До сего момента я избегал высказывания своего отношения к морали. Как только человек устраняет все препятствия, мешающие заглянуть ему внутрь себя, перед ним начинает отчетливо раскрываться Ин-се – это вечное послание, сопровождающее его существование, – и он ясно предстает перед самим собой. Сбросив с себя тяжесть груза всего, что замутняет его прозрачность, человек интуитивно прозревает и познает себя.

Итак, речь пойдет об этике жизни. Этика жизни есть путь, зов, самодвижение Ин-се. Сегодня распространены различные типы морали, но я имею в виду не только мораль всевозможных групп или идеологий. Очевидно, что каждая из них представляет собой некий более или менее функциональный для своей группы или своего контекста modus vivendi, но ясно и то, что из него нельзя извлечь некую универсальную структуру, которая могла бы стать разумной, твердой опорой, – единую для всех людей. Я говорю об этике, подчеркивающей относительность исторического права.

У каждого государства – свои законы. Известно, что любое государство, раса, политическое сообщество, идеологическая общность обладает собственными кодексами поведения, усовершенствованными некоей властной группой, которая затем представляет волю всех тех, к кому этот кодекс относится и чью деятельность регламентирует.

C позиции здравого смысла современного общества сегодня не нужно определять степень справедливости базиса кодекса, регулирующего некий определенный контекст, по его соответствию фундаментальной первичной или вытесненной природе человека. Как только закон создан, обнародован, он должен соблюдаться. То есть предполагается, что после издания он должен быть всем известен, а значит, исполнен. Следовательно, идеология в своем юридическом проявлении фактически стала эффективной диктатурой над индивидуальной и общественной психологией. Однако для ума, привыкшего взмывать ввысь с великими порывами трансцендентностей жизни, подобная ситуация не представляет проблемы и не становится кризисной. В определенном смысле между всяким кодексом и духовным миром человека, единолично делающим его достойным или навеки проклятым в своем одиночестве, лежит пропасть.

Тем не менее, если заняться поиском кодекса – «ключа», кодекса универсальной референтности, то можно обнаружить таковой в иудейско-христианской культуре, в частности в десяти заповедях. Существуют тысячи нюансов и вариантов, но, как бы то ни было, кодексом высшей референтности (то есть наиболее общей категорией, которая затем категоризирует все остальное, в том числе и различные противоречия) с 2500 г. до н. э. и до наших дней остается декалог Моисея в различных изложениях. Анализируя религии, я пришел к выводу, что все они, с их противоречащими друг другу интерпретациями, могут быть сведены к этому базисному кодексу.

Заповеди были представлены Моисеем, получившим этот закон от различных афро-азиатских народов, особенно месопотамской культуры, интуитивно уловившим и соблюдавшим его. Моисей был не только военачальником, но и выдающимся знатоком древней и современной ему египетской культуры. Особенно хорошо он мог быть знаком с утерянными для нас историческими сочинениями и жизнеописаниями таких цивилизаций, как халдейская, шумерская, хеттская, а также с их космогониями, то есть с ученым наследием, восходящим к десятому тысячелетию до нашей эры.

Сегодня в западной системе ценностей иудейско-христианская культура стремится выступать в качестве идеологического основания любой морали.

В этой редукции, которую, безусловно, можно принять как синтез общего образа жизни, и надо воспринимать заповеди Моисея. Они следуют после преамбулы, подтверждающей власть Бога и его право провозглашать закон для всех своих подданных («Я Господь, Бог твой»), в следующем порядке.

1. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим;

2. Не поминай имени Господа, Бога твоего, всуе;

3. Помни день субботний, чтобы святить его;

4. Почитай отца твоего и мать твою;

5. Не убий;

6. Не прелюбодействуй;

7. Не укради;

8. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего;

9. Не пожелай жены ближнего твоего;

10. Не пожелай имущества ближнего твоего.

Этот закон был обнародован в момент совершенно очевидного вмешательства внеземной цивилизации или, в нашей терминологии, монитора отклонения планетарного масштаба. В самом деле, библейское описание свидетельствует, что народ боялся этого невидимого Бога, дававшего о себе знать лишь голосом.

Оставим в стороне тот факт, что Бога нельзя увидеть; если бы он был видим, он был бы уже не Богом, а феноменологической редукцией, следовательно – ничем.

Бог есть вечная сущность, претворяющая себя в каждом акте, не являясь ни одним из них; то есть это до такой степени «чистый акт», что он не поддается описанию ни феноменологически, ни в каких бы то ни было пределах мысли или логики, поскольку как только он оказался бы конфигурированным в той или иной модальности – феноменологически, интеллектуально, сенсорно, энергетически или космически, – то сразу бы ограничился неким периметром, неким пределом, и, следовательно, мы получили бы «ничто». Бога невозможно видеть, слышать или осязать… Бог просто есть. Говоря о Боге, я имею в виду «сущностное начало, которое активизирует все, что фактически существует здесь и где бы то ни было».

В те времена еврейский народ, как и прочие, поклонялся многим богам, то есть был обычным языческим народом.

На мой взгляд, в язычестве был ряд позитивных аспектов. Во-первых, в памяти языческого народа были живы деяния правителей и героев, способствовавших своими делами и подвигами благосостоянию социума; следовательно, их мифологизация означала не только память, но и пафос, стимул для всех тех, кто продолжал движение человечества вперед.

Во-вторых, еще памятно было вмешательство внеземных цивилизаций, во всяком случае, наиболее благотворных; возможно, тогда людям еще был открыт доступ к познанию других, иначе организованных земных цивилизаций, контакт с которыми позднее был прерван.

И, наконец, в-третьих: пока человек не обрел свое сущностное ядро – всеохватное Ин-се, ему приятно было возвышать различных богов, словно сакрализируя разные аспекты своего ума, героизма, силы, интуиции, красоты, детства и благодати. То есть деяния богов неизменно представляли собой мифологизацию позитивных для человека, вознаграждающих его событий. Для каждой ценности, функциональной человеку, создавалось отдельное божество. Кроме того, многочисленность богов обеспечивала множественность возможностей становления, множественность индивидуаций, стремящихся, впрочем, к единому сущностному основанию.

В самом деле, несмотря на множество богов, язычество имело, однако, некую высшую редукцию, в качестве которой для одних выступал рок, для других – хаос, для третьих – Зевс или Хронос и т. д. Как бы то ни было, язычество олицетворяло становление, историческую диалектику человека на этой планете, причем различным божествам соответствовали различные события из жизни человека – экстаз или застой, рождение или смерть. Кодекс правил, составивший позднее десять заповедей, был чрезвычайно важен даже в эпоху язычества, хотя и выражался иначе.

Возвращаясь к библейскому повествованию о том, как Моисей впервые представил народу скрижали закона, мы читаем: «Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный, и гору дымящуюся; и, увидев то, народ отступил и стал вдали. И сказали Моисею: говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть».

Что это, правда или вымысел? Если это вымысел, то единственной его целью является подтверждение для потомков чуда откровения и власти ужасающего величия Господа. Если же это правда, то можно предположить, что «громы» – это атмосферные электрические разряды, «звук трубный» – звук ионных двигателей огромного аппарата, предназначенного для межпланетных перелетов. «Пламя» и «гора дымящаяся» – описание выброса в атмосферу отработанного топлива. Народ изображен «пораженным страхом». Я знаю, что существо, находящееся перед лицом того, что определяет как «Бога», ощущает экстаз, силу, радость. И наоборот, угнетающий страх, беспокойство обусловлены присутствием чего-то «чуждого», «отличающегося от привычного», воспринимаемого организмом как деструктивное.

Быть может, Моисей искренне поверил во все это, но библейское описание, в сущности, чересчур «механистично» и будто продиктовано чем-то из глубин мозга, чего стараешься избежать. Я хочу показать вам закон, изложенный в декалоге, сначала через призму монитора отклонения – точно так, как он воспринимается всеми, а затем уже через призму Ин-се – так, как он ощущается сердцем.

Преамбула закона: «Я Господь, Бог твой» в «механистичной» интерпретации предстает как спекулярная индукция монитора отклонения внутри парасинапсических процессов мозга и означает: «Нет никого, кроме меня, ты – ничто. Я хозяин, отец, Я тебя сотворил, Я тебя и уничтожу». То есть перед нами – категорический императив чуждого, порождающий и составляющий «Сверх-Я» – как психологическое, так и историческое.

Следовательно, это что-то прибывшее и установившееся извне, к нему неприменим диалектический подход, оно лишь диктует: «Подчинись, ибо я, безусловно, над тобой!» Здесь мы имеем дело с проприоцептивным познанием, не отраженным точным образом сознанием по причине навязчивого давления инструкций, которые исходят от внедренных диапозитивов, определяющих идеологические формы поведения.

Первая заповедь: «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим», – означает: «Ты ничего не должен чувствовать, не должен прислушиваться к интуиции, к собственным эмоциям, советам других… Ты должен слушать только то, что Я изрек, предначертал или явил. Любые твои мысли, фантазии ничего не стоят. Ничто не ценно и не авторитетно вне сказанного Мною. Любая твоя мысль или деяние, не высказанные Мною, есть грех: если ты совершишь его, это будет означать, что ты против Меня, и тогда Я прокляну и уничтожу тебя и твой род до третьего колена». Другими словами: «Не чувствуй, не слушай! Есть Я, и этого достаточно!»

Вторая заповедь: «Не поминай имя Господа, Бога твоего, всуе», – то есть: «Непозволительно перепроверять Мои слова, обдумывать их. Подчиняйся! Подчиняйся как вещь, подчиняйся как мертвец. Я не идея, которую ты можешь изучать или критиковать. Любая логика и любая этика исходят только от меня. Сказанное и предписанное Мною не подлежит пониманию, обсуждению или изучению, у тебя нет для этого ни силы, ни власти, ни возможности».

Третья заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его», – то есть: «Помни о соблюдении всех обычаев, стереотипов, масок, традиций, всех моих предписаний и того, что все исполняют. Тщательно соблюдай все, что соблюдали твои отцы! Ты не можешь позволить себе отличаться от других! Святи мои праздники, потому что эти праздники установил Я! И их должно соблюдать так, а не иначе!» Другими словами: «Ты должен всегда иметь единую с другими форму и быть точным в повторении. Ты должен только повторять и учиться повторять с верой!»

В этой морали нет места для субъективности.

Первые три заповеди представляют собой связь организмического с категорией «Сверх-Я», ее императивным статусом. Человек не может думать и действовать самостоятельно, отдав эти функции на откуп своего «Сверх-Я»: если оно разрешит, он может действовать, если нет – не может.

Дальнейшие заповеди касаются отношений с другими людьми.

Четвертая заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою», – то есть «заботься о породивших тебя». Это сакрализация семьи, ее обычаев, традиций, непреложной власти, и в этом смысле она является следствием первой заповеди. Отец и мать олицетворяют здесь старшее поколение, защитников ценностей, силы, власти, закона, поэтому «почитать» означает не только заботу, но и постоянное соответствие устоям семьи, клана, племени, государства. Итак, речь идет о заповеди, являющейся следствием первой: это внутренний императив, который следует проецировать на поведение в обществе – первым таким обществом является семья.

Пятая заповедь: «Не убий», – то есть не причиняй зла другим. Я бы сказал, что пятая заповедь достаточно проста, категорична, но и естественна; то есть здесь основной принцип не особенно запятнан.

Шестая заповедь: «Не прелюбодействуй». Придерживаясь логики кодекса в целом, можно сказать, что намерением законодателя является запрет нарушения предписаний закона. В «общерелигиозном» плане это означает соблюдать «правила» ношения одежды, поведения, проведения литургии, обрядов и т. д. Католическая церковь отнесла эту заповедь исключительно к сексу и всему, так или иначе связанному с гениталиями.

Седьмая заповедь: «Не укради», – то есть не распоряжайся как своим тем, что рациональность отношений не определяет в качестве твоего.

Надо иметь в виду, однако, что эти две заповеди можно сопроводить рядом замечаний. Например, попробуем спроецировать «Не убий» и «Не укради» в сферу политики: до какого момента человек не должен убивать или не должен брать чужое? Этот вопрос широко обсуждался еще в древности и остается дискуссионным до сих пор. Фома Аквинский, например, много размышлял над этой проблемой и выделил в ней вопрос определения грани, до которой следует терпеть противный человеческой морали политический режим, а за которой следует восставать против него. В сущности, было достигнуто соглашение о том, что можно нарушать эти принципы в случае возникновения угрозы основам жизни (так, вполне законна самозащита индивида или народа, подвергшегося агрессии, и т. д.): следовательно, бывают моменты, когда эти заповеди из абсолютных становятся относительными, хотя в целом, за исключением экстремальных ситуаций, их необходимо соблюдать. Кроме того, не существует особых различий между тем, как эти два принципа – «Не убий» и «Не укради» – трактуются монитором отклонения и природным порядком.

Восьмая заповедь: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего», – относится не столько к запрету говорить неправду, сколько к запрету свидетельствовать во вред реальным правам другого человека. То есть следует говорить то, что должен, что положено по закону. Истинно – предписанное законом, и любая ситуация должна рассматриваться через призму закона: следует всегда защищать то, что справедливо по закону и соответствует ему.

Что касается девятой заповеди, то она охватывает всевозможные аспекты ущемления единства пары, постоянного или временного, другими словами – различные критерии определения адюльтера. Тем не менее, когда этот принцип формулировался, он относился не столько к супружеской верности (учитывая тогдашнее господство полигамии), сколько к «собственности», как и десятая заповедь: «Не пожелай имущества ближнего твоего».

Обе заповеди, девятая и десятая, просто означают: «Не желай и не бери чужого». По поводу девятой заповеди замечу, что в ней говорится о жене и никогда о муже, потому что по еврейским законам женщина существовала лишь как приложение к мужчине (как объект), и даже в тех случаях, когда она выступала самостоятельно (как субъект), ее судьбу всегда могло решить какое-нибудь предсказание, безоговорочное решение или мнение мужчины – отца, мужа, брата, священнослужителя, царя, военачальника и т. д. Следовательно, даже известные в еврейской традиции женщины имели значение не сами по себе, но лишь постольку, поскольку исполняли решение, мысль какого-то мужчины. В сущности, лежащий в основе негативной психологии монитор отклонения отводит женщине всегда роль «второй», а мужчине, более сильному внешне, предлагает быть сильнее и психологически, и по закону.

Обычно монитор отклонения не изобретает ничего нового, используя уже существующее в природе, постепенно его фильтруя и фиксируя: внешне форма остается неизменной, но сущность совершенно меняется. Все это точно соответствует механизму восприятия человека: после того как организм абсорбировал реальность через внешние рецепторы, она фильтруется и затем передается в уже измененном виде для отражения и осознания своему «Я», причем в этой передаче скрыта необходимость: «Ты должен!» Это не позволяет достичь глобального, цельного знания сути вещей.

Индивидом манипулируют априори, незаметно для него; впоследствии он уверен, что воспринимает вещи реально, такими, какими они являются, и совершает выбор, исходя из реальности, а также из определенного закона, определенной этики. На самом же деле он и не подозревает, что его выбор уже предопределен неким подспудным: «Горе тебе, если ты этого не сделаешь!» Следовательно, монитор отклонения впечатан в главную линию человеческого поведения и превращает его потом в категорию закона, ориентированную исключительно на выгоду власти (в данном случае – власти монитора отклонения), а не на благо живущего своей жизнью человека.

Теперь давайте рассмотрим десять заповедей как переложение на язык интенциональности природы, а именно Ин-се человека.

С момента, как человек становится живущим Ин-се, он проявляется в акте, который просто и очевидно есть. Следовательно, он должен был бы обладать знанием того, где находится лучшее для него, и претворять это лучшее в действии всеми возможными способами. Поэтому нет нужды все запоминать так, чтобы запереть душу в букву, «упаковать ее в коробку», дабы ощущать себя уверенно. Зрелому человеку, то есть человеку, которому удалось перевести наполненность своего существования в раскрытие онтичности, необязательно выражать эти заповеди буквами и составлять декалог.

После данной предпосылки, на основе которой каждый человек, обретя простоту собственной истинности, из внутренней сокровенной сути черпает критерий этики развивающейся ситуации, что можно было бы предложить человеку, не уверенному в том, что это лучшее указание? Что говорит интенциональность природы, какой путь она указывает?

Так что же должен делать человек, чтобы существовать в соответствии с собственной реальностью, а именно самореализоваться?

Вернемся к рассмотрению десяти заповедей с точки зрения жизни. Прежде всего, необходимо удалить любые «чуждые трансценденции» и остановиться на самом истинном из всего сущего – на первичной реальности.

Истинная реальность человека определяется не тем, насколько дальше он продвинулся вовне самого себя, а тем, насколько сильнее он внутри. Что открывает он «в себе», в самой глубинной точке своего внутреннего мира? «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим», что означает: «Я – твоя реальность, и нет ничего вне этой реальности, которая есть Я. Я, который есть и ты, который есть, – это одно и то же. Если потерян ты, твое Ин-се, твоя душа, твое присутствие, все вокруг отсутствует. Без тебя все ничто для тебя». Это «Я есть» дает начало рождению реальности и вслед за тем – ответственности.

«Нет никого вне этой “первичности”, где Я есть сущее, то есть Ин-се, поэтому Я являю себя и существую как “Я”».

Следовательно, перед нами базисная система защиты самой природы индивидуальности, состоящая в решительной констатации, в любви и в делах данного единства действия: что бы я ни делал, как бы ни развивался, это внутреннее единство действия, единство, в котором Ин-се становится «Я», должно всегда сохраняться. И, следовательно, о чем бы ни шла речь – о любви, делах, деньгах или здоровье, – каким должен быть оптимальный выбор в любое мгновение нашей жизни? Спасти свою природную идентичность, свою экзистенциальную неповторимость, спасти природу индивидуального, уникального, проявляющуюся в каждом «здесь и сейчас» там, где я есть.

Вторая заповедь: «Не поминай имени Господа, Бога твоего, всуе». «Не играй со Мной, как ты играешь со своим разумом. Можешь делать все, что угодно, со своим разумом, своим “Я”, своими образами, полом, телом, деньгами, любовными увлечениями, но со Мной будь осторожен, ибо Я управляю вечностью. Нет ничего выше Меня, и Я не позволю устраивать никаких передышек для инфантильных, нерешительных, сомневающихся, а потому не произноси имя Мое всуе, не используй Меня бездарно. Если ты этого не понимаешь, лучше для тебя будет остаться снаружи. Когда ты уже проиграл субстанциальный акт, – а в таких актах Я проверяю тебя перед вечностью и так обрекаю значимостью в вечности, – не упоминай по пустякам глубинную природу Ин-се и не позволяй себе навешивать безделушки или усложнять нетронутую природную интенциональность Моего Ин-се. И тем более не суди от имени Моего!»

Формально это означает бесполезность всех знаковых, лингвистических, рациональных и этических символик, не актуализирующих присутствие Ин-се. Серьезнейшим преступлением является фабрикация символов и культур там, где Ин-се отсутствует.

Третья заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его». «Праздник – всегда. Помни, что Я рожден ради наслаждения, Я – это праздник. Все сущее стремится стать праздником и пребывать в нем». В празднике и заключается полнота, совершенство любого акта, в нем встречаются бытие и становление. Праздник (лат. festa) означает «очарование; счастье; что-то от Фавна», блестящий, славный результат. Это – действие, исчерпавшее собственную интенцию и обретшее завершенность в умиротворении. Мне приходит на ум такое определение: это дух постоянного экстаза, прозрачности и оргии.

Другими словами, заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его» – означает: «Подумай о днях отдыха, подумай об умиротворении, о твоем высшем благе, подумай о созерцании, соберись в самом себе, всегда возвращайся к себе, не предавай себя забвению, возвратись в свой внутренний монастырь, где ты бесконечен, где ты можешь остановиться и насладиться праздником там, где Я есть». Добродетель приводится в действие любопытством, организуется болью и питается наслаждением.

Речь идет о том, чтобы выделить в существовании тысячи деталей, маленьких и больших вещей, позволяющих почувствовать праздник и максимальное наслаждение – хорошую одежду, упорядоченный секс, заслуженную дружбу и т. д. То есть в празднике, в его многочисленных разновидностях легко обретается вновь тот порыв жизни, который позволяет нам преодолевать пресность существования.

Четвертая заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою» – означает следующее: «Почитай свой род, расу, почитай свой модус бытия, как следует заботься о своем облике, о своей феноменологии». «Отец» и «мать» – это начала, сотворившие твое «тело», сделавшие тебя «мужчиной» или «женщиной», а потому «почитай природу того, чем ты являешься, ибо она прекрасна». Ин-се говорит: «Это сотворено Мною, Я люблю свое творение, это Я сделало тебя таким… с этими глазами, с этими волосами… с помощью тех, кого ты называешь “отцом” и “матерью”. Почитай, восхваляй, защищай свою природу, клетки, из которых ты состоишь, тело и плоть, данные тебе, и все принципы, ведущие твой род, твою индивидуацию к вечности».

«Почитай отца твоего и мать твою» означает также: «Помогай человечеству, спасай его всегда, сотрудничай с ним, укрепляй свой род, потому что род есть момент сущностного присутствия Ин-се и того, что является разумом всех вещей». Глубинный смысл этой заповеди относится ко всему вновь созданному и созидающему.

Остальные заповеди являются как бы продолжением, призванным помочь нам понять смысл предыдущих; Ин-се будто говорит: «Что ж, если ты хочешь спокойно ожидать праздника и почитать свою природу, будь осторожен и не допускай обозначенных отклонений, иначе ты неизбежно испытаешь их деструктивные последствия».

«Не убий», потому что, убивая, ты оправдываешь будущую агрессию со стороны другого (или других) по отношению к тебе, то есть готовишься к тому, чтобы быть убитым, следовательно, лишиться почитания твоей природы, потерять обитель Ин-се, где оно восседает и творит праздник. Значит, ты не должен убивать, а также причинять неудобства другим, но лишь принимать меры предосторожности, защищать себя, поскольку природа загодя готовит смерть беспричинно нападающим. Другими словами, превышая меру справедливости своей жизни, ты подготавливаешь потерю, исключение себя: ты сам порождаешь в других силу мщения, направленную на твое уничтожение. За нанесение ущерба природе, образу, пространству, достоинству другого приходится расплачиваться, поскольку Ин-се находится в гармонии со всеми вещами, а дисгармонию поглощает в ее источнике.

Шестая заповедь: «Не прелюбодействуй». Я бы поместил ее сразу после четвертой. Она означает следующее: «Не противодействуй своей базисной природной интенциональности, ее модусу проявлений в человеческом существовании или константе “Н”». Например, хроническая гомосексуальность есть действие неподобающее, потому что оно несвойственно природе человека: родившись мужчиной или женщиной, мы должны так или иначе проживать взаимодополняемость. По той же причине я не должен есть пищу, которую мой организм не усваивает, не в силах соотнести ее со своей природой, со своей структурой. Это предписание распространяется от еды и правильного действия, каким оно видится априорному «Я», до различных видов отношений. Необходимо всегда совершать действия, конгруэнтные собственной природе, которые пойдут на благо «Я», придавая импульс его развитию.

Это относится и к выбору друзей, работы. Ни в коем случае нельзя терять соответствие специфике своей природы, своей личности, индивидуализированной в данной среде, в данной культуре, в данном модусе. Неустанно развивай собственную уникальность, единство, неповторимость. Не совершай порочных действий, то есть не растлевай свою специфическую и историческую природу.

Например, комплексы – это всегда порочные действия, а возврат «Я» к чистоте в отношениях с Ин-се означает устранение всего порочного, неподобающего. Следовательно, речь идет о том, чтобы не совершать действий ложных, направленных против собственной природы, не совершать грехов против духа, то есть не вносить шизофрению в динамическую целостность собственного организмического, точность которого задает Ин-се. Одной из ошибок, предлагаемых машиной, оказалось, например, придание букве универсальности, то есть одинаковости всегда и для всех.

Итак, «не совершать порочных действий» означает: не совершать действий, чуждых интенциональности Ин-се. Последнее предписывает только самое лучшее, которое индивид может и не чтить из-за лени, комплексов, инфантильности или негативной психологии, приспособленчества или из-за поверхностности. А потом приходится расплачиваться за совершенное, испытывать страдания, адские муки, беспокойство, стресс, чувство опустошенности и многотонного давления сверху.

Речь идет о сущностной, чрезвычайно глубокой заповеди, касающейся и всей этической проблематики научного поиска, в том числе в области генной инженерии. В самом деле, любой вклад в улучшение человека можно только приветствовать, но продвигаться вперед нужно очень осторожно: если окажется, что данный процесс приведет к ухудшению природы человека, то это будет порочным действием, направленным, прежде всего, против самого себя, а затем и против всего человечества.

В отношении заповедей «Не укради» и «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» действует та же логика: «Не овладевай ненадлежащим образом, без необходимости, беспричинно и во вред другому тем, что ему принадлежит, ибо это значит – убивать, красть, лжесвидетельствовать».

Для того чтобы определить, как Ин-се понимает две последние заповеди – «Не пожелай жены ближнего твоего» и «Не пожелай имущества ближнего твоего», – надо забыть о семье. Ин-се понимает их так: «Ты волен пользоваться всем, чем угодно, иметь такие любовные увлечения, какие можешь себе позволить, но ты никогда не должен забывать вот о чем: приближаясь к человеку, уже находящемуся в сфере действия осознаваемой “моральной” собственности, воли другого человека, нужно проявлять крайнюю осторожность, нельзя идти напролом или настойчиво привлекать на свою сторону». Ибо такое упорство по отношению к мужчине или женщине, не желающим этого и твердо стоящим на своем решении оставаться там, где им хочется, представляет собой определенную форму насилия, косвенно подпадающую под запрет убивать. За всем этим стоит намерение нанести вред, совершить насилие над ситуацией, которая другим человеком решена иначе. Это означает желание объективировать волю, свободу мысли другого человека, будь то мужчина или женщина.

Следовательно, согласно глубинному закону природной интенциональности, ни в коем случае нельзя пытаться подчинить себе человека, особенно того, кто уже избрал для себя иной путь, иные точки отсчета. Поэтому и миг любви, сексуального единения с мужчиной или женщиной должен быть прожит в состоянии взаимной внутренней свободы, то есть самостоятельно принятого решения, полной ответственности обеих сторон. До встречи друг с другом каждый из этих двоих существует в одиночестве, для самого себя и по отношению к себе должен «святить праздник», «почитать отца и мать», то есть собственную природу и не совершать «неподобающих, порочных действий». Следовательно, он может допустить возможность любви, секса только в том случае, если это будет способствовать развитию индивидуальности каждого из участников.

Это применимо и к «вещам», кем бы ни был их владелец: он любит их и к ним привязан. Если их отбирают, хозяин вещей должен защищаться во имя своей потребности в естественной самозащите, поскольку речь идет о вторжении в его психологические, личностные владения. Тот, кто подобным образом осуществляет насилие, тем самым устанавливает принцип легитимности, провоцируя чье-то нападение уже на него самого.

Обобщая сказанное, мы можем формализовать путь Ин-се каждого отдельного человека в следующих положениях: выяснив, что «Я Господь, Бог твой» и что «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим», не используй Меня бездарно, не растрачивай Меня, не обращайся ко Мне по пустякам, живи своей жизнью, следовательно, почитай свою природу, воодушевляйся своей неповторимостью, обращая внимание на все относящиеся к этому детали. То есть беспрестанно помогай своей природе развиваться, непрерывно превозноси ее и в себе самом, и на этой планете, и во вселенной, ибо это закон, действующий во всем пространстве, в котором взыскуется твоя уникальность и неповторимость.

Следовательно, если бы мы хотели вербализовать природную интенциональность после обнаружения собственной экзистенциальной самоявленности, можно было бы сформулировать ее так: «Нет никого вне Меня, вне того, что Я есть, не подходи ко Мне с рациональной, фидеистической или юридической меркой, не называй имени Моего напрасно, не растрачивай Меня попусту на преходящее и меняющееся, потому что Я вечен, Я есть всегда и Я здесь для совместного праздника. Чтобы добиться этого, Ты должен почитать природу в том виде, в каком Я ее создал, и, более того, совершенствовать ее по мере сил, продолжая творение вместе со Мной. Поэтому всегда защищай “априори” то, чем ты являешься, и то, как ты проявляешься, будучи человеком. И не совершай в отношении этой твоей реальности нечистых действий, но люби себя, как люблю тебя Я. В этом – весь закон».

Необходимо также помнить, что для природной интенциональности «делать» и «мыслить» – это одно и то же. Более того, мысль, строго говоря, весомее, поскольку именно мысль детерминирует интенциональность, создающую семантику, а важен именно семантический акт, потому что он задает вариативность связей между логико-историческим «Я» и Ин-се. Указания последних заповедей всегда нужно соотносить с конкретной ситуацией, личной или исторической, поскольку приоритет – всегда за фундаментальными принципами.

Вот и все, что я хотел вам рассказать об этих принципах, представляющих собой лишь малую толику извечной мудрости глубинной природы вещей и человека, первооснова которой теряется в далеком прошлом. Они всегда были и пребудут вовек, наделенные удивительно безграничной способностью к развитию. Конечно, можно было бы расписать эти заповеди во множестве форм их экзистенциального проявления и применения, что мне представляется абсолютно бесполезным, ибо обретший ясность в глубине собственной первоосновы человек знает все изнутри самого себя и оттуда черпает вдохновение для создания лучшего.