15
У Данилы Лугового и впрямь были золотые руки. Если бы Виктория не призналась, что испортила обшивку потолка в салоне автомобиля, то я бы ни за что этого не заметил. Я даже начал подумывать о том, что она зря сказала мне правду. Впрочем, я больше был склонен верить своему воображению, чем ее лживым объяснениям. Сомнения, однажды запавшие в мое сознание, уже могли остаться там навсегда, как воспоминания женщины о потерянной девственности.
– Я признаю, дорогая, что недавно совершил опрометчивый поступок. Я был не справедлив по отношению к Даниле Луговому, – сказал я, когда мы с Викторией приготовились поужинать. – Я готов исправить ошибку и намерен предоставить ему постоянную работу.
Она посмотрела на меня задумчивым взглядом. В ее глазах не было ни восторга, ни огорчения, лишь одна холодная пустота.
– Ты планируешь пристроить его грузчиком в какой-нибудь из своих магазинов? – равнодушным тоном поинтересовалась Вика.
– Нет, я собираюсь оставить его в нашем гараже. Разумеется, будут некоторые дополнительные расходы, но я уверен, что в будущем за благое намерение мне воздастся сторицей. Перед тем как чего-то достичь, всегда приходится вкладывать изначальный капитал, дорогая…
– Что ты задумал? – настороженно спросила она.
– Ничего особенного. Хочу предложить твоему земляку стабильный заработок. Сначала он получит незначительную работу вроде мойщика автомобилей, но с перспективой на будущее. Возможно, чуть позже я возьму его личным водителем.
– Ты передумал продавать лимузин и хочешь ездить одновременно на двух машинах?
– Нет, я планирую приобрести новый автомобиль и заменить Степаныча. Как это ни печально звучит, но ему пора уходить на пенсию! Теперь у него не та реакция за рулем и уже не то здоровье, как прежде. Я решил, что Данила Луговой будет превосходной заменой. Лучшего водителя мне, пожалуй, не найти.
Я заметил, что Виктория слегка улыбнулась, но сделала это весьма осторожно, лишь краешком губ и озорным блеском в глазах. Видимо, недавний урок, который я преподал, внезапно расторгнув сделку с ее любовником, не пропал даром и пошел ей на пользу. Вот только по поводу обшивки салона она допустила непростительную промашку. Ее никто не тянул за язык. Ей нужно было молчать, и у меня не было бы веских оснований для ревности.
– Может быть, ты не согласна с моим мнением? – нарочно спросил я.
– Тебе решать, дорогой… – отпарировала она. – Данила хорошо водит автомобиль. Я думаю, он будет работать ничуть не хуже Степаныча.
– Но он еще слишком молод…
Я как бы невзначай высказал мысли вслух.
– Разве его молодость не основной критерий твоего выбора? Степаныч уже в преклонном возрасте. Данила полон сил и энергии…
Виктория бросила на меня беглый взгляд. Я сделал вид, что не обратил внимания на ее неосторожное высказывание. Кто бы сомневался, что Данила полон сил и энергии?!
– Как бы там ни было, можно предоставить парню шанс. Дать возможность попробовать… – сказал я, закусывая лангустами. – Вот только не знаю, согласится ли он принять мое предложение? Может, не стоит и пробовать?
– Данила сейчас на мели, – мгновенно отозвалась Виктория. – У него нет выбора!
Ее поспешный ответ и внезапная растерянность, отразившаяся на побледневшем лице, меня жутко забавляли. Вике следовало бы научиться сдерживать эмоции.
– Ты всегда самостоятельно принимаешь решения и, как правило, никогда не ошибаешься. Ты лучше меня разбираешься в людях, – сказала она, тщетно пытаясь скрыть нахлынувшее на нее волнение. – Данила Луговой или кто-то другой, какая, в сущности, разница? Степаныч твой шофер и практически чуть ли не камердинер. Безусловно, он хороший человек, но, как работник, уже давно исчерпал свои ресурсы. Конечно, его следует заменить. Но ведь тебя никто не торопит. Если Данила по каким-то причинам тебя не устраивает, можно подыскать другую кандидатуру.
Я сразу догадался, что это была ее запоздалая реакция на мои каверзные вопросы. Виктория неосторожно допустила грубую оплошность и теперь всячески пыталась ее исправить, но этим самым делала себе только хуже. Я даже не представляю, что бы с ней могло произойти, имей она возможность прочитать или увидеть мои скрытые мысли.
– Необходимо как следует подумать, – продолжая забавляться, произнес я. – Все-таки Степаныч много лет служил мне верой и правдой. Данила Луговой значительно моложе, но способен совершить глупость…
– Ты что имеешь в виду? – настороженно спросила Виктория.
– Излишняя самоуверенность к добру не приводит. Степаныч никогда не идет по шоссе свыше сотни километров, но зато я уверен, что не попаду с ним в аварию. Данила Луговой полное противоречие…
– Я что-то не пойму, ты хочешь его оставить или нет?
Виктория заметно нервничала. Я решил прекратить эту нелепую дискуссию. Даже самый гибкий прутик всегда может переломиться. Мне следовало действовать осторожнее, чтобы не переборщить и, как говорится, не перегнуть палку.
– Еще есть время подумать, – с напускным безразличием сказал я. – Ты тоже приглядись к нему повнимательней.
Виктория кивнула головой. Я даже не сомневался, что насчет Лугового она больше не скажет ни единого слова. Или, во всяком случае, постарается избегать этой темы, чтобы лишний раз не доводить меня до белого каления.
– Недавно ты сама просила быть с тобой более откровенным, – сказал я, все-таки вернувшись к нашему разговору.
Мне не хотелось оставаться в дураках. Виктория раз и навсегда должна уяснить, что я не такой лох, которому можно навешать лапшу на уши. Она окинула меня таким удивленным взглядом, что я невольно прочитал в ее глазах немой вопрос.
– У меня есть некоторые сомнения насчет зонтика, – на одном выдохе сказал я.
Виктория чуть покраснела. Мне показалось, что я попал в самую точку.
– Если бы ты вдребезги разбила автомобиль, то я не сказал бы тебе ни слова. Я не стал бы тебя укорять. Это твоя машина, и ты вправе распоряжаться ею по собственному усмотрению.
Виктория заерзала в кресле.
– Да, милый, – согласилась она. – Я знаю, что ты щедрый человек. Но никак не пойму, к чему весь этот разговор?
Она глубоко вздохнула.
– Почему ты решила, что я стал бы ругаться из-за обшивки салона?
– Я не думала, что ты будешь ругаться. Новый автомобиль… Мне самой неприятно от того, что все произошло так глупо и нелепо. Нечаянно нажала на кнопку…
– Я уже слышал эту легенду! – резко перебил я. – Сработала пружинка, и наконечник зонтика воткнулся в потолок…
– Все верно, милый! Именно так и произошло.
Тыльной стороной ладони я обтер вспотевший лоб.
– Мне кажется, здесь не обошлось без прямого или косвенного участия Данилы, – хладнокровно произнес я.
Виктория пожала плечиками.
– Ты напрасно думаешь, что это он испортил машину. Но если бы Данила нечаянно распорол обшивку, то зачем бы я стала скрывать от тебя правду?
– Я сомневаюсь, что ты вообще мне ее говорила!
– Что?
– Эту правду.
Виктория чуть не задохнулась от возмущения.
– Я не поняла смысл твоих намеков, – растерянным голосом сказала она. – Я не пойму, к чему ты клонишь?
– Пустяки, дорогая! – отмахнулся я. – Мысли вслух и ничего серьезного. Не обращай внимания, мало ли какая чушь приходит на ум.
Я сделал вид, что мне совершенно безразлично, получу я ответ на свой каверзный вопрос или нет.
– Я не хочу, чтобы между нами была какая-то неясность, – решительно заявила Вика.
Ее выдержка таяла на глазах, как стаканчик мороженого на солнцепеке.
– По-моему, между нами и так все предельно ясно! – возразил я.
Мое высказывание показалось мне забавным до такой степени, что я даже не пытался скрыть ехидную улыбку. По взгляду Виктории я сразу догадался, что эта безобидная улыбка была для нее чем-то вроде вестника несчастья. Она вжалась в кресло и смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
– Мне кажется, дорогая, что между нами все предельно ясно, – повторил я.
– Если ты решил выяснить какой-то вопрос, то будь откровенным до конца, – вспылила Виктория. – К чему это словоблудие? Я не предрасположена разгадывать твои ребусы. Я никак не пойму, на что ты намекаешь. Я нечаянно испортила обшивку салона и сильно расстроилась! Я не совершила ничего предосудительного. За что ты учинил мне подобный допрос? Почему я должна терпеть твои унизительные упреки? Я не понимаю, при чем здесь Данила?
– Ты совершенно права, – согласился я. – Действительно, при чем здесь Данила?
Я вновь улыбнулся, но в этот раз даже сам почувствовал, что моя улыбка была злой и дерзкой, словно у маньяка, который подкрадывался к беззащитной жертве.
– Ромчик, милый… Давай прекратим этот неприятный разговор, – взмолилась она. – Я никак не возьму в толк, чем ты недоволен?
Она встала с кресла и начала нервно расхаживать по гостиной.
– Хоть раз в жизни скажи честно и откровенно, в чем ты меня подозреваешь?! Я не сделала ни одного опрометчивого поступка, из-за которого мне могло быть стыдно. Да, я порвала зонтиком эту чертову обшивку! С любым человеком может произойти что-либо подобное. Да, я расстроилась! Еще больше боялась расстроить тебя. Это нормальная реакция для любого нормального человека! Да, я была в мастерской. Что в этом противозаконного? Многие женщины, у которых есть автомобили, пользуются услугами подобных фирм. Данила видел мою растерянность и безысходность моего положения.
– Поэтому он решил тебе помочь?
– Представь себе!
– Бескорыстно?
– Почему бы и нет?
Виктория окинула меня взглядом пантеры.
– Ты считаешь его поступок неприличным? Было бы гораздо лучше, если бы он не принял во внимание мое, пусть и маленькое, несчастье? Он решил помочь моему горю, и я считаю, что Данила поступил как истинный джентльмен.
– Разве я говорил, что он не должен был подать тебе руку помощи? – уклончиво спросил я.
Виктория снова опустилась в кресло.
– Ты ничего не говоришь! – вспылила она. – Ты никогда и ничего не говоришь, но потом неизвестно какую глупость вбиваешь себе в голову. Ты целый вечер ходишь надутый, как сыч. Приведи себя в порядок, Ромчик! Я советую тебе вовремя остановиться. Прости, милый, но мне кажется, ты сам создаешь себе трудности только ради того, чтобы затем их мужественно преодолевать.
– Ты хочешь откровенного разговора? – спросил я.
– Именно об этом я тебя и прошу. Мне надоели твои догадки, твои абсурдные подозрения…
Я вновь саркастически усмехнулся.
– Ты ведь была в туфельках на высоких шпильках? – вкрадчивым голосом уточнил я.
– Да. Я была в своих любимых туфлях. Мне в них очень удобно. Не вижу в этом ничего предосудительного.
Я прищурил правый глаз и меланхолично покачал головой.
– Так значит, ты порвала обшивку зонтиком?
– Да! – выкрикнула Виктория. – Сколько раз можно повторять одно и то же? Я порвала обшивку зонтиком!
– В теплый солнечный день?
Мне нравилось изображать из себя Шерлока Холмса.
– Утром было прохладно и пасмурно.
– Я этого не заметил.
– Последнее время ты много чего не замечаешь.
– Снова повторяю вопрос! – уже издевательским тоном произнес я. – Чем ты порвала обшивку салона?
Виктория вскинула голову и сжала кулачки, но ответить мне грубостью она все ж таки не решилась.
– Зонтиком! – хорошо поставленным голосом сказала она.
Это единственное слово было произнесено на уровне заключительного монолога прокурора: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!»
– Мне кажется, ты испортила эту обшивку шпилькой собственной туфельки! – съехидничал я.
Виктория округлила глаза.
– Каким образом? – вновь задыхаясь от возмущения, спросила она.
– Тебе виднее, – отпарировал я.
Она, словно ужаленная, вскочила с кресла.
– Ты на что намекаешь, Роман? – выкрикнула Виктория в порыве ярости.
– Просто констатирую факты! – холодно подытожил я.
– Чтобы порвать шпилькой туфельки потолочную обшивку салона, я как минимум должна…
Она остановилась на полуслове. Ее лицо вновь вспыхнуло ярко-алым румянцем.
– В том-то и вся суть, дорогая… У меня есть серьезные основания подозревать, что именно так и произошло.
– Роман…
– К чему пустые слова, любимая?
– Но ведь это совершеннейшая глупость! Неужели ты всерьез думаешь, что мы с Данилой…
– Нет, дорогая! Ни в коем случае, – возразил я. – Данила обучал тебя вождению задним ходом. Ты, моя прелесть, то заезжала в ангар, то выезжала из него…
– Роман! Твои мысли меня пугают.
– Сколько раз можно повторять одно и то же? Твои поступки меня пугают еще больше! – не скрывая возмущения, воскликнул я и тут же продолжил: – Даже самые последние рогоносцы имеют право на снисхождение. Пожалуйста, избавь меня от своей бессовестной лжи! Я никогда не смирюсь с тем, что стал обманутым мужем, и тем более никому не позволю делать из меня клоуна! – громогласно добавил я и гордо вышел из гостиной.
