Формирование полка шло полным ходом. Арсеньев вставал в пять часов, а ложился, когда все уже спали, за исключением часовых и ошалевших штабных писарей, которые до рассвета переписывали и перестукивали списки, ведомости, характеристики, заявки, донесения, реляции и докладные. Теперь в штабном сарае, который за его размеры прозвали ангаром, отдохнуть было немыслимо даже в глухие ночные часы. Арсеньев перебрался в наскоро сооружённый для него домишко — нечто среднее между блиндажом и избушкой на курьих ножках, а в «ангаре» безраздельно властвовал Будаков. Он получил звание подполковника и, конечно, был назначен начальником штаба формирующегося полка. Начальником разведки был без колебаний назначен Земсков. Старший лейтенант не особенно обрадовался этому повышению, но он утешал себя тем, что все равно в штабе сидеть почти не придётся. Любому было ясно — до наступления осенней распутицы противник попытается прорваться к морю по дороге Шаумян — Туапсе. Это направление приобретало сейчас весьма и весьма серьёзное значение ввиду неудачи немцев при попытке прорвать фронт в районе Главного Кавказского хребта, где стояли войска Северной группы. Однако теперь, когда немецкие армии рвались к Волге и к нефтяным районам Северного Кавказа, не было никакой возможности дать Закавказскому фронту значительное пополнение в людях и в технике. Поэтому Верховное Командование очень одобрительно отнеслось к предложению генерала Назаренко о формировании полка РС на базе отдельного дивизиона. Назаренко рассчитывал главным образом на командные кадры, выросшие в самом дивизионе. Так он и доложил в Москве в Главном штабе гвардейских миномётных частей: «Если добавить техники и людей за счёт местных ресурсов, можно на ходу развернуть часть Арсеньева в полк из трех дивизионов двухбатарейного состава».

Каштановая роща преобразилась. Охотничьи тропки стали торными дорогами. Звенели пилы, стучали топоры, и с шелестом валились подрубленные деревья. Гуляев, снова в белоснежном накрахмаленном колпаке, покрикивал на новых помощников:

— Опять суп женили?!

— Так не хватает, товарищ старшина первой статьи…

— Что значит не хватает? Только отвернулся, а они — бах ведро кипятка в лагун! Ты где выучился такой экономике?

Всех надо было накормить. Потом, когда будут сформированы дивизионы, у них появится своё хозяйство, но пока будущий полк представлял все тот же отдельный дивизион, пополненный сверх штата чуть ли не вдвое техникой и людьми. С Черноморского флота прибыло полсотни моряков. Кое у кого нашлись старые знакомые. Прибыли люди и из сухопутных частей, но новых командиров почти не было. Вот когда оценил Арсеньев правильный курс Яновского на подготовку собственных командиров из сержантов и старшин. Занимались с ожесточением, выкраивая каждую минуту. Каждый человек либо учился, либо учил. Надо было готовить новые расчёты боевых машин. Кое-кто из новичков уже служил в частях РС, но в морском дивизионе сложились не только свои традиции, но и свои приёмы ведения огня. Жизнь внесла большие поправки в наставления, которыми руководствовались под Москвой. Теперь этот опыт следовало передать новым людям, чтобы не пришлось им снова открывать для себя то, что куплено было дорогой ценой прошедших боев.

Арсеньев волновался. Успеет ли он научить новых людей? Удастся ли создать из старых и новых тот крепчайший сплав, из которого должна состоять боеспособная часть?

Он высказал свои опасения Назаренко, когда генерал приехал посмотреть, как идёт формирование полка.

— Разбавили вы мою часть, товарищ генерал. Теперь у меня уже нет того «корабля», который действовал в степях как один человек.

Назаренко хмурился, пристально смотрел на нового командира полка, как бы желая убедиться, серьёзно ли говорит Арсеньев или так — прикидывается. Но Арсеньев говорил вполне искренне. Его смущала громоздкость новой части, обилие машин, возросший вспомогательный аппарат, а главное — недостаток времени. Полк уже значился в числе действующих частей. Боевого распоряжения можно было ждать в ближайшее время, но полка-то по существу ещё не было.

— Не надейся, Сергей Петрович, полностью закончить формирование до начала боев, — сказал Назаренко. — Один дивизион потребуем через день — два, а остальные будем вводить по готовности. А насчёт «корабля», так ты понимаешь сам: традиции остаются, а тактика меняется. Немцев мы через горные проходы пропустить не имеем права, хоть у них численное преимущество. А для этого надо встать стеной в ущельях, на перевалах, на дорогах. Манёвр тут ограничен, порой придётся действовать отдельными установками. Трудновато, конечно, но отступать больше не будем.

— Не будем, товарищ генерал!

— И помни: все три дивизиона должны быть не хуже прежнего. Командирам дивизионов давай побольше свободы. Разве нельзя полностью положиться на того же Николаева? Кстати о традициях. У меня для тебя подарок. Только не волноваться!

Генерал послал ординарца к своей машине. Тот вернулся через несколько минут с холщовым свёртком, аккуратно перевязанным бечёвкой.

— Держи — твоё! — Назаренко протянул свёрток Арсеньеву. Командир полка разрезал шпагат, развернул холст. Генерал следил за ним с лукавой усмешкой. Под холстом оказалось белое полотно, а когда Арсеньев развернул и его, на стол высыпался целый ворох чёрных шёлковых полосок. На каждой было написано золотом «Ростов».

Арсеньев долго молчал, погрузив руки в ленты. Генерал перестал улыбаться. Он тоже встал, как бы отдавая долг памяти тем, для кого были приготовлены эти ленты.

— Теперь помню, — сказал Арсеньев, — за неделю до набега на Констанцу я передал во флотское интендантство наряд на два комплекта лент для экипажа корабля. Их должно быть здесь четыреста пятьдесят штук. Откуда вы их взяли, товарищ генерал?

— Это подарок вам от Черноморского флота. Там гордятся вашей частью. Недавно на совещании у командующего фронтом в Лазаревской, где были представители флота, кто-то вспомнил об этих лентах, а я попросил передать их нам.

Арсеньев снова завернул дорогие для него ленточки в полотно и холстину. Только одну ленту он положил во внутренний карман своего кителя:

— Спасибо вам, товарищ генерал. Вы, наверно, даже сами не знаете, как много сделали для меня и вообще, и вот этим вашим вниманием сегодня.

Проводив генерала, Арсеньев пошёл по подразделениям. В сторонке он увидел группу бойцов, сидящих на поваленных брёвнах. Старший лейтенант Земсков объяснял им, как производить привязку огневой позиции. Земсков отложил карту, подал команду «Смирно» и пошёл навстречу командиру полка.

— Какие трудности, что мешает? — спросил Арсеньев.

Земсков доложил, что все идёт хорошо, вот только распоряжение начальника штаба о распределении бойцов бывшей дивизионной разведки по разным подразделениям кажется ему неправильным.

— Что вы предлагаете? — довольно недружелюбно спросил Арсеньев. Он не любил, когда ему жаловались. — Оставить всю вашу группу в полковой разведке, а в дивизионы не дать ничего?

— Нет, товарищ капитан третьего ранга. В дивизионах есть немало опытных разведчиков из бывших батарейных. Взять хотя бы группу Бодрова. А таких, как Косотруб, Иргаш, Журавлёв, надо, пока есть возможность, использовать всюду как инструкторов, но в бою эту группу не разрознять. Думаю, мы в полковой разведке сможем готовить разведчиков для дивизионов.

— Продолжайте занятия! — Арсеньев пошёл в штаб, где слово в слово повторил Будакову то, что сказал Земсков.

Будаков не пытался возражать. Он видел, что командир полка согласен с Земсковым. «Снова этот выскочка поставил меня в неловкое положение!» — подумал начальник штаба. Его антипатия к Земскову едва не прорвалась в неосторожных словах, но привычная манера сохранять внешность добродушного, беззлобного человека взяла верх:

— Будет выполнено, Сергей Петрович. Земсков-то — молодчина — и меня, и вас поправил. Ничего не поделаешь — для пользы службы!

Будаков не отказал себе в удовольствии распределить замечание Земскова между собой и Арсеньевым. «Пусть почувствует капитан третьего ранга, что Земсков подрывает не только мой авторитет, но и его!»

Арсеньев даже глазом не моргнул. Он вышел из штабного сарая и снова углубился в лес. В душе у него остался неприятный осадок.

По просеке шли быстрым ходом четыре боевые машины. Внезапно они круто затормозили и, одновременно развернувшись направо, подъехали к столбикам, едва заметным в траве. Слетели чехлы, заработали подъёмные механизмы. Лейтенант Баканов, наклонясь над буссолью, установленной на треноге, как обычно неторопливо, вполголоса отдавал приказания. Его слова повторяли командиры орудий.

Арсеньев стоял за деревом и смотрел. Никто не видел его. «Вот наше будущее наступление, — думал командир полка, — вчерашний командир взвода — увалень Баканов командует батареей, а Шацкий — командир огневого взвода. Эти люди сумеют и в полку поддержать честь Флага миноносца».

Командир полка следил за оживлённым внимательным лицом Баканова. Толстощёкий неповоротливый лейтенант подавал команды так чётко и уверенно, что, пожалуй, сам Арсеньев не сделал бы этого лучше. Конечно, в условном бою не трудно сохранять самообладание, но Баканов и его матросы видели уже не один десяток боев, а новички быстро приучатся в такой компании. Арсеньев и не заметил, как исчез у него в душе неприятный осадок, появившийся полчаса назад после разговора с Будаковым. Теперь ему было весело и легко. Он вышел из-за дерева и махнул Баканову:

— Продолжайте занятия!

Батарея, «отстрелявшись», покидала позицию. Арсеньев подозвал заряжающего с последней машины. Очень смуглый боец с детски-округлым лицом, покрытым первым пушком, стоял навытяжку перед командиром полка, не опуская руки, поднятой к пилотке.

— Вольно! Ваше имя и звание?

— Гвардии краснофлотец Газарян, первой батареи, первого дивизиона.

— Давно служите на флоте?

— Шестой день, товарищ капитан третьего ранга.

«А чувствует себя матросом!» — Арсеньев ещё раз осмотрел бойца с головы до ног. Кирзовые сапоги начищены настолько, насколько позволяет этот неблагодарный для чистки материал. Полинявшая, чисто выстиранная гимнастёрка аккуратно заправлена под ремень с флотской бляхой. Глаза смелые, но не нахальные. — «Каков ты ещё будешь в бою, голубчик?»

— Откуда вы прибыли в нашу часть?

— Из госпиталя, а раньше служил в противотанковом истребительном.

— Можете идти. Желаю успеха!

Краснофлотец побежал догонять свою батарею, а командир полка закурил папиросу и пошёл дальше. «Будет у нас полк под Флагом миноносца, — сказал он себе. — Настоящий полк моряков!»

Он вспомнил слова Яновского: «Даже если в части останется один моряк, даже если не останется ни одного, морские традиции будут жить, как живёт этот Флаг погибшего корабля!»