ИЗ ЗАПИСОК СЛЕДОВАТЕЛЯ
С. Бунтин
В вагоне поезда было шумно. Веселилась молодежь: только что состоялось бракосочетание, и все они ехали теперь на свадьбу.
Общие разговоры и веселье захватили и пассажиров, не имевших никакого отношения к торжеству. Лишь одна женщина средних лет не радовалась, даже не улыбалась. Лицо свое, изуродованное глубокими шрамами, она все время прятала от чужих глаз, больше смотрела в окно. Вдруг она закричала: «Держите его! Это он! Он убил моих детей!» К ней бросились, стали спрашивать, где и кто этот человек, но женщина была в глубоком обмороке.
*
— Сергей Петрович, вы ознакомились с заявлением о случае в поезде? — спросил Бушуева начальник управления КГБ полковник Степняк.
— Да, ознакомился.
— Каково ваше мнение?
— Сообщение меня заинтересовало… Вот план расследования. Если не возражаете, сегодня приступлю к исполнению.
Степняк прочитал план.
— Не возражаю. Желаю успеха!
*
В больнице Бушуев встретился с главным врачом. От него узнал, что Анна Васильевна Процкив была доставлена в больницу в шоковом состоянии. Сейчас ей лучше. Поговорить с ней можно, но только недолго.
— Хотелось бы, доктор, чтобы вы присутствовали при моем разговоре. Все может случиться.
Бушуев представился и попросил Анну Васильевну рассказать, кого она увидела в вагоне поезда.
— В первые годы после войны я жила в селе Луковцы, — рассказала Процкив. — Это мое родное село. Муж работал уполномоченным Министерства заготовок, домой приезжал редко. Однажды, целый день пробыв дома, он уехал перед вечером в райцентр на совещание. Вскоре после его отъезда в дом ворвались бандеровцы. Они потребовали, чтобы я сказала, где мой муж. Я ответила, что он уехал в район, но они не поверили, думали, что муж спрятался где-то поблизости. Они стали меня избивать. Избив меня до полусмерти, бандиты на моих глазах замучили троих моих детей. Самому меньшему был тогда всего годик… Очнулась я в больнице. Вот в этой самой… Видите мое лицо… Это — следы от ран. А тогда, в поезде, через вагон шел мужчина. Когда он повернулся в мою сторону… Я и сейчас не могу описать его внешность, но это был он — убийца моих детей. Я его узнала…
Врач подал Бушуеву знак: нужно было прекращать беседу.
По дороге из больницы Бушуев зашел в районный отдел государственной безопасности и просмотрел архивные материалы, относящиеся к тому периоду. Факт зверской расправы оуновской банды над семьей Процкив документы подтверждали, но имена убийц не назывались.
Вечером Бушуев встретился с автором заявления о происшествии в вагоне.
— Вы, очевидно, запомнили того человека и можете описать его внешность, назвать какую-нибудь примету?
— Обо всем, что произошло, я написала в заявлении. С этой женщиной я не знакома, но в нашем райцентре вижу ее часто. Женщины, которые ехали с нами, разговаривали на разные темы. Сравнивали, как мы раньше выходили замуж и как женится молодежь сейчас, как богаты и веселы в настоящее время свадьбы. Соседка молчала и смотрела в окно, а затем тихо заплакала. Я спросила, о чем она плачет. Тогда она рассказала мне, что бандеровцы убили трех ее детей и некого ей теперь ни женить, ни замуж выдать. «А какая радость, когда в доме свадьба», — проговорила она. Она повернулась ко мне, хотела что-то сказать и вдруг крикнула: «Вот он, убийца! Держите его! Он убил моих детей!» — и тут она потеряла сознание. Началась суматоха. Каждый хотел помочь женщине. Мне очень ее жаль, и я решила написать вам, может, найдете преступника. Мне показалось, что мужчина был в форме железнодорожника, проходил он через наше отделение…
*
Утром в автобусе Бушуев услышал разговор:
— Вы слышали, одна женщина увидела в вагоне убийцу ее детей?
— Слышала. Говорят, она побежала за ним, хотела его поймать, но не смогла догнать. Он убежал, уронив фуражку.
— Мне рассказывали, что она все-таки догнала его, но он на остановке выпрыгнул из вагона и потянул ее за собой.
В разговор вмешалась пассажирка, сидевшая рядом со следователем:
— Женщины, кто вам все это наговорил? Все было не так, как вы рассказываете!
— А вы откуда знаете?
— А я тогда ехала в этом же вагоне.
Бушуев слушал.
— Мы сидели с ней в одном отделении. Она ни с кем не разговаривала, все смотрела в окно. Потом женщина, сидевшая против меня, о чем-то с ней заговорила. Через вагон проходил какой-то мужчина. В тот момент эта женщина крикнула: «Держите его! Он убил моих детей!» Все обратили внимание на женщину, а она потеряла сознание, побледнела. Началась суматоха, кто чем мог стали оказывать ей помощь. Я вышла из отделения. Посмотрела в окно. Поезд уже тронулся. Мне показалось, что тот мужчина пошел от станции в направлении к селу. Вот как было в действительности.
— Простите, — обратился Бушуев к рассказчице, — скажите, как вас зовут?
— Для чего это вам?
— Я следователь. Занимаюсь расследованием этого дела.
Немного подумав, женщина ответила:
— Меня зовут Галина Степановна Стельмащук.
— Галина Степановна, — спросил Бушуев, — не могли бы вы описать внешность мужчины, проходившего мимо? Что вам запомнилось?
— Выше среднего роста, волосы черные, нос длинный, с горбинкой, нижняя губа немного отвисает. Лет ему больше сорока.
— А где он вышел из вагона?
— Мне показалось, что он сошел на предпоследней остановке. Вот мы сейчас к ней и подъезжаем.
Через минуту автобус остановился недалеко от железнодорожной станции. Бушуев поблагодарил Галину Степановну и вышел.
*
— Здравствуйте, товарищ капитан! Вы меня, может быть, и не помните, а я вас знаю.
— Откуда вы меня знаете?
— Я участковый милиционер Кочубеев. Вы читали нам, участковым уполномоченным, лекцию о социалистической законности. Помните?
— Помню.
— Вы слышали о происшествии в поезде?
— Слышал только одни разговоры и то в разных вариантах. Стараюсь выяснить обстоятельства этого происшествия.
— Вам, товарищ капитан, будет нужна моя помощь?
— Думаю, что да, товарищ Кочубеев. Вы ведь хорошо знаете людей на своем участке.
— Товарищ капитан, зовите меня Грицем, меня все в районе так зовут, и я к этому привык.
Бушуев и Гриц Кочубеев выучили описанный портрет разыскиваемого и стали присматриваться к людям.
Обратили внимание на железнодорожника Свинарчука. Он жил на той станции, где вышел разыскиваемый.
Участковый пригласил Свинарчука к себе. Бушуев решил присутствовать при их беседе.
— Разрешите задать вам вопрос: где вы были в воскресенье? — обратился к железнодорожнику Гриц.
— В воскресенье? Был в рейсе, возвратился домой с пригородным поездом.
— А можете вы сказать, в каком вагоне вы ехали?
— Во втором, а перед выходом прошел и через другие.
— Вы давно работаете на транспорте? — спросил следователь.
— С 1948 года. Сразу после демобилизации. Вот мой военный билет.
Бушуев перелистал военный билет. Свинарчук имел ранения и был награжден.
— Извините за беспокойство, — возвращая билет, произнес следователь.
Свинарчук ушел.
В райвоенкомате подтвердили данные о службе Свинарчука в Советской Армии.
*
— Вспомнил, товарищ капитан. На моем участке живет бывший оуновец Поберейко, работает в депо. Довольно похож на описанный портрет.
— Когда он был в банде?
— В оккупацию он был полицейским, а затем подался в банду. Когда и при каких обстоятельствах из нее вышел, не знаю. Он сходит с поезда на той же станции, а живет в соседнем селе.
— Что же, пойдемте в село.
…Не доходя до сельсовета, они встретились с Поберейко.
Начали разговор издалека, при разговоре затронули самые разнообразные темы и постепенно подошли к главному.
— Жизнь моя сначала сложилась неудачно, — начал Поберейко. — В детстве мечтал быть моряком, а попал в полицаи. Потом я все понял: честные люди ведут борьбу с фашистами, а я против своего народа… Понял и ушел из полиции.
Сижу дома. Приходят неизвестные и предлагают вступить в партизаны. Говорят, что для борьбы с немцами. Обрадовался, что доверяют. Пошел с ними в лес.
— В каких же местах вели борьбу с немцами? — спросил участковый.
— Сначала нам сказали, что нужно пройти военную подготовку. Прошли. Ждем. Фронт все ближе и ближе… Ждем… Красная Армия изгнала немцев, а мы все сидим, выжидаем. Так ни разу и не пришлось вступить в бой с немцами. Зато дрались против своих, советских партизан…
— Где?
— Да в этом районе, под Белой Балкой. Нам тогда досталось… Потом снова лес, позор… Летом сорок шестого я прочитал обращение ко всем участникам банды. Собрал всех своих, зачитал им это обращение, посоветовались и решили явиться с повинной. Откровенно говоря, шли и побаивались.
— Как вы себя сейчас чувствуете?
— Нас всех сразу же устроили на работу.
Я попал на железнодорожный транспорт. Окончил курсы. Работаю. Портрет мой висит на доске Почета.
Мне часто бывает стыдно за свое прошлое, поэтому в село хожу редко.
Вот несколько дней назад ехал домой. Вышел из вагона, остановился закурить и слышу разговор пассажиров. Один другому рассказывает, как какая-то женщина узнала в лицо бандеровца, убившего ее детей. Я остолбенел. Неужели, думаю, это меня кто-то узнал?! Потом успокоился — ведь детей я не убивал!
— Известно ли вам об убийстве в селе Луковцы трех детей Процкив? — спросил следователь.
— Нет, я об этом ничего не знаю. Если это и было, то, видимо, после моей явки с повинной.
Бушуев задал Поберейко еще несколько вопросов, уточнил некоторые интересующие его данные и на этом закончил беседу.
*
Бушуев не успел сесть за свой рабочий стол, как раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте, товарищ капитан! Говорит председатель сельсовета Ивасюк.
— Здравствуйте, товарищ Ивасюк.
— Участковый Гриц уехал по служебным делам в другое село, а меня просил позвонить вам и передать, чтобы вы приехали к нам.
— Хорошо, товарищ Ивасюк, сегодня же буду. Ждите.
*
Следователь рассматривал документ, выданный в Донбассе на имя Маравы Ивана Григорьевича, 1920 года рождения. Его владелец живет и работает на одной из шахт Донбасса.
— Где вы, Гриц, взяли этот документ и чем он вызвал сомнение?
— Идем мы с председателем сельсовета товарищем Ивасюком по селу. Увидели незнакомого. Гражданин назвался Маравою, сказал, что приехал сюда в отпуск к родственникам жены. Извинился, что не поставил в известность сельсовет. Мне показалось, что он немного растерялся. Решили позвонить вам.
— Имеет сходство с описанным портретом?
— Нет, товарищ капитан… Но мне удалось уловить, как у него задрожала правая скула.
— Вы наблюдательный.
Дежурный вошел в кабинет и доложил, что пришла гражданка Марава.
— Пригласите!
Марава вошла в кабинет, поздоровалась и обратилась к участковому милиционеру:
— Муж не смог сегодня прийти, заболел. Вчера выпил лишнее, сами знаете, — в гостях находимся!
— Ничего, садитесь, пожалуйста, — предложил Бушуев. — Он что, крепко выпивает?
— Наоборот, пьет редко и немного, а вчера… Все просят выпей да выпей! Вот он и хватил лишку. Это первый раз!
— Давно вы поженились?
— Он работал вместе со мной на одной шахте. Там и поженились. Муж мой из соседней области. Его родителей, братьев и сестер убили бандеровцы, близких родственников у него нет… Он был вывезен немцами в Германию. Когда война окончилась, решил вернуться домой, но в пути узнал, что вся его семья погибла. Тогда он подался в Донбасс.
— Как отпуск?
— Хорошо. Спасибо. Мужу здесь очень нравится, даже не хочет никуда из села выезжать.
— Что же, отдыхайте!
— Спасибо. До свидания.
Не успела посетительница уйти, как участковый с недоумением спросил Бушуева:
— Зачем вы отдали паспорт? Нужно было бы с самим Маравой побеседовать!
— Так будет для них спокойнее, товарищ Гриц.
— Ясно…
*
Бушуев приехал в село Миреньки. Семью Маравы он нашел быстро. Поговорив с членами семьи, узнал, что один из братьев, Иван, 1920 года рождения, действительно был вывезен в Германию. Оттуда он писал письма. В последнем письме, уже после окончания войны, сообщил, что возвращается домой, что по дому очень соскучился, но он так и не возвратился, и никто не знает, где он находится. Отца летом 1948 года убили бандеровцы. Мать, две сестры, Анна и Галина, и брат Василий живут на прежнем месте.
Бушуев интересовался письмами Ивана, но они не сохранились. Осталась только фотокарточка, и то большой давности. Лицо, которое смотрит с этого фото, как будто имеет сходство с Иваном Маравой, который приехал в отпуск.
Дома Бушуева ожидал ответ из Донбасса: Марава работает на шахте с 1949 года.
*
В сельсовете Бушуев застал Кочубеева за беседой с незнакомым мужчиной. Незнакомцу можно было дать лет сорок — сорок пять; он был крепкого телосложения, выше среднего роста; вьющиеся светлые волосы зачесаны назад; правильные черты лица; над глазами — большие густые брови; когда они опускаются, лицо становится хмурым.
— Сергей Петрович, — обратился Гриц к Бушуеву, — это Иван Григорьевич Марава. Рассказывает мне про жизнь шахтерскую.
Бушуев незаметно заглянул в папку, сравнивая Мараву с портретом, полученным от родственников.
— Завтра уже уезжаете? — спросил участковый Мараву.
— Собирались побыть здесь недели две, но заболел. Желудок болит… Я попортил его еще в немецком рабстве…
— Скажите, Иван Григорьевич, а в родные места не тянет? Давно в своем селе не были? — поинтересовался Гриц.
— Давно… С 1942 года, когда был угнан в Германию. Откровенно говоря, раньше думал вернуться, а сейчас уже отвык от села. Родителей нет — замучили бандеровцы.
— Большая была семья?
Марава подробно рассказал о матери, сестрах и брате, назвал такие их приметы и такие детали, каких не заметил даже опытный Бушуев. Марава рассказал, где стоял дом, куда выходили окна и в каком направлении течет через село речка.
Сомнения как будто рассеивались. Надо было провести еще одну, уже последнюю проверку — встречу Маравы с братом или с сестрами, а может быть, и со всеми вместе.
Дать телеграмму — и можно, наверное, порадоваться счастью людей, которые встретятся после стольких лет разлуки.
— Каким транспортом едете? — спросил следователь.
— Вечерним поездом.
В дверь кто-то постучал. В комнату вошла женщина. Она весело поздоровалась. Затем извинилась, что прервала беседу, внимательно осмотрела всех, как будто искала знакомого.
— Могу ли я видеть председателя сельсовета? — спросила она.
— Его сейчас нет, — ответил Бушуев.
Женщина опять внимательно посмотрела на каждого.
— Вы по служебным делам, гражданочка? — спросил участковый.
— Не на свиданье же! — засмеялась она.
— Подождите его, хотя бы вот тут, — предложил Бушуев. И проводил женщину в другую комнату.
— Сергей Петрович, это не он, я его в вагоне не видела.
Поблагодарив Галину Степановну, Бушуев возвратился.
— Мне уже, может быть, можно идти, — не то сказал, не то спросил Марава, — а то жена, наверное, волнуется. Собираться уже надо…
— Пошли и мы, — сказал Бушуев.
Бушуев, Марава и Кочубеев вышли из сельсовета и все вместе зашагали по улице села. Не успели они отойти и ста метров, как встретили женщину. Уставившись на Мараву, она с удивлением произнесла:
— Смотрите! С кем вы идете? Да это же бандеровец Разумный, он убил моего отца. Ты что ж, сволота, тут разгуливаешь?!
— Вы с кем-то меня спутали! — выкрикнул Марава.
— Ах ты изверг! Товарищ участковый! Задержите его, иначе я буду на вас жаловаться!
Вмешался Бушуев. Он успокоил женщину, а потом пригласил всех в сельсовет.
— Скажите, кто вы такая и откуда знаете этого гражданина?
— Моя фамилия Скороход, звать Пелагея Николаевна. Я живу на хуторе, недалеко от этого села. Родом я из другого села, километров пятьдесят отсюда. А кто вы такой?
— Я следователь органов государственной безопасности.
Бушуев заметил, как Марава с удивлением посмотрел на него. Обращаясь к Скороход, Бушуев спросил:
— Откуда вы знаете гражданина Мараву?
— Кто вам сказал, что он Марава? Никакой он не Марава, он бандеровец Разумный, фамилия у него другая, а сам он из села, от которого до моего родного села не больше тридцати километров! Тьфу, не вспомню сейчас, как оно называется!
Марава сидел и слушал, как будто все сказанное его совершенно не касалось.
— Вы назвали его убийцей вашего отца? Когда и где произошло это убийство?
— Весной 1947 года, на троицу. Вечером к нам в дом пришел со своей боевкой вот этот… Одет он был в форму советского офицера, стал требовать, чтобы всем им дали водки и закуски. А мой отец — он был тогда финагентом при сельсовете — ответил: «Для немецкого охвостья у меня ничего нет! Вы лучше бы явились с повинной и работали, как все честные люди!» Разумного это взбесило. Он подошел к отцу, приложил пистолет к его виску и, выкрикнув: «Смерть предателю украинского народа!» — выстрелил. Отец упал на пол. Все мы бросились к нему, а этот бандюга со своими собаками начали искать принадлежащие сельсовету деньги, которые отец якобы хранил дома… Разрешите, товарищ следователь, спросить его, за что он убил моего отца?
Марава сидел неподвижно. Следователь заметил, что у него чуть заметно перекатывались желваки и побелел кончик носа. Однако, сохраняя полное спокойствие, Марава ответил:
— Моя фамилия Марава, зовут меня Иван Григорьевич, родился и жил я в селе Миреньки, соседней с вами области, а с 1949 года живу и работаю в Донбассе. Ни в какой банде я не состоял, и гражданка Скороход меня с кем-то путает. Прошу вас, товарищ следователь, кончайте эту комедию, мне нужно идти готовиться к отъезду.
— Товарищ следователь, поезжайте с ним в мое родное село, там скажут, что он не Марава, хотя, кажется, его и вправду звать Иваном. Там подтвердят, что он убийца.
Бушуев задержал Мараву. Он тщательно готовился к встрече, которую решил провести в своем рабочем кабинете. Все вопросы согласовал с полковником Степняком. Посоветовался с другими товарищами. Кажется, все было предусмотрено.
Анна и Василий Маравы были очень удивлены, когда их пригласили в областное управление КГБ. Они спросили, по какому делу их вызывают.
Следователь ответил, что они скоро все узнают.
В кабинет доставили Ивана Мараву. Он поздоровался, осмотрелся кругом, а потом подошел к Анне, взял ее за руку и сказал:
— Добрый день, сестра Галя!
После этого он подошел к Василию:
— Добрый день, браток Вася!
Анна и Василий молча смотрели на этого человека. Затем Анна тихо сказала:
— Я не Галя, а Анна. А вы кто?
— Я ваш брат Иван. Простите, что не писал. Мне сказали, что вы все убиты. Скажите, отец, мать, сестра Галя тоже живы? Как я рад вас видеть! Вот неожиданность! Спасибо, товарищ следователь, за такую встречу! Спасибо! — и он заплакал.
— Откуда вы нас знаете? Наш брат Иван не такой, хотя на первый взгляд вы немного на него похожи. Иван наш ростом ниже, волосы у него русые и не вьются…
— Сестричка, дорогая моя Анна, прошло уже двадцать лет! Я вас узнал. Почему же вы меня не узнаете?! Вася, ты тоже меня не узнаешь?
— Нет, не могу признать вас за брата Ивана, никак не могу: я еще не забыл своего Ивана! Вижу его печальное лицо, когда увозили его в Германию.
— Наш Иван в детстве пропорол себе вилами левую руку около локтя, — сказала Анна.
Марава сразу же перестал плакать, на его лице появились пятна. Он посмотрел на следователя, как бы спрашивая, что ему делать.
— Покажите, сестра хочет убедиться, — ответил Бушуев.
Марава пытался завернуть левый рукав сорочки, но никак не мог этого сделать — руки у него тряслись.
— Я вам помогу, — сказал следователь.
Подойдя к Мараве, следователь отвернул рукав. Рука была чистая, никаких следов от вил, никакого шрама…
Марава сел на стул, взялся за голову руками и не сказал больше ни слова.
В этот день, с санкции прокурора, И. Г. Марава был арестован.
Когда Марава был доставлен на допрос и вошел в кабинет, следователь удивился: куда делась шахтерская выправка? Перед ним сидел не шахтер, с которым он встретился в сельском Совете, а «несчастный» человек, которому не везет.
— С чего мы с вами сегодня начнем? — спросил Бушуев.
— С чего хотите, только не устраивайте мне больше таких встреч!
— Чтобы вы немного развеялись, мы с вами проедем кое-куда.
— Куда именно, если это не секрет?
— Поедем в ваше родное село, чтобы люди посмотрели на вас и сказали, кто вы есть на самом деле.
— Я вам скажу и без этого. Я Скавронский Иван Лукич, из села Воробцы.
— Значит, вы действительно тот, кто…
— Еще в период оккупации я вступил в организацию украинских буржуазных националистов, руководил бандой. «Украинская повстанческая армия» создавалась, как объясняли ее руководители, для борьбы с немцами, а когда организация была создана, то они же стали говорить, что ни в какую борьбу с немцами вступать мы не будем. И мы никогда не выступали против немцев, а, наоборот, получали от них оружие для борьбы с Красной Армией. У меня еще тогда возникло сомнение в правдоподобности построения «самостийной» Украины, но руки, мои руки, были уже в крови, а тут нам начали обещать помощь американцев…
— Как вы стали Маравой Иваном Григорьевичем?
— Представьте: лес, я и моя боевка… Привели парня и сказали, что он ходит по лесу и что-то высматривает. Парень оправдывался, заявляя, что идет домой из Германии. У него были кое-какие вещи. Мои ребята набросили ему на шею веревку и задушили парня. Труп раздели и зарыли. Убитый оказался Маравой Иваном Григорьевичем, 1920 года рождения, моим сверстником. Я взял его документы и держал их у себя. Затем… затем все изменилось. Образ жизни надо было менять. Сначала я хотел явиться с повинной, но побоялся, что не простят. Тогда я подумал: документы у меня есть надежные, что мне бояться? Я уехал в Донбасс и жил там под новой фамилией.
— Откуда вы знаете семью Маравы?
— Когда я решил уйти из банды, я стал усиленно изучать их семью. Часто приходил я с боевкой в это село и из укрытия наблюдал за ними. Я видел их всех, расспрашивал о них многих жителей села и вскоре знал о них все. У меня хорошая зрительная память. Однажды мы совершили налет на это село, разгромили сельсовет, зашли в дом Маравы, взяли отца и должны были забрать всех остальных. Я слышал выстрелы в доме… Кто-то из моих убил отца Маравы. Я решил, что нами уничтожена вся семья…
— Скороход Пелагея рассказала о вас правду?
— Да, она рассказала правду. Я бывал в их селе и нагонял страх на всех. Я убил ее отца у них в доме. Для меня тогда это было делом обычным.
Опустив глаза, он долго молчал. Потом посмотрел на следователя:
— Я прошу вас, гражданин следователь, разрешите мне пойти отдохнуть. Не могу опомниться от вчерашней встречи.
Бушуев остался один в кабинете. Он тоже устал. В его работе радостей мало. Даже когда преступник пойман и находится на скамье подсудимых, радость от того, что трудное дело закончено, не бывает полной, так как горе, которое преступник причинил людям, не забывается. Взять хотя бы этого «борца» за «самостийную» Украину Мараву-Скавронского. Сколько принес он горя людям, скольких детей сделал сиротами, скольких женщин — вдовами, скольких людей оставил без крова! Он понесет наказание, но раны, которые он нанес людям, будут кровоточить…
Бушуев спрятал документы в сейф. Теперь осталось еще одно — установить, имеет ли Марава отношение к происшествию в поезде. Если не имеет, все материалы по делу Маравы придется передать другому следователю, а самому ехать в район к участковому Кочубееву и продолжать поиски. Ну а если это он…
*
Все, опознавшие его, заявили, что это не Марава Иван Григорьевич, а их односельчанин Скавронский Иван Лукич — руководитель бандеровской банды. Лишь родители долгое время не признавали в нем своего сына, заявляя, что их сын Иван пропал без вести, воюя на фронтах Отечественной войны.
Однако материнское сердце все же не выдержало. Мать расплакалась, бросилась к сыну и начала причитать, как причитают по покойнику…
Заседания выездной сессии областного суда проходили в тех местах, где Скавронский совершал тяжкие преступления. Суд рассматривал последний пункт обвинения — вооруженное нападение на семью Процкив, убийство трех малолетних детей и ранение их матери — Анны Васильевны Процкив.
— Подсудимый Скавронский, расскажите суду, как вы совершили это преступление.
— Со своей боевкой я находился в селе Луковцы. Я знал, что уполномоченный Министерства заготовок Процкив как советский активист и районный работник подлежит уничтожению. С этой целью я и пришел к нему, но дома его не оказалось. «Как же так, — подумал я, — человек был здесь и вдруг исчез?» Меня это взбесило. Я решил уничтожить его семью, чтобы никакого потомства после него не оставалось.
Зал, заполненный до отказа, зашумел от негодования, послышались выкрики: «Зверь!», «Ирод!», «Убийца!».
В зал вошла Процкив.
Все встали — не то посмотреть на нее, не то в знак уважения к этой женщине, перенесшей такое горе. Но Процкив ничего не смогла рассказать суду. Она только посмотрела на подсудимого и чуть слышно проговорила:
— Это он убил моих детей, выстрелил в меня, я его узнала в вагоне…
Женщина потеряла сознание.
Убийца получил по заслугам.
