Глава XIII
КОМИССАРЫ
— Ну, выкладывай, по силе возможности, — сказал Порослев, усаживаясь в глубь кровати, почти на подушку.
Малеев недовольно нахмурился. “По силе возможности” не предвещало хорошего разговора.
Огородников шагал по комнате, безбожно скрипя новыми сапогами, на которые он сменил валенки.
— Два вопроса только, — сказал Малеев.
— Записал на бумажку, как я тебя учил? — спросил Порослев и поймал себя на мысли: “Чего я придираюсь к парню? Это все стаканчик первача”. Он внутренне собрался и настроился серьезно слушать.
— Первое — это выделение отдельной гаубичной батареи, — начал как мог спокойнее Малеев, но лицо его было вытянуто и напряженно. Это напряжение было искренне. Оно определялось серьезностью его отношения к делу. Но оно бросалось в глаза и засчитывалось как слабость, в особенности после этих несчастных событий в дивизионе. — Второе — о комсоставе на Виленском. — Почувствовав, что в комнате установилось ровное деловое внимание, Малеев продолжал уже смелее: — Боевое задание — сформировать отдельную батарею. Отправка на фронт по особому указанию. На фронте батарея развернется в отдельный дивизион на базе нашего запасного.
— Куда, на юг? — спросил Огородников.
— Не знаю. Все равно куда… На фронт, словом.
— Ты когда получил приказ? — спросил из угла, спружинившись, Порослев.
— Ну… — остановился Малеев, — три дня…
— Боевое задание, говоришь… Что сделал?
— Малиновский с адъютантом проект готовят.
— А у тебя план? Политическая часть имеет свой план?
— Я и пришел посоветоваться. Как будут инструкторы проект читать — дам свое мнение… Каких людей, каких лошадей, которые гаубицы.
— Это и есть план… Значит, у тебя своего проекта нет?
— Нет… еще нет, — растерянно сказал Малеев.
— Все ты по–домашнему. А ты о чем думал? — спросил Порослев Алексея. — Что же мы обсуждать–то будем?
Алексей вынул исписанный лист бумаги.
— Я мое мнение записал.
— А комиссару не показал? — вмешался вдруг Огородников.
— Показал, — тоскливо отозвался Малеев.
— Я предлагал разобрать на ячейке, — сказал Алексей. — Комиссар не согласился. Он считает: на ячейку нужно вынести согласованные с тобой материалы. Ячейка еще как следует не сколочена. Я согласился с комиссаром.
— Это верно, — подтвердил Малеев. — Мы хотели и тебя просить к нам на обсуждение приехать, Петр Петрович… по силе возможности… Вопрос первостепенной важности.
Порослев улыбнулся:
— Ну, все это хорошо, давай к делу. На ячейку ставить недоработанные проекты, конечно, незачем. Это оперативный вопрос. Но свое мнение партийная часть должна иметь, чтобы, проводя решения в жизнь, мобилизовать коллектив, чтоб за партийное мнение стояли все горой. Коней у нас все равно нет. С конями плохо. Каких дадут, на тех и поедут. Тут ничего не вымудришь. Гаубицы дать получше. На фронт. Чтоб стреляли безотказно.
— Так я и адъютанту сказал.
— Проверить тщательнее. За проверкой следить. Самим просмотреть паспорта. Амуницию, сбрую — все лучшее. Не жалей.
— И я так думаю. Мы еще наживем.
— Хватит у тебя добра–то?
— Всего, кроме лошадей, хватает. А я вот больше о людях думаю. Как я вспомню те дни…
— Это когда тебе шинель порвали?
— Когда пушки на штаб навели, — рассердился Малеев. — Как вспомню… Как этих людей на фронт посылать? Может, отобрать только лучших?
— А худших куда девать? Освободить, что ли? А лучшие что тогда скажут?
— А как же ты предлагаешь, Петр Петрович? — растерялся опять комиссар. — По силе возможности…
— Из камней кашу не варят. Если б трудовой народ не был за нас, нечего было б огород городить. А если мусор есть, нужно просеять. Заведомых контриков передать в штаб укрепленного района — пусть окопы роют. А остальных… Вот тут твоя работа, — обратился Порослев к Алексею. — Сколоти коммунистическое ядро. Привлеки сочувствующих, веди работу. Так всюду делают. Инструкцию штаба читал? При хорошей работе честных красноармейцев всех потянет в нашу сторону. Шатаются от слепоты, от кулацкой работы. А ты просвети, а кулаков изолируй.
Алексей кивал головой. Так и он понимает. Но ему всегда доставляло радость, когда в большую ясность приводилась сложная, запутанная обстановка. Слушая ораторов, он лучше всего запоминал те места в речи, где ясными словами освещались его собственные, еще не совсем упорядоченные или еще робкие мысли.
— Твоя работа, — продолжал Порослев, — передать новой части крепкий, организованный коллектив. Вот тут по человеку отбирать надо. Это половина дела. Человек двадцать коммунистов обязательно…
— Теперь о комсоставе, — начал опять Малеев. — Как батарея на фронте развернется в дивизион, нужно придать лишних командиров, чтобы потом…
— Ну, спецов у тебя хватает. В окно вижу — без дела болтаются.
— А кого?
— Сам как думаешь?
— По второму вопросу… — затруднился в чем–то Малеев. — Я хотел было осветить… Ты как думаешь? — вдруг внутренне загоревшийся, подошел он к кровати. — Наши спецы… вот тогда… приложили руку? Говори, Петр Петрович!
— Ты что таким петухом наскочил? Не поймал ведь никого.
— А я вот голову об заклад… по силе возможности… Не смейся, Петр Петрович. Руку отруби — имело место. А раз так — как такого послать командира?
— Не одного посылаешь, — отозвался из дальнего угла Огородников.
— А раз так, — твердил свое Малеев, — гнездо у них тут. Разогнать бы.
— Разузнать сперва надо, не тревожа, — высказал свою старую мысль Алексей. — Не тех погнать можно.
— Верно! — подхватил Огородников.
— А я бы, — вдруг робея и спадая с тона, сказал Малеев, — я бы самых вредных послал с батареей.
Он кого–то невидимого оттолкнул ладонью.
— Вот так поворот на полном ходу! — вскричал Огородников.
— Пушки лучшие. Коней лучших. Амуницию дефицитную, лучшую. А командиров — похуже? — спросил Порослев. — Здорово сказал!
— Здесь легче будет, Петр Петрович. Нам ведь еще сколько батарей сформировать. Адъютанта бы убрать… Много чище будет.
— Сказал! — рассвирепел Порослев. Он, волнуясь, закашлялся. — Инструкторов мы должны просмотреть здесь. Кто подозрителен — в шею. Найдем еще. Кто честно хочет работать — пусть докажет. Сверчков хочет — всякому видно. Синьков хочет. А если кто связан с белыми, тому найдем место… Как для нас находили. — Он тяжело задышал. — А ты — адъютанта на фронт. За твоим адъютантом сто глаз нужно. Понимаешь? Его отпустить нельзя. Может, это ниточка. Пойми, голова, “по силе возможности”. — Он стал нить из стакана теплую воду с парегориком, пузырек которого всегда валялся тут же на столе.
— Так список командного состава покажи мне. Принеси проект командира и свой проект, решим вместе.
— А как же у вас проекты приказов пишут? — спросил, подходя к столу, Огородников. — Где?
— Приносят. В кабинетах до ночи сидят. Дома, может быть…
— Прости меня, товарищ, — сказал Огородников, видимо смягчая свой голос усилием. — Мне сдается — ты неверный путь взял. — Он подошел вплотную к столу. — Нужно составить приказ или там список какой — пусть командир собирает кого хочет… Совещание… кого хочет привлекает. А ты — тоже тут. — Он положил тяжелый кулак на край стола, как печать. — Совещаются — а ты тоже тут. И он, — указал Огородников на Алексея. — Тут и все мысли на стол, — он разостлал пятерню на середине стола. — А то, может, они ездиют к кому… планы составлять… Почем ты знаешь? Дело новое. Раньше немногие своей охотой шли. И то не без греха. А теперь офицеры у нас — как из трубы…
Широкие жесты были у Коли Огородникова. От тяжелого плеча разворачивал крепкую руку. Порослев смотрел на него с любовью.
“Всегда в согласии!” — думал он, вспоминая империалистический фронт.
— …Чтобы командир помнил день и ночь, спал и думал, что есть у него комиссар. И будь ты для честного спеца другом, кровь свою за него пролей, если надо. Для шалтай–болтай будь примером. А для контрика который — грозой! Сложное дело.
— Я вот раньше тебя сказать хотел, — перебил его Порослев. — Вот карандашиком даже записал. Систему работы изменить надо, Андрей Андреевич. — Он внес, какую мог, теплоту в свою фразу. — Все мы неучены. Учиться надо. Верно Коля говорит. Все надо знать, следить. С каждым свое обхождение. Чтоб линию гнуть одну — на укрепление Красной Армии.
— Эх, выпили бы за нашу Красную Армию! — оглядывая пустую бутылку, сказал Коля Огородников. — Да вот нечего.
— Придется попоститься, брат, — сказал Порослев. — У нас спирт — дефицитный товар. На артиллерийские нужды не хватает.
— Я бы только за Красную Армию. Я, брат, в Калуге комиссаром был. Ни одной капли, — он показал сустав большого пальца. — День и ночь себя помнил. А потом в трезвость втянешься и забудешь… И оно действительно… Хлеба не хватает, а тут пшеницу на самогон. Я за этот самый самогон брата с невесткой отчитал. Перья летели. Ну, а раз сделано — выпить надо…