Книга: #Как это было у меня. 90-е
Назад: ФРС и векселя ТУБа (1995 год)
Дальше: Фонд взаимопонимания и примирения (1994–1996 годы)

«Черный вторник» (1995 год)

Опустошение рынка денег: банкиры констатируют факт
Такой настал порядок – хоть покати шаром. Как сообщил нашему корреспонденту вице-президент Тверьуниверсалбанка Сергей Васильев, «нынче свободных рублевых ресурсов на рынке копейки не сыщешь; денег у банков нет, а если есть, они опасаются с ними расставаться».
Трудно теперь придется мелким и средним банкам, не имеющим надежной клиентской базы и существовавшим доселе в основном за счет межбанковского рынка, полагает Сергей Васильев. В добрые времена дилеры крупных банков зарабатывали, привлекая у равновеликих банков дешевые ресурсы и продавая их значительно дороже мелким. Однако в дни кризиса банковское сообщество убедилось в рискованности подобных операций: даже устойчивые середняки, в результате исполнившие обязательства, «прошли по краю» и до смерти напугали солидные банки.
«Эксперт», 19 сентября 1995 года
Мы начинали работу московского филиала с нуля, и потому первое время никаких клиентов у нас не было вообще.
Но, чтобы банк работал, мог выдавать кредиты и зарабатывать на них проценты, нужно было искать клиентов и деньги.
И первые деньги мы стали привлекать у… других банков. Мы брали у них межбанковские кредиты – сначала понемногу, потом все больше. Наша известность в Москве росла, равно как и доверие к нам на рынке, и нам довольно легко давали деньги – сначала в основном районные отделения Сбербанка, а затем и другие крупные и средние коммерческие банки.
Потом стал расширяться наш МРЦ – Межбанковский расчетный центр.
Мы открывали корреспондентские счета многим банкам, и остатки на них росли и росли.
В это же время мы стали строить и сеть своих отделений по Москве, чтобы там могли открывать счета не только банки, но и юридические и физические лица, – но этот процесс развивался не так быстро. Компании открывали у нас счета, и деньги «юриков» и «частников» увеличивались, но медленно.
В результате к лету 1995 года у нас был большой перекос именно в сторону банковских денег. То есть у нас было больше денег от других банков, чем от обычных клиентов.
Мы никак не были связаны с государством, с каким-то государственным бизнесом, у нас не было счетов крупных компаний – мы просто еще не обладали нужными знакомствами и связями, чтобы перевести к себе счета крупных госструктур вроде таможни или какого-нибудь министерства.
В общем, среди наших клиентов было много банков и мелких компаний, но в тот момент это нас не смущало. Такая же ситуация сложилась тогда у многих наших коллег – более того, некоторые банки вообще жили исключительно на межбанковских кредитах.
Существовало, конечно, некоторое количество банков, близких к бюджетным деньгам или нефтяным компаниям, у которых было много клиентских денег. Но это были не мы.
В то время нас еще мало смущало такое положение дел, у нас имелся мощный МРЦ, сильная вексельная программа, число наших отделений быстро росло, количество денег все время увеличивалось, и казалось, что так будет всегда и мы быстро нарастим и диверсифицируем клиентскую базу!
Но так продолжалось только четыре года…
Постепенно на рынке стали проявляться первые тревожные симптомы.
Первыми начали рушиться мелкие банки, завязанные исключительно на межбанк. Разорился один, потом другой, потом наступил кризис «Кассового союза» – площадки, через которую банки брали друг у друга кредиты.
Это был уже явный негативный тренд, но ни мы, ни другие участники рынка тогда еще не поняли, что происходит.
Нам доверяли банки и все чаще давали нам межбанковские кредиты. А между тем маховик кризисных явлений раскручивался, стали закрываться не только мелкие банки – остановил свои расчеты уже один из крупных, ММКБ, крупнейший тогда банк в Московской области.
Этот сигнал был уже очень тревожным, и начали распространяться… слухи. По рынку стали ходить какие-то списки банков, у которых, якобы по информации ЦБ, есть проблемы.
Банки стали закрывать лимиты друг друга, и вот…
Наступил день, который потом вошел в историю российского финансового рынка как «черный вторник». Потом будут и другие «черные вторники», «черные четверги» и «пятницы», но этот стал первым.
Когда истерия, нагнетаемая слухами, достигла апогея, все банки одномоментно – на всякий случай – остановили все свои операции на межбанковском рынке и начали отзывать друг у друга деньги.
Такого мы еще никогда не видели и потому не понимали, что происходит.
Уже в обед позвонили из нашего казначейства: «Не можем взять сегодня ни одного межбанковского кредита на рынке!» Затем – из валютного департамента: «Почти все банки, что держат у нас деньги, подали платежки на вывод средств на свои прямые корсчета в Америке!»
Но более всего нас встревожила ситуация в МРЦ. Серега сообщил, что подано рекордное количество платежек на вывод средств – и почти нет встречных платежей на нас.
Уже часам к трем дня стало ясно, что мы вылетаем в РКЦ на красное сальдо, то есть наших остатков в ЦБ не хватит, чтобы исполнить все платежи. Такого у нас еще не было!
Мы все срочно съехались в офис казначейства на проспекте Вернадского, устроив там что-то вроде штаба, чтобы найти ответ на один вопрос: «Что делать?»
Штаб заседал весь вечер, а потом и всю ночь. В таком составе мы начали собираться с того дня регулярно, но тогда это было в первый раз.
Кто-то звонил в знакомые банки: «Не забирайте деньги, у нас все хорошо!» Кто-то – в ЦБ в Москве.
Я объяснил ситуацию Козыревой и просил ее звонить в Центробанк в Твери – может, они сумеют помочь. Все происходящее и для Козыревой оказалось шокирующей новостью. Обороты в тверском офисе были уже давно гораздо меньше наших, и, когда головной конторе требовались деньги, мы ей легко помогали.
А тут случилось обратное: впервые за четыре года мы позвонили из Москвы не с победными реляциями, а с просьбой о помощи! «Звоните в ЦБ, нужно что-то делать!»
Сергей вел беседы с Нацбанками стран СНГ: мол, у нас все в порядке, не беспокойтесь.
Казначейство продавало все бумаги, что у нас были, либо пыталось под их залог срочно занимать у тех редких банков, где в тот момент еще оставались деньги.
Одним из таких немногих оказался тогда Онэксимбанк.
В тот момент мы впервые стали смотреть на платежки наших «юриков» и решать, какие из них ставить к оплате, а какие задержать на день, а то и на два.
Действительно, остановить платежку от банка из МРЦ мы тогда не могли, это вмиг стало бы известно всему рынку, а вот сделать такое с обычным клиентом оказалось более реальным. Расчеты в стране еще были не очень быстрыми, и клиент мог и не заметить задержки.
Около полуночи, подсчитывая все приходы и уходы, мы увидели, что дыра еще остается. Денег на утренние платежи нам все равно не хватало.
Нам недоставало совсем чуть-чуть – но взять их было уже неоткуда. Мы все сидели в напряжении, в состоянии какой-то неожиданной и полной безысходности. Предыдущие четыре года мы были способны самостоятельно решить любые проблемы, а теперь не знали, что нам делать. И что будет завтра.
И потому спасение оказалось для нас тогда неожиданным!
Уже после полуночи позвонила Козырева и сказала, что ЦБ в Москве тоже заседал весь день и решил-таки дать краткосрочные кредиты нескольким системообразующим банкам столицы. И нам, единственному региональному банку, – через РКЦ Твери.
Наутро все наши платежи прошли!
Нам опять стали верить, деньги начали поступать в МРЦ, как-то потихоньку возобновился рынок «межбанка», и жизнь пошла дальше – но уже совсем иная жизнь, не похожая на ту, что была до этого «черного вторника».
P.S.
Тогда нас спасли три фактора.
Во-первых, у нас имелись крупные денежные остатки Национальных банков стран СНГ, которые лежали у нас в МРЦ. Эти организации были медлительны, принимали решения неторопливо – и потому не повелись на слухи про кризис.
Во-вторых, нас спасли юридические лица, чьи платежи можно было на время задержать. Тогда мы поняли, что нам срочно нужна устойчивая база клиентов-юрлиц. После того дня именно за ними мы стали гоняться по рынку и привлекать их к себе.
И, конечно, очень кстати пришлась краткосрочная помощь ЦБ. Сейчас это обычное дело для Центробанка, когда он раздает однодневные кредиты, делает сделки РЕПО, но тогда подобное произошло в первый раз.
С этого дня мы стали жить иной, очень напряженной жизнью.
В тот день мы прошли по лезвию. Мы поняли, что очень уязвимы. Безудержный рост банка остановился, и мы с трудом удерживали его в таком состоянии еще почти год.
Начался тяжелый период лихорадочного поиска денег на рынке. Мы, по сути, перестали затевать что-то новое, нужно было хотя бы доделать старые проекты, но ситуация дальше лишь усложнялась и усложнялась.
Назад: ФРС и векселя ТУБа (1995 год)
Дальше: Фонд взаимопонимания и примирения (1994–1996 годы)

Максим
Отражение