Сто лет назад Энрико Ферри писал: «Под грудой массы формальностей, иногда существенных, иногда излишних, часто бессмысленных, несмотря на все благие намерения того или другого представителя юстиции, уголовное правосудие, начиная с розыска судебной полиции вплоть до приведения приговора в исполнение… всегда произвольно». На наш взгляд, это замечание во многом справедливо и сегодня. Оно, похоже, не имеет ни пространственных, ни временных границ. Актуально оно и для любой категории уголовных дел.

Еще в решении по делу Фурмэна Верховный Суд США, как уже отмечалось, обратил внимание на то, что смертная казнь в те годы, помимо нарушения VIII и XIV поправок к Конституции, применялась непостоянно и произвольно. Непостоянство, в частности, выражалось в наличии весьма ограниченного числа признаков, которые позволяли бы разграничивать обязательность применения смертной казни и возможность применения вместо нее другой меры наказания. Это приводило к тому, что возможность вынесения решения о применении смертной казни на практике, как отмечали сами судьи, «уподоблялась лотерее». Кроме того, в перечне признаков личности преступников, в отношении которых могли выноситься смертные приговоры, нередко встречались такие признаки, как, например, раса, что означало прямое нарушение закона, т. е. произвол, и, согласно Конституции, такого рода признаки не должны были влиять на вынесение смертного приговора.

Перечень отягчающих убийство обстоятельств, при наличии которых законодательство разных штатов предусматривало назначение смертной казни, хотя и варьируется, но чаще всего предоставляет значительную свободу обвинению требовать вынесения именно смертного приговора. В одних штатах такую возможность предоставляют весьма неопределенные формулировки закона, когда речь идет, например, об ответственности за совершение «необычайно жестоких и отвратительных» убийств; в других штатах закон устанавливает более широкий круг отягчающих обстоятельств. Понятно, что чем шире этот перечень отягчающих обстоятельств, тем более непостоянными и произвольными, в силу свободы маневра, будут решения прокуроров.

Как показало недавно проведенное исследование в Джорджии, из 1315 изученных дел об убийствах прокуратура ходатайствовала о назначении смертной казни лишь в 25 % случаев; из них смертные приговоры были вынесены лишь по одному из каждых 23 дел.

Хотя законодательство штатов содержит положения, призванные исключить возможность произвольных смертных приговоров, тем не менее, как показывают исследования американских ученых и многочисленные публикации в средствах массовой информации, такого рода перспектива всегда существует. Она во многом предопределяется решением обвинителей на ранней стадии процесса, где они, как уже отмечалось, обладают весьма значительной свободой усмотрения при решении вопроса о том, требовать ли в конкретном случае высшую меру наказания. Наиболее откровенно и, главное, в значительных масштабах такого рода произвольные решения обвинителей проявляются при так называемых «сделках с обвинением» (plea bargain).

Соглашение с обвинением о признании вины – важная составляющая уголовного процесса в США, где абсолютное большинство уголовных дел рассматривается именно в этом порядке, а не судом присяжных.

В США широко распространено мнение, что без такого института осуществление правосудия станет невозможным, так как, во-первых, следствие и суды крайне перегружены из-за постоянно растущего массива уголовных дел и, во-вторых, такие «сделки» дают возможность для «человечного» исхода дела, экономя при этом время, силы и огромные расходы.

Суть «сделки с обвинением» в том, что обвиняемый соглашается признать вину в менее тяжком преступлении или в меньшем числе криминальных эпизодов, которые ему вменяются обвинением, а обвинитель предпочитает ограничиться применением менее суровой меры наказания и не доводить дело до суда присяжных. Почему сделка выгодна для обеих сторон? Для обвиняемого сделка дает возможность избежать признания судом присяжных его вины в более тяжких преступлениях и назначения более сурового наказания. Для обвинения работа с перспективой на сделку хотя и обременительна (надо собрать максимум улик и тогда будет легче убедить обвиняемого в целесообразности соглашения), но она выгодна, ибо дает возможность избежать признания недостаточности собранных доказательств в суде, не говоря уже об экономии времени и средств.

Некоторые юристы считают институт сделки неприемлемым, поскольку, во-первых, он позволяет избежать рассмотрения дела судом присяжных. Во-вторых, при таких сделках обвинение имеет неоправданно большую свободу действий. В-третьих, поскольку применение такого соглашения с обвинением во многом зависит от искусства адвокатов, оно объективно ставит в привилегированное положение лиц состоятельных, тогда как обвиняемые из бедных слоев не могут пользоваться услугами дорогих адвокатов и вынуждены идти на такую сделку. В-четвертых, критики такой практики считают, что она противоречит идеям правосудия, соразмерности преступления и наказания и т. п.

Для судебной системы США институт сделки с обвинением (иногда ее называют «сделкой с правосудием») важен, как отмечалось, по чисто практическим соображениям – без него ее функционирование ныне немыслимо из-за крайней перегруженности огромным потоком уголовных дел. Поэтому до 95 % дел в судах США уже давно рассматриваются именно по варианту «сделки с правосудием». Еще 20 лет назад бывший председатель Верховного Суда США Уоррен Бергер отмечал: «Если бы количество „сделок“ снизилось до 80 %, нам нужно было бы в 100 раз увеличить количество судов и в 10 раз – численность судей, адвокатов и прокуроров».

Несмотря на критические стрелы, выпускаемые в адрес сделки о признании вины, масштабы применения этого института в США растут. По мере того как обвинение и суды становятся все более загруженными, и те, и другие все больше ощущают потребность в его применении. Судебный процесс может длиться месяцами, а использование такого соглашения зачастую позволяет решить исход дела достаточно быстро. Сторонники такой практики (их большинство) убеждены, что она дает определенные гарантии получения нужного обвинению результата, значительно упрощает и ускоряет процесс, способствует раскрытию сложных дел, связанных с организованной преступностью.

Так или иначе, и федеральные власти, и власти большинства штатов эту практику всемерно поддерживают, тем более что порядок ее применения детально регламентирован. Если, считает Верховный Суд США, сделки «заключают надлежащим образом, то такую практику следует поощрять». В итоге 90 % всех уголовных дел ныне рассматриваются путем применения такого соглашения.

Казалось бы, такой подход недопустим при рассмотрении дел о преступлениях, наказуемых смертной казнью. Однако опубликованные недавно результаты исследований в разных штатах подтверждают весьма широкую распространенность «сделок» с обвинением, на которые идут обвиняемые с целью избежать смертного приговора.

Так, в серии специальных репортажей газеты «Associated Press» с 4 по 9 мая 2005 года отмечается, что в штате Огайо, например, из 1936 уголовных дел о преступлениях, наказуемых смертной казнью, за период с 1981 по 2002 год, в 50 % случаев имело место признание вины на основе «сделки с обвинением». Причем 131 обвиняемый, признавший вину в обмен на отказ обвинения от смертного приговора, – это виновные в убийствах нескольких человек. И наоборот, 196 из 274 приговоренных к смертной казни – лица, в результате преступлений которых была одна жертва.

Закрепление с конца 90-х годов в законодательстве большинства американских штатов альтернативы смертной казни в виде пожизненного лишения свободы без права на досрочное освобождение стало фактором особенно широкого использования соглашений о признании вины. Американская пресса в связи с этим не раз отмечала, что такого рода сделки с обвинением оказались удобным средством для все более редкого применения смертной казни, что становилось особенно очевидным при анализе практики рассмотрения соответствующих уголовных дел в окружных судах.

Так, расследование той же «Associated Press» в штате Огайо показало, что из 334 обвинительных заключений по делам о преступлениях, наказуемых смертной казнью, лишь в 5 % заключений рассмотрение дела заканчивалось вынесением смертного приговора. В то же время в 55 % случаев соглашение о признании вины являлось основанием для избрания судом иных мер наказания, а не смертной казни.

Схожая ситуация в практике использования сделок с обвинением при рассмотрении такого рода дел имеет место и в других штатах, причем даже в федеральных органах правосудия. В Орегоне, например, такой порядок вызывает возражения не только сторонников, но даже противников смертной казни, когда и те, и другие едины в констатации произвольности и несправедливости действующей системы применения смертной казни, при которой лица, совершившие куда более тяжкие убийства, избегают высшей меры, идя на сделку с обвинением. И наоборот, обвиняемому (как это было, например, в деле Джесси Ли Джонсона) в менее жестоком преступлении, отказавшемуся от сделки с обвинением и доказывавшему свою невиновность, был вынесен смертный приговор.

В штате Нью-Йорк с 1995 по 2003 год признание вины в обмен на отказ от вынесения смертного приговора имело место в 26 из 54 уголовных дел. Такая же ситуация и в Калифорнии, где в 1977–1989 годах из 2866 дел, наказуемых смертной казнью, сделка с обвинением имела место в 47 % дел.

В Джорджии при рассмотрении уголовных дел по обвинению в убийстве при вооруженном ограблении 50 из 132 обвиняемых избежали смертного приговора «в обмен» на признание вины, получив наказание в виде пожизненного лишения свободы.

На федеральном уровне такая практика в последние шесть лет дала 33 % от общего числа уголовных дел о преступлениях, наказуемых смертной казнью.