Книга: Трое обреченных
Назад: Понедельник, 24 мая. Офис агентства «Профиль»
Дальше: Среда, 26 мая. Офис агентства «Профиль»

Вторник, 25 мая. Офис агентства «Профиль»

На работе с раннего утра было гадко и неуютно. Гуляли сквозняки. По унылым помещениям, где с вечера на скорую руку сотворили видимость порядка, бродили похмельные сотрудники и со стоном приводили офис в божий вид. Олежка Лохматов таскал за собой бутылку минералки, уровень которой стремительно падал. Екатерина искренне недоумевала, почему не может быть хорошо просто так — а только за счет чего-то: в частности, вчера было хорошо за счет сегодняшнего утра. Любаша — с лицом, как перед расстрелом, стояла на коленях и с методичностью робота-манипулятора перекладывала бумажки. Вернер опоздал — на сорок две минуты, пятнадцать секунд. Но виноватой физиономия не выглядела.
— Улица Фабричная вымыта пивом, коллеги, — объявил он с неуместной торжественностью и пафосом. — «Газель» хлобыстнулась в грузовик, груженный «Крюгером». Пострадавших нет, но ситуация, что ни говори, трагичная.
Коллеги с неприязнью покосились на опоздавшего.
— А мы любили его, как отца, сына и святого духа, — вздохнула Екатерина.
— Ну, подумаешь, опоздал, — рассердился Вернер. — Меня вчера, к вашему сведению, менты таки прибрали. У родного подъезда — уже руку протягивал, чтобы дверь открыть — а они и выходят. Опера, пэпээсники, штатские… Соседа по площадке тащат — беда к соседу пришла с понятыми. Доворовался, гад. Я и говорю ему: «Здрасьте, мол, Савелий Сидорович, неплохая ночка? А утро-то какое будет…» — А те, не разбираясь — и меня — в воронок с горизонтальной загрузкой… Потом, правда, отпустили, разобрались, опера еще извинились, но пэпээсники тряхнули качественно. Денег пропало — пятьсот рублей, пачка презервативов, шарики из кремния. Умеют же обыскивать, фокусники — не подкопаешься. А что, говорят, мы не брали, не было у вас никаких пятисот рублей…
— «Справочник необходимых знаний» не пропал? — забеспокоился Максимов.
— Нет, на месте знания, — успокоил Вернер. — Ментам не надо — они и так все знают.
Закончив чаепитие с крохотными сдобными печенюшками (Лохматов презрительно называл их «пищевыми добавками»), сгрузили посуду Любаше, и Максимов строго обозрел подчиненных. Проверку похмельем с горем пополам одолели.
— Итак, трудоголики вы мои недоделанные, не пора ли заняться делом?
— Работы нет, — насторожился Вернер. — Незабуд уже рассчитался.
— А чего нам это стоило, — пробормотал Лохматов.
— Очень хорошо, — злорадно улыбнулся Максимов. — Пока отсутствует толковая работа, займемся мелочовкой. — Он выбросил на стол фотографии незнакомки, произведенные Пантюшиным. — Сколько этот гриб сушеный предлагал нам за работу?
— Десять тысяч, — вспомнил Лохматов.
— Девять, — поправила Екатерина, — рублей. Этот гриб сушеный, как верно выразился Константин Андреевич, вспомнил, что десяти у него уже нет. А ты что, Костик, серьезно?.. — Екатерина замолчала, недоуменно захлопав пушистыми ресницами.
— Не люблю, когда из меня делают тварь бессловесную, — объяснил Максимов. — В деле существует интрига — это возбуждает. Да и вам нельзя позволять лениться, коллеги. Вот они — три составные части моей мотивации.
С этими словами Максимов подъехал на стуле к компьютеру, открыл папку «Фигня» в папке «Отстой» (забурили, конспираторы…), отыскал адресную книгу и отстучал фамилию Пантюшин. Последних в гигантском мегаполисе оказалось сорок восемь человек. Из них шестнадцать благополучно проживали на левом берегу.
— Замечательно! — вскричал Максимов. — В этой хваленой краденой программе у половины обитателей города отсутствуют паспортные данные.
— Китайская программа, — пискнула из приемной Любочка.
— Подумаешь, — фыркнул Олежка Лохматов. — В отделе разрешительной системы Ленинского РОВД компьютерная база — вообще двухтысячного года. И ничего, работают…
— Благодарите бога, что хоть у половины имеются паспортные данные, — загундел Вернер. — Скоро на пластиковые паспорта перейдем — вот тогда и взвоете.
— Ты о чем? — не поняла Екатерина.
— А вы не слышали? — удивился Вернер. — Готовится новый обмен паспортов — на пластиковые карточки. С полной биологией: отпечатки пальцев, фото радужки глаз. Совмещаются с компьютером. Создается офигенная база данных, куда нас всех и запишут.
— А зачем? — не понял Лохматов.
— Нормальный вопрос, Олежек. У меня их накопилась целая туча. За сколько дней до обмена вся эта база данных поступит в свободную продажу? Через сколько дней после обмена появятся «турбюро», где можно будет купить новую карточку — с вашими пальцами, радужкой и на любое имя? Сколько потребуется МВД, ФСБ, ФСО и прочим лавочкам компьютеров, оснастки, периферии и программистов, чтобы хоть как-то проверять предъявляемые документы? Кто помешает этим самым программистам делать маленький бизнес на «изменениях» и «дополнениях» базы? И сколько, наконец, народа не попадет на поезда, пароходы и самолеты только лишь из-за того, что компьютеры железнодорожных, авиационных и пароходных касс глючат и сбоят?..
— Могли бы татуировками обойтись, — ухмыльнулся Максимов. — Нас уже столько раз пересчитывали…
Фото женщины на фотографиях Пантюшина здорово притягивало. Максимов вновь подвинул к себе снимки и начал внимательно изучать изображение. Фотографом Пантюшин, возможно, был и неплохим, но неподвижные объекты — в данном случае елочка — у него выходили лучше. Женщина расплывалась. Сказать о ней можно было лишь немногое. Она не старая — возможно, тридцать с гаком. Больная — или жизнь не балует. Небогатая — или сознательно доводит себя до истощения, а в качестве усиления страдания рядится в некрасивые балахонистые одежды. Следит за собой из рук вон плохо…
— Соображения, коллеги, — Максимов бросил снимки на край стола. Закурил и выжидающе уставился на сотрудников.
— Обрати внимание на фрагмент резной ограды. Уголок афишной тумбы, край плаката с буквами «Я» и «мягкий знак». Обрывок аварийного здания, которое не побоюсь назвать театром Музыкальной комедии. В нем вчера давали «Летучую мышь», — заявила ни разу не замеченная в театральных пристрастиях Екатерина.
— Там всегда дают «Летучую мышь», — пробурчал Олежка.
— Неправда, — встрепенулся Вернер. — Могут в качестве разнообразия запустить «Сильву». Или «Женитьбу Бальзаминова». Или «Веселую вдову» Легара. Но ассортимент не блещет — тут Лохматик прав.
Екатерина терпеливо переждала.
— Можем сделать вывод, что снимки произведены в Центральном парке. За спиной фотографа — кафе, аттракционы и прочие увеселительные заведения.
— Я скажу вам больше, коллеги, — не без гордости заявил Вернер. — Если речь идет о трех последних днях, что, кстати, косвенно явствует из бормотания Пантюшина, то снимок могли сделать только вчера, в понедельник: обратите внимание на белые облачка. А до этого погода несколько дней отличалась редкой безоблачностью. Тень от дерева — небольшая. Стоит предположить, что дело происходило в районе полудня. Есть вопросы, командир?
— Вот и флаг тебе в руки, — обрадовался Максимов. — Дуй в Центральный парк и принеси мне информацию. Два часа.
— Хорошо, командир, — покладисто согласился Вернер, сообразив, что Центральный парк — не самое позорное место для работы.
— Только не вздумай налегать на мороженое и женщин, — строго предупредил начальник. — Вот кончишь дело — тогда и гуляй смело.
Спровадив Вернера, Максимов позвонил Шевелеву в ГУВД и по старой дружбе попросил выяснить, не объявлялся ли прошедшей ночью в городе труп по фамилии Пантюшин. Нет, сообщили по прошествии времени работники полиции, труп по фамилии Пантюшин в городе не объявлялся, однако может объявиться труп по фамилии Максимов — если не перестанет лезть в чужие дела и отвлекать работников от важных дел.
Последнее стало своего рода ритуалом.
— А ведь этот заморыш, помимо собственной, упоминал еще одну фамилию, — задумчиво поведал Олежка. — Помните эту странную фразу: «Не верите мне, спросите… имярека, он подтвердит»?
— Точно, — воскликнул Максимов. — А какая фамилия у этого… имярека?
— А я откуда знаю, — фыркнула Екатерина. — И не смотри на меня в упор, у меня память птичья.
— А как бы вспомнить?
— А мы не знаем, — развела руками Екатерина.
— Связанное с «Милки-вэем», точно, — поскреб макушку Лохматов. — Я подумал еще тогда: фамилия напрямую связана с шоколадным батончиком «Милки-вэй»… Надо же, не помню.
— А что такое «Милки-вэй»? — тупо спросила Екатерина.
— «Молочный пудинг», — блеснул Максимов.
— «Млечный путь», — поправил Лохматов.
— Боже мой, какая дикая необразованность! — патетично воскликнула приемная. — Эх, вы, горе-сыщики! В одно ухо влетает, в другое вылетает! Млечников! Анатолий Павлович Млечников! Уйду я от вас! Безнадежные вы!
— Любочка! — восторженно завыл Лохматов. — Ты гений! Это потрясающе!
— Да-да, — плотоядно заулыбался Максимов. — Давно пора Екатерину переводить в секретари, а секретари…
— В Екатерины! — загоготал Лохматов. — А что, Константин Андреевич, это прекрасная идея. Как в «Граде обреченном» у Стругацких, помните? Сегодня он мусорщик, завтра солдат, послезавтра президент. А вот вас на пару дней можно назначить Вернером, мне кажется, Вернер не станет возражать…

 

Как выявила дальнейшая проверка, в городе проживали два Анатолия Павловича Млечникова, один из них оказался грудным младенцем, а другой — достаточно взрослым тридцатисемилетним мужчиной — директором частной фирмы «Металлик» по продаже инструмента и каких-то современных технических железок. «Очень странно это, — озадачился Лохматов. — Информация о фигуранте достаточно полная. Не поленились эфэсбэшники. А зачем им это, собственно, надо?» И тут же кинулся в Интернет, выкопал рекламную информацию по фирме «Металлик» и торжественно вручил Максимову распечатку. Фирма занималась продажей всевозможных чудес света: от банальных дюбелей и шурупов — до модифицированных мини-тракторов. Эти смешные машинки производили в Омске специально для страны Ким Чен Ира (ступеньки пониже, второе сиденье в кабине — для проверяющего), да, видимо, хватили лишку и произвели больше, чем в Корее трактористов. А располагалась фирма всего лишь в нескольких кварталах от агентства «Профиль». «Грешно не наведаться», — выразил общее мнение Максимов.
Реальность оказалась много проще. Рекламный проспект, мягко говоря, не соответствовал истине. Иными словами, господин Млечников в этой жизни не благоденствовал. Но и не собирался завтра загнуться. Магазин «Металлик» располагался на втором этаже большого кирпичного здания — над кондитерской лавочкой, мебельным и косметическим салонами («Грильяж, трельяж и макияж», — прокомментировал Лохматов) и ниже заведения «оздоровительного массажа» с чарующим названием «Лунное сияние» («Любой каприз за ваши деньги», — прокомментировала Екатерина). О том, что в этой жизни хозяин магазина не всегда был бедным, сообщала отделка витрин (большинство из которых пустовало) и помпезный памятник «неизвестной» фрезе — диаметром не менее двух метров — застывший посреди торгового зала.
В отделе крепежа и мелкой слесарной оснастки отиралась пара покупателей. В других отделах даже продавцов не было. Екатерина засмотрелась на скучающего охранника, Лохматов втихомолку хихикал, разглядывая витрины (еще бы не хихикать: фирма «OSRAM» производит светильники, немецкий «PERDUR» — всевозможные сверла). Максимов деликатно подтолкнул Екатерину к охраннику.
— Сходи-ка, проясни, где директор и как к нему без шума подобраться.
Ждать пришлось довольно долго. О каких дрелях и отвертках беседовали охранник с Екатериной, осталось в тумане. Спустя убийственную вечность, после обмена телефонами, пылающими улыбками и негромкими, но страстными словами, Екатерина наконец подала знак. Подтянутый охранник, поедая ее глазами, машинально подвинулся. Образовался узкий коридор в служебные помещения.
В директорской каморке за портретами мотоблоков и пил «Сандвик» сидел круглолицый человек в костюме, с бледными завитушками на лысине, потел и всем своим видом выражал цитату из Достоевского: «Живу, как желудь — не знаю, какая свинья съест». А если посмотреть абстрактно, он здорово напоминал хомяка с грыжами обеих щек.
— Анатолий Павлович? — вежливо осведомился Максимов.
Директор напрягся.
— Как вы сюда попали? Почему без разрешения?
— Позывные забыли, — объяснил Лохматов.
Максимов критически обозрел кабинетик. Не всякая бедность — форма высокоорганизованной материи.
— Позвольте… — совершенно запутался директор. — Вы оптовики? Но я сегодня никого не жду, меня не предупреждали, у меня денег нет… Вы из полиции? — последние слова дались с неимоверным трудом.
— Успокойтесь, Анатолий Павлович. — благодушно улыбнулся Максимов. — Не думаю, что вами заинтересуется полиция или, скажем, налоговое ведомство. Бедненько живете. Как же вышло так, Анатолий Павлович? Люди в вашем возрасте «Челси» покупают… Извините за невольную шутку — мы частные детективы.
Предъявив лицензию, он аккуратно сложил ее (кормилицу) и убрал в портмоне. Директор «Металлика» взорвался:
— Да что вы тут комедию ломаете? Вас никто не звал — извольте убраться!
По переносице господина Млечникова стекала жирная струйка пота. Не дожидаясь, пока она превратится в увесистую каплю на носу, Максимов скромно поинтересовался:
— Вам что-нибудь известно о человеке по фамилии Пантюшин?
Млечников пытался совладать с прогрессирующей трясучкой.
— Ничего не известно. — Он резко махнул головой — капля сорвалась от носа и взорвалась на столе. Лохматов машинально попятился.
— Странно, — удивился Максимов. — А ему о вас известно. А знакома ли вам женщина… — Максимов чуть помедлил и довольно приблизительно описал особу, руководящую налетом на агентство. При первых же словах Млечников втянул голову в плечи и уже не вытягивал. Физиономия покрывалась серыми пятнами.
— Уходите немедленно… — пролепетал он. — Иначе я вызову охрану…
Максимов не стал огорчать бедолагу известием, что с охраной уже налажено тесное взаимовыгодное сотрудничество.
— Очень жаль, Анатолий Павлович, а мы могли бы вам помочь. — С любезной улыбкой он раскланялся. — Ну что ж, до новых встреч. Надеюсь, в следующий раз вы не будете трястись от ужаса. Пойдемте, коллеги, что-то душно становится в этой клетушке…
— Постойте, — решился Млечников. Видно, страх остаться одному задавил прочие страхи. — Вы ведь частные детективы, верно?
— А как вы догадались? — изумился Максимов.
— Кончайте издеваться, — Млечников судорожно поморщился. — Вы не могли бы… выполнить для меня одну работу?
— Могли бы, — гордо сказал Лохматов. — Но мы не помогаем бедным. Для этого существуют благотворительные фонды и районные отделы социального обеспечения. Обратитесь туда.
— Я могу заплатить… — Хомяк с отвислыми щеками внезапно позеленел. — Полторы… нет, две тысячи долларов вас устроят?
Максимов соорудил на лице брезгливость — дескать, видали суммы и покрупнее. Но, в принципе, вера в чудотворный лик Бенджамина Франклина, невзирая на некоторую неустойчивость последнего, непоколебима. Он замялся на пороге.
— Слушаю вас, Анатолий Павлович.
— Я хочу, чтобы вы нашли мне одну женщину… — Млечников суетливо затискал ручонки. Затем он расстегнул помятый пиджак и вытянул из внутреннего кармана рваное фото. Вернее, огрызок фото. — Возьмите, — протянул Максимову. — Вы должны вычислить ее местонахождение, доложить и забыть. Никаких вопросов. Никакого копания в прошлом. Только местонахождение. Доложить и забыть. За две тысячи долларов.
Он видел, как Олежка с Екатериной украдкой ухмыляются. За ту же самую работу Пантюшин предлагал девять тысяч «деревянных». Ощутимый прогресс.
А работа действительно была аналогичная. С огрызка фото на озадаченных детективов смотрела улыбающаяся женщина. От мужчины, к которому она доверчиво льнула, осталось лишь плечо. Остальное безжалостно оторвали. У женщины роскошные вьющиеся волосы, ямочки на щеках, придающие овальному загорелому личику невыносимую притягательность. Серые глаза, смотрящие с лукавинкой, губки — чуть припухшие, разомкнутые — словно собиралась что-то сказать, но до окончания работы фотографа решила повременить.
Безусловно, это была одна женщина. Еще не повзрослевшая, не избитая жизнью, не измученная худобой и безденежьем. Потрясающая фотогеничность. За спиной женщины просматривался фрагмент арки из одной комнаты в другую. Отделка темным деревом позволяла предположить, что обстановка в квартире достаточно солидная.
— Снимок сделан десять лет назад, — утирая пот, поведал Млечников. — В нынешний момент эта особа… немного изменилась. Вы сможете найти ее адрес? Существуют же какие-то программы, базы данных…
— Существуют, — согласился Максимов. — Но проникнуть в эти базы трудоемко и накладно…
— Я оплачу расходы, — скрипнул жадностью Млечников.
— Имя женщины? — суховато произнесла Екатерина.
Млечников заметно напрягся.
— Ее звали… Лида.
— Звали?
— Да…
— Фамилия?
— Н-не знаю…
— Издеваетесь? — вкрадчиво осведомился Олежка.
— Послушайте… — Похоже, Млечников окончательно вступил в разлад с логикой и реальным миром. — Вы не могли бы обойтись без этого? Люди меняют фамилии, как перчатки — я уверен, что и эта женщина, перед тем как начать творить зло, поменяла фамилию.
Сыщики озабоченно переглянулись. Еще немного — и директор «Металлика» скатится в патетику. А там и до поэзии рукой подать.
— Кто она? — потребовал Максимов.
Млечников меленько и очень даже гадко затряс головой. Плевать он хотел на собственное униженное достоинство — даже в глазах привлекательной дамы. Не хотел он сообщать подробности обросшего быльем дела. И от липкого страха не мог избавиться.
— Биография разыскиваемого объекта? — жестко гнул Максимов.
Нет ответа.
— Причины поиска?
Нет ответа.
— Какое вы имеете отношение к этой женщине? Ваша родственница? Коллега? Соседка?
Нет ответа. Клиент упорно отказывался предоставить информацию. Наотрез. Просто найти. Неизвестно кого.
— Это срочно надо, вы поймите… — потрясал потными ручонками директор. — Дело крайне безотлагательное… У меня осталось три дня… если вы не сделаете за три дня, я пропал… Она находится в этом городе — я знаю…
Пантюшин говорил про четыре дня. Вчера. Совпадение настораживало. Любопытно, что за Апокалипсис случится на четвертые сутки?
Решение Максимова повергло несостоявшегося клиента в глубокую прострацию. Ему и в голову не приходило, что можно отказаться от двух тысяч долларов.
— Сердечно извиняемся, — с иезуитской улыбочкой сказал Максимов. — Вы сделали все возможное, Анатолий Павлович, чтобы мы отказались от вашего предложения. Искать пустое место не обучены. Всего вам доброго. Пожелаете сообщить полезную информацию — милости просим. Казакова, шестнадцать. Впрочем, фотокарточку мы, пожалуй, заберем. Не возражаете? Красивая женщина.

 

В кафе «У Сильвера и Флинта» в разгар рабочего дня было тихо и комфортно. Пираты-завсегдатаи пребывали на рабочих местах. Покачивались разрисованные кровавыми брызгами шторки. В настенных аквариумах сновали декоративные пираньи — красиво дополняя обломки кораблекрушений и скелеты погибших корсаров. Стилизованные под черепа настенные светильники создавали уютный могильный полумрак…
Придя к печальному выводу, что похмелье организовано из рук вон плохо, Максимов завел сотрудников в первое попавшееся заведение и разрешил расслабиться. «Дешевый популизм, — обязательно съязвил бы Вернер. — Он знает, на чем нас купить».
Но Вернера в честной компании сегодня не было.
— Кстати, где у нас сегодня Вернер? — опустошая первую кружку, осведомился Максимов.
Екатерина постучала воблой по салфетке.
— Проблемы, Костик? В Центральном парке сегодня Вернер — там музыка играет и пиво под каждой сосной. А кто его туда отправил?
— Я все отчетливо помню, — поморщился Максимов. — И попрошу без гадких намеков.
Приблизился зевающий официант — в потертом камзоле и с повязкой на левом глазу. Забрал пустую кружку, доставил полную, зловеще осведомился, не понадобится ли что-то еще.
— Спасибо, вас призовут, — поблагодарил Максимов.
— Интересно, он на самом деле одноглазый? — задумался Олежка, провожая глазами сутулую фигуру.
— Хорошо хоть, не слепой, — засмеялась Екатерина.
— Зря смеетесь, Екатерина Сергеевна. При организации ЦРУ, между прочим, в буфетчики штаб-квартиры нанимали исключительно слепых и слабовидящих — для обеспечения строгой секретности.
— А в пабах Старой Англии до сих пор приделывают к кружкам свистки — для вызова разносчиков, — вспомнил Максимов. — Вот только в России такое новшество не приживется — у нас хоть засвистись.
Вернер на звонки не отвечал. То ли нагло игнорировал, то ли под землю забрался. В конторе отозвалась бессменная Любаша (Максимов устыдился — гуляли вместе, а опохмеляются — сами).
— Ах, это вы, Константин Андреевич, — не очень бодро проворковала Любочка. — Скучно тут без вас. И клиент сегодня не идет… Не звонил ли Вернер, говорите? Ах, звонил, еще как звонил. Вертится, как заведенный, уйму работы переделал. Спрашивал, не являлись ли вы в контору.
Про наличие сотовых аппаратов у каждого детектива Вернер, видимо, решил забыть.
— Ага, все-таки он вертится… — пробормотал Максимов. — Передай этому кадру, Любаша, если снова позвонит, — безумно хотелось бы его услышать.
— Ага, — хихикнула Любаша. — Если он еще не слишком пьян.
Вернер позвонил после второй добавочной кружки. Судя по бодрости духа, времени даром он в парке не терял. Во всяком случае, совмещал работу с полезным.
— Докладываю, Константин Андреевич. Твое задание перевыполнено. Проведена уйма полезной и бесполезной работы. Добрый человек, сидящий в парке у игральных автоматов и собирающий пятачки, вспомнил вчерашнюю женщину. Она за кем-то следила — в этом он уверен абсолютно, поскольку тридцать лет прослужил в органах и умеет отличать следящего человека от праздношатающегося. Ориентировочное время — одиннадцать сорок пять. Стройная, в черных очках, бесцветные длинные одежды. Большое родимое пятно на левом запястье — по нему и запомнил. Рукава у дамы короткие, понимаешь? Еще ходить на шпильках не умеет. Или туфли тесные. Дошла до конца аллеи, отошла за елочку. А потом как-то неуверенно — обратно. Боковой выход из парка, а за ним остановка — напротив Академии госслужбы. Как раз автобус подходил — частный «пазик». Номер человек не запомнил, но борта разрисованы рекламой какой-то чистящей дряни. Автобус желаний, одним словом. Женщина метнулась к выходу из парка — чуть ногу не подвернула. Скинула туфли, зажала их в руках и побежала на остановку. Успела запрыгнуть в автобус — и уехала.
— И это все? — на всякий случай уточнил Максимов.
— Так точно, — не смутился Вернер. — Не запомнил человек с пятачками номер автобуса — не казнить же его. В другой раз запомнит… Ты сам посуди, Константин Андреевич, много ли в городе частных автобусов, идущих мимо Центрального парка и разрисованных рекламой какой-то чистящей дряни?
Всего лишь вопрос времени. Но у кого из сотрудников это время отнять — вот в чем вопрос.
— После обеда — сбор в офисе, — сухо сказал Максимов и прервал связь.

 

Камера бесстрастно фиксировала: в детективное агентство «Профиль» поднимается нежелательный субъект. Женского пола. Эту новость с вытаращенными глазами принесла из приемной Любочка, в обязанности которой входило не только пребывание за секретарским столом, но и редкие подглядывания в монитор.
— Это она, Константин Андреевич! Та самая стерва, что учинила нам погром!
— Одна? — поднял голову Максимов.
Любочка сглотнула.
— Вроде одна. И одета как-то не так…
— А чего орешь, как выпь? Может, она извиниться пришла?
— Я ей щас такого извинюсь! — взметнулся вместе со стулом Вернер. — Я ей щас такого пистона вставлю! Она узнает у меня, что такое настоящий беспредел!.. Да у меня такие связи — она до Кулунды будет бежать без остановки, боясь оглянуться…
— А я ей лично ноги укорочу, — клятвенно заверила Екатерина.
— А я — морально уничтожу, — примкнул к храбрецам Олежка.
— Какое твердое единство, — восхитился Максимов. — А теперь слушайте мою команду, господа самоубийцы. Любочке — отпереть дверь и сидеть тихо, остальным — уйти вон в ту каморку и до особого распоряжения — не чихать. Нарушители режима лишаются премии.
Самое любопытное, что желающих ослушаться не нашлось. В ту секунду, когда в дверь робко позвонили, за Вернером, плетущимся в арьергарде, уже закрывалась дверь.
Визит обещал много любопытного. Но больше всего Максимова интриговало, СКОЛЬКО в состоянии предложить дама.
В отличие от вчерашнего, она была настроена миролюбиво. Поднимать сотрудников в ружье не имело смысла. Сидела напротив, излучая холодную любезность, одетая неброско, волосы распущены — и практически ничем не напоминала вчерашнюю фурию, готовую растерзать детективов. В принципе, она была привлекательной женщиной. И уж, конечно, не глупой.
Впрочем, улыбка давалась ей с трудом. В глубине отчаянно выразительных глаз таилась тревога.
— Надеюсь, продолжения не ожидается? — неловко пошутил Максимов. — Как видите, мы уже успели навести порядок.
Дама сдержанно кивнула, давая понять, что и шутку, и ее неуклюжесть она прекрасно понимает. После чего извлекла из кожи лично замученного крокодила курительные принадлежности, прикурила (Максимов даже не почесался, чтобы опередить с огоньком).
— Прошу простить за недоразумение. — Дама глубоко затянулась, стряхнула пепел в обнаруженную на столе пепельницу, еще раз забралась в сумочку и выложила перед Максимовым конверт. — Здесь тысяча долларов, уважаемый сыщик. Компенсация за, так сказать, моральный и материальный ущерб. Надеюсь, хватит?
— Должно хватить, — согласился сыщик. — За, так сказать, компенсацию. Приятно сознавать, что сохранились еще на свете совестливые люди.
— Мы ошиблись, — кивнула женщина. — Пантюшин не приносил вам того, чего не должен был. С ним уже поговорили.
— Он живой?
— А почему нет? — Дама удивленно вскинула лихо загнутые брови. — Вполне живой и невредимый. Я же говорю — произошло досадное недоразумение, за что и прошу меня простить.
А дальше произошло то, чего он с нетерпением ожидал. Но сначала дама покрутила головой, принюхалась и с подозрением спросила:
— Мы одни?
— Одни, — решительно изрек Максимов.
— Но в приемной на вешалке три ветровки…
— Не обращайте, — отмахнулся Максимов. — Бутафория. Они всегда там висят. Можете проверить, — он кивнул на дверь в кладовую, за которой притаились три сереньких зайчонка.
Но дама предпочла не подниматься. Она достала из сумочки фотографию и положила перед сыщиком.
— Я нанимаю вас, чтобы вы нашли мне эту женщину.
— Почему меня? — Максимов осторожно придвинул к себе фотокарточку. Снимок явно не новый — края затерты, уголок надорван. Но качество неплохое. Хвойный лес, палатка, улыбчивый барашек на рогатинах. Женщина явно позирует. Свитер под горлышко, волнистые волосы по плечам. Ей сегодня хорошо и привольно. Она молода и почти счастлива. Отличная штука — жизнь. Тем более если львиная ее часть — впереди.
— У вашего агентства приличная репутация. — Дама подумала и усмехнулась. — К тому же зачем ходить в другое агентство, если мы уже знакомы?.. А теперь о деле. Этот снимок сделан десять лет назад. Человек, на нем изображенный, сильно изменился, но вполне узнаваем. Данная особа проживает в городе — информация достоверная. Найдите ее.
— Это ваша знакомая?
— Это бандитка и шантажистка! — взорвалась посетительница. Но быстро справилась с собой, улыбнулась бледной улыбкой. — Впрочем, подробности можно опустить. Да, уважаемый сыщик, в каком-то смысле она моя знакомая. Но это ее не красит…
Информации опять практически никакой. Яростное нежелание называть вещи своими именами. Со скрипом удается узнать, что женщину когда-то звали Лидия Запольская, но едва ли стоит на это опираться: слишком много воды утекло, и в своих криминальных устремлениях особа способна на многое, в том числе на житие по фальшивому паспорту. Клиентка серьезно напугана. Найти и сообщить. Никакой полиции. Никакого копания в прошлом. Никакой задержки. Жесткие сроки — трое суток. Ни часом более. Тридцать тысяч долларов…
— Сколько-сколько? — не расслышал Максимов.
— Тридцать тысяч, — терпеливо повторила клиентка. — Долларов. Мошенничать не буду. По первому сигналу передаю вам деньги, а вы сообщаете координаты объекта. Это очень важно, поймите. — Дама пронзительно воззрилась на Максимова. — Никогда не полагалась на чужих людей, привыкла все вопросы решать сама, но, видно… — дама сокрушенно вздохнула, — это не тот случай.
Ставки угрожающе росли. Начали с девяти тысяч рублей, закончили тридцатью — в долларах. Вопросов остается масса. Интуиция подсказывала сыщику — дельце пованивает. Стоит ли гоняться за баксами?
Все его сомнения неплохо читались на лице. Дама сработала на упреждение.
— Если хотите, можем рассчитаться прямо сегодня. Деньги привезут через час…
— Не надо, — покачал головой Максимов. — Успеется. Заплатите, когда найдем вашу знакомую. Если найдем, конечно.
От него не ускользнуло, что последние слова сильно ее покоробили.
— Хорошо. — Дама помялась, затушила сигарету и блеснула остро отточенным коготком. — Я буду звонить вам трижды в сутки. Желаю славно поработать.
— И не оставите свой телефон? — удивился Максимов.
Дама раздраженно нахмурилась. Предложение явно не относилось к удачным.
— Не вижу целесообразности. Всего вам доброго.
Это было несколько странно. Но Максимов не рискнул заострять. Резонно ли говорить о телефоне, когда клиентка даже не изволит представиться?
Он задумчиво смотрел в спину очередной загадочной персоне в своей жизни. Любопытно-таки, а что должно произойти через трое суток?
Хлопнула дверь. Из кладовки вылетела Екатерина с горящим взором, за Екатериной, мешая друг дружке, полезли Вернер с Лохматовым.
— Номер «Анфаса»? — рявкнула Екатерина, подлетая к столу. Максимов машинально подтолкнул еженедельник, ткнул пальцем. Детективное агентство «Анфас» располагалось в том же доме, но с торца. Особой вражды к «Профилю» сотрудники «Анфаса» не испытывали, относясь к конкурентам с юмором, и в том была немалая заслуга тамошнего директора Зинковича. Бесподобно лукавый, честолюбивый, самолюбивый тип с внешностью политика, увлекшего на борьбу остатки трезвого пролетариата, бережливостью еврея, славянским добродушием и татарской хитростью — никогда не скатился бы до открытого противостояния. Зинкович предпочитал иные методы работы.
— Зинкович? — вкрадчиво, но быстро осведомилась в трубку Екатерина. — Здравствуй, Вадик. Екатерина Симонец беспокоит… Ушам своим не веришь?.. А ты проверься, Вадик. Слушай, помнишь, кто-то меня в ресторан приглашал — выведать секреты нашего агентства? Представь себе — я согласна… Нет, меня не уволили. Нет, меня не собираются увольнять — надеюсь… На днях перезвоню, условимся. А теперь быстренько выгляни на улицу и осмотрись. Из нашего подъезда вышла эффектная брюнетка. Нет, не я. Такие дамы пешком не ходят — поблизости обязательно найдется машина, в которую она сядет. Буду очень благодарна, если ты запомнишь номер автомобиля. Действуй.
— Вот это да, — затрясся в восторженном пароксизме Вернер. — Уважаю, Екатерина. Действительно, в нашем агентстве накопилось так много секретов, что не поделиться с ближним — просто неприлично. А ты не в курсе, в этом «Анфасе» имеются ценные сотрудницы?
— Цыц, — сказала Екатерина и взглядом матерой гипнотизерши уставилась на телефон. Аппарат мгновенно затрезвонил.
— Умница Зинкович, — похвалила Екатерина. Схватила трубку, внимательно выслушала, вкрадчиво поблагодарила и победно уставилась на аудиторию.
«Похоже, на сегодня предостаточно», — устало подумал Максимов. По дочери он что-то соскучился.
Назад: Понедельник, 24 мая. Офис агентства «Профиль»
Дальше: Среда, 26 мая. Офис агентства «Профиль»