ЭПИЛОГ
– А как же Маргасов? Какое он имел отношение к кражам? К убийству актера? – спросил один из авторов Михеева.
– Он здесь ни при чем, – сказал Михеев, копаясь в ворохе папок.
– Но орудия взлома? Орудия взлома были найдены именно у Маргасова? Те самые орудия, которыми... Как, это были другие? – настороженно произнес второй из авторов.
– Те самые, – буркнул Михеев из-за кучи бумаг.
Ему прямо-таки не нравилось то, что перед ним сидят два автора и вынуждают его расходовать драгоценное время таким несерьезным образом на этот лишенный интереса и практической пользы разговор. И напрасно авторы пытались придать беседе оттенок непринужденности и интеллектуализма, кислое выражение не сходило с широкого лица Михеева. Его невыразительное лицо отнюдь не соответствовало облику героя их романа, обладающего тонким умом аналитика. Но тут они были бессильны изменить что-либо. Хотя бы этот грубый нос. Или маленькие, бесцветные глазки.
Лейтенант Зубов, устроивший эту встречу, послал авторам из своего угла подбадривающий жест – ничего, мол, жмите!
– Если Маргасов непричастен к этим преступлениям, чем можно объяснить, ну, то, что инструменты очутились у него за батареей? – спросил первый из авторов.
– Подсунули.
Михеев даже поднял лицо и рассердился: как это авторы не додумались до такой простой вещи! Тогда второй из авторов, человек более остроумный, вкрадчиво сказал:
– Но почему он убежал?
– Он не убежал. Мы сами отпустили. Обязаны были отпустить.
На лице Михеева было написано: «Ну, что еще?» Но, видно, на лицах авторов было написано состояние умственной беспомощности, и Михеев вздохнул.
– Маргасов и Володин – старые знакомые, – начал он, словно на уроке, едва не по складам. – Стараясь увести в сторону следствие, второй подсунул инструментик первому – словом, избитый прием. Затем его наставник звякнул Маркову по телефону. И Маргасов был взят. Но следствие показало, что тот непричастен. Инструменты отдельно – Маргасов отдельно. Нет причинной связи, как говорят юристы. Но отпустить его так – значит дать понять истинным преступникам, что ничего не вышло. Словом, возбудить их бдительность. Тогда пригласили Маргасова, говорим: так, мол, и так, извиняйте. Ваша воля казнить или миловать. Если хотите помочь нам выявить тех, кто только что подсунул вам «мокрое дело», пока не появляйтесь дома. Поживите, скажем, у жены. Сделаем вид, будто вы убежали. И он согласился. Вот так!
Михеев был удовлетворен. Он считал, что свой долг перед навязавшимися гостями он выполнил честно. Сложил руки на столе, приготовившись смотреть на их удаляющиеся спины. Если бы он знал, что это короткое оживление только подзадорит их!
– Значит, квартирные кражи и смерть актера – дело рук этого неразлучного дуэта? – спросил первый автор, как бы еще сомневаясь и тем самым стараясь хитро спровоцировать этого не очень-то щедрого на беседу Михеева.
– Их было трое. Веселов наводил. Кроме случая с Крыловым, – сдержанно поправил Михеев и опять ушел в свою броню.
– Веселов привлечен как соучастник. Его дело было – поиск дичи. Охотились эти двое, – добавил Зубов.
– Но почему, как у них там говорится, на дело шел один? И дважды его заставали хозяева? – вмешался второй автор.
Михеев не очень-то спешил с ответом. Тогда опять раздался голос из угла.
– Серафим Петрович, разрешите? – спросил Зубов.
– Ну, ну, – буркнул Михеев.
– Вот это-то обстоятельство в конце концов и нас заставило считать, будто орудовал один. Послужило доводом против Маргасова. Ведь, судя по всему, Маргасов был одиноким, нелюдимым человеком, – сказал лейтенант. – Но как же все произошло? Так вот: помните притчу о паспорте Шлепы? Я рассказывал в самом начале? – Авторы кивнули. – Выходит, благородная рассеянность здесь ни при чем. Шлепа в прошлом, он же Сергей Сергеич в настоящем, караулил в подъездах, когда его напарник Семен хладнокровно обчищал квартиры. И с ним дважды повторилось то, что было и в случае с паспортом. Сергей Сергеич от страха терял над собой контроль, – сказал Зубов и откинулся на спинку стула.
– Но позвольте, – безжалостно произнес первый автор. – Он готовил масштабную операцию. Зачем ему понадобились предшествующие кражи? Зачем размениваться на относительные мелочи?
Зубов оттолкнулся лопатками от спинки стула.
– Всеядность, несомненно, – сказал лейтенант, – жадность. Он собирался уйти на дно окончательно и нахапать перед этим, сколько руки загребут. Он всю жизнь выжидал. Прикидывался черт знает кем. И в порядке компенсации хотел унести побольше. Мне кажется, что рассуждал он именно подобным образом.
И, кстати, об этих кражах. И тут преступники оставили следы, по которым разрабатывались свои самостоятельные версии. Так что дело не только в одной тонкой ниточке «Нина – водитель такси». Здесь речь идет о более широкой картине поисков.
Как видно, лейтенант Зубов был легкой добычей. Поэтому основной интерес двух авторов был сосредоточен в основном на Михееве. И они прилагали все усилия, стараясь его расшевелить.
– Мы знаем, – произнес второй автор быстро, – как вы оказались в роли Мастера. Мастер умер от инфаркта, и в комиссию по наследству было приложено единственное письмо, полученное им за последние годы. Есть ли у него кто из близких, этого никто не знал.
Михеев кивал головой, словно отбивал такт, а в глазах его за эти короткие секунды успела смениться гамма самых различных чувств. Вначале это было разочарование, потом он грозно посмотрел на Зубова.
– Но знаете, – подхватил первый автор эстафету, – не лучше ли, если в нашем романе это сделает кто-нибудь в несколько младшем чине? Все-таки начальник отдела... Это, конечно, случайность...
– Ну и что же? – вмешался Зубов, на этот раз пересаживаясь поближе. – Ничего здесь случайного нет. Серафим Петрович знал повадки Мастера, как никто другой. Из письма было ясно, что адресат лично не встречал Мастера. Но уж слишком много баек ходило о его личности, и поэтому такую работу должен был взять на себя тот, кто изучил Мастера как свои пять пальцев. Кроме всего, Серафим Петрович недавно в Москве и местному преступному миру еще не очень известен.
Зубов закинул ногу на ногу, продолжая рассуждать со смаком. Авторы, затаившись, подстерегали Михеева, а тот молча переводил свой взгляд с Зубова на гостей, и взгляд его выражал крайнее неодобрение.
– Учтите, – продолжал Зубов, – поездка Серафима Петровича в Краснодар не была связана с делом о последних грабежах. Мы... то есть Серафим Петрович, разумеется, не знал, что разыскиваемая шайка и авторы письма – одни и те же лица. Словом, это выглядело так: Мастер в последние годы отошел от своей профессии. Что уж там было – разочарование или другое влияние...
Здесь авторы понимающе переглянулись и разом посмотрели на Михеева.
– ...Во всяком случае, связи Мастера с преступным миром прервались, – говорил лейтенант. – Но вот после его довольно мирной смерти на свет белый появилось письмо. Из письма можно было понять, что затевается некое преступление. И вдобавок очень серьезное, если приглашается к участию такой опытный и искусный грабитель, как Мастер. И важно было его предупредить, это преступление, и выявить шайку.
Михеев возмущенно зашуршал бумагой, застучал карандашом, задвигал стулом. И только деликатность еще удерживала его от более активных действий. Но эти трое были увлечены ходом рассуждений, и его протесты пропали даром.
– Значит, и вы были с самого начала участником этой операции? – в один голос удивились авторы и обменялись многозначительными взглядами.
– В том-то и дело, нет, – сказал Зубов. – Видите ли, преступники были очень осторожны, и на станции Голутвин Серафиму Петровичу пришлось отослать краснодарского сотрудника, сидевшего в том же вагоне. Поэтому связь была потеряна. Я, в свою очередь, отправился на дачу, не поставив, к сожалению, в известность начальство, – при этих словах Михеев странно хмыкнул, – но, в общем, все кончилось благополучно. Хотя я, поднявшись тайком в мансарду, был прямо-таки ошарашен, когда услышал тихий голос своего начальника в этом вертепе и почувствовал в ладони записку. Потом еще успел выскочить на лестницу. До того все это было неожиданно.
Этот рыжий парень Зубов был очень доволен тем, что стал героем романа.
– Значит, именно об этом собираетесь писать? – спросил Михеев.
Почти готовая рукопись романа лежала на коленях у одного из авторов, но у них еще не хватало решимости представить ее Михееву на суд.
– У вас, Серафим Петрович, пропадает талант. Вы создали образ злого, угрюмого Мастера. Это актерская работа, – сказал первый автор, стараясь смягчить твердое сердце Михеева.
– Впрочем, Серафим Петрович и есть мастер своего дела, – сказал второй автор, уже откровенно срываясь на лесть.
Его соавтор потупил глаза, кривясь, будто от боли. Зубов весело взглянул на Михеева. Подполковник произнес: «М-да...» – и забарабанил пальцами по столу, стараясь сохранить на своем дубленом лице бесстрастное выражение.
Но второй автор готов был поклясться, что в зрачках у Михеева мелькнула тень. Нечто похожее на чувство удовлетворения.
– Какой уж там актер, какой там мастер! И при чем все это? Каким еще можно быть в общении с убийцами? Конечно, угрюмым, – возразил Михеев. – Вот сойти за веселого я бы не сумел, нет во мне этого самого таланта.
Обрадованный тем, что Михеев немного сдвинулся с места, второй автор пошел ва-банк. Он прищурился и, набиваясь на интимность, сказал:
– И потом во всем этом, вероятно, есть другая сторона. Так сказать, подсознательная. Вы и Мастер – два человека, которых тесно сплела жизнь.
Первый автор и Зубов с тревогой ждали, как он выпутается из клубка, который сам заплел.
– И вроде бы именно вы, и только вы, должны были поставить за него последнюю точку. Вернее, за него и за вас в этой совместной истории, у вас не было такого ощущения? – закончил второй автор тоном человека, перед которым забелел выход из катакомб.
И все трое сразу же уставились на Михеева. Подполковник поднял брови – его застигли врасплох.
– Понимаете, это как бы наша литературная версия, – пояснил первый автор.
– Литературная? – переспросил Михеев, стараясь выиграть время.
– Ну да. Житейская версия.
Михеев пожал плечами.
– Может быть... Впрочем, не знаю, – сказал он. – В литературе я не силен. Это уж вам там скажут. Редактор и прочие.
Михеев встал, давая понять, что его терпение иссякло. Следом поднялись авторы и Зубов.
– Весьма вам благодарны, – произнес второй автор.
– Пожалуйста. Не стоит, – ответил Михеев официально.
Его взгляд неожиданно что-то нашел любопытное, и глаза блеснули. Авторы посмотрели туда же и увидели часы «Омега» на руке у Зубова. Рукав модного пиджака был короток, и часы открыто сияли золотым корпусом. Зубов слегка поежился, безуспешно пробуя кисть с часами втянуть в рукав.
– Зубов, вы, стало быть, над ними взяли шефство? И, как я понимаю, все эти сведения они получили от вас? – спросил Михеев повеселевшим голосом.
– Почему же все? – невнятно пробормотал Зубов, начиная медленно краснеть, будто постепенно пропитываясь малиновой краской.
– Разве не все? Тогда жаль. Это очень интересная история, – сказал Михеев.
Среди авторов началось неописуемое волнение.
– Что за история? – осведомился один из них, и они оба навострили уши. Михеев приглашающим жестом указал на Зубова.
– Попросите хорошенько, и он расскажет. Это его биографическая тайна.
Зубов как-то задумчиво посмотрел на Михеева, малиновый цвет начал таять на его лице, и оно вернуло себе обычный оттенок.
– Биографическая? – сказал Зубов. – Ничего себе биографическая; едва не вылетел с работы!
Михеев развел руками. И потом взялся за телефон. Когда он поднял телефонную трубку, знаменитый «наган» загудел, как трансформаторная будка.
– Прошу ко мне, – сказал Зубов и первым вышел из кабинета.
В коридоре Зубов сказал:
– Старик не переносит вашу братию. Мол, не знают ни черта, насочиняют с три короба и носятся с этим. Тут появлялся один журналист, три дня ходил как на работу. Потом в своей газете нагородил такое, что Старик схватился за голову. Говорит: «Люди подумают, что это я наплел ему».
– Леонид Михайлович, а что имел в виду Михеев? – напомнил второй автор, даже забегая перед идущим впереди Зубовым.
– Комичная, но страшно глупая история с моими часами. За нее, за самовольный поход на дачу наложили строгий выговор, а могло быть и похуже. Как-никак почти служебное преступление. Впрочем, об этом потом.
– Простите за неквалифицированный вопрос: почему их не взяли там же? На даче? – спросил второй автор, румяный от азарта.
– А улики? – сказал лейтенант, придерживая шаг. – Приходилось следить за этой шайкой, контролируя каждый шаг. А потом нам помог сам Сергей Сергеич. Он догадался, кто я есть, а Михеев подогрел его опасения. Поэтому тот решил после дела домой не возвращаться и забрал все с собой. Ну, об этом уж нетрудно было догадаться. Зачем он забежал к себе перед самой операцией.
– Но как вы сразу догадались, что это именно они? Те самые? – сказал первый автор, хватая Зубова за локоть.
– Не забывайте, – сказал лейтенант, – не забывайте: Володин все время оставался на подозрении. Вдобавок, на даче он был в кожаной куртке, взятой в квартире на улице Удальцова. Конечно, в куртке я не был уверен. Мало ли совпадений. Но вот Сергея Сергеича я сразу узнал. По описанию старшины. Эта поднятая бровь и нервное подергивание века. Он подбросил снятые Семеном с одного человека часы, но об этом после. Словом, если он вернул часы – значит, у него есть веские основания не привлекать к себе излишнее внимание милиции. Тут уж было подумать над чем...
По коридору шел навстречу мужчина в форме милицейского офицера. Так как все остальные вокруг были тут в штатском, авторы его узнали. Это был, конечно, заместитель Марков.
– Леонид Михайлович, – произнес он энергично. – Зайдите с делом Маргасова.
И четко пошагал дальше, подтянутый и бодрый.
Зубов привел гостей в кабинет.
– Я скоро вернусь. Сплавлю Маркову бумаги – и свободен...
В дверях он задержался и спросил:
– Случайно вам не известно, скоро ли «Дом Семеновых» выйдет на экран?
Авторы переглянулись: в «Доме Семеновых» снималась Актриса.
– Придется еще поработать, – сказал первый автор и похлопал по рукописи, когда они остались вдвоем.
– М-да, – согласился второй автор.
За дверью послышались грузные шаги. Дверь приоткрылась, и появился Михеев. Он взглянул на них с каким-то подозрением и сказал:
– У вас, как видно, нелегкая работа. Дело в том, что я когда-то учился на инженера-полиграфиста. На инженера, – подчеркнул он, замялся в дверях и добавил: – Толковый парень этот Зубов. Вообще-то он подоспел вовремя. Крепко я засел с теми братцами. Связи нет. Хоть кричи в окно прохожим.
Он кашлянул неловко, не зная, что еще сказать.
– Что ж, заходите еще. Буду рад, – произнес он несколько неуверенно и было закрыл дверь за собой.
– Минуточку, Серафим Петрович! – крикнул первый автор.
Голова Михеева появилась вновь. Михеев смотрел обеспокоенно.
– Послушайте, уж как-то принято, что должен быть счастливый конец, – сказал первый автор. – Что бы написать о Нине в этаком разрезе?
Второй автор закивал энергично, оказывая поддержку.
– Ну, напишите: мол, деньги вернули родителю. Все почти, мол, – сказал Михеев растерянно и добавил: – Придумайте что-нибудь. Сдала, понимаешь, экзамены. И может, кто знает, вышла замуж. Ну, вам видней...
Он посмотрел вопросительно на одного автора, потом на второго и очень осторожно затворил дверь. Потом за дверью было тихо – очевидно, Михеев отошел на цыпочках.