...По повелению короля, коронный гетман Николай Потоцкий отправился в объезд подчиненных провинций, чтобы своими глазами удостовериться, как соблюдает Хмельницкий пункты Зборовского договора.

Коронный гетман охотно отправился в путь уже потому, что имел свои замыслы, связанные с положением на Украине. Не раз по дороге, сидя в своей карете, окруженный многочисленным конвоем драгун, Потоцкий с упреком вспоминал канцлера Оссолинского, который, как полагал коронный гетман, был человеком недальновидным и к тому же не лишенным трусости. Разве не по милости Оссолинского пришлось заключить позорный мир под Зборовом (да – именно позорный, а не какой-нибудь другой) с этим схизматиком, который так дерзко вел себя на приеме у короля?..

Пусть кто хочет считает этот Зборовский мир почетным, но не он, коронный гетман, который благодаря здрайце Хмелю свыше года пробыл пленником татарского хана. Еще и теперь злоба охватывает коронного гетмана, когда он вспоминает эти дни. Как низкую тварь, как хлопа, отдал его проклятый Хмель после корсунского поражения татарскому хану. Больше половины наследственных имуществ пришлось отдать хану, чтобы добыть волю.

Да что имущество? Единственный сын погиб в страшных муках под Желтыми Водами. И вот теперь канцлер и трусливые сенаторы, чересчур осторожные советники его милости короля, только и твердят: «С Хмельницким надо жить в мире, ссора с ним грозит страшными последствиями...»

Жалкие люди! Не мир, и не мирные переговоры! Сабля и меч! Мушкет и пушка! Вот речь, с какою надо обращаться к Хмелю и хмелятам!

От староства до староства, от города к городу неторопливо двигалась карета коронного гетмана. Потоцкий останавливался в местах стоянок кварцяного войска, тщательно допытывался, что слышно, как ведут себя казаки, какие вести приходят из Чигирина. Все интересовало коронного гетмана. И он должен был признать: большой радости от того, что он узнал и увидел, не было.

«Что ж, тем лучше», – решил Потоцкий.

Его предсказания сбывались. Слишком легкомысленны были те, кто поверил посулам Хмельницкого, кто считал, что он сдержит свое слово в отношении сорокатысячного реестра.

Уже на обратном пути в королевство, возле Люблина, Потоцкого нагнал гонец с письмом от подкомория Млынковского из Бара.

Письмо это опечалило коронного гетмана и еще раз утвердило его в решении не давать никакой веры обещаниям Хмельницкого.

Подкоморий извещал, что казацкие отряды пришли в Шаргород, Винницу и Браилов. Намерений их разгадать нельзя, – писал подкоморий. Но коронный гетман эти намерения хорошо понимал: Хмель хотел держать свое войско поближе к границам, чтобы проклятым зельем бунта кружить головы посполитых и в нужный час быть поблизости от границ королевства. Подкоморий жаловался еще, что казацкие отряды повсюду выставили стражу, которая не позволяет шляхетным людям скупать хлеб в этих местностях, а купленное стража отбирает. Жителям Подолии стража запретила свободный проезд в Барское староство и не позволяет возить на ярмарки товары или что-либо иное. И на все жалобы подкомория казацким сотникам один ответ: таков приказ гетмана Хмельницкого.

Коронный гетман дважды внимательно перечитал письмо подкомория и даже улыбнулся. Нет, не с убеждениями и переговорами надо обращаться к зверю.

Снова объявить посполитое рушение. Только война могла усмирить развращенных хлопов и смыть зборовский позор.

В тот же вечер коронный гетман отправил из Люблина подробное письмо королю. Излагая действительное положение вещей на Украине, коронный гетман совершенно недвусмысленно писал:

«...Желают ли эти хлопы добра Речи Посполитой, не оживут ли они к весне вместе с Москвой – оставляю это глубокому суждению вашей королевской милости. Я же по этим поступкам вижу, что они хотят окончательно сбросить с себя ярмо подданства, и дай боже, чтобы не задумали установить линию между державою вашего величества и теми провинциями, которые они заняли, чтобы иметь отдельное от вашей королевской милости владение, как это все говорят. Хмель приманивает к себе всех хлопов. Уже хлопы к нему таборами идут. На пункты договора, ваше величество, надеяться нельзя. Если они такие верные подданные, и Хмельницкий верный и совестливый слуга, почему он так часто посылает послов к хану, подстрекая его на войну? Почему разных монархов и князей приглашает к союзу в войне? Почему обещает им уступить некоторые провинции? Я так понимаю, что из прирожденного своего лукавства он недоброе замышляет против вашей королевской милости. Но допустим, не предупреждая событий, – писал далее Потоцкий, – что Хмельницкий будет честным, памятуя о ласке и доброте вашей королевской милости, и захочет удержать чернь в повиновении. Как же он, спрошу вас, удержит ее, если у нее так раскатились колеса своеволия, что их никаким способом остановить нельзя? Разве у них один Хмельницкий? Их надо бы считать тысячами! Одного сегодня казнят – на его место выберут другого, – более способного, более умелого и при том такого, который будет держать их сторону. В этом я убедился под Кумейками: зимой уничтожил Павлюка – к весне появился Остранин. Разгромил я Остранина – в тот же момент избрали региментарем Гуню. Чума прибрала Кривоноса – на его месте Нечай, Морозенко, Богун. Все комиссии, сколько их ни бывало, никогда не кончались без кровопролития, и пока хлопство не увидит сильного войска с нашей стороны, и земля не окропится кровью, пока сабли не притупятся на их шеях, до тех пор, ваша королевская милость, это своевольство не угомонится и совестливыми хлопы не будут».

Письмо коронного гетмана прибыло в Варшаву и сразу же попало к канцлеру. Не найдя в нем ни одного слова о себе или намека, так или иначе направленного против него, канцлер поспешил отдать письмо королю. Надо сказать, что письмо достигло своей цели. Его прочитали также кардинал-примас и папский нунций Иоганн Торрес.

Если коронный гетман и знал, что письмо его найдет внимательных и прилежных читателей, то уж он никак не думал, что в числе их будет Хмельницкий. Но, может быть, внимательнее всех прочитал письмо Потоцкого именно Хмельницкий. И не один раз прочитал.

Копию этого письма добыл Малюга, и однажды Капуста положил в Чигирине перед Хмельницким смятый листок бумаги, привезенный из Варшавы на дне ящика с драгоценной венецианской посудой, которую прислал в подарок гетману бывший посол Венеции Альберт Вимина. Велико было бы удивление синьора Вимины, если бы он узнал, какое послание путешествует в его дубовом ящике под тяжелыми графинами и кубками. Но этого, кроме Малюги и купца, у которого была куплена посуда, никто не знал.

Только Капуста, рассказывая гетману, каким путем добралось это важное письмо коронного гетмана, пошутил:

– Не поблагодарить ли пана Вимину и за то, что в его ящике нашлось место для исповеди пана коронного гетмана?..

А Потоцкий, прибыв в Варшаву, убедился, что его люблинское письмо произвело большое впечатление на короля. Король согласился выдать указ на посполитое рушение. Речь шла только о сроках.