Американский вызов: появление Пятого управления

Пружина холодной войны, взведенная после фултонской речи Черчилля, закручивалась с годами все сильнее. Это видно по тем директивам, которые принимал Совет национальной безопасности США, и тем программам, которые разрабатывало и осуществляло ЦРУ.

В сентябре 1949 года в американском Совете национальной безопасности родилась директива СНБ-58. Президент США Г. Трумэн утвердил ее как руководство к действию. Изложенные в ней политические цели и технологии не устарели до последних лет существования СССР и стран – его союзников. Вот некоторые фрагменты из этой директивы:

«Наша конечная цель, конечно, появление в Восточной Европе нетоталитарных правительств, стремящихся взаимодействовать и найти свое место в свободном мире. Однако серьезнейшие тактические соображения препятствуют выдвижению этой цели как непосредственной… Для нас практически осуществимый курс – содействовать еретическому процессу отделения сателлитов. Как бы они ни представлялись слабыми, уже существуют предпосылки для еретического раскола. Мы можем способствовать расширению этих трещин, не беря на себя за это никакой ответственности. А когда произойдет разрыв, мы прямо не будем впутаны в вызов советскому престижу, ссора будет происходить между Кремлем и коммунистической реформацией…

Мы должны вести наступление не только открытыми, но и тайными операциями… Курс на подстрекательство к расколу внутри коммунистического мира следует вести сдержанно, ибо этот курс всего-навсего тактическая необходимость, и нельзя никак упускать из виду, что он не должен заслонить нашу конечную цель – создание нетоталитарной системы в Восточной Европе. Задача состоит в том, чтобы облегчить рост еретического коммунизма, не нанеся в то же время серьезного ущерба нашим шансам заменить этот промежуточный тоталитаризм терпимыми режимами, входящими в западный мир. Мы должны всемерно увеличивать всю возможную помощь и поддержку прозападным лидерам и группам в этих странах» [1].

В этой директиве впервые обрела право на жизнь идея, в соответствии с которой тайные операции приравнивались к боевым планам.

В 1950 году в США появилась новая директива по поводу тайных операций – СНБ-68. Ее текст отражает явный прогресс в мыслях и устремлениях создателей:

«Нам нужно вести открытую психологическую войну с целью вызвать массовое предательство в отношении Советов и разрушать иные замыслы Кремля. Усилить позитивные и своевременные меры и операции тайными средствами в области экономической, политической и психологической войны с целью вызвать и поддержать волнения и восстания в избранных стратегически важных странах-сателлитах. (…)

Успех предлагаемой программы полностью зависит от того, насколько наше правительство, американский народ и все свободные народы сумеют в конечном итоге признать, что холодная война – это на самом деле настоящая война, в которой на карту поставлено выживание свободного мира… Выполнение этой программы потребует от нас всех находчивости, жертвенности и единства, диктуемых суровостью проблемы, и настойчивого упорства в достижении наших национальных задач» [2].

Эти директивы давали политическое обоснование для проведения тайных операций, которые должны были привести к расколу социалистического мира и впоследствии к разрушению Советского Союза.

Но интеллектуальная и эмоциональная насыщенность этих директив (чего стоит одно выражение «выполнение программы потребует от нас находчивости, жертвенности и единства») выдавала их творца, коим был небезызвестный нам Джордж Кеннан. Тот, который провозгласил в мае 1948 года организованную политическую войну против Советского Союза и настаивал на создании новой тайной службы. Выпускник Принстонского университета, он работал в СССР в 1934–1938 годах в ранге первого секретаря посольства США, потом в 1945–1946 годах в качестве советника посольства, а в 1952 году четыре месяца служил послом США. Его проблема была в том, что, находясь более пяти лет в СССР, он так и не понял ни страну, ни людей, ни власть. Но он оказался автором внешнеполитической доктрины «сдерживания», изложенной им в так называемой «длинной телеграмме» из Москвы в адрес государственного секретаря США (февраль 1946 года). В ней он предлагал правительству США жестко выступить против советской экспансии в Восточной Европе. В июле 1947 года, в журнале «Форин афферс» появилась его статья «Истоки советского поведения», в которой излагалась стратегия сдерживания, основы которой были намечены в той «длинной телеграмме». Эта стратегия, предложенная им, оказала огромное влияние на выработку директив Совета национальной безопасности США, на идею организованной политической войны против СССР, стала основой таких политических инициатив, как план Маршалла и создание НАТО.

Если Дж. Кеннан был первым, кто дал теоретическое обоснование директивам холодной войны, то дальнейшие теоретические разработки исходили от ученых-гуманитариев. Эти мудрые профессора руководствовались осознанной ими истиной. В изменении мира, в противостоянии с государствами, имеющими иной социальный строй, лучше себя чувствует тот, кто лучше создает смыслы и управляет образами на их основе. Здесь, несомненно, начиная с послевоенных лет в лидеры выходили США. Если говорить о смыслах, оказавших влияние на мир начиная с середины ХХ века, стоит назвать концепции холодной войны, «народного» капитализма, государства всеобщего благоденствия, неолиберализма и неоконсерватизма, глобализации, распространения демократии и теорию революций.

Над ними трудились американские университеты, научные центры и исследовательские лаборатории, возглавляемые яркими умами. Они создали Америке славу ведущей интеллектуальной лаборатории мира. Поэтому в американские университеты стремилось попасть много способных интеллектуалов из разных стран. Большинство из них после учебы продолжали «служить» в этих университетах. Все это позволило создать конкуренцию ведущих научных школ, замешанную, по словам профессора социологии Р. Коллинза, на интерактивных ритуалах, энтузиазме и эмоциональной энергии.

Во многом благодаря такой конкуренции и рождались идеи и смыслы для развития Америки, в том числе и для холодной войны. Причем рождались как ответ на вызовы, риски, угрозы для американского общества как внутри США, так и за пределами страны. А если исследования или разработки рассматривались как ответ на вызов, волнующий общество, элиту, бизнес, то государство и бизнес финансировали их. Самые глубокие, многообещающие смыслы, принятые американским интеллектуальным сообществом, превращались в инструмент глобальной экспансии, глобального манипулирования людьми.

На эти смыслы ориентировались люди, работающие в Государственном департаменте США и ЦРУ. Ориентировались, либо принимая их, либо отвергая.

Дальше речь пойдет о научных концепциях, что послужили основой для политических документов и операций холодной войны. Но знакомство с ними позволяет понять, как ученые, разработками которых пользовались в Госдепартаменте и ЦРУ, делали холодную войну.

В 60-е – начале 70-х годов ХХ века Америку захлестнули левые идеи, за которыми стояли неомарксисты – Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймер. Их идеи в то время стимулировали массовые выступления молодежи в Европе и в США. Но более всего эти идеи затронули общественные науки, культуру и образование. И тогда против них объединились другие интеллектуалы, тоже, кстати, приехавшие из Европы. Они-то и породили новую теорию: неоконсерватизм. Идейным и теоретическим вдохновителем «неоконсервативных» интеллектуалов был Лео Штраус. Он бежал из нацистской Германии осенью 1938 года, когда стало ясно, что в этой стране для евреев нет будущего, их ждут жуткие времена. Его новой родиной стали США, где он продолжил занятия философией в Чикагском университете. Скоро у него появились ученики, которые разделяли его идеи и которые потом нашли себя в науке, политике, Госдепартаменте и в ЦРУ. Какими же идеями заразил Штраус своих учеников?

Штраус считал, что необходимо бороться с моральной толерантностью, которой пронизаны теоретические изыскания левых интеллектуалов. Их либерализм запятнал себя тем, что признавал равными все точки зрения, что совершенно не годится для политиков, ведущих борьбу.

По мнению Штрауса, точка зрения политического философа должна быть основана на твердых моральных принципах: благородное (то есть добро) есть благородное, а низкое (то есть зло) есть низкое, свобода есть свобода, а тирания есть тирания, истина есть истина, а демократия есть демократия. Он добавлял при этом: невозможно прояснить характер демократии как таковой без четкого понимания ее альтернатив, так же как невозможно понимать мораль без понимания аморальности. И поэтому следует противостоять упрекам левых интеллектуалов, считающих, что в познании подход с позиции твердых моральных принципов не диалектичен, не демократичен, не способствует развитию мысли. Невозможно изучать социальные феномены, «не вынося при этом ценностных суждений», – утверждал Штраус [3].

Но мало придерживаться только морального принципа разделения добра и зла, свободы и тирании. Нужно теоретически обосновать необходимость борьбы добра со злом, борьбы за свободу против тирании. Добро должно уметь защищаться и нападать. О том же еще в 1925 году говорил русский философ И. А. Ильин, когда выдвинул тезис о «сопротивлении злу силою». Правда, спустя годы Ильин искал поддержку у гитлеровской Германии, а Штраус – у США. И вот здесь начинается самое интересное.

Исходя из морального принципа борьбы добра со злом, Штраус предлагает такие понятия, как «хороший гражданин» и «достойный человек». Их различие в том, что «хороший гражданин» связан с режимом, а «достойный человек» такой связи не имеет. Но только в случае наилучшего режима понятия «достойный человек» и «хороший гражданин» тождественны [4]. И это, конечно, режим, сложившийся в США. На языке классической метафизики, – отмечает Штраус, – родина или нация есть материя, тогда как строй – форма, которая по своему достоинству выше материи. «Можно назвать этот взгляд „идеализмом“. Практическое значение этого идеализма заключено в том, что… наилучший строй важнее, чем родина» [5].

Этот вывод («наилучший строй важнее, чем родина»), известный уже в начале холодной войны, до сих пор является предметом сражений в коммуникационных мировоззренческих войнах. Этим выводом руководствовалось и ЦРУ, работая с советскими диссидентами.

Развивая свою теорию, Штраус проводил параллели между коммунизмом и нацизмом, представляя их как зло абсолютное. Поэтому борьба с этим злом должна быть радикальной. А если представить США в качестве субъекта абсолютного добра, борющегося с мировым злом (а его можно найти всегда), то это становится философией развития страны. А сама ситуация противостояния добра и зла превращается государством в социальные практики. Такой научный взгляд был очень привлекателен для стратегов холодной войны.

Философия абсолютного добра Лео Штрауса удивительным образом соответствовала его внутреннему этическому настрою, в котором не последнюю роль играло самомнение. Не зря он так ценил тех древних философов, которые придерживались той точки зрения, что «немытые массы не достойны ни истины, ни свободы».

Американский президент Рональд Рейган превратил философию Штрауса в политический и пропагандистски-идеологический проект. Выступая в марте 1983 года в Орландо (штат Флорида) перед национальным обществом евангелистов, он назвал Советский Союз «империей зла». Как бывший актер, снимавшийся в боевиках, он понимал толк в таких образах. Для США это был достаточно жесткий образ, предполагающий мобилизацию сил «добра» для откровенной политической, экономической, идеологической борьбы с носителем «зла» – страной, именуемой СССР.

Художественность образа СССР как «империи зла», пришедшая от Рейгана, подтолкнула американскую научную элиту к созданию политической теории глобализации, вытекающей из философии Штрауса. В основе этой теории – идея глобальной демократии, которая должна мотивировать миссионерскую деятельность США.

По большей части научная элита США рассматривала глобальную демократию как абсолютную ценность, которая необходима всему миру. А раз эта ценность мировая, то и защищать ее должно глобальное государство.

Но уж очень близок образ «глобального государства» образу «братской ассоциации англоязычных народов, противостоящей тирании», который сформулировал бывший премьер Великобритании У. Черчилль в своей фултонской речи 1946 года, положившей начало холодной войне между СССР и странами Запада. Согласно этим определениям, роль глобального государства должны играть США, претендующие на глобальное лидерство. Поэтому США обязаны взять на себя ответственность за защиту мировой демократии. Под влиянием интеллектуалов так считает значительная часть американского истэблишмента. В понимании американской элиты эта защита должна сводиться к экспорту демократии в те страны, где ее нет или где она находится под угрозой либо не соответствует глобальным, а по сути – американским стандартам.

Союзником философии Штрауса в проектах американского лидерства для изменения мира начиная с 60-х годов прошлого века выступает историческая социология со своими концепциями социальных революций, которые с тех пор активно разрабатывались в американских и британских университетах.

Со времен холодной войны в западной макросоциологии, занимающейся исследованиями революционных процессов, сложились два подхода: гносеологический (познавательный) и прагматический. Оба подхода обосновывают систему действий для революционного или контрреволюционного проектов.

Гносеологи (Д. Голдстоун, Ч. Тилли, Т. Скочпол) объясняют причину революций развалом государства, которое не способно справиться с бюджетным кризисом и расколом во власти.

Прагматики, представленные такими научными авторитетами, как С. Хантингтон, Э. Геллнер, Ф. Фукуяма, оказались для стратегов холодной войны интереснее.

Возьмем С. Хантингтона. В 60-е годы ХХ века он опубликовал работу о политическом порядке в меняющихся обществах. В ней он обосновал алгоритм возникновения революций. Потом, когда Америка вела войну во Вьетнаме, он сумел свою научную концепцию превратить в систему действий, нужных для Пентагона – американского министерства обороны. Как пишет профессор Нью-Йоркского университета Г. Дерлугьян, Хантингтона не зря прозвали «Карлом Марксом для Пентагона» – он выезжал во Вьетнам консультировать американское командование по стратегии борьбы с партизанами, а бунтующие студенты тем временем пикетировали его кабинет в Гарварде [6].

«Революционный» алгоритм С. Хантингтона основывался на пирамиде стрессов, которым было подвержено общество в переходный период модернизации. Причинами этих стрессов являлось крушение традиционных устоев жизни, хозяйственных укладов, социальных авторитетов, религиозной веры, а также массовое движение населения из деревень в беспорядочно растущие города. Переходное состояние модернизации – самое неустойчивое, оно и порождает революции. Как их остановить?

Хантингтон рекомендовал в переходный период модернизации вводить жесткую диктатуру, способную нейтрализовать сбои в модернизации. Поэтому, как пишет критик его теории, Вашингтону рекомендовалось относиться прагматично-реалистически к своему вынужденному покровительству военным и авторитарным правителям в Третьем мире, вполне по восхищенно-циничной формуле президента Ф. Рузвельта, высказанной по ходу доклада о деяниях никарагуанского диктатора Сомосы: «Совершеннейший сукин сын, но наш сукин сын!» [7].

Контрреволюционная теория Хантингтона, по мнению критика, была мощно аргументированной схемой, в которой присутствовали как анализ структурных условий, взятых в исторической динамике, так и функциональное указание на роль элит и политических режимов, на источники массового недовольства, на влияние мировой геополитики и идеологической конфронтации времен холодной войны. Схеме Хантингтона отвечал военный переворот в Чили в 1973 году, когда военные, предводимые генералом А. Пиночетом, убили избранного народом президента страны С. Альенде и при поддержке ЦРУ установили диктаторский режим в стране.

Еще более сильную концепцию для практики холодной войны и революций предложил британский макросоциолог Э. Геллнер. Его книга «Нации и национализм», вышедшая на Западе в 1983 году, поразила ученый мир, вызвала возбуждение среди политиков и стала руководством к действию для организаторов тайных операций и политических проектов на годы вперед.

Э. Геллнер рассматривал нацию не как общность людей на основе единого языка и культуры, общей территории и экономической деятельности, а как сконструированный массовый политический проект. И, согласно этому проекту, «именно национализм порождает нации, а не наоборот», «нации делает человек; нации – это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей» [8].

Как считал Э. Геллнер, два человека принадлежат к одной нации лишь только в том случае, если их объединяет одна культура, которая, в свою очередь, понимается как система идей, условных знаков, связей, способов поведения и общения. Культуры, которые национализм требует защищать и возрождать, часто являются его собственным вымыслом или изменены до неузнаваемости. Культурные лоскутки и заплатки, используемые национализмом, часто являются произвольными историческими изобретениями [9].

«Вымышленная» культура, исторические изобретения для национализма поддерживаются повсеместным распространением «опосредованного школой, академически выверенного, кодифицированного языка, необходимого для достаточно четкого функционирования бюрократической и технологической коммуникативной системы», распространением символики, стилизованной национализмом под народную культуру [10].

Концепцию Э. Геллнера использовали социальные технологи, которые выстроили систему действий в отношении Югославии в 1991–2008 годах. В этот период Социалистическая Федеративная Республика Югославия распалась на шесть независимых стран и одно частично признанное государство. В этом процессе активную роль играли сербские националисты, с которыми работали западные политологические центры, связанные с ЦРУ. Их стратегия сводилась к стимулированию национализма в Югославии в соответствии с выводом Э. Геллнера: национализм – прежде всего политический принцип, суть которого в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать [11].

В начале 2000-х годов США, в соответствии со своими геополитическими соображениями, выбрали Украину, чтобы превратить ее в игрока первой линии в своей борьбе за глобальное лидерство на восточном направлении, где сходятся интересы Европы и России. В этой геополитической игре Украина, по замыслу американцев, должна была создать свою новую нацию. И тем самым выйти из культуры российской цивилизации, которая объединяла людей различных этносов – русских, украинцев, белорусов, казахов и других, проживавших на территории СССР и именуемых в свое время советским народом, ядро которого составляли русские, благодаря своей многочисленности и притягательной силе своей культуры.

Согласно Э. Геллнеру, не нации порождают национализм, а национализм порождает нации. Когда эта идея овладела умами геополитических стратегов, тогда в одном из американских научных центров политический проект национализма для Украины обрел ведущую идею – «украинство». Под эту идею на американские гранты украинские обществоведы обосновывали ведущую роль украинского этноса в рождении древнерусского государства, а потом и самостоятельную историю украинцев. Идея украинства закладывалась в новые учебники истории для школ и университетов. Вожди политических партий, учителя, организаторы массовых коммуникаций, национальной культуры, публичных ритуалов, организаторы поиска и канонизации национальных героев, коими оказались радикалы-бандеровцы, – все работали на идею украинского национализма, тоталитарность которого формировала новую, украинскую нацию. Вся эта открытая и скрытая деятельность поддерживалась различными американскими институтами и фондами, среди которых ведущая роль принадлежала институтам республиканской и демократической партий США.

Но, возможно, придет то время, когда ЦРУ поставит вопрос перед профессорами-геополитиками: чья нация наиболее жизнеспособна? Нация, порожденная национализмом, как образование скорее искусственное и недолговечное, или нация, порожденная культурой, которая предстает как накопленная в веках сила человеческого духа?

В 1996 году, через 20 лет после своей революционной работы об алгоритмах революции, С. Хантингтон предложил научному сообществу и политической элите свой фундаментальный труд под названием «Столкновение цивилизаций», который сделался настольной книгой политологов. Это случилось в том числе благодаря его идее о том, что имеющиеся в мире цивилизации придется вводить в требуемый цивилизационный образ западной цивилизации. Но на рубеже ХХ и ХХI веков провокационный прогноз столкновения цивилизаций, предложенный С. Хантингтоном, не был востребован практикующими политиками и деятелями из Госдепартамента США. Время этого прогноза придет чуть позже. А тогда понадобился Ф. Фукуяма с его эссе, а потом и книгой «Конец истории и последний человек», вышедшими соответственно в 1989 и в 1992 годах. Его работа привлекла либеральным подходом к распространению демократии и попыткой убедить, что цивилизационный образ Запада стал определяющим для современного мира. Но особенная ценность ее была в том, что борьбу за демократию он рассматривал как борьбу за признание человеческого достоинства. По Гегелю, борьба за признание есть главная движущая сила истории. Когда Ф. Фукуяма отождествил стремление к признанию человеческого достоинства с духовностью, с самоценностью и свободой человека, он тем самым предложил лозунг будущих революций, который скоро прибрали к рукам «разработчики» «цветных» революций. Под сенью такого лозунга эти «разработчики» готовы были биться за геополитические интересы США.

Несомненно то, что путь к практике глобальной демократии, к практике приобщения разных стран к цивилизационному образу по западному варианту был проложен американскими профессорами. Главными идеологами этой практики стали Самюэль Хантингтон с его книгой «Столкновение цивилизаций», Фрэнсис Фукуяма с его произведением «Конец истории и последний человек» и Збигнев Бжезинский с самой известной его книгой «Великая шахматная доска: главенство Америки и ее геостратегические императивы», где представлена доктрина глобального лидерства. Они – ведущие умы в деле утверждения глобальной демократии в мире. За ними тянутся Марк Палмер, известный своим сочинением «Сломать ось зла. Как к 2025 году устранить от власти последних диктаторов», и Джозеф Най, написавший книгу «Мягкая сила. Как добиться успеха в мировой политике» – об использовании привлекательности американской культуры для распространения демократии в мире.

Глобальное лидерство США определяет процесс глобализации мира. А он включает в себя и экспорт демократии, и господство транснациональных корпораций, большая часть которых – американские; и действия, связанные с лишением стран их самодостаточности путем превращения их в страны одного продукта. Все это так или иначе связано с глобальным лидерством «глобального государства», которое придерживается того принципа философии Штрауса, который гласит, что наилучший строй важнее, чем родина. Если наилучший строй – это максимальная включенность страны в глобализацию, то это важнее родины. Такой строй порождает «достойного человека», по определению Штрауса, для которого действительно лучший строй был в США, куда он бежал от гитлеровского режима, утвердившегося в 30-е годы на его родине – в Германии.

Именно глобализация по такой модели лишает страны и их народы экономической, политической, культурной и ценностной идентичности, «растворяет» эти страны в глобализированном мире. При этом главный менеджер этих глобальных процессов – США – остается и самодостаточным, и сохраняющим, и наращивающим свою идентичность.

С появлением в США философской доктрины Штрауса, которую высоко подняли интеллектуалы его школы, на ключевых постах в экономике, науке, юстиции, в массовых коммуникациях, системе государственного управления, в ЦРУ, АНБ, ФБР стали появляться приверженцы этой доктрины.

Исследователь философии Штрауса профессор Е. М. Дроне вскрыл механизм концентрации его учеников во власти и тем самым изменения власти: «есть несколько кругов учеников… своим же ближайшим ученикам передаем тонкости учения вне текста, в устной традиции, совсем почти тайно. <…> Воспитываем несколько выпусков, все посвященные составляют как бы секту, помогают друг другу с карьерой, делая ее сами, держат в курсе учителя. <…> Через несколько десятков лет „наши“ без единого выстрела берут власть в самой сильной стране мира».

Действительно, начиная с конца 60-х годов в американской власти появлялось все больше интеллектуалов школы Штрауса – в Государственном департаменте, в экономических и финансовых ведомствах, в Центральном разведывательном управлении. Не без их участия ЦРУ и другие разведслужбы все больше отдавали предпочтение оперативной деятельности, нежели аналитической. ЦРУ возвращалось к методам, с помощью которых в 40–50-е годы осуществлялась смена политических режимов в некоторых странах Европы, Ближнего Востока, Азии, Латинской Америки. Сторонники мировоззрения Штрауса действовали, руководствуясь не только политическими установками, но прежде нравственно-религиозными принципами его философии. И оппонентам было трудно им противостоять.

К. Райс (в 2000–2009 годах помощник президента США по национальной безопасности, госсекретарь США), одна из самых верных почитателей философии Штрауса, говорила: «Во внешней политике давно идет спор между так называемой „школой реализма“ и „школой идеализма“. Упрощенно – реалисты принижают важность моральных ценностей, подчеркивая соотношение сил как основу стабильности и мира. Идеалисты подчеркивают примат моральных ценностей и характер общественных формаций как критически важные для отношений государства с другими странами. Возможно, этот вопрос мог бы быть интересен в академических дебатах, но в реальной жизни могущество и моральные ценности нераздельно связаны между собой. Великие державы способны оказывать влияние на жизнь миллионов людей и изменять ход истории. И моральные ценности великих держав имеют значение. Если бы Советский Союз выиграл холодную войну, сегодняшний мир был бы иным… Американский идеализм – вот проблема мира… без этого самого американского идеализма не было бы ни освобожденного Ирака, ни объединенной Германии, ни свободной России. Идеализма и людей с горячими сердцами, мечтавших о свободе…» [12].

Таким «идеалистом с горячим сердцем» в своих научных изысканиях и в политической практике был Збигнев Бжезинский, профессор Гарвардского университета, потом глава центра по исследованию проблем коммунизма при Колумбийском университете и советник американских президентов.

В 1961 году у него выходит книга «Советский блок: единство и конфликт», в которой он делает вывод, что в странах социализма началась «идеологическая эрозия», что советский блок разрушается, что вполне вероятен распад Советского Союза, и тогда на его бывшем пространстве появятся независимые национальные государства. Причем этот вывод он делает на основе диалектического, марксистского метода анализа. Но процесс распада советского блока можно и ускорить, если предпринимать определенные действия, – считает он. Для этого нужно утвердить лидерство США в этом мире. Теме американского глобального лидерства посвящены его главные научные работы: «Политические системы – США и СССР: сходство и различие, конвергенция или эволюция» (написана вместе с С. Хантингтоном) (1964); «Между двумя веками: роль Америки в эру технотроники» (1971); «План игры: геостратегическая структура ведения борьбы между США и СССР» (1985); «Рождение и смерть коммунизма в XX веке» (1988); «Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы» (1997); «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство» (2003).

Когда еще в начале 60-х годов он выдвинул тезис о том, что определенными действиями можно ускорить падение СССР, он имел в виду, прежде всего, идею прав человека, превращенную в оружие политической войны. В 1977 году он стал советником по национальной безопасности в администрации президента Дж. Картера, что открыло ему возможности для реализации его концепции прав человека. Используя Хельсинкские соглашения 1975 года по разоружению и безопасности в Европе в части прав человека, он инициировал новый виток борьбы с политическим строем в СССР. Настойчивость Бжезинского в реализации выдвинутой им концепции прав человека в условиях соблюдения Советским Союзом Хельсинкских обязательств принесла коммунистической власти в СССР немало проблем. По инициативе Бжезинского ЦРУ тогда предприняло немало усилий для поддержки диссидентских групп в СССР, в Германской демократической республике, в Чехословакии, в Польше (профсоюз «Солидарность»).

ЦРУ до сих пор придерживается в своей практике линии Штрауса – Бжезинского. К идеям младоинтеллектуалов штраусовского толка оказался весьма восприимчив президент США в 2001–2009 годах Дж. Буш-младший. Он творчески развивал проекты Рейгана на основе все той же политической философии штраусовского толка. В ноябре 2003 года, выступая по случаю 20-летия созданного Рейганом фонда «National Endowment for Democracy», он заявил о начале глобальной демократической революции и в связи с этим о новой внешней политике США, главной целью которой становится распространение свободы в мире. А в марте 2005 года в Конгресс США несколькими конгрессменами был внесен законопроект, регламентирующий продвижение демократии и демократических ценностей в недемократических странах. Разработали этот документ в стенах Гудзоновского института политолог, дипломат и бизнесмен Марк Палмер, а также политологи Майкл Горовиц и Брент Тантильо и присоединившийся к ним юрист Эрик Кадель. Неформальным лидером этого «авторского коллектива» был М. Палмер, который в своей нашумевшей книге «Сломать ось зла» описал условия, принципы, методы смены режима в той или иной стране [13].

Выход этой книги приветствовали Ф. Фукуяма и Дж. Муравчик, которые по праву числятся среди первых лиц американской политологии. Довольны были и политики-практики, в частности бывший директор ЦРУ Д. Вулси, лидеры Демократической партии в Конгрессе США Н. Полоси и Д. Байден. Мысли и настроения соратников Палмера тогда удачнее всех выразил Вулси в предисловии к книге «Сломать ось зла»: «В ходе трех мировых войн (двух горячих и одной холодной) мы и наши союзники освободили большую часть человечества. Марк Палмер показал нам, каким образом нужно довести наше дело до конца».

А теперь обратимся во времена сегодняшние, чтобы лучше понять времена ушедшие. Особенность влияния США на продвижение демократии в мире заключается не столько в использовании ресурсов ЦРУ, как в годы холодной войны, сколько в использовании могущества американской правящей элиты. Вот как объяснил это теоретик глобального лидерства США З. Бжезинский: «Появление американской гегемонистской элиты является неизбежным следствием роста американской мощи в последние полвека. В то время как США в период холодной войны и после ее окончания выполняли свои глобальные обязательства, постепенно складывалась соответствующая всемирная военно-политическая структура, управляемая исполнительной властью и обеспечивавшая реализацию постоянно усложнявшейся роли Америки в мире. Со временем колоссальный дипломатический аппарат, военные инфраструктуры, системы сбора разведывательной информации и бюрократические интересы объединились для управления этим всеобъемлющим присутствием Америки в мире. Воодушевленные концентрацией знания, интересов, власти и ответственности, имперские бюрократы стали смотреть на себя как на людей, обладающих всем необходимым для того, чтобы определять поведение Америки в этом сложном и опасном мире» [14].

Сегодняшние «цветные» революции, бескровные перевороты в странах с неугодными США режимами обеспечиваются, как и во времена холодной войны, тремя условиями: теоретической концепцией, имеющей ранг политической доктрины, организацией и финансами. Эта политическая доктрина, вырастая из работ Бжезинского о диалектике мирового господства и глобального лидерства, определяет перспективы развития человечества в условиях глобализации и распространения демократии под управлением американской элиты. Эту концепцию усиливает теория «мягкой силы» (soft power) и понятие «власть народа» (people power), которое появилось в 1986 году, когда в США решили, что президент Филиппин Ф. Маркос должен уйти со своего поста. «Мягкая сила» в трактовке Д. Ная – это использование привлекательности определенной культуры, определенных политических идеалов и ценностей для выработки линии поведения на мировой арене, определенной культуры коммуникаций. Предлагаемая им структура мягкой силы – это работа международных экспертов и советников, деятельность глобальных массовых коммуникаций, продвижение определенных установок и стандартов поведения и потребления, привлекательных, прежде всего, для молодого поколения.

Доктрина глобального лидерства, принципы «мягкой силы» позволили интеллектуалам создать матрицу политической экспансии, которая есть тактика бескровного переворота. По М. Палмеру, матрица смены режимов мало чем отличается от концепций холодной войны, и сводится к следующему (за основу взяты его суждения в книге «Сломать ось зла»):

1) поиск в стране лиц, ориентирующихся на либеральные ценности и придерживающихся проамериканских взглядов; создание с участием этих лиц различных неправительственных организаций – студенческих, молодежных, правозащитных;

2) создание в стране либеральных, прежде всего прозападных каналов коммуникации: ТВ, радио, печатных СМИ и интернет-сайтов. Продуктом деятельности этих каналов являются определенные образы;

3) распространение западными СМИ среди граждан данной страны западного общественного мнения и создание нелегитимного и демонического образа так называемого недемократического режима в стране;

4) создание западными и внутренними, «демократическими» СМИ образа оппозиционных групп и организаций как «настоящих» представителей народа страны;

5) принятие международными организациями резолюций, осуждающих «нарушения свобод и прав человека», «наступление на свободу прессы» в стране, где готовится «демократическая революция»;

6) подготовка оппозиционных групп и организаций к проведению уличных «ненасильственных» акций – демонстраций, митингов, пикетов, массовых акций (например, блокирования зданий, где находятся органы власти). Лидеры этих групп и организаций должны являть собой образы бескорыстных борцов за свободу и демократию;

7) создание в стране психологической атмосферы, парализующей способность сторонников власти к сопротивлению;

8) использование политических, дипломатических и финансовых методов давления на лидеров страны, членов правительства, чтобы они «добровольно» ушли в отставку.

Философию Штрауса, стратегии Фукуямы, Хантингтона, Бжезинского и тактику Палмера дополняет практическими рекомендациями гарвардский профессор Джин Шарп. В своей книге «From Dictatorship to Democracy» («От диктатуры к демократии») он рассматривает 198 способов ненасильственной борьбы, включая саботаж, разного рода акции, парализующие государственные учреждения, и, конечно, организацию толпы, проведение демонстраций и митингов.

В основе смены режимов в тех или иных странах – использование «мягкой силы». В противовес «жесткой силе», основывающейся на принуждении, на экономической и военной мощи, «мягкая сила», включающая «власть народа», эффективна за счет опоры на определенные политические и культурные ценности, определенные принципы поведения на мировой арене. Если мягкая сила «питается» историей, дипломатией, политикой и культурой, то «жесткая» сила опирается на экономическую и военную мощь США – это прежде всего сила экономических санкций, которые по инициативе США вводятся против «непослушного» государства.

С. Хантингтон, единомышленник З. Бжезинского, еще в период холодной войны с Советским Союзом обосновал некоторые принципы и положения экономической войны в своей статье «Торговля, технология и рычаги: экономическая дипломатия», написанной в начале 80-х годов прошлого века. В этой статье Хантингтон ставил вопрос о пересмотре существующего в США законодательства в отношении предоставления кредитов СССР, замену жестких рамок кредитования более гибкими, позволяющими американскому правительству использовать этот «финансовый рычаг» в интересах внешней политики США [15].

По мнению Хантингтона, необходимо постоянно увязывать передачу Советскому Союзу современных американских технологий, расширение объемов торговли двух стран, предоставление кредитов и т. д. с политическими отношениями СССР и США, в которых должны превалировать интересы США.

Когда президент США Р. Рейган объявил СССР «империей зла» и поставил задачу «ломать» эту империю, то командовать силами «слома» был определен директор ЦРУ У. Кейси, человек, который фанатически жаждал борьбы с таким политическим противником, как СССР. Для этого он создал штаб, собрав верных ему людей, которые были способны анализировать информацию, разрабатывать концепции и рекомендации. И здесь можно обратиться к Петеру Швейцеру, который в своей книге «Победа» раскрывает стратегию США, направленную на развал СССР.

Он пишет: «Ему (У. Кейси. – Э. М.) удалось уговорить бывшего председателя „Rand Corporation“ („фабрика мысли“, американский стратегический научно-исследовательский центр. – Э. М.) Генри Роуэна возглавить национальный Совет по делам разведки, взяв в качестве своего ассистента по специальным делам редактора журнала „Фортуна“ Герберта Мейера. Оба они были экспертами по советской экономике. Своим связным с Белым домом он взял Дэвида Вигга, экономиста, создавшего систему контроля поступлений твердой валюты в Советский Союз и ее экспорта». Среди этих экспертов также были: профессор Алан Уайттэкер, психолог, по заданию ЦРУ анализировавший портреты советских политиков; Ричард Пайпс, доктор философии, профессор-историк из Гарвардского университета, специалист по российской и советской истории. От этих ученых и аналитиков У. Кейси хотел знать: чего боится Москва; где ее слабые, уязвимые стороны; какова ее способность восстанавливать силы; как быстро она способна восстанавливаться после поражения; можно ли поколебать ее уверенность? [16]

Уже тогда этот штаб рекомендовал применение «мягкой» и «жесткой» силы, предлагал действовать на нефтяном рынке, сбивая цены на советскую нефть; в Афганистане, организуя сопротивление советским войскам, и в Польше, организуя таранную силу профсоюза «Солидарность» против режима.

И сегодня наиболее верным способом изменения мира становится сочетание «мягкой» и «жесткой» силы, столь присущее «миссионерам» из США. При этом наиболее действенной оказывается «мягкая сила», проводником которой являются неправительственные организации, различные фонды. Они выделяют гранты, ведут пропаганду, устраивают форумы политиков, организуют обучение национальных лидеров, поездки молодежи в страну, инициирующую «демократическую» экспансию. Все это формирует представление о другой жизни, лучшей, чем та, к которой соответствующую страну привела ее правящая элита.

Несомненно, что работа американских и британских ученых, одержимых идеей холодной войны, сделало «машину» этой войны достаточно эффективной. Но чего бы стоили их научные головы без заинтересованности в них американского Госдепартамента внешней политики и ЦРУ, с которым боролся КГБ?