31
Отец Виктории не присутствовал на ее похоронах. Он перенес инфаркт и обессиленный лежал в постели. Ее могилка была усыпана полевыми цветами.
– Крепитесь, Роман Александрович! – говорили мне местные жители, стараясь хоть как-то смягчить мое горе. – Господь позаботится о ее душе. Теперь все несчастья для нее позади. Виктория обрела вечный покой. Вы любили ее, Роман Александрович, и она безумно любила вас… Такое горе! Такая жуткая смерть! Ивану Васильевичу давно нужно было избавиться от Джека Потрошителя…
Я, как мог, изображал из себя горем убитого супруга. Даже Большой Боря, который убедил участкового в моей невиновности, тоже подошел ко мне и протянул мозолистую волосатую руку.
– Прими искренние соболезнования, дружище! Ты же сам видел, что я ничего не мог сделать…
– Тебя никто не обвиняет, Большой Боря, – с дрожью в голосе сказал я.
– Мне следовало запретить вашей супруге подходить так близко к этому убийце…
– Кто же знал, что он взбесится?
– Она всегда подходила к Джеку Потрошителю, и он никогда не смотрел на нее косым взглядом. А тут… Прости меня, дружище…
– Спасибо, Большой Боря! – ответил я поникшим голосом. – Надеюсь, у тебя не возникнет неприятностей. Я убедил вашего следователя в твоей непричастности к случившемуся…
– Знаю, дружище! Я тоже был у него. Я рассказал участковому о том, что ты стоял за изгородью, а потом бросился на помощь.
Мы крепко пожали друг другу руки.
Этот закоренелый алкоголик даже не заметил, когда я перелез через ограду. Как я уже говорил, его несусветная глупость была мне только на пользу.
В течение нескольких последних дней, на которые я был вынужден задержаться на ферме моего тестя, по вполне понятным причинам меня можно было легко найти на кладбище. Я постоянно сидел возле могилы Виктории. Я был там с утра и до позднего вечера. Я страдал от голода, но упорно отказывался от пищи, ограничившись лишь кусочком ржаного хлеба и стаканом холодной воды. Мое горе должно было выглядеть искренним и неподдельным. Иногда до меня доходили слухи, что я начинаю терять рассудок. Глупцы! Разве они могли знать, что все эти дни я ликовал от восхищения перед собственной гениальностью. Меня переполняла гордость за содеянное преступление. Теперь все мысли я направлял на свою очередную жертву. Я произвел один самосуд и тут же вынес второй приговор. Данила Луговой был обречен на смерть. Он не имел права подать кассационную жалобу. Я даже специально не сообщил в Мурманск о причине моей задержки. Я хотел, чтобы Данила был первым, кто узнает от меня о случившемся несчастье. Я мечтал посмотреть ему в глаза и увидеть, как у него опустятся руки, и, не выдержав истинного горя, обрушившегося на него, он проронит слезу. Я стремился запечатлеть его в моей памяти жалким и беспомощным человеком, страдающим от потери возлюбленной.
В тот день, когда я наконец-то был просто обязан вернуться на Кольский полуостров, я, как обычно, находился у могилки Виктории. Здесь была поистине мертвая тишина. Меня никто не отвлекал от моих мыслей, и я имел возможность спокойно сосредоточиться на следующем преступлении. Заметив приближающуюся Светлану, я прикинулся настоящим безумцем, у которого помутился разум.
– Лапушка моя! На кого ж ты меня покинула? – бормотал я таким голосом, чтобы служанка моего тестя могла услышать мои слова. – Почему ты не взяла меня с собой? Лучше бы эта тварь убила меня! Прости, моя кровинушка! Я не смог тебя уберечь. Прости, любимая! Лучше бы я погиб! Лучше бы я…
Светлана, абсолютно уверенная в том, что я не заметил ее присутствия, осторожно прикоснулась к моему плечу.
– Роман Александрович! – поникшим голосом сказала она. – Нельзя так сильно терзать свою душу. У вас большое горе, но вы должны с ним справиться. Видно, сам Господь дал вам такое тяжелое испытание…
– За что? – плачевным голосом спросил я. – Он отнял у меня Викторию! Это не испытание, а наказание. Почему он отнял у меня самое дорогое, что было в моей жизни?
– Идемте, Роман Александрович! Вам нельзя здесь больше оставаться. Вы сегодня уезжаете.
– Я знаю, Светочка! Пожалуйста, оставь меня в покое. Я хочу еще немного побыть наедине с моей женой…
– Вам пора, Роман Александрович! – настойчиво сказала она. – Иван Васильевич ждет вас в гостиной. Он просил, чтобы вы к нему зашли.
Я поднял голову и с наигранной грустью посмотрел на нее.
– Как его самочувствие? – отрешенно поинтересовался я.
– Гораздо лучше, чем было.
– Надеюсь, он поправится…
– Я тоже на это надеюсь. К сожалению, трагическая смерть дочери слишком сильно повлияла на его здоровье.
– Зачем я ему понадобился?
– Я не привыкла задавать хозяину лишние вопросы.
Я понимающе кивнул головой.
– Будьте любезны, еще пару минут… – попросил я.
– Пожалуйста, Роман Александрович! Я подожду вас поблизости.
Она отошла на весьма приличное расстояние и остановилась.
Убедившись, что никого нет рядом и меня никто не может услышать, я низко склонил голову, на минуту представив, что Виктория лежит передо мной не в сырой земле, а в уютной теплой постели.
– Ну что, милая?! – злорадно произнес я. – Если ты меня слышишь, то знай, следующим будет Данила Луговой! Я не успокоюсь, пока этот франт тоже не окажется в могиле. Прощай, дорогая! Извини, но я не могу пожелать тебе Царствие Небесное…
Всю дорогу, от кладбища до фермы, мы со Светланой почти не разговаривали друг с другом и лишь изредка обменивались малозначительными фразами. Своего тестя, изможденного от болезни и горя, я застал в его кресле-каталке.
– Светланочка, оставь нас одних! – приказным тоном произнес он. – У нас с Романом Александровичем опять будет серьезный мужской разговор.
Я насторожился. Его тон не предвещал ничего хорошего. Светлана незамедлительно вышла из гостиной.
– Вот что, Роман Александрович! – тяжело дыша, сказал мой тесть. – Нас с вами постигло огромное горе. Как это ни парадоксально звучит, но оно нас объединяет. Несмотря на сложившиеся неблагоприятные обстоятельства, я все-таки обязан вам кое-что сказать. Но сначала мы должны наказать убийцу моей дочери! Я не сомневаюсь, что вы готовы разделить мое мнение. Ведь ко всему прочему это еще и ваша супруга…
Он глубоко вздохнул, немного подумал и добавил:
– Возможно, Большой Боря больше не будет работать на моей ферме.
– Он ни в чем не виноват! – вступился я за этого не просыхающего алкоголика, который, сам того не ведая, оказал мне неоценимую услугу.
Как бы там ни было, за мной числился должок. Он был ценным свидетелем моей непричастности к случившейся трагедии.
– Мне все известно, – прохрипел Иван Васильевич. – Большой Боря ежедневно ухаживал за Джеком Потрошителем. Теперь он останется без работы.
– У меня сейчас не то настроение, чтобы я пытался вас в чем-то переубеждать, – вспылил я. – Поступайте так, как вам подскажут ваш внутренний голос и ваша совесть. Я скоро уезжаю. Но смею заметить, что не Большой Боря подарил Виктории ярко-алое платье!
Я видел, как лицо Ивана Васильевича мгновенно побагровело. Он проскрипел зубами и вспыхнул от гнева, но тут же справился с эмоциями и вновь приобрел прежнее самообладание.
– Вы напрасно пытаетесь обвинить меня в гибели моей дочери! – сказал он. – Ведь я не упрекаю вас в том, что вы поджидали Викторию возле загона. Это ведь тоже может показаться весьма странным обстоятельством. Не так ли, Роман Александрович?
– Произошел несчастный случай! Нас обоих постигло тяжелое горе! Давайте не будем ссориться, высказывая один другому необоснованные обвинения, – непоколебимо заявил я и тут же добавил: – Большой Боря тоже стал жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств. Он ни в чем не виноват! Почему вы решили вышвырнуть его на улицу? Я согласен, он горький пьяница, настоящий опустошитель пивных бочек, но он исправный, исполнительный работник…
– Пожалуй, вам удалось меня переубедить, – великодушно подметил Иван Васильевич. – Я, наверное, пересмотрю свое поспешное решение и ради восстановления справедливости оставлю Большого Борю на моей ферме.
– Поступайте, как подскажут вам ваш внутренний голос и ваша совесть! – вновь посоветовал я.
Иван Васильевич как-то странно посмотрел на меня.
– Можете не сомневаться, Роман Александрович, мне доподлинно известно, кто настоящий убийца моей дочери! – заявил он, не отводя от меня прямого взгляда.
По моему телу пробежали мурашки. Мне показалось, что этот полоумный старик действительно что-то пронюхал. Вероятно, я недооценил его возможности.
– Вы ошибаетесь, Иван Васильевич, – твердо сказал я. – Виктория погибла в результате несчастного случая. Здесь нет виновных! Можете мне поверить, мое горе ничуть не меньше вашего, но, глядя правде в глаза…
– Вот именно! – грубо перебил меня мой тесть. – Глядя правде в глаза, я обязан поступить по совести! Принесите мое шестизарядное ружье, господин Белозеров…
– Что вы намерены сделать?
– Я намерен наказать убийцу!
Он посмотрел на меня суровым взглядом. Я невольно почувствовал дрожь и слабость во всем теле.
– Принесите ружье! – вновь потребовал он. – Вы найдете его в моей спальне. Только обращайтесь с ним осторожно. Оно заряжено.
– Что вы намерены сделать? – настойчиво переспросил я.
Иван Васильевич сощурил глаза и оглядел меня с ног до головы.
– Джек Потрошитель должен понести суровое наказание! – голосом, не терпящим возражений, заявил он.
Я облегченно вздохнул. Я уже было подумал, что старый маразматик догадался о моей непосредственной причастности к гибели его дочери.
– Но ведь этот бык – ваша гордость! – подметил я. – Джек Потрошитель всего лишь глупое безмозглое животное. Он не может отвечать как ни за свои действия, ни за свои неосознанные поступки.
– Вы глубоко заблуждаетесь, Роман Александрович! – потерянным голосом сказал мой взбудораженный тесть. – Джек Потрошитель далеко не глупое и не безмозглое животное. Я привез его из Испании еще теленком. Я выложил за него кучу денег! В жилах этого быка течет благородная кровь! Джеку Потрошителю свойственен боевой порыв. Он атакует не ради пропитания, а потому что рожден быть боевым быком. Еще до начала девятнадцатого века его предки вступали в схватки с бенгальскими тиграми. Из достоверного источника известно, что в таких сражениях всегда победителями были быки. Нет, Роман Александрович, это животное далеко не глупое и не безмозглое…
– Он не осознавал, что творил.
– Я не обвиняю его в смерти моей дочери, но я должен его остановить. Я не хочу, чтобы еще раз была пролита чья-то кровь.
– Вы намерены его застрелить?
– А вы думали, я позволю отвезти его на бойню?! Пусть с моей стороны будет слишком расточительно не использовать по прямому назначению более девятисот восьмидесяти килограммов свежего мяса, но Джек Потрошитель заслуживает иной участи. Я вызову его на поединок, и пусть сам Господь станет нашим судьей!
– Вы считаете, что ваши шансы будут равны?
– Почему бы и нет? Этот бык, молодой и сильный, я больной и немощный старик… У него крепкие смертоносные рога. Одним точным ударом он любого противника отправит на тот свет! У меня ружье, но я слишком слаб и не уверен, что мои пули попадут в цель. Лучше всего стрелять между глаз…
Я изумленно посмотрел на него.
– Для чего вы рассказываете такие подробности? – спросил я.
– Ради вашего общего развития, – отмахнулся он. – Мало ли когда пригодится…
– Вам следует отказаться от этой бредовой затеи, – сказал я. – Если вы считаете, что Джека Потрошителя необходимо пристрелить, то дайте необходимые распоряжения вашим работникам.
– Вы так ничего и не поняли, Роман Александрович! – с сожалением в голосе сказал он.
– Если вы соизволите объяснить…
– Обычно меня сопровождает Светланка. Согласитесь, подобное зрелище не для ее мягкого характера. Вы поможете мне добраться до загона, а там пусть Бог нас рассудит…
Я так и не понял, кого он имел в виду, меня или Джека Потрошителя.
– Иван Васильевич… – твердо сказал я, проанализировав цепь логических умозаключений. – Волею судьбы мне пришлось стать свидетелем гибели моей жены. Если вдобавок ко всему я вдруг стану свидетелем вашей смерти, то мне будет сложно убедить вашего участкового в собственной непричастности ко всему случившемуся…
– У вас не возникнет никаких проблем! Я предусмотрел такой вариант. Мною выданы соответствующие распоряжения, которые зафиксированы на бумаге и заверены моей подписью. Джек Потрошитель убил мою единственную дочь! Я на правах ее отца вызываю этого зверя на поединок!
– Но ведь это абсурд! – возразил я.
– Если Джек Потрошитель выйдет победителем, то вам, Роман Александрович, предоставляется право поступить с ним по собственному усмотрению. Его судьба будет целиком зависеть от вашего решения. К сожалению, вы не способны на хладнокровную месть, поэтому не мешайте мне совершить справедливое возмездие! Вы все равно не сможете ничего изменить. Не сегодня так завтра наш поединок состоится. Надеюсь, вы сами не допустите, чтобы Светланка… Это невинное дитя сопровождало меня на кровавую бойню. Как я вам уже сказал, у нас с Джеком Потрошителем шансы равны…
– Вы меня не убедили, Иван Васильевич! – твердо заявил я. – Мне неприятно посещать место гибели Виктории, и я действительно мягкий миролюбивый человек, не способный совершить акт кровной мести даже по отношению к животному. Но если вы приняли окончательное решение, то я все ж таки помогу вам добраться до загона. Только имейте в виду… Если с вами произойдет несчастье, я не стану изображать из себя героя!
– Вы не поможете мне в случае опасности?
– Я не стану из-за вашей нелепой прихоти рисковать собственной жизнью! К тому же считаю своим долгом предупредить: Джек Потрошитель будет немедленно отправлен на бойню. Мне наплевать на его благородную кровь!
– Я ведь уже сказал, – прохрипел Иван Васильевич. – Его судьба целиком в ваших руках!
– В таком случае можно считать, что мы договорились, – сдался я. – Где ваше ружье? По-моему, вы упоминали о вашей спальне…
Он молча кивнул головой.
Я поспешно принес ружье и положил ему на колени. Мне было искренне жаль Джека Потрошителя. Ведь я, как не кто иной, знал о его невиновности, но я все-таки надеялся, что ружье не даст осечки, а Иван Васильевич не промахнется. Реальная возможность трагической гибели этого старого маразматика никоим образом не входила в мои планы.
