Пустынник

«Веди меня, пустыни житель,
  Святой анахорет;
Близка желанная обитель;
  Приветный вижу свет.

Устал я: тьма кругом густая;
  Запал в глуши мой след;
Безбрежней, мнится, степь пустая,
  Чем дале я вперед».

«Мой сын (в ответ пустыни житель),
  Ты призраком прельщен:
Опасен твой путеводитель –
  Над бездной светит он.

Здесь чадам нищеты бездомным
  Отверзта дверь моя,
И скудных благ уделом скромным
  Делюсь от сердца я.

Войди в гостеприимну келью;
  Мой сын, перед тобой
И брашно с жесткою постелью
  И сладкий мой покой.

Есть стадо… но безвинных кровью
  Руки я не багрил:
Меня творец своей любовью;
  Щадить их научил.

Обед снимаю непорочный
  С пригорков и полей;
Деревья плод дают мне сочный,
  Питье дает ручей.

Войди ж в мой дом – забот там чужды;
  Нет блага в суете:
Нам малые даны здесь нужды;
  На малый миг и те».

Как свежая роса денницы,
  Был сладок сей привет;
И робкий гость, склоня зеницы,
  Идет за старцем вслед.

В дичи глухой, непроходимой
  Его таился кров –
Приют для сироты гонимой,
  Для странника покров.

Непышны в хижине уборы,
  Там бедность и покой;
И скрыпнули дверей растворы
  Пред мирною четой.

И старец зрит гостеприимный,
  Что гость его уныл,
И светлый огонек он в дымной
  Печурке разложил.

Плоды и зелень предлагает
  С приправой добрых слов;
Беседой скуку озлащает
  Медлительных часов.

Кружится резвый кот пред ними;
  В углу кричит сверчок;
Трещит меж листьями сухими
  Блестящий огонек.

Но молчалив, пришлец угрюмый;
  Печаль в его чертах;
Душа полна прискорбной думы;
  И слезы на глазах.

Ему пустынник отвечает
  Сердечною тоской.
«О юный странник, что смущает
  Так рано твой покой?

Иль быть убогим и бездомным
  Творец тебе судил?
Иль предан другом вероломным?
  Или вотще любил?

Увы! спокой себя: презренны
  Утехи благ земных;
А тот, кто плачет, их лишенный,
  Еще презренней их.

Приманчив дружбы взор лукавый:
  Но ах! как тень, вослед
Она за счастием, за славой,
  И прочь от хилых бед.

Любовь… любовь, Прелест игрою
  Отрава сладких слов,
Незрима в мире; лишь порою
  Живет у голубков.

Но, друг, ты робостью стыдливой
  Свой нежный пол открыл».
И очи странник торопливый,
  Краснея, опустил.

Краса сквозь легкий проникает
  Стыдливости покров;
Так утро тихое сияет
  Сквозь завес облаков.

Трепещут перси; взор склоненный;
  Как роза, цвет ланит…
И деву-прелесть изумленный
  Отшельник в госте зрит.

«Простишь ли, старец, дерзновенье,
  Что робкою стопой
Вошла в твое уединенье,
  Где бог один с тобой?

Любовь надежд моих губитель,
  Моих виновник бед;
Ищу покоя, но мучитель
  Тоска за мною вслед.

Отец мой знатностию, славой
  И пышностью гремел;
Я дней его была забавой;
  Он все во мне имел.

И рыцари стеклись толпою:
  Мне предлагали в дар
Те чистый, сходный с их душою,
  А те притворный жар.

И каждый лестью вероломной
  Привлечь меня мечтал…
Но в их толпе Эдвин был скромный;
  Эдвин, любя, молчал.

Ему с смиренной нищетою
  Судьба одно дала:
Пленять высокою душою;
  И та моей была.

Роса на розе, цвет душистый
  Фиалки полевой
Едва сравниться могут с чистой
  Эдвиновой душой.

Но цвет с небесною росою
  Живут единый миг:
Он одарен был их красою,
  Я легкостию их.

Я гордой, хладною казалась;
  Но мил он втайне был;
Увы! любя, я восхищалась,
  Когда он слезы лил.

Несчастный! он не снес презренья;
  В пустыню он помчал
Свою любовь, свои мученья –
  И там в слезах увял.

Но я виновна; мне страданье;
  Мне увядать в слезах;
Мне будь пустыня та изгнанье,
  Где скрыт Эдвинов прах.

Над тихою его могилой
  Конец свой встречу я –
И приношеньем тени милой
  Пусть будет жизнь моя».

«Мальвина!» – старец восклицает,
  И пал к ее ногам…
О чудо! их Эдвин лобзает;
  Эдвин пред нею сам.

«Друг незабвенный, друг единый!
  Опять, навек я твой!
Полна душа моя Мальвиной –
  И здесь дышал тобой.

Забудь о прошлом; нет разлуки;
  Сам бог вещает нам:
Всё в жизни, радости и муки,
  Отныне пополам.

Ах! будь и самый час кончины
  Для двух сердец один:
Да с милой жизнию Мальвины
  Угаснет и Эдвин».

Отправить