Часть вторая

Все верят в то, что газеты отражают социальную, местную, общественную, политическую реальность, то есть запечатлевают действующую социологию. Я же, напротив, намереваюсь показать существование власти, которая предшествует любой национальной и международной ситуации, освещаемой в печати. Читатели, покупающие газеты или обсуждающие хронику событий, не имеют представления об этой реальности.

Изначально происходит контроль, отбор новостей и образов. В дальнейшем результаты отбора распространяются в соответствии с проникающей способностью культуры каждой отдельной страны. Однако основные координаты политики, экономики, традиций, рынка, идеологии задаются другими силами, которые обладают возможностями предвосхищать события.

Народ представляет собой измерение массы, выдвигает требования, но не способен удовлетворить собственные потребности. Существуют вожди от природы, наиболее одаренные индивиды, умы, способные формализовать великие события, приводящие к удовлетворению интересов многих. Их рациональность и интуиция позволяет им находить наилучшие решения для всего социального контекста – небольшого или огромного.

Это происходит так же, как и в семье: дети не могут знать реальную логику, которую используют родители. Когда ребенок растет, он обучается всему и в будущем будет знать даже больше, чем родители. Примерно то же самое происходит и на уровне общества.

Если мы посмотрим на Италию или Бразилию, то до сих пор можно заметить превалирование американского лидерства. Субсидии и косвенные судебные разбирательства под предлогом интересов государства и системы полиции предписывают (по причине проигрыша итальянцами войны) подчиняться определенным директивам, которые координируют банковскую деятельность, некоторые радикальные партии и т. п. Эта политика американского первенства «обезглавливает» лучших лидеров итальянской финансовой верхушки.

И это естественно: историю пишут победители, а не проигравшие. Мы знаем о других народах древности согласно письменным источникам римских победителей. Например, нам известны обычаи и образ жизни галлов и других так называемых варваров по свидетельствам Юлия Цезаря и других историков, вплоть до Светония. Это наглядный пример того, как победители пишут историю.

Сегодня мы познаем мир глобализации через призму тех, кто обладает превосходством власти. У них есть возможность контролировать в том числе образ, то есть прессу, информацию, телевидение, Интернет.

Например, в Италии мы наблюдаем за маленькими войнами, разворачивающимися в Израиле, или в Палестине, или в соседней Югославии, или в Чечне, или в Афганистане, но в Италии каждый день умирает гораздо больше людей в автомобильных авариях и вследствие других причин.

С другой стороны, проблемы существуют на всем земном шаре: во многих государствах Африки происходит массовая резня, но об этом никто не знает, потому что этого не надо знать, потому что это не проходит отбор со стороны тех, кто контролирует экономическое и политическое управление на планете.

Во главе всего существует власть. Что такое власть? Это дар, являющийся частью естественной борьбы, которую ведет человеческий разум. Власть является врожденным свойством экосистемы, состоящей из множества индивидов.

Наше воспитание очень инфантильно: мы верим, что посредством голосования можно что-то изменить, что, написав статью или устроив демонстрацию, можно добиться решения. Кто побеждает, командует, обладает экономическим превосходством, тот управляет социальным образом со всех точек зрения.

Например, большинство из нас воспитаны в христианско-католических традициях, что связано не с истиной, а с победителями. Константин обязал к военной службе большинство христиан своего времени, в результате чего, победив римского императора в битве в Сакса Рубре в 306 г. н. э. и обладая военным преимуществом, он установил государственные интересы согласно той идеологии, которую он перенял у военной силы, полностью состоявшей из христиан. Таким образом, владение и охрана крепостей и религиозных богатств перешли к другой категории: сначала они использовались во имя так называемых богов, а теперь – во имя Христа.

Никто не знает настоящую философию, написанную, например, языческими теологами. Мы думаем, что она не существовала, но на самом деле очередная академия (в данном случае христианство) уничтожила все остальные свидетельства прошлого, так же как это делали мусульмане и любой другой народ-победитель. В свое время Рим разрушил все существовавшие религии, установив собственную идеологию политеистического типа.

Чтобы провести точный анализ, необходимо абстрагироваться от всех ценностных ориентиров и внутренних убеждений: все это святая святых, о которой свидетельствует каждый человек самому себе и которая становится абсолютом перед лицом всего мира. В данном случае я говорю об отстраненном анализе, исследуя исключительно экономический, психологический и политический аспекты.

Существование, возникающее как действие бытия, на логическом уровне не обосновывает себя автономным образом, но с того момента как человек существует – то есть с того момента, как появляется душа, возникает вот-бытие, происходит воплощение, – неизбежным становится появление своего рода протеза, структуры, системы. Например, все мы разумны, духовны, интуитивны, гениальны, но, когда мы хотим сообщить что-то, мы используем язык, то есть определенный протез, систему. Грамматика состоит из простых знаков, чисел, цифр. Синтаксис как несущая структура языка является порядком размещения кирпичиков, слов. Синтаксис – это протез, система, и никто из нас, насколько бы он ни был умен, не может избежать этого необходимого условия: или человек говорит и дает себя услышать, или он не существует.

Факт существования большого количества людей порождает способ взаимодействия, становящийся правилом для частей, которые должны их соблюдать и передавать. Следовательно, появляется система, регулирующая власть в своих интересах и интересах части. Государство – это факт, который воздействует на каждого из нас.

Система свойственна плану существования. Как и любой другой человек, я обладаю чувством, я разумен, следовательно, являюсь также и духовной сущностью, однако мое присутствие удостоверяет тело, слово меня выражает, дает мне право, наделяет меня юридическим принципом, экономическим статусом.

Когда бытие воплощается, оно становится исторической индивидуацией. Даже если люди между собой похожи, каждый в своем роде неповторим: каждый обладает особенной личностью и исторической индивидуацией. С того момента как я существую, во мне соединяются логическая и органическая системы. Я представляю собой тело, сердце, печень, легкие, пищу, дружбу, секс, компанию, поэзию, искусство, стратегию, то есть я являюсь универсумом ценностей. Многие из этих ценностей материализуются не только в то, что определяет человека органически как тело, существующее в плюрализме других тел, но также и как социальную единицу, способную к расширению территориальной психологии (например: «Это – мое, это – твое», «Мое право заканчивается там, где начинается твое, и наоборот». Кроме того, находясь в определенной совокупности, мы выстраиваем правила, синтаксис, переводя все в логический дискурс: много слов, индивидов, существований с единством исторического смысла, который потом – совершая различные переходы, от войны к миру, через сезоны и этапы развития – становится политикой, экономикой, историей.

С того момента как бытие создает историческую интенциональность, Ин-се воплощается, человек вербализует себя через территориальную психологию. В этом территориальном существовании неизбежно проявляются два типа потребностей: первичные биологические и социальные. Одни потребности синергичны другим, и оба типа взаимосвязаны. Исторически более важно удовлетворить биологическую потребность, но наши ценности и наша человеческая идентичность без социальных ценностей аннулируют и биологические потребности.

Интенциональность бытия уточняется в момент своего воплощения, потом нуждается в продолжении своей идентичности, но также сплоченности, единстве действия, единстве архитектуры. Непрерывная и устойчивая идентичность, локализованная интенциональностью бытия, является проектом, который требует порядка, задающего сущность и существование этой идентичности как стабильной протяженности, порядок, обеспечивающий эффективность определенной органиграммы. Человек существует физически и является органиграммой, каждый из нас – слово, имеющее точную позицию и обладающее собственным диалектическим развитием.

Диалектическое развитие использует критерий: 1) интенциональности бытия, своего наивысшего универсума, и одновременно с этим 2) своей исторической локализации.

Например, семя падает, и там, где оно падает, появляется дерево. С того момента как оно падает, формируется характеристика, историческая личность этого семени. Изначально два семени одинаковы, но от того, как и куда они попадают, каждое становится в дальнейшем единственным, сильным, развивающимся.

Существование вступает в диалог с бытием, но для этого необходима структура, то есть протез, или, точнее, система. Система означает «помещенный, опора, начинающая придавать единообразие и стабильность тому, что воплотилось, произошло». С того момента как онто Ин-се воплотилось, оно персонализирует данное место по своему образу и подобию. Человек создает свой дом, землю, право, законы, государство согласно проекции своей потребности в развитии идентичности, установлению гармонии и диалектике с многими другими «Я», учитывая, что другие не только представляют собой трудность, но и развитие. Каждый раз, когда мне удается стать одним целым с другим, представляющим ценность, я расширяюсь и расту.

Культура – это передача миллионов видов опыта «в одной таблетке» отдельному индивиду здесь и сейчас. Великое событие истинной культуры – это соединение миллионов видов опыта, которое незамедлительно начинает выстраиваться у маленького индивида, биологически живущего не более ста лет. Все это система.

1) Первая характеристика: как только появляется идентичность, непрерывность, стабильность, система стремится заполучить все возможности, что предполагает «заработок, захват, метаболизацию, фагоцитоз всего того, что соответствует ее росту». Подобно тому как клетка метаболизирует все то, что подходит для ее специфической идентичности, так же и индивид или группа индивидов, сформировавшись, пытаются заполучить жизненное пространство для роста и развития.

В сущности, предприятие, политическая группа, лидер стремятся заполучить пространство. Это может быть телевизионное пространство, пространство радиовещания, экономическое, идеологическое, эстетическое пространство – не имеет значение какое, главное, что это пространство для действия по образу и подобию группы или лидера, одержавшего победу.

«Заполучить возможности» означает стремление предприятия выйти на благоприятный рынок с помощью метода и логических инструментов, предоставляемых юриспруденцией и политической системой. Существует много координат для ведения бизнеса. Нет необходимости изобретать скрытые нечестные ходы. Например, вор как таковой является самым неподготовленным в этой игре. На самом деле, чтобы успешно управлять процессом заполучения возможностей, необходим высокий уровень рациональности.

2) Вторая характеристика: действующая, приоритетная группа, одержавшая победу, обладает способностью защищаться от любой возможной альтернативы. Установленная система обладает проприоцептивной способностью к защите, поддерживает свою логическую, идеологическую, стабильную идентичность, собственную империю, беспокоится о том, чтобы новое пространство или возможные революции не привели к уменьшению командующей идентичности. В итоге собственность не имеет значения сама по себе, а лишь в отношении к личности.

Так же наиболее передовой экономический материализм отстаивает существование идентичности духа. При этом важна его принадлежность, например, «Мерседесу» или «Кока-коле»: не достаточно гуараны, чтобы заместить «Кока-колу». «Кока-кола» сделает все, чтобы гуарана не добилась успеха, то есть не предоставит пространство этому напитку, пусть и менее дорогому, более качественному и натуральному.

В основе системы лежит ум, который управляет превосходством власти и, очевидно, делает это во имя себя.

Имя является качеством уникальности субъекта, то есть модусом ума. Тот же смысл имеет нация, команда, предприятие, история философии. В итоге стремление быть материалистичным показывает эгоцентричность ума, действующего как идентичность внутри экономического, политического, биологического пространства.

Название, определяющее позицию человека, не допускает альтернатив. Например, огромная империя «Кока-колы» не может быть названа по-иному, потому что за «Кока-колой» стоят акционеры, история, форма экономического империализма. Это знамя власти победившей системы.

В этой устойчивости защитного характера не допускаются альтернативы любого рода ни в культуре, музыке или искусстве, ни в информации, ни в политических движениях.

Субъект может делать что-то, что в первую очередь хорошо для него самого и для его небольшой группы, контекста, города. Например, молодой предприниматель может открыть свою радиостанцию, киностудию, предприятие, предоставляющее услуги, которые благодаря его внутреннему таланту, способностям и качествам постепенно получают одобрение со стороны клиентов. Это одобрение растет, выходит за рамки небольшого региона, такого как, например, Умбрия, и распространяется по всей Италии. Именно по причине того, что предприятие становится крупным, оно начинает представлять опасность для правящей системы, которая неизбежно будет разрушать его или пытаться поглотить, включая в логику идентичности данной системы, в логику победителя. Эта ситуация становится полем сражения самых сильных, контролирующих любую альтернативную форму в соответствии со своей ценностью и одобрением. Конечно, это не открытая война, но игра с использованием всевозможных бюрократических уловок, когда в дело идут подделка документов, фальсификация показаний, бюрократических решений и т. п.

Все это не является чем-то нечестным, а вполне нормально и логично. Наше умственное превосходство должно перестать совершать этическую проекцию. Этика – это индивидуальный глубинный факт сознания, но она не может принадлежать истории: существование сегодня есть, завтра – нет. В нашей социальной среде победитель пишет историю и выбирает идеологию.

Возьмем, например, законы, которые являются логическими инструментами, орудиями (точно так же, как клещи, молот и наковальня для кузнеца) и одобрены с согласия большинства, которое управляется самой сильной действующей системой, проявляющейся не в открытую, а всегда за кулисами. Законы являются орудиями, определяющими правила насилия и применения силы.

Каждое государство обладает своими государственными интересами, то есть своей логикой, откровением, «Библией».

Юриспруденция (кодексы и процедуры) определяет conditio sine qua non в отношении того, каким образом можно нападать и защищаться. Это инструментальная логика, необходимая прежде всего действующей власти. Меняется государство, политический ум, и, как следствие, меняются и законы.

Законы – это инструменты с двойным лезвием, у них двойная функция. Они устанавливают:

1) чему обучать, что проповедовать народу;

2) какие меры воздействия использовать в различных ситуациях.

Когда закона недостаточно, то человек, ставший «неудобным», физически устраняется, для чего существует множество способов: не обязательно судебное разбирательство, есть несчастные случаи, хирургические операции и т. п.

Командующая система никогда не прибегает к мафии или оружию. Когда она использует их, то это означает, что она создает алиби для проведения других, более серьезных операций, чтобы сохранить свой status quo.

Ум системы не представляет собой зло: он следует логике, которую считает правильной с точки зрения собственного заработка и заработка всех остальных, то есть логика предоставления работы, достижения мира, определенного спокойствия. Предоставленный самому себе народ может опуститься до животного уровня, то есть законы, полиция и подобные меры необходимы.

Тот, кому удается достичь координат власти, устанавливает правила в доброй вере и со здоровыми убеждениями.

Ни один ум системы не устанавливает правил для совершения зла, убийства или по причине расизма. Все правила основываются на логичной экономии, обеспечивающей защиту группы. Под системой я имею в виду не государство или партию, а логическую форму, определяющую и управляющую внешне проявленной властью, которую мы и называем государством, законами, судьями, налогами.

Законы не могут определить и гарантировать абсолютный порядок. Они являются инструментами, доступными как преступнику, так и законопослушному гражданину. Мы называем преступниками тех, кто не приспосабливается явным образом. Законы – это лишь слова, которые определяют очередную власть исторического ее представителя или победного события.

Система – это органиграмма, силлогическая машина, математическая форма, которая действует с помощью абсолютных принципов, в том смысле, что возможно добавление лишь того, что соответствует предыдущему. Все, что соответствует идентичности определенного принципа, принимаемо, рационально, легально, одобряемо. Все, что не соответствует идеологии определенного принципа идентичности, – ошибочно, является анафемой, противоречием, исключается из игры.

Система – это силлогическая машина, способная отбирать (различать то, что ее, и то, что не ее), метаболизировать и стабилизировать все в интересах интенциональности исторической индивидуальности. Создается дело в согласии с условиями ума, управляющего властью.

В сущности, органиграмма – это типология формы, которая определяет власть. Изначально ум, обладающий властью, не имеет определенной формы. У него есть интенциональность, импульс, амбиция. Разум без амбиции ничего не стоит. Амбиция уточняет силу, потенциал. Вместе сила и амбиция придают форму, с помощью которой исторически определяется власть предприятия, фирмы, группы.

Историческая очевидность показывает, что никакие государственные интересы не могут продемонстрировать вечную объективную этику экзистенциального становления.

Очевидность истории показывает, что любые государственные интересы в долгосрочной перспективе оказываются ошибочными или функциональны на протяжении определенного периода, следовательно, изменчивы, склонны к упадку. Никакие государственные интересы не учитывают вечного закона жизни.

Поскольку эти интересы представляют собой лишь средства, то есть определенное право, действующее позитивным образом в данный момент, историческую модель, которая в лучшем случае окажется действующей, мы должны сделать вывод, что даже лучшие государственные интересы являются временной версией локальной функциональности.

Какая логика эксклюзивным образом оправдывает государственные интересы? Как только они появляются (не важно, кто положил им начало – народ или другие силовые группы), кто или что оправдывает существование государственных интересов, если это не согласие народа?

Государственные интересы поддерживаются и контролируются монополией насилия, в частности физическим, юридическим, экономическим, идеологическим насилием. Это четыре ключевых качества государственных интересов.

Монополия этого насилия является корнем, правом, критерием, поддерживающим государственные интересы. Ум, способный управлять этой монополией, управляет государством: создает государство, закон, общество. Речь идет не об этическом, онтическом, интеллективном разуме, а об историческом разуме. Тот, кто достигает власти и способен ее контролировать, до тех пор пока он ее удерживает, пишет историю и общество. Точно так же, как владелец малого предприятия придает предприятию желаемый образ до тех пор, пока он является его главным акционером. Точно так же и собственник и главный редактор газеты устанавливает правила синтаксиса и отбора новостей для своего издания.

Таким же образом до тех пор, пока ум власти удерживает эту монополию, разделенную на четыре части (физическое, юридическое, экономическое и идеологическое насилие), он определяет то, что справедливо, каким должно быть знамя и на каком языке говорить, то есть устанавливает правильные манеры и мнения.

Из этого следует, что умом и критерием власти является тот, кто в большей степени определяет эти четыре элемента насилия. Самый влиятельный «акционер» этих четырех элементов в истории творит историю. Например, медицинское исследование проводится в соответствии с желаниями капитала и государственными интересами.

Под государственными интересами не нужно подразумевать президента страны, первого министра, парламент. Парламент – это всего лишь часть, которой управляет ум власти. Парламент должен утвердить или отвергнуть то, что было уже предписано. Сколько раз вы слышите в теленовостях, что создается комиссия или закон, но разве они доходят когда-нибудь до парламента? Они и не должны дойти, потому что в парламент попадает лишь то, что соответствует установленной идентичности того ума, который контролирует четыре формы экзистенциального насилия.

Очевидно, что любое расхождение или оппозиция очередной монополии (определяемой как «Кока-кола», «Мерседес» и т. п.) находится под угрозой физической расправы. Парламентарий, крупный судья, талантливый человек, представляющий ценность для общества, если не согласуется и не знает о существовании этой монополии, незамедлительно будет выведен из игры. Таким же образом все происходит в мире спорта. Например, футбол на сегодняшний день является бизнесом, затрагивающем высокую экономику и политику. Субъект устраняется не потому, что он ошибся, совершил проступок или оказался неспособным, а потому что выбился из системной органиграммы, наделенной властью. Отличающийся должен быть устранен, чтобы сохранить идентичность исторического критерия, без которого утрачивается и монополия власти: как только «Кока-кола» перестает быть «Кока-колой», или как только она утрачивает экономическое первенство, она исключается из игры и больше не существует. Она ценна до тех пор, пока существует, командует, но, пока она существует, «Кока-кола» навязывает свою идентичность.

Система не может прощать, принять: она логичная, последовательная, подобна теореме или математической операции. Глубинный закон экономии не имеет жалости, ассистенциализма. Он обладает стратегиями ассистенциализма, логикой ожидания возможности более крупного дела или моментами защитной стратегии, позволяющей в дальнейшем стать более сильным и агрессивным, то есть стратегиями выжидания. Так же и великий Древний Рим должен был убивать чужих, Ганнибала, чтобы спасти свою историческую идентичность и монополию.

На основе этих предпосылок любое проявление науки, мнения, политики, исследования, искусства становится незначимым, то есть существует лишь как достояние, витрина, иллюзия. Возьмем, например, исследование онкологических заболеваний: больной необходим, он нужен фармацевтическому рынку. Больной обеспечивает миллиарды рабочих мест.

Собственником системы является тот, кто работает и в своих убеждениях полагает, что должен спасти мир. Поэтому он не ограничивается тем, чтобы заполучить возможности, наполнить свои амбары.

В том случае, когда какой-то ученый или молодой студент, открывает антидот, способный излечить рак, его устранят. По какой причине? Командует тот, кто платит, и согласно этой логике невозможно претендовать на изменение крупных финансовых потоков на национальном и международном уровне, что автоматически привело бы к нарушению ритма жизни миллионов служащих и миллионов законов.

Существует логика, которую мы сами, маленькие граждане, уважаем, потребляем, желаем. Мы являемся плательщиками, управленцами этой системы, в которой начинаем нуждаться, потому что желаем этот тип потребительства, хотим определенный тип обуви и одежды. Система – те, кто находится наверху, несомненно обладая выдающимся умом – не совершенна, управляет по-своему, заботясь о коллективе.

Система либо элиминирует то, что опасно, либо поглощает. Отличный от нее будет либо поглощен, либо устранен.

Государственные интересы устанавливаются небольшим количеством мажоритарных бояр. Бояре – это те, кто обладает максимальным контролем над государственными четырьмя компонентами (физическим, юридическим, экономическим, идеологическим насилием).

Эти четыре «стержневых качества» государственных интересов являются внешним выражением, но на практике настоящие главы, объективные титулы являются теми, кто достигает физического овладения тремя аспектами: гегемонией экономики (первенство доллара, нефти, золота, рынка), военной или полицейской силой (сила оружия) и силой средств информации.

Сила полиции не находится в подчинении министерства. Мы живем в государстве, в котором законы и парламент действуют одним образом, полиция – другим. Было бы совсем по-другому, если бы полиция подчинялась парламенту, но этого наши парламентарии не знают, а если они не знают этой реальности, то, разумеется, этого не знают и граждане.

Во всем мире происходит именно так, и так было всегда, и я думаю, так будет и дальше, без ведома Коссиги, Клинтона, Коля и т. п.

Возможно, однако, что кто-то очень умный столкнется с реальностью этой ситуации. Тогда что он должен делать?

Необходимо соблюсти три принципа:

1. Никогда не нападать и не критиковать систему. Уличные или газетные революции, критические манифесты, преступные действия, разнузданные проявления мафии, псориаз 78 г., Тяньаньмэнь нужны для усиления системы, это лучший способ для ее подпитки.

2. Быть нормальными гражданами с пассивным абсентеизмом. Имеется в виду не абсентеизм как у Ганди, потому что это был активный абсентеизм; не забастовки, потому что забастовки в Италии приведут к тому, что система оставит заброшенными фабрики, исчезнут рабочие места, а «Фиат» или «Мерседес» разместят свои заводы в Латинской Америке или Китае. Мир велик, и система никогда ничего не теряет: денег у нее столько, сколько она захочет, она контролирует любую часть и не нуждается в том, чтобы находиться исключительно в Италии.

Также все профсоюзное движение, например все движение левых, уже просчитано и спланировано умом, управляющим диалектикой власти. Более того, часто именно ум, управляющий диалектикой власти, подготавливает эти бунты. Студенческая молодежь, считающая себя самыми передовыми умами, – лишь хорошо откормленные цыплята. Они борются между собой у себя дома, один против другого, усиливают агрессивность той же страны, земли, то есть подобны деревьям, сражающимся одно против другого, находясь на службе у хозяина, который стоит вне всего этого.

В Италии профсоюзы помогают этому постепенному обеднению (и это достаточно глупо). Возможно обеспечить благополучие всем рабочим, но облегчая также и рост бизнеса, поскольку последний представляет амбицию разума, ценностной идентичности народа.

Пассивный абсентеизм означает: никогда не принимать продвижения, накладывающего условия, не соглашаться на помощь в получении должности, потому что это является началом шантажа. Например, одной из больших ошибок прошлого было то, что в Италии не было контроля за въездом большого количества судей в 68 г.

Необходимо оставить их делать, то что они хотят, а в момент нападения оставаться в пассивном абсентеизме.

3. Необходимо понимать и манипулировать: хорошо изучить систему со всеми ее правилами и законами, великолепно разобраться в органиграммах или аппаратах власти, чтобы потом манипулировать ими со своей целью, более разумным образом.

Власть и система будут существовать всегда, но все зависит от того, кто войдет в комнату с пультом управления. Войти может каждый, если знает, как действовать, и если умен.

Когда войдет кто-то умный, начнется совсем другая игра, другая власть. Однако, чтобы управлять, необходимо сначала научиться служить, используя высший разум. Человек начинает создавать эффективные законы, если сначала он их изучил и понимает.

В итоге человек достигает самой рациональной и интуитивной точки разума, выделяемой благодаря опыту зрелости и историческим возможностям: он встречает людей, ситуации, проживает определенные моменты. Всегда существует два аспекта, способствующих достижению этих уровней: с одной стороны, сам человек (развитый разум лидера, высшего человека), а с другой – удачное стечение обстоятельств. Нельзя прийти к ним исключительно через насилие или экономику: необходим оперативный, ответственный, способный ум.