Черный голодный ворон, пролетев Кипчакскую степь, закружился недалеко от крепости, огляделся и опустился на землю. Вестовые казаки, сидевшие в засаде по степным курганам, заметили осторожный полет ворона и по давней примете насторожились.

Не к добру прилетел этот одинокий старый ворон. И сразу над одним курганом взлетела вверх казачья шапка, над другим, над третьим – «гляди-поглядывай!»

Не раз в эти места приходили крымские татары. Не раз возникали здесь жестокие битвы. Не раз налетал отсюда крымский хан Джан-бек Гирей, уводил большой русский полон к Бахчисараю.

Двадцать семь лет вели здесь казаки ответную набеговую войну с Джан-бек Гиреем, которого по-разному почитали князья в Крыму и султанские люди в Стамбуле. Джан-бек Гирея прозывали счастливым ханом: он вместе с нурадыном Азамат Гиреем дважды разорял и опустошал правобережную Украину, Подолию, Тарнополь и Львов. Хватал женок и девок, молодых ребят. Стариков и старух рубил саблями. Захватив великий полон, Джан-бек Гирей направлялся в Крым. Трудно было переправить множество людей через Днепр. Тогда крымский хан уничтожал почти весь – полон на берегу реки. Но и тут на каждого татарина приходилось по десять полоняников.

Джан-бек Гирея называли счастливым ханом за то, что он воевал Польшу, успешно ходил с войском против персидского шаха, разгромил кабардинского князя Шолоха, убил его брата и сына, выжег большие аулы. Переправлялся Джан-бек Гирей из Синопа Черным морем и в Малую Азию, но там потерял почти все свое войско, а войска у него было десять тысяч. «Счастливого» хана турецкий султан бранил самыми последними словами, называя его толстой бабой, вислоухим ослом, собачьей мордой, телячьей ногой.

И в Хотинской войне хан потерял войск немало, из-за того и ссора у него вышла с нурадыном Азамат Гиреем, который едва-едва не смахнул саблей голову «счастливому» хану.

Джан-бек Гирея не раз сменяли по воле султана другие ханы, но так как он был предан султану и его ближним людям, Амурат IV возвращал его на Крымское ханство, и тогда в знак особого усердия хан расправлялся с русскими послами, грабил их казну, а посольских людей распродавал в Карасу-базаре, Керчи, Кафе, Бахчисарае, хвастаясь: «Будут у меня еще русские посланники, я и с ними управлюсь, повелю им уши и носы обрезать, да так и отпущу к Москве. Я подберусь к Казани, Астрахани и верну их себе и с Терека выгоню всех поганых».

Еще Филарет Никитич просил султана заменить Джан-бек Гирея за его постоянные «неправды», говорил о том с турецким послом Фомой Кантакузиным, но Фома, соглашаясь с Филаретом, отвечал, что Джан-бек Гирей – опасный человек и его самого «съел бы за то, что он между двумя великими государствами о дружбе и любви хлопочет».

«Счастливый» крымский хан Джан-бек Гирей послушно следовал чужим советам, и в этом был его великий грех. Крымские мурзы говорили о нем, что он, старая баба, доверил все дела властному и злому человеку Бек-аге. «Велит Бек-ага хану стоять – и хан стоит, а велит хану сидеть – и хан сидит, и что Бек-ага ни велит хану делать, то хан и делает».

Джан-бек Гирей и его люди все свои неудачи всегда вымещали на посланниках. Велиша-мурза бил обухом топора посла Кологривова, драл его за бороду, а толмача Резепу порубил саблей, отчего тот через две недели умер. Толмача Дурова водили к хану, раздев донага и привязав к хвостам двух лошадей. Джан-бек Гирей ввел в правило: если татары поймали русского и тот в дороге по какой-либо причине умер, доказательством перед ханом, что русский был пойман, служили отрезанные уши.

Больше всех в этом злом деле отличался татарин Багильда-ага. Он привозил иногда с такой «охоты» в Бахчисарайский дворец по два десятка срезанных ушей. Среди татар он слыл героем, пока наконец как-то и сам, провинившись перед ханом, не лишился своих длинных ушей.

Багильда-ага имел неосторожность стоять возле дверей комнаты, недоступной для постороннего. Только хан приблизился к своей возлюбленной, только откинул ткань покрывала, густо усеянного жемчугом и драгоценными камнями, как за стеной что-то загремело. Это Багильда-ага нечаянно уронил кинжал на пол и тем ввел хана в сильнейший гнев.

– Как ты осмелился, ничтожный раб, явиться сюда незваным? – закричал хан, выйдя из потайной комнаты. – Ты хотел убить меня?

– Я оберегал твой покой, хан, – ответил Багильда-ага, склонившись.

– Лжешь, собака! – вскричал Джан-бек Гирей. – Твои уши слушают не то, что надо. Они мне не нужны… Ступай! Пускай их сейчас же отрежут.

Требование повелителя было исполнено.

Вскоре хан услышал негромкие завывания. Он позвал своих людей и велел им узнать, кто там словно ишак плачет.

– Багильда-ага, твой верный слуга и славный воин, – ответили вернувшиеся мурзы. Хан повелел позвать Багильда-агу. Тот робко вошел, бледный как полотно; голова обвязана окровавленными платками. Джан-бек Гирей гневно посмотрел на него.

– Ты еще смеешь плакать, как женщина? Тебе, ничтожный раб, следует радоваться той великой милости, которую я оказал, даровав тебе жизнь. Ты помешал мне… Ты доставил мне неприятность… Ступай прочь, негодный! – сказал хан…

Султан Амурат окончательно отстранил Джан-бек Гирея от ханства за его нерадение при взятии казаками Азова.

На смену ему султан прислал ханом Крыма Инайет Гирея, калгой при нем поставил Хусум Гирея, а нурадыном – Сеадет Гирея. Но Инайет Гирей не оправдал доверия султана. Он хотел стать ханом без султанской ласки и отказался исполнить приказ султана идти походом в Персию, под город Багдад. Этого ему султан Амурат, конечно, простить не мог. Багдад стоял у него поперек горла. Азов султан видел перед собою во сне и наяву.

В Крым от султана явились два злых султанских мстителя – сыновья князя Алея Мангитского Кутлуша и Маметша. Они подстерегли калгу Хусум Гирея и нурадына Сеадет Гирея на переправе в устье Днепра, против турецкого города Джан-Керменя, и с яростью спросили:

– Почто отложились вы от султана Амурата?

Хусум Гирей, гордость и жестокость которого были непомерны, ответил, что то не их дело, и отвернулся.

Кутлуша проколол Хусум Гирея саблей в спину так, что сабля вышла в брюхо, а Маметша спереди изрезал его грудь и умылся кровью, что считалось высшим наслаждением. Сеадет Гирей успел вскочить на коня и стал отбиваться саблей, но, увидев, что брат умер, спрыгнул с коня, упал, рыдая, на тело его и туг же был зарублен Кутлушей и Маметшей насмерть.

Крымским ханом султан Амурат объявил брата низложенного Джан-бек Гирея, не менее жестокого и грозного Бегадыр Гирея, а его двух младших братьев – Ислам Гирея и Сафат Гирея – сделал калгой и нурадыном.

Бегадыр Гирей объявил свергнутому хану:

– Куда хочешь иди, мне дела нет. Но в Крыму тебе делать нечего. А султан, если упросишь его, может тебя простить.

Без всяких пожитков, без семьи Инайет Гирей сел в Балаклаве на турецкий корабль и вскоре прибыл в Стамбул. В первый же день он отправился к султану, молил его, изворачивался, а тот только и сказал:

– Не с руки тебе было, ослу дурному, своровать у меня Крымское ханство, дно золотое. Отложился ты от царства Великой Порты. Отказал мне в помощи против персидского царя Сефи, собака дохлая, кобыла дряхлая, шакал вонючий. Нет тебе моей султанской милости!

И велел тут же, во дворце, удавить Инайет Гирея…

Бегадыр Гирей вскоре после прихода к власти казнил князя Петра Урусова и всех его людей, бросив их тела на ханском дворе. За что он казнил Петра Урусова, татарам не было ведомо. Но многие приближенные люди знали, что Урак-мурза Янарасланов, крещенный на Руси Петровым Урусовым, двадцать девять лет тому назад убил самозванца Лжедимитрия I. Боясь преследований и мести со стороны поляков и князей с боярами, он тайно бежал из Москвы к ногаям и стал при хане знатным человеком. Бегадыр Гирей сам не раз призывал его к себе и просил совета, как ему лучше поступить, чтобы поскорее захватить Азов.

Петр Урусов откровенно сказал хану: «Безнадежно брать Азов силой. Ты, хан, лучше набеги делай на Русь, тем и вынудишь сдачу города. Тем ты Азова не возьмешь, что придешь под крепость со всею силою. Мы николи и ничего Азову не сделаем. Пойди войною на Московское государство да постой в Руси осень-другую, и Азов отдадут тебе, и царскую казну, а в придачу получишь еще дорогие царские подарки. Я московские порядки знаю: я вырос в Москве. А будешь делать не так, то Азова у себя тебе, хан, не видать. Государь и казаки не отдадут его добром».

Хан, торопясь со взятием Азова, гневался на князя Урусова, с сердцем говорил, что он, Бегадыр Гирей, слушает султана и не может принять подобных советов.

Тем, кто выступал против похода под Азов, хан напоминал о судьбе крымских царей, оказавших неповиновение воле султана. «И я того не хочу, – говорил хан, – а велено идти под Азов, и я туда иду, хотя все мы там пропадем». Перед глазами Бегадыр Гирея была недавняя гибель хана Инайет Гирея.

Хану говорили князья и мурзы, что-де татарину под городом нечего делать, не городоимцы-де мы. Нам хотя худой деревянный городишко поставь, и то ничего нам с ним не сделать, а Азов – город каменный.

Князь Петр Урусов другое говорил:

«Вы похваляетесь Азов взять, да только не быть тому. Вы только украинских мужиков, жен их да детей из-под овинов волочите, и то приходите украдкой и обманом в безлюдное время, как приходил нурадын Мубарек Гирей царевич, когда русские ратные люди находились на службе под Смоленском».

Не нравилось то все Бегадыр Гирею.

Он хитровато призвал к себе Петра Урусова «для совета». Тот явился во дворец, и хан одним мановением руки приказал уничтожить его, потомка знаменитого военачальника в службе Тамерлана, Едигей Мангита, впоследствии владетельного князя ногайского.

В ту же ночь Бегадыр Гирей порубил мансуровских мурз, детей порубил в пеленках, улусы пожег и повелел всех беременных жен мансуровских, ногаевских мурз, которых захватил в плен, взять под арест «за пристава», чтобы узнать, «что они родят, мужеск ли пол или женск», чтобы затем уничтожить все вновь родившееся мужское поколение.

Бегадыр Гирей много перенял от братца – Джан-бек Гирея.

В Крыму были убиты два сына Петра Урусова.

Тщеславный и гордый Бегадыр Гирей домогался Азова.

– Положу я к ногам султана крепкий Азов-город, – с горячностью говорил Бегадыр Гирей…

Эта ночь прошла на Дону тихо. Нигде ни шороха, ни стука. На сторожевых курганах казаки пристально вглядывались в темноту. Нигде ничего не было слышно и видно.

Но лишь появились первые, самые ранние блики зари, казаки вдруг услышали далеко в степи знакомый звук – бой барабана единой палкой! По этому сигналу кони, тысячи коней, поднялись с земли, отряхнулись, зафыркали.

Татары окружили приученных к тихим ночлегам коней, облепили их словно саранча.

На сторожевых курганах казаки зажгли в сторону Азова предупреждающие огни. И там ударили в набат-колокол, грохнула вестовая пушка.

Прошел час, и в татарском несметном стане затрубил рог по-московски, как бы возвещая начало охоты.

Татары, тысяч сорок, быстро вскочили в седла. Знаменщики вышли с черными и червонными знаменами вперед. Бегадыр Гирей сидел гордо на золотистом коне впереди главного татарского полка. Взор хана был грозно устремлен на крепость.

Заиграл рожок, и татары двинулись к Азову открытой степью. За Бегадыр Гиреем, калгой Ислам Гиреем и нурадыном Сафат Гиреем развевались четыре татарских знамени: одно – красное с желтой китайкой, другое – черное с белой китайкой, третье – белой китайки с зелеными концами и черным конским хвостом, четвертое знамя было красное китайковое с золотым яблоком, писано по нему золотыми буквами по-арабски. Смысл этого знамени был особый, – если берет его с собой хан, то, значит, решил смело войти в чужую землю и разорить ее до основания.

За ханом вели десяток хорошо оседланных коней, связанных хвостами. За царевичами вели по пяти коней, тоже оседланных и связанных хвостами. У простых татар в запасе было по одному, по два коня.

За татарским войском волокли десять полевых пушек с необходимыми запасами… Войско – в бараньих шапках, в вывороченных шубах, в шерстяном одеянии. А дальше, позади, поскрипывали арбы. В них были впряжены высокие двугорбые облезлые верблюды, буйволы – везли бочки с пресной водой, с кобыльим молоком, с припасами.

В крепости еще раз грохнула главная вестовая пушка, и все казачье войско во главе с Михаилом Татариновым заняло боевые места.

В одиннадцати башнях все изготовились. Пушки наведены, ядра возле них уложены, запалы готовы.

Михаил Татаринов стоял на стене и зорко следил за движением татарского войска. Такого большого прихода давно не было. Со сторожевых курганов стали постреливать в одиночку, потом выстрелы посыпались чаще и чаще. С седел свалилось уже немало татар, но войско продолжало двигаться. Бегадыр Гирей въехал с калгой и нурадыном на самый высокий курган, войско остановилось у его подножия.

Татаринов велел изготовить запалы. Запалы задымились. В это время в татарском стане выбросили белый флаг.

– Не сдаются ли? – сказал Татаринов. – Или хитрят?

Запалы потушили. Возле Бегадыр Гирея появились три человека с белыми флагами. Они направились к крепости.

– А встретить их! – сказали атаманы.

Встретить вышли Алексей Старой, Михаил Татаринов, Иван Каторжный. С татарской стороны пришли послы крымского хана: Кеземрат Улак-ага и ногайские мурзы – Солтанаш-мурза и Оллуват-мурза. Послы заговорили по-татарски. Все три атамана татарский язык хорошо знали, но промолчали. Толмачи перевели:

– Крымский хан Бегадыр Гирей просит казаков вернуть ему Азов.

– А вы наперво объявите нам, который хан стоит у вас во главе войска?

– Бегадыр Гирей, – заявил Кеземрат-ага.

– А те двое? – спросил Татаринов.

– Его братья – Ислам Гирей и Сафат Гирей.

– А почто же к нам не приехал сам хан ваш Бегадыр Гирей? – спросил Старой.

– То было бы не по чину. Он может бывать на таких встречах только с равными себе. Вы-то не цари же!..

– Мы-то не цари. Мы атаманы, – сказал Татаринов. – Но с нами наш русский царь ведет беседу запросто. А ваш, ишь ты, гордыня…

– А почто ж он не послал к нам братьев своих? Боится? – спросил Алексей Старой.

– Крымскому хану бояться некого, – отвечали татарские послы.

– Да нет, боится, – сказал Старой. – Почто ваш Сафат Гирей творил дикое зло в украинских городах? Деревни многие пожег, людей несчетно побил, многих в полон поволок да хвастался: увел-де я сорок тысяч полона русского, хлеб пожег, посады разорил, скот угнал… То не забылось нами…

– То было вам за ваше азовское взятие! – отвечали послы хана.

– Да лжете! А до азовского взятия вы не ходили непрестанно воровать и опустошать Русь да наши казачьи городки?

– То делалось вольными, лихими татарами, – отвечали послы.

– Вы все вольные, лихие, – сказал Татаринов, – уши резать посланникам, брить бороды и усы казакам, баб наших в полон вести да продавать…

– О том нам не велено вести речи. То будет особая статья. Татары гораздо тужат об Азове… Пропало у нас ни мало ни много: треть всего государства; и простор, и воля в степи – все у нас отнято…

– О том мы и радели и старались как могли, – сказал Каторжный, – к тому и думка у нас была… Волю вы взяли больно широкую – торговать живым товаром.

– Да то и вы делаете, – говорили послы, – продаете вы турчанок, татарок, в жены их себе берете. И слова ваши все пустые… О деле говорите нам, атаманы…

– О каком же деле?

– Азов отдайте хану!

– Ишь ты, облакомились… – сказал Каторжный засмеявшись. – Сукины вы дети! Да мы помрем все, а Азова-города никому отдавать не будем. И одной кирпичины, и одного камня лущеного с крепостной стены не снимем! А возьмем еще себе в придачу к Азову-городу ваши крепости: Керчь, Кафу, Тамань, Темрюк; развалим ваш Перекоп, то наша давняя думка, – а если дело сладится, заберем еще Синоп, Трапезонд, доберемся до Стамбула и найдем, даже в утробе матери, вашего султана Амурата. Мы ему все припомним…

– Зачем же так нехорошо говорить, – стали сокрушаться послы, – мы здесь по мирному делу от хана, а не для драки с вами посланы.

– Нам и побраниться не грех в такую пору, – в шутку сказал Алексей Старой. – Но только знайте и хану то передайте: ваши головы наполнят доверху крепостные рвы, а города вам не видать как ушей своих. Идите, скажите хану, пускай он сам едет сюда, ему мы дурна не сделаем, уши не срежем, а говорить с ним, если захочет, будем… Нам есть что сказать…

Послы и толмачи татарские вернулись к Бегадыр Гирею, передали ему слова атаманов…

– Пойдите, собаки, – заявил хан своим послам, зло дернув поводья, – скажите атаманам, что я буду нещадно разорять Русь, жечь казачьи городки беспрестанно и до тех пор, пока казаки не покинут нашей крепости. Они лишили нас выгодной торговли, стали в нашем горле камнем. Я буду громить их по всем дорогам, лазам и перелазам, буду истреблять проезжающих в Азов для торга купцов, барышников… Я не дам им коней татарских покупать. Я закрою им путь в Москву!..

Послы и толмачи прибежали потные и красные к поджидавшим их атаманам и изложили гневное и горячее желание Бегадыр Гирея – иметь Азов.

– Не будет того! – сказали атаманы. – Не так мы слабы в воинском деле, как то думает хан. У нас хватит для него свинца и пороха…

Послы побежали обратно. Хан, услышав их сообщение, еще сильнее задергал поводья и закричал:

– Я хочу возврата не только Азова, но и всего захваченного в нем; они должны вернуть пушки, свинец, порох… Я требую, чтобы они снеслись со своим царем и тот бы указал им уничтожить и срыть до земли недавно построенные городки: Тамбов, Козлов, Верхний и Нижний Ломовы, Усерд, Яблонов, Ефремов…

Придерживая свои посольские платья, испуганные послы и толмачи побежали снова к атаманам. Атаманы, глядя на их вспотевшие, красные лица, засмеялись:

– Ну что вам попусту бегать взад да вперед?.. Чего еще крымский хан хочет?

Послы робко объяснили, толмачи перевели, кивая головами в подтверждение желания хана.

– Понимаем, – сказал Алексей Старой. – Азов для Крыма был обороной немалой. То была защита ваша! Теперь эта защита наша! Небылицы вы сказываете, что у вас-де взяли Казань, Астрахань! Того мы не ведаем, а Азов мы брали сами. До взятия Азова мы ютились в камышах, – подо всякою камышиною жило по казаку, а ныне нам бог дал такой город с каменными палатами да с чердаками, а вы велите его покинуть… Вскоре мы поставим еще новые городки: на Усть-Донце, в Раздорах, в других местах… До Перекопа всю степь возьмем… Да и брать-то в Перекопе нечего: четыре каменных стены развалены, камень и кирпич скреплены глиной и грязью, ров глубиной в три сажени, вал с московской стороны невысокий. Брать Перекоп ваш не хитрое дело. Бегите, объявите о том хану.

Побежали послы и толмачи к хану. И скоро опять вернулись, едва отдышавшись заговорили:

– Бегадыр Гирей согласен отдать вам безденежно всех полоняников, а вы ему отдайте Азов и его людей, которые у вас в плену.

– Не будет того!

Послы побежали к хану еще раз, и хан предложил казакам и атаманам заплатить за крепость особо.

Но и на это не согласились атаманы.

Бегадыр Гирей, озверев, пошел на штурм крепости и четыре дня бился под ее стенами. Людей потерял много, погубил все пушки, обоз и четыре своих знамени. На пятые сутки все было кончено. Братья хана Ислам Гирей и Сафат Гирей и сам крымский хан еле спаслись, побежав в Крым далеким кружным путем, минуя Конские Воды, Овечьи Воды, Молочные Воды, Черный Колодец, Гнилые Воды… У Молочных Вод казаки едва не схватили хана, сорвали с него саблю, сбили саблями походный шлем и перехватили запасных ханских коней.

Разбитое татарское войско вернулось в Крым не скоро.

Бегадыр Гирей, чтобы загладить перед султаном свою неудачу, отправил в Стамбул в подарок триста молодых полоняников. Султан был вне себя от злости и приказал всех их казнить, а Бегадыр Гирею – более не ходить под Азов без воли его.

Расправой над полоняниками султан Амурат хотел показать русскому царю, чем государство Русское рискует, сопротивляясь требованиям султана очистить Азов.