Меблировка памяти
В тот же день, когда Ватсон впервые узнаёт от своего нового друга о его теории дедукции – как одна капля воды позволяет сделать вывод о существовании Ниагарского водопада и так далее, – доктор получает наглядное доказательство силы дедуктивного метода, помогающего раскрыть загадочное убийство. Беседу Ватсона и Холмса о статье последнего прерывает появление посыльного с письмом из Скотленд-Ярда. Инспектор Тобиас Грегсон желает узнать мнение Холмса об одном запутанном деле. Некий человек был найден мертвым – «и никаких следов грабежа, никаких признаков насильственной смерти. На полу есть кровяные пятна, но на трупе ран не оказалось». Грегсон продолжает: «Мы не можем понять, как он очутился в пустом доме, и вообще это дело – сплошная головоломка». Недолго думая, Холмс отправляется в Лористон-Гарденс в сопровождении Ватсона.
Действительно ли это дело – единственное в своем роде? Грегсон и его коллега, инспектор Лестрейд, уверены в этом. «Такого мне еще не встречалось, а ведь я человек бывалый», – заявляет Лестрейд. Нет ни зацепок, ни улик. Зато есть предположение у Холмса. «Это кровь кого-то другого – вероятно, убийцы, если тут было убийство, – сообщает он двум полицейским. – Это мне напоминает обстоятельства смерти Ван Янсена в Утрехте, в тридцать четвертом году. Помните это дело, Грегсон?»
Грегсон признается, что не помнит.
«Прочтите, право, стоит прочесть, – советует Холмс. – Да, ничто не ново под луной. Все уже бывало прежде».
Почему Холмс помнит дело Ван Янсена, а Грегсон – нет? Предположительно оба они однажды ознакомились с обстоятельствами этого дела (все-таки, чтобы занять свой пост, Грегсон наверняка прошел интенсивную подготовку), однако один сохранил воспоминания о деле, а из головы второго они выветрились полностью.
Этот эпизод имеет непосредственное отношение к природе «мозгового чердака». «Чердак», управляемый по умолчанию системой Ватсона, захламлен и в целом устроен бестолково. Возможно, когда-то Грегсон был в курсе обстоятельств дела Ван Янсена, но у него отсутствовала необходимая мотивация и сосредоточенность на конкретных действиях, чтобы сохранить эту историю в памяти. И вообще, с какой стати ему держать в памяти давние преступления? А Холмс принял сознательное, мотивированное решение запоминать расследования прошлого: неизвестно, когда они могут пригодиться. У него на «чердаке» знания не теряются и не пропадают. Он намеренно придал значение мелким деталям, чего не сделал Грегсон. И это решение, в свою очередь, повлияло на то, как, что и когда Холмс вспоминает.
Наша память – в сущности, отправная точка, определяющая то, как мы думаем, как формируются наши предпочтения, как мы принимаем решения. Именно содержимое «мозгового чердака» отличает один разум от другого, притом что структура обоих «чердаков» в целом идентична. Рассуждая о подборе подходящей «обстановки» для «чердака», Холмс подразумевает необходимость тщательно отбирать жизненный опыт, впечатления и воспоминания, которые мы намерены хранить еще долгое время. (Холмсу следовало бы знать: он вообще не появился бы на свет в том виде, в каком мы его знаем, если бы Артур Конан Дойл не извлек из памяти впечатления от знакомства с доктором Джозефом Беллом, чтобы создать своего персонажа – знаменитого сыщика.) Холмс имеет в виду, что инспектору полиции полезно помнить уже закрытые дела, даже вроде бы ничем не примечательные: ведь эти знания для следователя – в каком-то смысле базовые.
На заре психологии бытовало мнение, будто память заполнена так называемыми энграммами – следами воспоминаний, сосредоточенными в определенных областях мозга. Для того чтобы установить местонахождение одной такой энграммы – воспоминания о замешательстве, – психофизиолог Карл Лешли обучил крыс проходить по лабиринту. Затем он удалял отдельные участки мозговой ткани крыс и снова запускал их в лабиринт. Хотя у крыс снижалась двигательная функция, некоторые хромали или ползли по всем закоулкам и развилкам лабиринта, как в трансе, тем не менее они никогда не забывали, куда двигаться, в итоге Лешли сделал вывод, что данные воспоминания хранятся отнюдь не в каком-то одном месте. Скорее, воспоминания распределены по объединенной нейронной сети, вид которой мог бы показаться Холмсу знакомым.
Сегодня принято различать кратковременную и долговременную память, и, несмотря на то что точные механизмы действия обеих остаются лишь теорией, сравнение с «чердаком», хотя и весьма специфическим, похоже, не так далеко от истины. Когда мы видим что-либо, увиденное сначала зашифровывается в мозге, а затем отправляется на хранение в гиппокамп – можно считать его точкой у входа на «чердак», местом, куда мы помещаем все, прежде чем поймем, понадобится эта информация нам в дальнейшем или нет. Далее информация, которую либо вы сами считаете важной, либо ваш разум каким-то образом определяет, что она достойна хранения, основываясь на прошлом опыте и ваших прежних указаниях (то есть ориентируясь на то, что вы обычно считаете важным), будет перемещена в особый ящик на «чердаке», в конкретную папку, в определенную часть коры головного мозга – и внесена в основное хранилище, расположенное на «чердаке», в вашу долговременную память. Этот процесс называется консолидацией, или закреплением. Когда вам требуется извлечь из памяти некое конкретное воспоминание, ваш разум обращается к соответствующей папке и извлекает его. Иногда при этом он достает и соседнюю папку, активируя содержимое целого ящика или всего лежащего поблизости, – это ассоциативная активация. Иногда папка ускользает, и к тому времени, как нам удается извлечь ее на свет, ее содержимое успевает измениться с тех пор, как мы его туда поместили, а мы сами об этом изменении даже не подозреваем. Так или иначе, мы заглядываем в папку и добавляем в нее то, что считаем нужным. А потом возвращаем изменившуюся папку на прежнее место. Эти этапы процесса называются извлечением (или воспроизведением) и повторным закреплением соответственно.
Детали в данном случае не так важны, как картина в целом. Что-то отправляется на хранение, что-то отбрасывается и никогда не попадает в главное помещение «чердака». То, что хранится на нем, организовано в соответствии с той или иной ассоциативной системой – ваш мозг решает, где место данному конкретному воспоминанию, но если вы считаете, что в дальнейшем сможете извлекать из памяти точную копию того, что заложили в нее на хранение, то напрасно. Содержимое смещается, меняется, реорганизуется при каждом встряхивании коробки, в которой оно хранится. Положите в нее любимую книгу своего детства, и если не проявите осторожности, то в следующий раз, достав ее из коробки, увидите, что от воды пострадала именно та иллюстрация, на которую вам так хотелось взглянуть. Бросьте туда несколько альбомов с фотографиями, и снимки могут перемешаться так, что воспоминания о разных поездках перепутаются друг с другом. Почаще перебирайте то, что положили на хранение, не давайте ему пылиться. Пусть лежит сверху, чистое и готовое к вашим следующим прикосновениям (хотя кто знает, что может случиться с этим воспоминанием во время очередного путешествия наружу из коробки). А если не будете прикасаться к воспоминанию, оно постепенно станет опускаться в глубину – хотя может оказаться вытесненным на поверхность каким-нибудь внезапным течением поблизости. Забудьте о чем-либо надолго, и к тому времени, как хватитесь пропажи и начнете искать ее, она может оказаться вне досягаемости – несомненно, все на том же месте, но уже на самом дне ящика, задвинутого в самый темный угол, где вы вряд ли когда-нибудь отыщете ее.
Для того чтобы знания находились в активе, надо осознать, что хранилище у нас на «чердаке» пополняется новыми предметами при каждой возможности. Обычно мы этого не замечаем, если только наше внимание не привлечет какой-нибудь их неожиданный аспект, но это не значит, что новые «единицы хранения» не поступают на наш «чердак». Они проскальзывают туда, когда мы забываем об осторожности и пассивно впитываем информацию, не прилагая сознательных усилий, чтобы управлять своим вниманием (об этом мы поговорим далее), – особенно когда нечто естественным образом привлекает нас своей интересной для всех тематикой, необычным обликом, эмоциональной окрашенностью, неожиданностью или новизной.
Получается, ничего не стоит позволить неотфильтрованному миру ворваться к нам на «чердак», заполнить его первой попавшейся информацией, тем, что естественным образом привлекло наше внимание, так как заинтересовало нас или показалось актуальным. Во включающемся по умолчанию режиме системы Ватсона мы не «выбираем», какие именно воспоминания отправить на хранение. Они вроде как сохраняются сами – или, смотря по обстоятельствам, не сохраняются. Вам когда-либо случалось напоминать другу о том дне, когда вы с ним заказали вместо обеда мороженое, а потом весь день бродили по центру города и глазели на гуляющих горожан у реки, – только чтобы обнаружить, что друг ничего подобного не помнит? «Это наверняка был кто-то другой, – уверяет он. – Не я. Да я вообще не ем мороженого!» Но вы-то знаете, что с вами был именно он. И наоборот, оказавшись в роли друга в этой истории, вы никак не можете понять, о каких событиях и моментах идет речь, потому что у вас не осталось ровным счетом никаких воспоминаний о них. А друг ваш свято уверен, что все было именно так, как он рассказывает.
Однако Холмс предостерегает: такая стратегия опасна. Вы опомниться не успеете, как ваш разум заполнится таким количеством бесполезного хлама, что даже ценная информация окажется погребенной глубоко под ним, в итоге недосягаемой, – с таким же успехом ее вообще могло бы не быть в памяти. Важно иметь в виду: мы знаем только то, что можем вспомнить в нужный момент. Другими словами, никакой объем знаний не спасет нас, если мы не в состоянии вспомнить их, когда они нам понадобятся. Познания современного Холмса в астрономии не имеют значения, если он не вспомнит время прохождения астероида, который фигурирует на картине в решающий момент. Мальчик погибнет, а Бенедикт Камбербэтч не оправдает наших ожиданий. Неважно, что Грегсон когда-то знал о деле Ван Янсена и всех его утрехтских приключениях. Если он не в состоянии вспомнить их в Лористон-Гарденс, эти знания для него бесполезны.
Как бы мы ни пытались вспомнить что-нибудь, нам это не удастся, если поверх необходимых нам воспоминаний громоздится гора других. За наше внимание будут соперничать прочие, конкурирующие воспоминания. При попытке припомнить, что я знаю о конкретном астероиде, я вспомню вечер, когда увидела падающую звезду, или как была одета моя учительница астрономии, когда впервые рассказала нам о кометах. Все зависит от того, насколько хорошо организован мой «чердак» – как я с самого начала кодирую воспоминания, по каким сигналам запускаю процесс их извлечения, насколько методичен и упорядочен мой мыслительный процесс от начальной точки до конечной. Возможно, я и храню что-то у себя на «чердаке», но правильно ли я делаю это и обеспечен ли мне своевременный доступ в хранилище – совсем другой вопрос. Он куда сложнее, чем взять и вытащить понадобившийся конкретный предмет оттуда, куда вы его когда-то положили.
Однако подобного можно избежать. Хлам, конечно, неизбежно проберется на «чердак». Невозможно сохранять безупречную бдительность, какую демонстрирует Холмс. (Далее мы узнаем, что и он не настолько педантичен. И что бесполезный хлам может при удачном стечении обстоятельств оказаться драгоценной находкой с блошиного рынка.) Тем не менее нам вполне по силам строже контролировать воспоминания, которым предстоит кодирование в памяти.
Если бы Ватсон – или же Грегсон – захотел взять на вооружение метод Холмса, ему не помешало бы осознать мотивированный характер кодирования: мы запоминаем больше, если мы заинтересованы и мотивированы. По всей вероятности, Ватсон хорошо помнил, как обучался медицине, а также мельчайшие подробности своих романтических похождений. И то и другое было актуально для него и завладевало его вниманием. Иными словами, у Ватсона имелась мотивация для запоминания.
Психолог Карим Кассам называет это явление «эффектом “Скутера” Либби»: во время судебного процесса в 2007 г. советник президента Льюис «Скутер» Либби утверждал, что не припоминает, как разгласил имя одного из агентов ЦРУ в разговоре с кем-то из журналистов. Присяжные не поверили ему. Как можно не помнить такую важную подробность? Очень просто. В то время она вовсе не была такой важной, как выглядит в ретроспективе, а мотивация максимально значима именно в тот момент, когда мы закладываем воспоминания на «чердак», а не потом. Так называемая мотивация вспомнить (МВ) наиболее важна в момент кодирования, и никакая МВ в момент извлечения не будет эффективной, если изначально информацию не сохранили так, как полагается. Звучит невероятно, но Либби вполне мог говорить правду.
Мы можем воспользоваться МВ, сознательно активизируя те же процессы, когда они нам необходимы. Когда мы действительно хотим запомнить что-либо, то можем подчеркнуть, как важно уделить этому моменту внимание, сказать себе: «Вот это мне надо запомнить», и по возможности закрепить усвоенное как можно быстрее – например, рассказав о случившемся кому-то другому или самому себе, если больше некому (как правило, повторение способствует закреплению). Манипулирование информацией, игры с ней, проговаривание ее, возрождение этой информации в рассказах и жестах – гораздо более эффективный способ оптимально устроить ее на «чердаке», чем ее многократное обдумывание. Как показало исследование, студенты, объяснявшие материал по математике после того, как прочитали его один раз, проходили последующий тест успешнее, чем те, кто просто повторил этот материал несколько раз. И это еще не все: чем больше у нас сигналов-подсказок, тем выше вероятность успешного извлечения воспоминаний. Если бы Грегсон с самого начала сосредоточился на всех деталях утрехтского дела сразу после того, как впервые узнал о нем, – на зрительных образах, запахах, звуках, на всем, что было в тот день в газете, – если бы ему довелось поломать голову над разными вариантами разгадки этого дела, в следующий раз он наверняка вспомнил бы его. Аналогично, если бы Грегсон увязал это дело с имеющейся у него базой знаний – иными словами, если бы вместо того, чтобы помещать на свой «чердак» новый ящик коробку или папку, он нашел бы для этого дела место в уже существующей коробке с подобными делами, например в которых на месте преступления фигурировали кровавые пятна, а на телах жертв кровь отсутствовала, или с убийствами, совершенными в 1834 г. и т. п., – эта ассоциация впоследствии помогла бы незамедлительно дать ответ на вопрос Холмса. Сгодилось бы все, что отличало эту информацию, придавало ей более личный характер, связывало с другой и, что особенно важно, делало запоминающейся. Холмс запоминает детали, имеющие значение для него, а не те, которые для него несущественны. Можно считать, что в любой конкретный момент вы знаете все, что знаете. Но на самом деле вы знаете лишь то, что можете вспомнить.
Так чем же объясняется наша способность или неспособность вспомнить что-либо в конкретный момент времени? Или, иначе говоря, как структура нашего «чердака» активизирует его содержимое?
