грязи и размокшим торфяникам, форсируя, как выйдет, бурные ручьи и протоки…
После двух часов тяжелого пути Иван окончательно выдохся и сел на пригорке передохнуть, а заодно и перемотать портянки – чтобы ноги не сбились. А то совсем беда будет – и так еле идешь, а если ступни сотрешь…
На тропе показалась санитарная повозка, которую еле тащила тощая пегая кобылка. Коняшка с трудом передвигала длинные, голенастые ноги, и, казалось, вот-вот свалится. Возчик, молодой, скуластый парень, постоянно ее понукал, но без толку – едва двигалась. Идти быстрее сил у нее, видимо, уже не осталось…
Мешков решил воспользоваться случаем и напросился в попутчики – вместе шагать гораздо веселее. Возчик, немного подумав, кивнул – давай, все одно по дороге. И поможешь, если что… Ему очень не нравилась эта местность – одни ямы, если застрянешь, до ночи не выберешься. А вдвоем можно вытолкнуть телегу из грязи, если окончательно сядешь. На раненых надежды нет – лежачие они, тяжелые…
К счастью, толкать не пришлось: кобылка, несмотря на всю доходячность, все-таки вытащила повозку на относительно сухое место. Иван приободрился и сел тогда уже рядом с возчиком – тот разрешил. И так, почти с комфортом, добрался до Островков. Там они и расстались: возчик повернул в госпиталь, а Мешков поспешил в штаб полка.
Честно говоря, он очень волновался – раньше комполка его к себе не вызывал – не тот человек. А Мешков свято придерживался армейского правила: от начальства – подальше, а к кухне – поближе. Вот и не лез на глаза отцам-командирам…
Но вчера вестовой из штаба привез приказ – прибыть в деревню Островки, требует товарищ Сульдин. Ну, раз надо… Иван пробовал расспросить вестового, зачем, мол, вызывают, но тот лишь покачал головой: ничего не знаю, приказали передать – и все. Вот и думай теперь, что хочешь: то ли похвалят тебя, то ли заругают…
Иван критически осмотрел свой ватник – уже порван, частично даже прожжен (сказались сушки на костре), значит, надо зашивать. Чем он и занялся. В самом деле, не появляться же перед командиром в таком непотребном виде! Отругает и правильно сделает – у бойца Красной армии должен быть чистый, опрятный вид…
Еще надо подлатать валенки – иначе до деревни не доберешься. Иван на всякий случай обмотал ступни веревками – чтобы совсем не развалились, и еще зашил в некоторых местах. Починка и ремонт одежды заняли у него почти весь вечер, а уже рано утром он отправился в штаб.
Слава богу, добрался без задержки, и теперь надо было предстать перед командиром полка, товарищем Сульдиным. Иван Кузьмич слыл человеком серьезным, строгим, придирчивым, любил чистоту и порядок, чтобы красноармеец даже после тяжелого боя выглядел аккуратно и всегда был одет по уставу. Поэтому, прежде чем идти в штаб, Иван еще раз проверил свою одежду и тщательно почистил веточкой валенки – от налипшей грязи.
Подошел к крыльцу, доложил часовому, кто и зачем прибыл, тот сообщил дежурному по штабу. Старший лейтенант Ефимов проверил у Ивана документы и пустил внутрь. В сенях кивнул на лавку – сиди, жди. И не вздумай выходить курить – могут крикнуть в любую минуту. Иван лишь пожал плечами – и рад был бы подымить, да нечем, махорка вся кончилась. Сел на лавку и стал ждать.
Дверь из сеней в комнату была чуть приоткрыта, и за ней слышались громкие голоса. Один, самый властный и командный, явно принадлежал большому начальнику, не меньше генерала. Мешков тихонько спросил у Ефимова:
– Сам командующий прибыл?
Тот подтвердил его догадку:
– Да, генерал Власов. Утром, не предупредив даже. Всех наших собрал: и командира полка, и начштаба, и комиссара, и уже целый час с ними что-то обсуждает. Ивану Кузьмичу, сам видишь, не до тебя, сиди и жди, когда освободится.
– А вызвали-то меня зачем, по какому поводу? – заискивающе произнес Мешков. – Не подскажете, товарищ старший лейтенант? Знать бы, к чему готовиться, к плохому ли, к хорошему…
– Только к хорошему, – хитро взглянул на него Ефимов, – ты же у нас, Мешков, герой, вот – в газетах про тебя пишут…
И указал на номер армейской «Отваги» на столе. Иван увидел знакомую статью и вздохнул: «Не было печали… Не поймешь, хорошо это или плохо. С одной стороны, похвалить могут – за лося, а с другой – отругать, что собой и людьми рисковал…»
В это время в сенях появился невысокий, плотный командир с одной «шпалой» в петличке. Приветливо кивнул Ефимову и махнул рукой, чтобы не вставал из-за стола – ни к чему церемонии! Взглянул на Ивана и неожиданно расплылся в улыбке:
– Мешков? И ты здесь?
Иван вскочил с лавки, вытянулся и по всей форме доложил:
– Так точно, товарищ капитан! Старший сержант Мешков прибыл в штаб полка по приказу…
– Ты что, не узнаешь меня? – удивился капитан.
Иван присмотрелся и тоже улыбнулся:
– Здравия желаю, Леонид Анатольевич! Извините, не признал вас сразу. Три года прошло, как-никак…
– Да, три года, – кивнул капитан Лепс, – время-то как летит. А кажется – будто вчера было…
И, повернувшись к старшему лейтенанту Ефимову, с интересом наблюдавшему за сценой, пояснил:
– Я с товарищем Мешковым давно знаком, еще с Финской кампании, воевали вместе… Освобождали финских рабочих и крестьян от буржуев и помещиков, прорывали линию Маннергейма…
Ефимов уважительно посмотрел на Мешкова и даже слегка привстал: как же, все советские газеты тогда с восторгом писали о доблестных бойцах, сумевших в тяжелейших зимних условиях победно взломать знаменитую линию обороны. Считавшуюся до того неприступной…
– Ты, смотрю, уже старшим сержантом стал! – удовлетворенно произнес капитан Лепс, кивнув на треугольники Мешкова, – а был, помнится, рядовым… Молодец, Иван, растешь! Кстати, а зачем тебя в штаб полка вызвали? Провинился, что ли, в чем?
Мешков развел руками – знать не знаю, товарищ капитан, сам теряюсь в догадках…
– Товарищ Сульдин хочет лично с Мешковым пообщаться, – тут же вступил в разговор Ефимов, – прочитал в газете о его подвиге, вот и решил познакомиться. Есть еще мысль направить товарища старшего сержанта на командирские курсы. Чтобы был младшим лейтенантом…
– А, вот оно что! – уважительно произнес Леонид Анатольевич. – Ну, что же, я не удивлен – помню, как ты, Иван, еще во время Финской хорошо себя проявил. Кстати, расскажи-ка мне, чем на сей раз отличился, чем прославился? Про прошлые твои подвиги я знаю, а вот про нынешние – еще нет…
Иван, немного стесняясь, начал рассказывать про свои приключения: как ходил с разведчиками в немецкий тыл за «языком», как они захватили штабного майора, а заодно – и кухню…
– Тут еще и про лося написано, – снова встрял в разговор старший лейтенант Ефимов, – тоже очень интересно!
Пришлось говорить и о сохатом. Капитан Лепс оценил случай, улыбнулся и весело хлопнул Ивана по плечу: действительно – молодец! Из-под носа у фрицев целого лося увел!
Затем Леонид Анатольевич прислушался к тому, что делалось за дверью, и вздохнул:
– Похоже, совещание затягивается, придется тебе, Иван, ждать. А знаешь что… Я тут подумал: переходи служить к нам, а? Ты майора Злобина хорошо помнишь?
Мешков расплылся в улыбке – а то как же! Разве можно забыть такого отличного командира!
– Владимир Викторович теперь начальник охраны у командарма, – пояснил капитан Лепс, – и ему нужен толковый, опытный сержант. Такой, как ты. Свой, надежный человек…
– Я бы, товарищ капитан, с превеликим моим удовольствием, – слегка замялся Мешков, – даже с радостью, но, сами понимаете…
И показал глазами на дверь – как решит начальство. Такие вопросы от него не зависят – слишком мелкая сошка…
– Уладим, – уверенно сказал капитан Лепс, – беру это на себя. Полагаю, майор Сульдин нам не откажет. Это же ради безопасности самого генерала Власова…
– А как же лейтенантские курсы? – напомнил Ефимов. – Товарища Мешкова собирались направить на учебу…
– Не вопрос, – махнул рукой капитан Лепс, – решим. С нашими рекомендациями его примут в любое время…
Иван вытянулся:
– Если так – то хоть сейчас! Готов служить! И не подведу!
– Верю, – серьезно сказал капитан Лепс, – иначе бы не звал тебя к нам. Значит, так: я переговорю с майором Злобиным, и он уже уладит этот вопрос с Сульдиным. Считай, Иван, уже служишь у нас…
Мешков улыбнулся, а потом спросил:
– Старший лейтенант Матвей Молохов тоже здесь? Очень хочется с ним снова встретиться! Я помню, как он того финна скрутил, диверсанта, любо-дорого было посмотреть. Взял голыми руками, положил, как миленького…
– Увидишь, – кивнул капитан Лепс, – и очень скоро. Молохов тоже здесь, с нами. Вместе воевать будете…
Мешков удовлетворенно кивнул. Капитан Лепс неслышно скользнул в комнату, где шло совещание, перекинулся парой слов со Злобиным, и тот кивнул – сделаем. Помню Ивана Мешкова, умелый, храбрый солдат, нам подходит. Вопрос, по сути, был решен.
* * *
С командиром полка, как и сказал капитан Лепс, проблем не возникло. Узнав, что Злобин лично просит за Мешкова, он без лишних слов отпустил Ивана на новое место. Раз так надо… Да берите, ради бога, не жалко!
Иван не успел проститься, как положено, со своими сослуживцами: майор Злобин сказал, что надо срочно ехать. Потом как-нибудь, при случае…
Мешков, правда, не особо расстроился: отправляясь в штаб полка, он был готов ко всему: на всякий случай простился со всеми и прихватил с собой свои пожитки… Немного их оказалось, как раз уместились в старом, потертом «сидоре». В первую очередь Иван положил в него изрядный кусок лосятины: еда – это самое главное! Мало ли что случится по дороге, когда еще покормят (и чем?), а тут уже все есть…
Так что к переменам судьбы Мешков был готов. Тем более что они оказались только к лучшему: встретился со старыми боевыми товарищами, попал на новую, ответственную службу. Охранять самого командующего – это важнее и главнее, чем быть просто взводным!
Майор Злобин лично представил Мешкова красноармейцам и пояснил, что Иван хоть и молод, но опытен и воевать отлично умеет. Надежный, проверенный товарищ, настоящий командир! Слушаться его, как меня самого! Иван подошел к «ЗИСу», который теперь везде сопровождал бронемобиль (прежнюю полудохлую полуторку сменили при первой же возможности) и стал знакомиться с новыми товарищами. Поручкался со всеми, рассказал немного о себе… А затем вернулся к бронемобилю – ждать приказаний.
Совещание в штабе кончилось, генерал Власов вышел на крыльцо и бросил майору Злобину: «Обратно, в штаб армии!» Собственно, поездку в 1100-й полк организовали сами Спасатели времени, а капитан Лепс внушил мысль о ее необходимости командарму. Перед большим сражением за Спасскую Полисть следовало убедиться, что на северном обводе «мешка» все более-менее нормально. А то пойдем вперед, а немцы прорвутся с тыла. Вот весело тогда будет!
Оборону у Красной Горки держала 327-я дивизия генерала Антюфеева, одна из лучших во Второй Ударной. Именно она в феврале 1942 года атаковала Любань (правда, не слишком удачно, едва не попала в полное окружение), а затем наступала на Красную Горку (более успешно – отбили). Антюфеевцы стояли против немецкой 61-й пехотной дивизии и прочно удерживали свои позиции, несмотря на ежедневные атаки и артиллерийские обстрелы…
Генерал Власов с подачи Спасателей времени решил лично осмотреть эту часть «мешка» и прибыл на самый опасный участок – под Красную Горку, в 1100-й стрелковый полк. Бронемобиль Спасателей к тому моменту уже прочно стал «генеральским»: Власову очень понравилось ездить на удобной (и главное – безопасной) машине. Под прикрытием надежной стали и хорошего оружия…
К тому же бронемобиль легко преодолевал почти любое бездорожье, проходил практически везде, через самые топи и грязи. А внутри было достаточно комфортно: можно было работать, писать (имелся выдвижной столик), обедать (электрическая печка) и даже спать – на боковой койке. Двойная броня защищала от пуль и осколков, а приборы ночного видения позволяли вести бой в любых условиях. Хоть ночью, хоть в тумане. Что в нынешних местах было весьма немаловажно…
Командарм прибыл в штаб 1100-го полка, поговорил с Сульдиным, осмотрел позиции и убедился, что сил хватит, чтобы, если надо, удержать оборону, не дать гитлеровцам прорваться в тыл армии. Значит, можно уже начинать операцию у Спасской Полисти…
После совещания в штабе Власов забрался в машину и прилег на койку – поспать, пока не доберемся до штаба армии. Постоянный психологический контроль сильно утомлял его. Капитан Лепс старался не выпускать командующего из-под влияния, тщательно следил, чтобы тот делал все так, как нужно Спасателям времени, и говорил только то, что требуется. Естественно, Леонид Анатольевич тоже сильно уставал, а потому, как только оказался в машине, также снял шинель, шапку, скинул сапоги и прилег отдохнуть. Надо бы восстановить силы…
Андрей Андреевич, к счастью, в последнее время сопротивлялся все меньше и меньше – очевидно, привык к тому, что его «ведут», подсказывают, что надо сделать, как спасать армию. Наверное, так даже ему было проще – не нужно думать самому, принимать сложные решения. Тем более что все приказы и распоряжения, которые он получал, оказывались именно такими, какие требовались. Власов быстро убедился, что все идеи, которые «вкладывали» ему в голову, шли только на пользу Второй Ударной армии. Значит, на пользу и ему самому…
Начштаба Виноградов и комиссар Зуев только радовались активным и решительным мерам, которые принимал командующий, помогали ему, и результат не замедлил сказаться – положение Второй Ударной немного улучшилось. Появилась надежда на спасение и даже на частичную победу. Все видели в новом командарме талантливого полководца…
«Так зачем, спрашивается, нервничать, волноваться? – думал генерал-лейтенант. – Раз все идет так, как надо, не стоит сопротивляться внушению, а наоборот, можно расслабиться и следовать полезным советам…»
И он постепенно стал легче поддаваться чужому внушению и все реже оказывал сопротивление. Что, в общем-то, и требовалось Спасателям времени. Капитан Лепс заверил Злобина, что скоро можно будет оставлять командующего без надзора на несколько дней сразу, «программируя» как бы вперед. И это даст возможность больше заниматься своими делами. Скажем, готовиться к наступлению…
Леонид Анатольевич решил во время штурма Спасской Полисти быть в бронемобиле, ведь предстоит тяжелое сражение, и кого-то из Спасателей могли контузить или ранить. А он не только специалист по НЛП, но еще и военврач (настоящий, даже диплом имеется), значит, может оказать своевременную помощь…
Так что его место – рядом с друзьями, а генерала Власова можно на время оставить в штабе – пусть сидит в блиндаже и делает вид, что руководит армией. Особой пользы от этого не будет, но и вреда – тоже. А это – самое важное сейчас…
* * *
Спасатели заняли свои места в машине, Мешкова определили в боевой отсек – к Матвею Молохову. Он заменил Германа Градского – тот пока был в штабе армии. Такой ценный специалист, как Пан Профессор, нужнее там, чем на поле боя. Нечего ему в бронемобиле по лесам-перелескам мотаться, пусть занимается своими делами – переводит немецкие документы. От этого больше пользы будет…
Майор Злобин сел в кабину и кивнул Самоделову – заводи, поехали. Но, едва преодолели по разбитому проселку пару километров, как в безоблачном небе появилась «рама». Иван Мешков, привыкший часто поглядывать на небо (не видно ли «лаптежников»?), первым ее заметил и кивнул Матвею Молохову. Тот поднял голову – да, висит, проклятая…
Майор Злобин приказал остановиться и тоже посмотрел вверх – прилетела, зараза, ищет цели. Значит, скоро жди дорогих гостей – «юнкерсы». Хорошо, что «раму» вовремя заметили, можно укрыться…
– Эх, шмальнуть бы по ней! – мечтательно произнес Иван Мешков, наблюдая за тем, как «рама» медленно проплывает над ними. – Надоела, проклятущая: как прилетит – так жди «лаптежников». Или еще из гаубиц по тебе ударят – он наведет… Сколько ребят уже из-за нее погибло!
Молохов прищурился и еще раз взглянул вверх – а почему бы нет? Летит «Фокке-Вульф-109» на малой скорости, и высота у него небольшая – в пределах досягаемости. Немецкие летчики, полностью уверенные в своей безнаказанности (зениток-то у русских нет!), решили спуститься пониже, чтобы подробнее рассмотреть место и наметить цель для бомбового удара. Ладно, вот мы ее сейчас…
Матвей развернул КОРД, задрал его ствол максимально вверх (насколько позволял станок), прикинул расстояние, скорость, высоту и сказал Мешкову:
– Ну, смотри, Иван, будет сейчас фрицам на орехи!
Тщательно прицелился и дал пару коротких очередей. Сначала ничего не произошло, и Иван подумал, что Матвей, наверное, промахнулся, но затем из левого двигателя показался легкий дымок. Попал-таки! Иван от радости даже подпрыгнул на месте: вот вам, сволочи, будете знать, как летать в нашем небе!
Молохов дал добавочную очередь – для верности. Она также угодила в цель – из мотора густо повалили черный дым, показалось алое пламя. «Рама» стала резко забирать вверх, пытаясь уйти от неожиданной зенитной атаки, но не получилось: еще несколько выстрелов из пулемета, и загорелись уже оба мотора. «Фокке-Вульф-109» тогда резко клюнул носом и с воем пошел вниз. Вскоре, оставляя после себя черный шлейф дыма, врезался в лес. Летчикам спастись не удалось – не хватило времени, чтобы выпрыгнуть с парашютом.
– Ура! – закричал Иван Мешков. – Дали-таки прикурить!
Майор Злобин посмотрел на дым, поднимавшийся над деревьями, и одобрительно кивнул (молодец, Матвей, ловко сбил немца), а затем озабоченно спросил у капитана Лепса:
– Как думаешь, летчики нас заметили?
Леонид задумчиво потер подбородок и произнес:
– Думаю, да. И время, чтобы передать своим по рации, у них было. Матвей же не сразу их сбил, надо исходить из худшего… А потому предлагаю укрыться – на всякий случай.
Злобин придерживался того же мнения и приказал свернуть с дороги в ближайший лесок. Обе машины, бронемобиль и «ЗИС», устремились под деревья. Как говорится, береженого бог бережет…
Зарулили в небольшую рощицу, встали под старыми, ветвистыми осинами. Владимир Викторович приказал Мешкову: распоряжайся, командуй охраной, пусть займет круговую оборону. Тоже на всякий пожарный.
Красноармейцы под руководством Ивана ловко нарубили длинных веток и укрыли ими машины. Благо на деревьях появились уже первые зеленые листочки и маскироваться стало гораздо легче. Не то, что раньше, ранней весной, когда леса были голые и просматривались насквозь…
– Переждем здесь, – сказал Злобин, – пусть «лаптежники» полетают, поищут нас. Посмотрим, найдут ли…
Генерала Власова решили не беспокоить – пусть себе отдыхает, спит. Если появится опасность, тогда – да, разбудим, конечно… А так – незачем его тревожить, только-только уснул.
По приказу Мешкова красноармейцы рассредоточились вокруг машин, заняли оборону. Хотя передовая находилась довольно далеко, но мало ли что… Не раз уже бывало – немецкие диверсанты просачивались сквозь наши позиции, нападали на обозы и грузовики с боеприпасами. А еще убивали бойцов и командиров, захватывали вестовых, резали телефонные провода… В общем, вредили, как могли.
И надо исключить любую возможность попадания генерала Власова в плен. Поэтому на всякий случай решили выставить по краю рощицы дозорных – пусть смотрят, наблюдают. Сам Иван залег с ручным пулеметом на небольшом холмике у старой сосны, откуда хорошо просматривались все подходы. Благо впереди находилось пустое поле и видно было прекрасно. Если фрицы полезут, он их заметит и даст сигнал к бою…
Мешков установил пулемет на сошки и лег поудобнее на пригретую солнцем траву. Хорошо бы так и валяться все время! И чтобы никаких фрицев… Компанию ему вскоре составил младший сержант Кислицын, тоже человек достаточно опытный, повоевавший. Неторопливый, уверенный в себе, настоящий боец, в общем.
– Ждем «шарманщиков», – со знанием дела констатировал Кислицын, – скоро прилетят и завоют! Тогда хоть уши затыкай!
Иван кивнул: знаю, сам не раз лежал под их бомбами. Как начнет «лаптежник» пикировать, как завоет его «иерихонская труба»… У молодых, необстрелянных бойцов нервы не выдерживали, и они, зажав уши, с криком бежали прочь, куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этого жуткого, невыносимого, сводящего с ума воя! И погибали от пулеметных очередей, которыми их поливали из «юнкерсов»…
У Егора Кислицына нашлась махорка, он угостил Мешкова. Тот с благодарностью взял щепоточку, насыпал на клочок газеты, сделал себе «козью ножку». Давненько не курил! С удовольствием затянулся и тут же закашлялся – забористый самосад!
– Хорошая у тебя махра, браток, продирает до самых кишок, – похвалил табак Мешков, – у меня такая же была, да жаль – вся вышла…
Они разговорились. Иван с радостью узнал, что Егор Кислицын родом из тех же краев, что и он сам. Земляки! После этого общение пошло уже совсем по-простому, по-дружески.
Кислицын воевал с августа 1941 года, отступал от Брянска, был трижды ранен, последний раз – довольно тяжело. Долго валялся в госпиталях, а потом, когда выписали, попал уже на Ленинградский фронт. За проявленное мужество и смелость его поставили охранять командующего армией. Как знак особого доверия…
Иван, в свою очередь, рассказал, где и когда воевал – от Финской до последних боев. Так, покуривая и болтая, они и лежали под деревцами, ожидая налета.
* * *
«Юнкерсы», как и думал капитан Лепс, прилетели довольно скоро. Они, судя по всему, получили строгий приказ – уничтожить конвой. Понятно же, что бронемашина с грузовиком охраны – это не рядовой транспорт, так ездят генералы, командующие корпусами и армиями…
Бомбардировщики покружились над рощицей, выискивая цель, но ничего не нашли. Несколько раз проходили над самыми вершинами елей, едва не задевая макушки, пытались разглядеть каждую кочку, каждый бугорок. Но машины были замаскированы тщательно. Отлично ребята постарались, молодцы!
«Сейчас бы пальнуть из КОРДа, сбить парочку гадов, – думал Матвей Молохов, поглядывая на самолеты, – но нельзя. Владимир Викторович строго-настрого приказал – ни в коем случае не стрелять. Чтобы не демаскировать себя…»
Хотя очень хотелось шмальнуть из пулемета по ближайшему «лаптежнику», попасть в мотор или брюхо… А еще лучше – прямо в кабину, где за оргстеклом четко просматривалась голова летчика в черном, кожаном, похожем на яйцо шлеме…
«Юнкерсы» нервно порыскали над рощей, но никого не нашли. Где же машины, неужели скрылись? Жаль, опять придется бросать бомбы на пустой лес – возвращаться с грузом на аэродром нельзя. Может, другая цель найдется? Чтобы просто так не бомбить…
Самолеты развернулись, начали, как вороны, кружить над полями. И обнаружили несколько повозок с ранеными – ехали в тыловой госпиталь. Вот на них они и обрушили весь свой бомбовый запас. От маленького обоза ничего не осталось – кроме разбитых телег, разбросанных по земле человеческих тел и умирающих в смертельных муках лошадей. Но на рощу, где укрылись машины, не упала ни одна бомба. Казалось бы, все обошлось, можно двигаться дальше, в штаб армии, но…
…Тут случилось именно то, чего так опасался майор Злобин, – появились немецкие автоматчики. Это была одна из тех диверсионных групп, что просачивались в тыл Второй Ударной армии и наносили немалый урон.
Гитлеровцы шли к деревне Островки, где находился штаб 1100-го полка. Расчет был прост – незаметно подобраться к деревне и нанести удар. Они знали, что штаб охраняется плохо – почти всех бойцов бросили на передовую. Даже тыловиков – ездовых, поваров, писарей…
Диверсанты планировали уничтожить штаб и, если повезет, захватить «языка», чтобы допросить. Рассчитывали прежде всего на внезапность удара – быстро напасть и сразу же отойти в лес, скрыться. И ищи их тогда! И этот план, скорее всего, удался бы, если бы в рощице они случайно не наткнулись на генеральский конвой…
Иван издали заметил приближающиеся фигуры и толкнул Кислицына: смотри-ка, фрицы!
– Мать честная, – тихо выругался Егор, – диверсанты! И сколько их!
Иван посмотрел – не менее двух десятков. Почти взвод! Причем вооружены они в основном автоматами, а не обычными винтовками. Да, сразу видно, что это опытные, подготовленные люди…
И тут же Мешков оборвал себя: отставить панику, бывали ситуации и похуже. Позиция у нас хорошая – на холме, да еще под прикрытием толстого пня… Только надо действовать быстро, пока гитлеровцы не заметили…
Он тихо шепнул Кислицыну: «Беги к нашим, доложи майору Злобину. А я пока здесь останусь, задержу фрицев». Егор скрылся в кустах – низко пригнувшись, понесся к броневику.
Мешков решил подпустить диверсантов поближе – чтобы ударить наверняка. Чтобы не промахнуться… Лег поудобнее, уперся плечом в жесткий деревянный приклад «дегтярева», приготовился. Эх, жалко, у него с собой всего один диск, да гранат только пара штук, остальные в машине… Но ничего, он начнет, а там, глядишь, и наши подтянутся, поддержат огнем! Ну, как говорил дед Трофим, с Богом…
Иван прицелился и дал короткую, пробную очередь. Пулеметные сошки сразу же ушли в мягкую, влажную землю, а приклад больно врезался в плечо. Зато ближайший фриц рухнул как подкошенный. «Есть один! – с удовлетворением сказал Иван. – Продолжим…» И дал еще очередь. Еще два немца упали на траву. «Трое», – стал считать про себя Мешков.
Но диверсанты быстро опомнились и рассыпались по полю – упали на траву, слились с землей. «Ага, ученые, знают, как воевать, – понял Иван, – сейчас станут обходить меня…»
И точно – гитлеровцы потихоньку начали окружать Ивана: рывками, короткими перебежками приближались к холму, где он засел с пулеметом. Мешков огрызался короткими очередями – экономил патроны. Вокруг свистели пули, но пока мимо – хорошо прикрывал старый пень. В него и попадала основная часть свинца. От пня в разные стороны летели щепки, но Ивана они не задевали. «Где же наши? – думал Мешков. – Пора бы уже…»
И тут сзади послышался шорох, Иван быстро оглянулся и облегченно вздохнул: вернулся Егор Кислицын, а с ним – еще шестеро. Другие красноармейцы рассыпались слева и справа от него, чтобы прикрывать с флангов…
Подмога подоспела вовремя – диверсанты подобрались очень близко. Еще чуть-чуть – и закидали бы Ивана грантами. А затем пошли бы в атаку и прорвались к генеральскому бронемобилю. Но теперь силы были почти равны…
Иван прилежно стрелял из пулемета, и фрицев стало уже меньше – он лично подстрелил четверых. Но оставшиеся не собирались прекращать бой, наоборот, упрямо шли вперед. Вот один немец чуть приподнялся и точно метнул гранату в его сторону. Серый цилиндр на длинной деревянной рукоятке, описав полукруг, приземлился прямо возле Мешкова…
Три-четыре секунды – и взрыв. Откатиться, спрятаться – уже не успеть. «Все, смерть моя пришла», – промелькнуло у Ивана в голове.
Но тут ему на выручку пришел Егор Кислицын – ловко подхватил гранату и бросил обратно: получи, фриц! Успел – заряд взорвался в воздухе, осыпав осколками самого метнувшего. Тот громко вскрикнул и уткнулся в землю…
Но и Кислицына смертельно ранило – автоматная очередь прошила горло. Он дернулся, упал навзничь. Лицо сразу посерело, на губах выступила розоватая пена. Пули, видимо, пробили также легкое…
Мешков зло выматерился – вот сволочи! И выпустил в ответ весь оставшийся диск. Затем подхватил ППШ Кислицына и стал поливать из него. Палил до тех пор, пока не кончились патроны. Рядом стреляли его товарищи, поддерживали из автоматов…
Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот бой (немцы, несмотря на потери, отступать не думали), но тут из-за деревьев вылетел бронемобиль. С ревом, подминая под себя кусты, выскочил на открытое место, прямо на гитлеровцев. В кузове за гранатометом стоял Матвей Молохов. АГС-40 несколько раз гулко рявкнул…
Среди наступающих встали черно-красные фонтаны, раздались крики, полетели куски тел: часть гранат угодила точно в цель. Немцы, ошарашенные внезапным появлением броневика (откуда только взялся!), начали отходить. Стало окончательно понятно, что нападение провалилось… Командир группы пустил вверх красную ракету – всем отступать!
Но это легко сказать… Позади – мокрое, раскисшее поле, всё в ямах от снарядов и мин. Бежать тяжело, ноги вязнут в черной земле… Диверсанты стали отходить, а в спину им дружно ударили советские автоматы и винтовки. Да еще и Матвей Молохов добавил, послал пару гранат – чтобы мало не показалось…
Наконец последний диверсант, срезанный чьим-то метким выстрелом, рухнул на землю. Прямо в воронку, наполненную грязной, мутной жижей. Бой был закончен, никому из гитлеровцев скрыться не удалось….
* * *
Иван собрал своих бойцов, посчитал, посмотрел, доложил Злобину:
– Товарищ майор, трое раненых, один убитый – младший сержант Кислицын…
– Ну, что же, – заметил Владимир Викторович, – могло быть и хуже. Спасибо тебе, Иван, прикрыл, выручил. Считай, один весь бой выиграл!
Иван вытянулся и ответил по всей форме: «Служу трудовому народу!»
– Грузите раненых в «ЗИС», – приказал Злобин, – и поехали обратно в Островки, надо переправить в госпиталь. А Кислицына мы похороним на кладбище, со всеми воинскими почестями.
Иван рассказал Злобину, как Егор спас ему жизнь. Не просто прикрыл в трудную минуту, а, считай, собой пожертвовал. Владимир Викторович кивнул:
– Попрошу командование представить его к ордену, посмертно. Настоящий герой! Ладно, Мешков, прикажи своим ребятам собрать трофеи, оружие и вещи, а также карты и бумаги, какие найдутся. Надо бы взглянуть на них, посмотреть, с кем дело имеем…
Иван подозвал бойцов и кивнул на поле – давайте, вперед, за трофеями! Берите все, что нужно, но прежде всего – документы. Как сказал товарищ майор… А еще – еду, галеты, они у немцев обычно в сухарных сумках. И, конечно же, сигареты. Пожалуй, их даже в первую очередь. Курить очень хочется, особенно после такого боя…
Также у фрицев можно взять ручные часы, ходят точно, никогда не отстают. Кроме того, складные ножи – отличные, острые, почти не тупятся. Ну, и заодно всякую полезную мелочовку – бритвы, иголки, нитки, мыло. Солдату все пригодится! Тем более что мертвым это ни к чему, без всякой надобности…
Красноармейцы побежали на поле – собирать трофеи. Некоторые снимали с убитых немцев сапоги – хоть и хуже кирзачей, но все же лучше, чем наши дырявые, размокшие валенки. С лейтенанта и двух фельдфебелей стащили кожаные ботинки с высоким верхом, очень удобные…
Трофеев получилось очень много: автоматы, пистолеты, гранаты… Взяли еще котелки и кое-какую амуницию, например пятнистые маскхалаты. Тоже полезные вещи, особенно сейчас, весной, когда леса уже стали зеленые. Загрузили все это в «ЗИС», положили раненых, поехали…
Через пятнадцать минут уже были в Островках. Хоть и говорят, что возвращаться – плохая примета, но в данном случае это было прямой необходимостью: раненых надо определить в госпиталь, а Егора Кислицына – достойно похоронить.
Злобин решил: передадим немецкое оружие майору Сульдину, пусть запишет на свой счет. Мол, его бойцы отбили атаку немецких диверсантов и захватили трофеи. Нам, в принципе, без разницы, а ему полезно – сможет отличиться перед своим начальством. Потом, глядишь, и он нам когда-нибудь поможет. Долг, как известно, платежом красен.
Тем более что Иван Кузьмич – мужик умный, толковый, своих бойцов в бой зря не бросает и в бессмысленных атаках не кладет. Побольше бы таких! Вот и пусть хвастается маленькой победой – вот сколько гитлеровцев положил! Пустячок, а приятно!
Назад: Глава восьмая
Дальше: Часть вторая Прорыв