После школы Серёжа снова пришёл в отряд.

Он любил вечера в отряде. Приходили те, кому хотелось. Не на занятия, а просто так: посидеть вместе, поговорить. Одно слово – кают-компания. Булькал на плитке чайник, вкусно пахли разогретые пирожки, за которыми бегали в магазин на углу, собрав копейки и пятаки… Потом начинал трезвонить телефон: то одни, то другие родители справлялись, где их дорогое чадо и скоро ли оно явится домой. Чадо отвечало "щас" и тут же забывало об этом обещании. Олег спохватывался и начинал всех разгонять по домам. Но за разговорами и он иногда забывал о позднем часе. Приходилось потом компанией ходить от дома к дому и провожать друг друга.

Серёжу, Кузнечика, Митю Кольцова, Наташу, Андрюшку Гарца и еще нескольких "постоянных жильцов" кают-компании звонками не тревожили. Привыкли. А ребята эти привыкли к спокойным хорошим вечерам, привыкли быть вместе.

Для долгих разговоров нашлась одна бесконечная тема: море, корабли, Севастополь. Так уж получилось…

Олег часто рассказывал об Артеке. О своих отрядах. О вечерах на берегу. О том, как шумит на галечных пляжах, приходя из темноты, ночной прибой, как светятся огоньки на проходящих вдали теплоходах. О том, как ребята-артековцы выходят на катерах в нейтральные воды и бросают в море бутылки с письмами к мальчишкам и девчонкам разных стран. А еще о поездках в Севастополь – удивительный город, где почти про каждый камень можно написать книгу: столько здесь было подвигов. Белый город, в который море врезается длинными синими бухтами и плещется у окон домов. Про эсминцы и крейсеры, про старые бастионы, про старинные пушки, врытые на пирсах вместо причальных тумб. Про запутанные каменные лестницы и про улицы, где, кажется, смешались дома и корабли…

Генка Кузнечик в прошлом году был в Севастополе. Он подхватывал рассказы Олега и говорил, как мальчишки ловят крабов среди прибрежных камней, как гремит и сверкает над бухтами салют в День Военно-Морского Флота, как покачиваются рыбачьи ялики на синей волне. И как ребята нашли однажды в песке очень ржавый пулемет с плоским диском над стволом и Генкин брат Саша сказал, что это пулемет системы Дегтярева.

Генкины рассказы всегда кончались тем, что сказал или сделал Саша. И песни, которые иногда пел Кузнечик, были Сашины.

Больше всех песен подходила для таких вечеров песенка о синем крабе. Простая такая, забавная и немного грустная.

Первые слова Кузнечик даже не пел, а произносил чуть задумчиво:

А потом уже дергал струны, и начиналась мелодия.

Мотив был простой, как перезвон капель, падающих на палубу. И Серёже представлялся мальчуган в тельняшке, похожий на Димку. Будто он сидит на носу парусной шлюпки и печально думает о загадочном крабе: где его найти?

А когда мальчишка возвращается на берег, рассудительные люди спрашивают:

Пока Генка пел, Серёжа и Димка посматривали друг на друга и улыбались глазами. У Серёжи на рубашке был прицеплен маленький синий краб, которого подарил ему осенью Димка. Сначала Серёжа укрепил краба над воротами маленького замка, но потом стал носить на отрядной форме…

Димка тоже иногда рассказывал про море. Он был с родителями в Анапе. Чаще всего он вспоминал большого черного кота, приходившего на пирс к рыбакам. Кот молча сидел и ждал, когда рыбаки поделятся добычей.

Димке очень нравилось, какой он был спокойный и полный достоинства. Рыбаки его вроде бы даже побаивались: никто не решался оставить кота без угощения. А кот съедал очередную рыбу и продолжал смотреть в море, будто ждал кого-то.

А Данилка вспоминал не Черное море, а Белое. Он в дошкольные годы жил в Архангельске и хорошо помнил, как отец водил его на пароход, в гости к знакомому капитану. Он говорил, что Белое море даже лучше, чем Черное, потому что там бывают приливы и отливы.

Наташа на Черном море тоже не была. Но она бывала в Ленинграде и в Петродворце – на Финском заливе. Ребята иногда спорили: можно ли Финский залив считать морем? Мелкий он, и вода там пресная. Наташа доказывала, что можно. В учебнике географии так и написано: "Заливом называется часть моря, вдающаяся в сушу". "Часть моря, понятно вам?"

Генка всегда заступался за Наташу. А однажды он привел доказательство совершенно неопровержимое:

– Если не море, то почему для этого залива морские карты напечатаны? С маяками, с глубинами, с компасным кругом! Даже номер по каталогу морских карт указан! У Саши есть такие карты. Не верите?

Ему поверили. А Олег спросил:

– В конце концов, кто твой Саша? Моряк? Поэт? Музыкант? Физик? Или все вместе?

– Инженер-физик, – сказал Генка. – Он электроникой занимается. Электроника ведь и на кораблях используется. Я только не знаю точно, что он там делает. Думаете, он все мне рассказывает? Один раз я к нему пристал, а он знаете какую чушь рассказал? Говорит, горючее для судов дорого стоит, и есть мысль у инженеров, чтоб вернуться к парусным кораблям, пускай ветер вместо бензина работает. А чтобы матросов по мачтам не гонять, паруса будут управляться электронными машинами…

– Это вовсе не чушь, – вмешался Митя Кольцов. – Такие корабли кое-где уже строят. В Японии шестимачтовую шхуну заложили, а на Гамбургской верфи четырехмачтовые фрегаты типа "Динашиф". Пассажирские и грузовые.

– А зачем? – спросила Наташа. – Ведь не средние века. Может, еще кареты изобретут, а вместо кучера – электронную машину?

Митька медленно поднял глаза на неразумную Наташку. Он если и обижался, то не подавал вида. Он только сказал:

– Знаешь, сколько нефти жрет большой теплоход? Тебе и не снилось. А Земля ведь не бездонная, горючее экономить надо. А новые парусники будут ходить быстрее, чем клипера.

– Но все равно тише пароходов, – не сдавалась Наташа.

– Лучшие клипера давали по двадцать узлов. Даже двадцать один. Думаете, грузовые суда сейчас ходят быстрее? – спросил Митя.

Спорить было бесполезно. О клиперах Митя знал все. Он никогда не был у моря, но любил корабли преданно и бескорыстно, как самых лучших друзей. Он про них мог рассказывать, будто на каждом плавал по десять лет. Особенно про парусники. Правда, сам он редко начинал такие разговоры, будто стеснялся своей любви. Лишь однажды победил смущение и предложил:

– А давайте построим корабль.

– Настоящий? – спросил Генка.

– Да. Двухмачтовый.

– Ну, Митя, это нам не потянуть, – сказал Олег. – Мы же не судоверфь.

Митька не стал спорить, но на следующий день принес журнал с чертежами бригантины-малютки, которую можно построить из обычной шлюпки.

– А шлюпку где взять? – спросил Олег.

– А если найдем… – тихо сказал Митя.

– Елки-палки… Надо подумать, – откликнулся Олег. – Лето не за горами…

И Генка Кузнечик поддержал Митю. Сказал, что свой корабль – вещь нужная. Он вообще всегда поддерживал Митю.

Но в тот вечер, когда говорили о Сашиной работе, Генка возразил.

– Нет, Саша все-таки не парусами занят. По-моему, он там на других кораблях. Севастополь – город военный.

И все опять заговорили о Севастополе. Только Серёжа слушал молча.

А что ему было говорить? У моря он не бывал, а разные теплоходы и пароходы видел только на реке. Он очень любил вечера в "Эспаде" и разговоры о Севастополе слушал с интересом, но самому ему сказать было нечего. И порой Серёжа начинал тихонько ревновать ребят друг к другу: у всех у них что-то общее, а он будто в стороне.

Так было, пока Генка не упомянул о Херсонесе.

– Разве Херсонес в Севастополе? – удивился Серёжа.

– Конечно. Между Карантинной и Песочной бухтами.

– Я думал, это отдельное место, вроде какого-то поселка, – сказал Серёжа. – Там раскопки греческого города, правильно?

– Да. Там развалины всякие. Башни, стены. И колонны из мрамора.

– У меня дядя есть. Ну, брат тети Гали. Он археолог, с московскими студентами в Херсонесе на раскопках работает, – со сдержанным торжеством сказал Серёжа. – Он все не писал, не писал, а недавно письмо прислал, обещает весной в гости приехать. Уж я из него тогда все выспрошу про эти раскопки…

– Хочешь, я тебе книгу про Шлимана принесу? – спросил Олег. – Про того, кто древнюю Трою открыл.

Олег ухитрялся все понимать. Про каждого. Серёжа никогда ему не говорил, что все больше и больше тянут его к себе тайны старых городов, заросших, засыпанных, утонувших. Но Олег, видно, знал и это.

Хорошо приходить туда, где тебе рады, где тебя всегда понимают, где друзья. Вот поэтому Серёжа, когда мог, спешил в "Эспаду".

Но сегодняшний вечер в кают-компании был непохож на прежние. Вспоминался утренний случай.

– Да ничего, – сказал Серёжа, чтобы успокоить себя и других. – Они же сами виноваты. Ворвались, как в свой собственный сарай, и давай командовать…

– Все правильно, – согласился Олег. – Только зря я, пожалуй, с ними такую перепалку затеял. Нервы, что ли, стали сдавать?

– Нервы у кого хочешь сдадут, – сказал Серёжа. – После такого случая с Данилкой… Я как вспомню про этот стержень, зубы стучат.

– Это верно. Только я вообще легко заводиться стал, – вздохнул Олег.

Вмешался Генка:

– Ну уж, легко! С теми двумя тетушками ты очень вежливо разговаривал. Помнишь?

– А что за тетушки еще? – встревожился Данилка.

– Да были тут, – сказал Олег. – Давно еще, две недели назад. Я разве не рассказывал? Кузнечик наш как раз первое занятие с новичками начинал… Вошли в зал, будто в магазин, остановились посередине и тогда говорят: "Можно к вам?" Мы даже остолбенели сперва. Мальчишки как раз переодеваются для разминки. Гена стоит бледный от ответственности и ужаса и лихорадочно вспоминает комплекс упражнений…

– Упражнения-то я помнил, – сказал Генка

– Ничего ты не помнил… Ну вот. Я говорю: "Простите, но никак нельзя. Видите, ребята раздеваются, инструктор первый раз на занятиях, стесняться будет. А вы что хотели?" – "Мы хотели посмотреть, чем вы тут занимаетесь". – "Простите, – снова говорю, – а вы кто?" – "Мы – общественность". – "Очень приятно, – говорю. – А поточнее?" – "Вот она из уличного комитета, а я вместе с ней…" Ну пригласил я их в кают-компанию, объяснил, что гости к нам если приходят на занятия, то сначала предупреждают. Родители – другое дело, у них тут ребята. Очень вежливо объяснил. А они рассердились. Говорят: "Что это вы отгораживаетесь от людей?" Обещали пожаловаться… Может, зря мы их на занятия не пустили, а, Гена?

– Мне их тогда только и не хватало, – сказал Генка. – Я даже Сергея прогнал. Трепетал с непривычки как осиновый лист.

– А учительницу пускаешь и не боишься, – напомнил Серёжа.

– Первый раз ее тоже не было…

– А что за учительница? – дурашливо-капризным голосом спросила Наташа. – Все про все знают, а мне никогда не говорят.

– Учительница та самая, которая Генкиных третьеклассников учит, – объяснил Олег. – Ведь наш Кузнечик попал в капитаны почему? Из-за нее. Она в нем души не чает.

– Может, хватит? – жалобно спросил Генка.

Но у Олега запрыгали в глазах веселые точки. Он продолжал:

– С чего началось? Приходит однажды из тридцать седьмой школы учительница. Пожилая, представительная. Очень-очень вежливая. Говорит, что интересуется нашей работой. Мы как раз были с Геной и с Ворониными. Стали показывать ей все и рассказывать, а она вдруг спрашивает: "Нельзя ли моих мальчиков записать к вам в отряд?" Имейте в виду, сразу сказала – не в "клуб", а в "отряд". Я спрашиваю: "Сколько?" – "Ну, хотя бы человек семь". Посмотрели мы с ребятами друг на друга: что делать? Главное, малышня совсем. А как откажешь хорошему человеку? "Ладно, – говорю, – если семь, то попробуем". Она обрадовалась. А потом стала интересоваться: "Вы с ними со всеми один занимаетесь?" – "Нет, – говорю, – сам я не управился бы. Ребята помогают, кто постарше". Она тогда отвела меня в сторонку и шепчет: "А нельзя ли, чтобы с моими занимался вон тот симпатичный мальчик?" И на Геночку показывает. Как тут быть? Пришлось принять солидный вид и сказать: "Принимайте, товарищ Медведев, группу".

– Я чуть в гитару не улез, – мрачно признался Генка.

Олег сказал:

– А раз группа есть, пришлось звание давать. Для авторитета перед новичками.

– И перед Надеждой Анатольевной, – вставил Серёжа.

– Подать, что ли, в отставку? – задумчиво произнес Генка.

– Я вот тебе подам! – пригрозил Олег. – А дальше знаете что? Бедная Надежда Анатольевна ходит к нему на все занятия. Ее пиратики как начнут махать клинками, как начнут вопить от восторга, так она бледнеет и глаза закрывает. Но в капитана Медведева верит, как в каменную стену.

– Она в него просто влюбленная ходит, – сказал Серёжа. – Позавчера шоколадкой угощала.

– Да бросьте вы! – отмахнулся Генка. – Она в своих пацанят влюбленная. Не надышится на них. И они от нее ни шагу. Если бы я в третьем классе учился, обязательно бы к ней сбежал.

– От Татьяны Михайловны? – укоризненно спросила Наташа.

– Ну… Татьяна Михайловна третьи-то классы не учит, – вывернулся Генка. И, чтобы отвести разговор от себя, добавил: – А Серёжка, если бы мог, давно бы уж от нее сбежал. Это точно. Она его совсем завоспитывала.

– Да ну… – отмахнулся Серёжа. – Просто ей кажется, что я слишком часто в разные истории встреваю.

– Не в разные, а в одинаковые. В скандальные, – уточнила Наташа.

– И про меня это тоже говорят, – печально признался Данилка. – А мы при чем? Это истории виноваты, раз случаются. Да, Серёжа?

– Вот именно, – сказал Серёжа, благодарный Данилке за такую здравую и четкую мысль.

Генка хихикнул.

– Самое смешное знаете что? Татьяна Михайловна боится, что Серёжка из-за той драки с Гавриком начнет зазнаваться. Я, мол, герой, бандита задержал, в газете писали…

– Зазнаешься тут при такой жизни, – мрачно сказал Серёжа. – Чуть что, сразу: "Про тебя в газете написали, а ты тройки получаешь! Про тебя вся школа знает, а ты по коридору носишься!" Или еще так: "Каховский, ты опять споришь со старшими! Ты, наверно, думаешь, что вокруг тебя одни бандиты и хулиганы! Ты еще палку возьми!"

– Это кто же тебя так? – поинтересовался Олег.

Ответила Наташа:

– Все она же, Нелюшка. Недавно решила Стаське Грачёву двойку по поведению поставить за то, что он не захотел после уроков с классом в кино идти. Мы с Серёжей заступились. А она и на нас и на него разозлилась, говорит, что он ябедничает на учительницу.

– Стаська и не ябедничал, мы случайно узнали, – сказал Серёжа. – Он теперь вообще ни на кого не жалуется. Если обижают, молчит или сам отбивается. И отца почти не боится.

– Только слишком злой стал, – вздохнула Наташа. – И с Нелюшкой его никак мир не берет.

– С учителями кому как повезет, – рассудительно заметил Данилка.

– У меня классная руководительница была отличная, мы все ей до сих пор письма пишем, – задумчиво сказал Олег. – Лидия Григорьевна, физик… Один только был у нее недостаток: считала, что я обязательно должен стать инженером. Даже заболела, когда я не поступил в политехнический институт, срезался по математике.

Наташа посмотрела на Олега почти обиженно:

– Ты разве не сразу пошел в педагогический?

Олег усмехнулся, оглядел собравшихся в кружок ребят.

– Братцы, да я же почти старик. Я в жизни многое успел.

– Очень ты похож на старика, – язвительно заметила Наташа.

Олег сказал:

– Не попал я в инженеры. Пошел работать на электростанцию, а осенью взяли в армию. Стал проситься на флот. Умолял, чуть не плакал. Майор даже разозлился и говорит: "Дурак, в армии два года служат, а на флоте – три". А я в ответ: "Может, я на всю жизнь там останусь, что мне три года!" Уговорил. Приехали мы на Север, а там еще одна медкомиссия. Мне – по шапке: нельзя на корабль, здоровье не то. Я опять чуть не в голос: "Оставьте хоть на берегу, только у моря!.."

– Оставили? – напряженным шепотом спросил Митя. Он будто приключенческий роман слушал: ведь море же!

– Оставили… Форма морская, а служба почти штатская. В команде при местном Доме офицеров. Увидели, что рисую прилично, сделали художником-оформителем… Работы, конечно, хватало, но все же не то, что на кораблях. Свободного времени порядочно оставалось, особенно когда втянулся… При Доме офицеров кое-какие кружки и секции работали, была и секция фехтования. Капитан-лейтенант Гранитин тренировал, по прозвищу Капитан Грант. Сердитый на вид мужчина, крикливый, но учил здорово. Увидел, что я приглядываюсь к их занятиям, и забрал к себе. "Я, – говорит, – из тебя сделаю мастера". Ну, мастера не сделал, а второй разряд я получил. Поехал потом в Севастополь на спартакиаду флотов. Там дотянул до первого разряда… А когда вернулся, увидел двух хороших людей – Федю и Ромку…

– Что за люди? – ревниво спросил Данилка.

– Очень замечательные люди. Тому и другому было тогда по одиннадцати лет. Начали они заглядывать к нам в Дом офицеров каждый день, смотрят на рапиры и вздыхают. Ну, стал я их учить потихоньку, пока нашего Капитана Гранта нет поблизости. Он посторонних не терпел. Узнал про это начальник Дома офицеров, приказал явиться и давай делать накачку: не положено, мол. "Безобразие!" – говорит. Я не выдержал и начал с начальством пререкаться: "Даже для офицерских жен кружки есть, а ребятам куда деваться?" Начальник был умный мужчина. Поглядел на меня другими глазами и повторяет: "Я и говорю – безобразие! В поселке вон сколько ребятишек, а вы только с двумя занимаетесь. Набирайте команду, а я доложу начальству…"

Олег вдруг замолчал и стал смотреть в темное окно. А там ничего не было видно, только лампочка отражалась да огненные Данилкины вихры.

– Набрал команду? – спросил Серёжа.

– Набрал… Когда демобилизовался, они – в слезы. А я… В общем, тоже не сладко. А не уезжать нельзя – учиться надо. Хорошо хоть, что замена для меня нашлась, девятиклассник из местной школы. И Гранитин обещал помочь… Ну вот. А как приехал домой, пошел в интернат работать. Это в Красном Береге, у меня там родители живут. Старшим вожатым стал. Это мне ребята из горкома комсомола посоветовали… А потом в институт поступил, на заочное…

– Когда ты все успел? – спросила Наташа. – На флоте, в интернате, в Артеке, у нас…

– Успел. Служил два года, потому что на берегу. В интернате тоже два года… Это, братцы, самое лучшее, что у меня в жизни было, честное слово…

– Лучше, чем в Артеке? – недоверчиво спросил Митя. Он, конечно, не верил, что где-то может быть лучше, чем у моря.

– Угу, – ласково сказал Олег и даже зажмурился. – Такие ребята… Мы с ними театр устроили. В походы по реке ходили… Я бы в Артек и не уехал…

– А почему уехал? – не утерпела, полюбопытствовала Наташа.

Олег раскрыл глаза и по очереди посмотрел на каждого.

– Так… Так получилось, братцы. Не поладил с начальством. Был сначала отличный директор, да ушел на пенсию. Пришла на его место одна тетя. Вроде той, что сегодня у нас была. Не по внешности, а по сути своей такая. Непрошибаемая. Театр заставила прикрыть: от учебы отвлекает. Походы запретила. "Вам, – говорит, – игрушки, а мне отвечать. Главная задача школы, – говорит, – хорошая учеба и отличное поведение". Я ей пытался вдолбить, что хорошие оценки и поведение могут быть у людей, когда у них жизнь интересная… Я молод был и… в общем, прямолинеен. А она – как скала. Вот и не договорились… А как раз вожатых в Артек приглашали…

– Грустные какие-то истории, – настороженно сказал Кузнечик. – Все прощаешься и прощаешься. Ты, Олег, только не вздумай с нами прощаться.

– А то ты интернат уже не первый раз вспоминаешь, – подозрительно сказала Наташа.

Олег улыбнулся:

– "Сто ночей не усну, буду думать все о нем…"

– А о нас? – обиженно спросил Данилка.

Олег встряхнулся, встал и весело ответил:

– Это само собой.

Он схватил капитана Вострецова под мышки и на весу повернул его носом к часам.

– Ну-ка, Осенняя Сказка, посмотри, сколько времени. Брысь домой, а то опять от сестрицы попадет!

– Пфы! – сказал Данилка, демонстрируя полное бесстрашие.

– А почему "Осенняя Сказка"? – спросила Наташа.

Данилка гордо объяснил:

– Потому что у меня на носу целый листопад из веснушек. Не видишь разве? Тебе таких сроду не иметь.

– Где уж мне…

Данилка сказал деловито:

– Пойду. Мне завтра просыпаться первому: я по квартире главный дежурный. У нас с Юлькой очередь.

– Ты всегда раньше всех должен просыпаться. Ты же барабанщик. Привыкай, – сказал Олег.

Данилка сказал, что он и так привыкший, и ушел. С ним ушел и Митя.

Генка забрался с ногами на диван и прикрыл глаза.

– Ты что? – спросил Серёжа.

– Да я про Данилку думаю. Про все, что было утром. И про это… Вдруг бы ты не убрал ту железяку?

Серёжа поежился.