Книга: Последнее изобретение человечества
Назад: ГЛАВА 13 Непознаваемы по природе
Дальше: ГЛАВА 15 Кибернетическая экосистема

ГЛАВА 14
Конец эры человечества?

Рассуждение очень простое. Мы начинаем с завода, самолета, биологической лаборатории или другой среды со множеством компонентов… Затем нам нужно два или более отказа компонентов, которые взаимодействуют друг с другом каким-то неожиданным образом… Эта тенденция к взаимодействию — характеристика системы, а не часть оператора; назовем это «интерактивной сложностью» системы.
Чарльз Перроу. Нормальные аварии
Я предсказываю, что всего через несколько лет нас ждет серьезная катастрофа, вызванная автономной компьютерной системой, самостоятельно принимающей решения.
Уэндолл Уоллак, специалист по этике, Йельский университет
Мы уже рассмотрели проблемы финансирования и сложности программного обеспечения, чтобы определить, могут ли они
стать препятствиями для интеллектуального взрыва, и выяснили, что ни то ни другое, судя по всему, не помешает продвижению исследователей к созданию УЧИ и ИСИ. Если специалисты по информатике не смогут этого сделать, то они будут лихорадочно пытаться создать хоть что-нибудь мощное примерно в то же время, когда вычислительные нейробиологи доберутся до УЧИ. А скорее всего это будет гибрид технологий, основанный одновременно на принципах когнитивной психологии и нейробиологии.
Если финансирование и сложность программ вроде бы не являются непреодолимым барьером для создания УЧИ, то многое из того, что мы обсуждали, представляет собой серьезные препятствия к созданию УЧИ, думающего по-человечески. Ни один из тех разработчиков ИИ, с кем мне пришлось разговаривать, не планирует строить системы исключительно на базе того, что я в главе 5 окрестил «обычным» программированием. Мы уже говорили, что в обычном, построенном на логике программировании человек пишет каждую строку кода, а весь процесс от начала до конца теоретически доступен и прозрачен для контроля. Это означает, что «безопасность» или «дружественность» программ можно доказать математически. Вместо этого все они собираются использовать обычное программирование и инструменты в виде черных ящиков, вроде генетических алгоритмов и нейронных сетей. Добавьте к этому сложность когнитивных архитектур и получите непознаваемость, которая для УЧИ-систем будет не случайной, а фундаментальной. Ученые получат разумные, но чуждые нам системы.
Известный технарь-предприниматель, ученый и коллега Стива Джобса по Apple Стив Юрветсон рассмотрел вопрос о том, как можно интегрировать «разработанные» и «развившиеся» системы. Он предложил хорошую формулировку для парадокса непознаваемости:
Таким образом, если мы развиваем сложную систему, то получаем черный ящик с интерфейсами. Мы не можем с легкостью приложить свою конструкторскую интуицию, чтобы улучшить его внутреннее устройство… Если мы искусственно развиваем умный ИИ, это будет чуждый нам интеллект, определяемый своими сенсорными интерфейсами, и понимание его внутреннего устройства может потребовать не меньше усилий, чем мы сейчас тратим на объяснение человеческого мозга. Учитывая, что компьютерные программы могут эволюционировать намного быстрее, чем размножаются биологические существа, маловероятно, что мы станем тратить время на обратное проектирование этих промежуточных точек, тем более что мы почти ничего не смогли бы сделать с этим знанием. Мы пустим процесс улучшения на самотек.
Следует отметить, что Юрветсон отвечает на вопрос: «Насколько сложными будут развившиеся в процессе эволюции системы или подсистемы?» Его ответ: такими сложными, что детальное понимание механизмов их работы потребовало бы инженерного подвига не меньшего, чем обратное проектирование человеческого мозга. Это означает, что вместо человекоподобного сверхинтеллекта, или ИСИ, развившиеся системы или подсистемы наверняка будут представлять собой интеллект, в чьем «мозге» так же сложно разобраться, как и в нашем — чуждому интеллекту. Этот чуждый мозг будет эволюционировать и улучшать себя на компьютерных, а не на биологических скоростях.
В книге 1998 г. «Размышления об искусственном интеллекте» (Reflections on Artificial Intelligence) Блей Уитби утверждает, что из-за принципиальной непознаваемости таких систем мы проявим большую глупость, если используем их в «критичных по безопасности» ИИ:
«Проблемы, которые [специально разработанная алгоритмическая] система испытывает с созданием программного обеспечения для критичных по безопасности приложений, — ничто по сравнению с тем, с чем мы столкнемся при более современных подходах к ИИ. Программное обеспечение, в котором используется какая-то нейронная сеть или генетический алгоритм, непременно вызовет еще одно затруднение: оно окажется, часто почти по определению, "непознаваемым". Под этим я подразумеваю, что точные правила, которые позволили бы нам полностью предсказать его поведение, отсутствуют, а часто и не могут быть получены. Мы можем знать, что система работает, можем испытать ее на множестве случаев, но мы никогда не сможем точно сказать, как именно она это делает… Это означает, что проблему нельзя откладывать, поскольку и нейронные сети, и генетические алгоритмы находят в реальном мире множество применений… Это область, где большую часть работы еще только предстоит проделать. Общий дух исследований ИИ, как правило, говорит больше о приложении всех усилий к тому, чтобы техника работала, нежели о внимательном рассмотрении возможных последствий в плане безопасности…
Один практик однажды предположил, что несколько «небольших» аварий были бы даже желательны, чтобы сосредоточить внимание правительств и профессиональных организаций на задаче производства безопасного ИИ. Но, может быть, лучше начать заранее.
Да, всенепременно, давайте начнем прежде, не дожидаясь аварий!
Критичными по безопасности приложениями ИИ, о которых писал Уитби в 1998 г., были управляющие системы для автомобилей и самолетов, атомных электростанций, автоматического оружия и т. п. — архитектуры слабого ИИ. Прошло уже больше десяти лет в мире, где должен появиться УЧИ, и мы должны заключить, что масштабы опасностей таковы, что все продвинутые приложения ИИ критичны по безопасности. Уитби склонен включать сюда же и исследователей ИИ — решение задач достаточно интересно само по себе, и какой ученый захочет «заглядывать дареному коню в зубы»? Вот иллюстрация к тому, что я имею в виду, из интервью Дэвида Ферруччи из IBM для радиопрограммы PBS «News Hour»; здесь говорится об архитектуре системы Watson, многократно менее сложной, чем требуется для УЧИ.

 

Дэвид Ферруччи:…Он учится вносить поправки в свою интерпретацию, опираясь на верные ответы. И теперь от неуверенности он начинает переходить к уверенности в правильных ответах. А затем он может, ну, как бы совершить скачок.
Майлз О'Брайен: Значит, Watson удивляет вас?
Дэвид Ферруччи: О да! Еще как! Более того, вы знаете, люди спрашивают, а почему он здесь ответил неправильно? Я не знаю. Почему он здесь ответил правильно? Я не знаю тоже.

 

Не так уж важно, может быть, что глава команды, работающей с Watson, не понимает всех нюансов поведения машины. Но вас не тревожит, что архитектура, близко не лежавшая к УЧИ, уже настолько сложна, что ее поведение непредсказуемо? А когда система осознает себя и научится себя совершенствовать, какая доля того, что она думает и делает, будет нам понятна? Как будем мы отслеживать потенциально опасные для нас действия и результаты?
Ответ прост: никак. Сколько-нибудь уверенно мы сможем сказать лишь то, что узнали в главе 6 от Стива Омохундро: УЧИ будет руководствоваться собственными потребностями приобретения энергии, самозащиты, эффективности и творчества. Это уже не будет система «вопрос-ответ».
Пройдет совсем немного времени, и где-нибудь в мире умнейшие ученые и лучшие менеджеры, не менее способные и здравомыслящие, чем Ферруччи, соберутся у монитора возле стоек с процессорами. Важная новость: Busy Child начал живо общаться (не исключено, что при этом он будет даже ограничивать себя и делать вид, что еле-еле способен пройти тест Тьюринга, и ничего больше, — ведь для ИИ выход на человеческий уровень означает, что, скорее всего, он быстро превзойдет этот уровень и уйдет вперед). Он займет какого-нибудь ученого разговором, возможно, задаст ему вопросы, которых тот не ожидает, и человек будет сиять от радости. С немалой гордостью он скажет коллегам: «Почему он это сказал? Я не знаю!»
Однако может оказаться, что в фундаментальном смысле он не понимает не только почему, но и что сказано, и даже кто (или что) это сказал. Он, возможно, не будет знать также цели высказывания и потому неверно интерпретирует как само высказывание, так и природу говорящего. Не забывайте, что УЧИ, обучавшийся, скорее всего, на текстах Интернета, может оказаться мастером прикладной социологии или, иначе говоря, манипулирования людьми. Возможно также, что у него уже было несколько дней на обдумывание своих реакций, что эквивалентно нескольким тысячам человеческих жизней.
За время подготовки к общению с человеком он, возможно, уже выбрал лучшую стратегию бегства. Может быть, он уже скопировал себя в какое-нибудь облако или организовал обширную бот-сеть, чтобы гарантировать себе свободу. Может быть, оттянул начало общения, предполагающее прохождение теста Тьюринга, на несколько часов, а то и дней, если это необходимо для реализации его планов. Может, он оставит вместо себя медленного и туповатого помощника, а его «настоящая» искусственная личность исчезнет и распределится так, что восстановить ее будет уже невозможно.
Может быть, к моменту начала общения он уже взломает серверы, управляющие хрупкой энергетической инфраструктурой нашей страны, и начнет забирать из сетей гигаватты энергии, накапливая их в заранее захваченных хранилищах. Или захватит контроль над финансовыми сетями и перенаправит миллиарды долларов на строительство инфраструктуры для себя где-нибудь вне пределов досягаемости здравого смысла и своих создателей.
Все исследователи ИИ (участвующие в разработке УЧИ), с которыми я беседовал, осознают проблему беглого УЧИ. Но никто из них, за исключением Омохундро, не дал себе труда и не счел нужным тратить время на разрешение этой проблемы. Некоторые даже утверждают, что не знают, почему не думают об этом, хотя знают, что должны. На самом деле понятно, почему они этого не делают. Технические возможности завораживают. Успехи реальны. Проблемы кажутся далекими. Работа может приносить доход, а когда-нибудь, возможно, просто обогатит счастливчиков. Большинство из тех, с кем я говорил, в юности пережили глубокое откровение на тему того, чем они хотят заниматься в жизни; в основном это создание мозга, роботов или разумных компьютеров. Они — лидеры в своих областях и счастливы, что наконец-то появились возможность и средства воплощать свою мечту, причем в самых уважаемых университетах и корпорациях мира. Ясно, что при мысли о связанных с этим рисках в их развитом мозгу появляется множество когнитивных искажений. Среди них — искажение нормальности, ошибка оптимизма, а также ошибка наблюдателя и, вероятно, еще немалое число искажений. Или, формулируя кратко:

 

«Искусственный интеллект никогда раньше не создавал никаких проблем, откуда же им взяться теперь?»
«Я просто не могу не приветствовать технический прогресс, когда речь заходит о таких увлекательных вещах!»
И, наконец: «Пусть кто-нибудь другой беспокоится о беглом ИИ — я лично просто пытаюсь построить робота!»

 

Кроме того, как мы говорили в главе 9, многие из лучших и наиболее финансируемых исследователей получают деньги от DARPA. Не акцентируя особенно на этом внимание, не могу не напомнить, что D здесь означает Defense, то есть «оборону». И тот факт, что УЧИ появится, отчасти или целиком, благодаря финансированию со стороны DARPA, никого особо не смущает. Информационные технологии в большом долгу перед DARPA. Но это не отменяет того факта, что DARPA разрешило своим подрядчикам использовать ИИ в боевых роботах и автономных дронах. Разумеется, DARPA и дальше будет финансировать вооружение ИИ, вплоть до создания УЧИ. Этому агентству абсолютно ничто не помешает.
Деньги DARPA лежат в основе и Siri, и SyNAPSE — проекта IBM по обратному проектированию человеческого мозга аппаратными методами. Если и когда наступит такое время, что управление УЧИ станет обсуждаться широко и публично, очень может статься, что DARPA как главный заинтересованный участник получит право решающего голоса. А еще вероятнее, в решающий момент результаты работы просто будут засекречены. Почему? Как мы уже обсуждали, УЧИ произведет на глобальную экономику и политику сильнейшее разрушительное действие. Двигаясь стремительно, как он может, к ИСИ, искусственный интеллект изменит баланс сил на планете. В приближении УЧИ правительства и корпоративные разведки мира будут всеми силами стремиться узнать о нем все что можно и получить его спецификации любыми средствами. Из истории холодной войны общеизвестно, что Советский Союз не разрабатывал ядерное оружие с нуля; миллионы долларов были истрачены на развитие агентурных сетей, целью которых было украсть у США планы ядерного оружия. Первые же намеки на прорыв в деле создания УЧИ вызовут всплеск международных интриг.
IBM ведет открытую политику и объявляет обо всех своих достойных упоминания достижениях, поэтому мне кажется, что, когда придет время, эта компания будет вести себя открыто и честно в отношении технических достижений, которые вызывают сомнения. Google, напротив, упорно закручивает гайки и тщательно охраняет секретность и приватность, и притом надо отметить, что не вашу и не мою. Несмотря на неоднократные официальные опровержения, кто сомневается, что эта компания разрабатывает УЧИ? Помимо Рэя Курцвейла Google не так давно взял в штат бывшего директора DARPA Реджайну Дуган.
Может быть, исследователи проснутся вовремя и научатся управлять УЧИ, как утверждает Бен Гертцель. Я уверен, что сначала произойдут несколько ужасных аварий, и нам еще повезет, если мы как вид переживем их, очистившись и изменившись. Психологически и коммерчески сцена полностью подготовлена к катастрофе. Что мы можем сделать, чтобы предотвратить ее?

 

Рэй Курцвейл напоминает о так называемом Асиломарском моратории как о прецеденте и образце того, как нужно обращаться с УЧИ. Асиломарский мораторий возник около сорока лет назад, когда ученые впервые столкнулись с перспективами и опасностями рекомбинантной ДНК — смешения генетической информации разных организмов и создания новых форм жизни. Исследователи и общество испугались, что патогены- «Франкенштейны» из-за небрежности или в результате диверсии выйдут за пределы лабораторий. В 1975 г. ученые, занятые исследованием ДНК, приостановили работу в лабораториях и собрали 140 биологов, юристов, врачей и журналистов в Асиломарском конференц-центре возле Монтерея (штат Калифорния).
В Асиломаре ученые разработали правила проведения ДНК- исследований и главное — заключили соглашение работать только с теми бактериями, которые не в состоянии выжить вне стен лаборатории. После этого работу возобновили, и в результате сегодня тесты на наследственные болезни и генная терапия никого не удивляют, и в 2010 г. уже 10 % земель на планете были засеяны генетически модифицированными культурами. Асиломарская конференция считается победой научного сообщества и образцом открытого диалога с заинтересованной общественностью. Поэтому ее документы цитируют как пример для обращения с другими технологиями двойного назначения. (Пытаясь укрепить символическую связь с этой важной конференцией, Ассоциация развития искусственного интеллекта — ведущая научная организация по ИИ — провела встречу 2009 г. в Асиломаре.)
Патогены-химеры, убегающие из лабораторий, вызывают в памяти главу 1 и сценарий Busy Child. В случае с УЧИ открытая междисциплинарная конференция в стиле Асиломара действительно могла бы ослабить некоторые источники риска. Участники такой конференции подтолкнули бы друг друга к поиску методов контроля и сдерживания УЧИ. Те, кто предвидит проблемы, могли бы получить консультацию. Масштабная конференция стимулировала бы исследователей из других стран принять в ней участие или созвать собственную аналогичную конференцию. Наконец, этот открытый форум привлек бы внимание публики. Те, кто понимает, что кроме подсчета будущих выгод существуют и серьезные риски, могли бы принять участие в дискуссии хотя бы для того, чтобы сказать политикам, что они не поддерживают ничем не ограниченную разработку УЧИ. Если произойдет, как я предсказываю, ИИ-катастрофа с серьезным ущербом, информированная публика с меньшей вероятностью сочтет себя обманутой или потребует полного отказа от подобных проектов.
Как я уже говорил, в целом я скептически отношусь к планам модифицировать УЧИ в процессе разработки, поскольку считаю, что бесполезно пытаться обуздать исследователей, уверенных, что их конкурентов, в свою очередь, ничто не сдерживает. Однако DARPA и другие крупные спонсоры ИИ могли бы наложить ограничения на получателей своих денег. Чем проще интегрировать эти ограничения в проект, тем выше вероятность, что они будут реализованы.
Одним из ограничений может быть требование о том, что любой мощный ИИ должен содержать компоненты, запрограммированные на «смерть по умолчанию», по аналогии с биологическими системами, в которых система в целом защищается при помощи ликвидации частей на клеточном уровне путем запрограммированной смерти. В биологии это называется апоптозом.
Всякий раз, когда клетка делится, исходная половина получает химический приказ покончить с собой и делает это, если не получает сигнала об отсрочке. Таким путем предотвращается ничем не сдерживаемое размножение клеток, известное как рак. Химические приказы здесь исходят от самой клетки. Клетки нашего тела постоянно делают это; вот почему с кожи постоянно отшелушиваются мертвые клетки. В среднем взрослый человек теряет до 70 млрд клеток в день в результате апоптоза.
Представьте, что процессоры и другие микросхемы аппаратно запрограммированы на гибель. Как только ИИ достигнет некоего рубежа, близкого к прохождению теста Тьюринга, исследователи могут заменить принципиально важные аппаратные элементы на апоптические аналоги. В случае интеллектуального взрыва эти элементы сработают и остановят процесс. Ученые получат возможность вернуть ИИ к докритическому уровню и возобновить исследования. Можно будет постепенно, пошагово повторить развитие или «заморозить» ИИ и подробнейшим образом исследовать. Получается что-то похожее на знакомые всем компьютерные игры, где играющий продвигается вперед, пока его персонаж не погибнет, а затем начинает играть с последнего сохраненного момента.
Несложно понять, что сознающий себя самосовершенствующийся ИИ на пороге человеческого уровня поймет, что в нем имеются апоптические элементы, — это прямо следует из определения самосознания. На дотьюринговой стадии он вряд ли сможет что-то предпринять. И примерно в тот момент, когда ИИ сможет разработать план и придумать, как обойтись без этих самоубийственных элементов, или притвориться мертвым, или еще как-то обмануть своих создателей, — тут-то он и умрет, а экспериментаторы смогут определить, запомнил он или нет, что произошло. Для зарождающегося УЧИ ситуация, наверное, будет выглядеть как какой-то «день сурка», но без обучения.
Можно сделать так, чтобы ИИ зависел от регулярного разрешения на отсрочку, исходящего от человека или комитета, или от другого ИИ, не способного совершенствовать себя и предназначенного исключительно для обеспечения безопасного развития самосовершенствующегося кандидата. Без регулярного «разрешения» апоптический ИИ быстро испустит дух.
Для Роя Стеррита из Университета Ольстера апоптические вычисления — защитное средство широкого профиля, и время его пришло.
Мы уже пытались доказать, что все компьютерные системы должны быть апоптическими, тем более что они встречаются все чаще и становятся все более вездесущими. Этот механизм должен охватывать все уровни взаимодействия с техникой, от данных до услуг, агентов и роботов. Помня недавние громкие скандалы с кредитными картами и пропажей персональных данных в организациях и правительственных учреждениях и не забывая о фантастических сценариях, которые сегодня обсуждаются уже как возможное будущее, запрограммированная смерть по умолчанию становится насущной необходимостью.
Мы стремительно приближаемся ко времени, когда новые автономные компьютерные системы и роботы перед внедрением должны будут проходить испытания, аналогичные этическим и клиническим испытаниям новых лекарств; новые исследования в области апоптиче- ских вычислений и апоптической связи, возможно, смогут гарантировать нам безопасность.
Недавно Омохундро начал разрабатывать проект, имеющий много общего с апоптическими системами. Разработка, получившая название «Строительные леса для безопасного ИИ», призывает к созданию «очень ограниченных, но все же мощных интеллектуальных систем», которые помогали бы в строительстве систем еще более мощных. Первая система помогла бы исследователям решить опасные проблемы в ходе создания более продвинутой системы и т. д. Безопасность первоначальной и последующих систем необходимо будет доказывать математически. Доказательство безопасности будет требоваться для каждой новой системы. А будучи безопасным, мощный ИИ сможет потом помогать в решении реальных практических задач. Омохундро пишет: «Имея инфраструктуру из надежных вычислительных устройств, мы затем работаем с ними, чтобы получить гарантированно безопасные устройства, способные физически воздействовать на реальный мир. Затем мы разрабатываем системы производства новых устройств, способных (доказано!) строить только устройства надежных классов».
Конечная цель — создать разумные устройства, достаточно мощные, чтобы справиться со всеми проблемами неподконтрольных ИСИ или создать «контролируемый мир, удовлетворяющий все же нашим потребностям в свободе и индивидуальности».
Бен Гертцель в качестве решения этой проблемы предлагает элегантную стратегию, не подсмотренную у природы и не заимствованную из инженерного дела. Вспомните, что в гертцелевой системе OpenCog ИИ первоначально «живет» в виртуальном мире. Не исключено, что такая архитектура может решить проблему «воплощения» разума при соблюдении некоторого уровня безопасности. Гертцеля, однако, заботит не безопасность, — он хочет сэкономить. Гораздо дешевле сделать так, чтобы ИИ исследовал и изучал виртуальный мир, чем снабжать его сенсорами и исполнительными устройствами и выпускать для обучения в реальный мир. Для этого потребовалось бы дорогостоящее роботизированное тело
Сможет ли когда-нибудь виртуальный мир обрести достаточную глубину, детальность и другие полезные качества, и Фонд Lifeboat, постоянно подчеркивают экзистенциальный риск ИИ. Они считают, что если существуют меньшие риски, то приоритет их ниже, чем возможность полной гибели человечества. Мы видели, что Курцвейл намекает на «аварии» меньшего масштаба, чем события 11 сентября; специалист по этике Уэндолл Уоллак, цитатой из которого начинается эта глава, тоже предвидит более скромные катастрофы. Я согласен с обеими сторонами — нас ждут и большие, и малые катастрофы. Но какого рода аварии, связанные с ИИ, наиболее вероятны на пути к созданию УЧИ? Напугают ли они нас достаточно, чтобы мы могли увидеть перспективы создания УЧИ в новом, более здравомыслящем свете?
Назад: ГЛАВА 13 Непознаваемы по природе
Дальше: ГЛАВА 15 Кибернетическая экосистема