Книга: Беглец из Кандагара
Назад: ГЛАВА 9
Дальше: ГЛАВА 11

ГЛАВА 10

Перед глазами ещё плавали круги жаркого солнца, сковывавшего думы, мысли и даже физические движения тела. Нет, это всё-таки было не жаркое солнце Пакистана, а спеленавшая руки и ноги паутина шёлкового кокона, в который Вадим заключил себя перед наступлением ночи. Что сейчас? Вероятно, уже утро. Даже точно, потому что за годы, проведённые в Московском погранучилище, и после, в войсках Советской Армии и Афганистана, подъём звучал почти в одно и то же время. Но внутренний будильник Вадима самонастроился просыпаться ровно в шесть утра по московскому времени. Значит, сейчас уже седьмой час, и солнце давно отогревает заледеневшие за ночь горные перевалы.
Беглец принялся выпутываться из кокона, спасшего его от ночного холода. При воспоминании о змее к горлу Вадима опять начал подкатываться ком судорог. Но, к счастью, это быстро прошло. Выбравшись из шёлковых пут, беглец взглянул на останки недоеденной гремучей змеи, освещённые тусклым лучом света, проникавшего в грот через входную трещину. Вид недоеденной змеи на этот раз не вызвал никаких рвотных спазм, и Вадим аккуратно сложил пищу на шёлковую тряпицу, завернул и отнёс в угол пещеры. Мысль о том, что змею всё-таки придётся доесть, пришла в голову без каких-либо нервных переживаний, а как нечто обыденное и необходимое. Для утверждения этой мысли он попытался успокоить сам себя:
— Значит, китайцы недаром уплетают змей. Ведь ничего же со мной не случилось! И вторая половина тоже пойдёт, как курица, даже лучше.
Вкуса змеи он, вообще-то, не помнил. Но на всякий случай пытался настроить своё сознание на давнее китайское определение, что куриное мясо по сравнению с мясом змеи проигрывает в аппетитных и вкусовых оценках. Вот только бы свои собственные вкусовые рецепторы убедить в этом!
Вадим протиснулся в базальтовую щель и выполз наружу. Утро в горах было ещё довольно холодным, и тело беглеца вмиг покрылось крупными мурашками. Парень непроизвольно поёжился и посмотрел на снежные вершины гор. В памяти вдруг всплыли строки «Прерванного полёта», одной из песен Владимира Высоцкого:
…Он знать хотел всё от и до,
но не добрался он не до,
не до догадки, не до дна,
не докопался до глубин.
И ту, которая одна,
недолюбил, недолюбил, недолюбил…
Смешно, не правда ли, смешно?
А он спешил — недоспешил.
Осталось недорешено
всё то, что он недорешил.
Ни единою буквой не лгу,
он был чистого слога слуга
и писал ей стихи на снегу.
К сожалению, тают снега…

— Да уж, воистину — «конь на скаку и птица влёт». Но я знаю, по чьей это вине, знаю!!! — Конец фразы Вадим просто прокричал, и послушное горное эхо не замедлило повторить: «знаю…наю… наю…аю…». — Да, знаю! — повторил он, но уже более спокойным тоном. — И, если выживу, знаю, с кем разборки устраивать.
Но тут же Вадиму вспомнилась та самая, одна, которую он недолюбил… А может, и долюбливать уже некого? Та одна-единственная, по имени Анфиса, ждёт ли она ещё? Или, как многие из многих, спешит потратить молодые дни и годы на вкушение всяческих радостей в случайных ощущениях под не менее случайными парнями?
Очень давно они с братом умудрились влюбиться в одну и ту же девчонку. Но такое меж близнецами, говорят, бывает довольно часто. Только вот девушка с редким русским именем Анфиса предпочла всё-таки Сергея. Во всяком случае, Вадиму так всегда казалось, и он чуть ли не с ума сходил от ревности, но прямых признаний девушка братьям не давала. Она говорила, что оба они ей дороги, клялась даже, что будет ждать их из Афгана, но ни разу не сказала, за кого замуж выйдет.
Сергей тоже ревновал Вадима к Анфиске. Только у него меньше было претензий к брату, потому что девушка чаще гуляла с Сергеем. Так уж по жизни получилось. Вадим изнывал от бешенства, но ничего поделать не мог. К тому же Анфиска, нагулявшись с Серёгой, не забывала строить глазки и Вадиму. Один раз даже поцеловала его тайком от брата во дворе своего дома в Дорогомиловском районе.
Дом, где жила Анфиса, был интересен прежде всего тем, что в нём проживало множество российских знаменитостей. Но, как обычно бывает в гламурных кооперативах, кроме художников владельцами квартир в доме стали несколько известных артистов, писателей и музыкантов. Родители девушки тоже принадлежали к богемному кругу, но рано ушли из жизни, оставив дочке самой решать свои житейские проблемы. Собственно, никаких проблем не было, потому что Анфиса с ранних лет пошла по стопам родителей и была полноценным художником. Она даже имела за плечами несколько выставок, прошедших с большим успехом.
Что говорить, девушка очаровывала многих не только своей внешностью, но и несомненным талантом. Однако обратила внимание только на братьев-курсантов. И до сих пор не могла разобраться: кто же для неё милее и румяней, и белее? Но выходить замуж за отставного офицера, к тому же с «волчьим» военным билетом? Это, простите, нонсенс.
Близнецы безоговорочно согласились на службу в наёмных войсках, потому что заработанных денег хватило бы на свадьбу, даже на две, и на устройство бытовой жизни в новой Москве, поклонявшейся американскому доллару, как новобранец полковому знамени. Но по-серьёзному Сергей ревновал брата к Анфиске из-за того, что Вадим мог писать девушке стихи, как поёт Высоцкий, «даже на снегу», а за Сергеем таких талантов не водилось. Значит, его братец — тоже творческий человек, как и девушка. Поэтому такой опасный соперник никак не устраивал Сергея.
Девушка безумно любила декламировать Николая Заболоцкого, Гумилёва, Есенина и многих других русских поэтов. А уж если стихи кто-то написал для неё лично — перед этим девушка устоять не могла. Так думал, грустя, Сергей. Но гулял-то с Анфисой именно он, тогда как для Вадима встречи tet-a-tet были лишь мечтой.
Тем не менее Вадим давно уже решил, что если Анфиска их дождётся и выберет брата, то он возражать не станет. Всё-таки двое не чужих ему людей найдут счастье и сумеют этим доставить радость другим. Хотя очень трудно было представить, как он станет радоваться свадьбе Сергея.
Пока они служили на советской границе, Анфиска часто писала им обоим длинные письма, обещала приехать прямо на погранзаставу, но увиделись они с девушкой, только когда дембельнулись. К тому же не успели братья вернуться в родной город, как Сергей с Анфисой куда-то слиняли, оставив Вадима выть на Луну.
Объявившись утром, Сергей сказал, что завис в «Метелице», в игорном зале: дескать, сначала «пруха» была, а потом постоянный «улёт». Так что под утро ни копейки денег не осталось.
Вадим слушал брата и доверчиво кивал, только ни слова не сказал, что сам он провёл ночь в той же «Метелице», но брательника почему-то не встретил. А квартира Анфисы была недалеко от Арбата. Если они в «Метелицу» зашли мимоходом, то спокойно могли пойти прогуляться за Москву-реку к Киевскому вокзалу, где и стоял кооперативный дом художников.
Вот такой прокол обнаружился у Сергея. Вадим ничего не стал выяснять хотя бы потому, что впереди — Афган. С этим не шутят. Лишь ненаглядной Анфисе на прощание он всё-таки написал стихотворение с откровением, сожалением и даже с неумирающими надеждами:
Не меня ты звала и ждала,
но покой у меня забрала.
Скрывшись в ночь, в соловьиную трель,
не со мной ты делила постель
и среди раскалённого дня
никогда не любила меня.
Сон мой,
стон мой,
тоска н печаль,
пожалей меня, если не жаль.
Посмотри на меня, посмотри
сквозь рассвет, сквозь улыбку зари.
Бьётся крик, словно птица, в груди:
— Не гляди на меня! Не гляди!…
Я останусь за сеткой дождя,
не глядя на тебя, не глядя…

Девушка получила листок со стихами в кассовом зале «Аэропорта», что недалеко от метро «Динамо». Оттуда уходил экспресс в Шереметьево. Анфиса тут же прочитала посвящённое ей стихотворение и чуть не расплакалась. Сергей тоже хотел было прочитать листок, но девушка быстро спрятала его в сумочку. Вадим благодарно кивнул ей, а Серёга весь закипел, как старый дырявый чайник, но Анфиса так и не дала ему прочитать заветные строки.
А вот сейчас Анфиске уже выбирать не из кого. Одному, без лошади, без каких-то средств передвижения, с высокогорья выбраться сложно, если не сказать, невозможно. Тем не менее Вадим не думал отступать. Ведь никогда они с Сергеем не отступали в пиковых ситуациях, да и остальные рекруты тоже оказались надёжными ребятами. Каждый знал, за чем и на что шёл, подписав договор на пять лет.
По прибытии в лагерь боевиков «Завакили аль-Бадр» их держали в карантине целых пять дней. Начальник карантина Фазлуля аль-Рахман Халиль, владевший русским языком, сообщил рекрутам, что карантин проходят все и скоро будет всеобщее распределение. Через несколько дней новобранцев выстроили в подсобке и по одному стали вызывать в какой-то кабинет. Завербованные, вошедшие в кабинет, назад уже не возвращались. Очередь Серёги дошла чуть раньше. Он обернулся к Вадиму и коротко сказал:
— Не грусти, братуха, мы обязательно прорвёмся.
Потом подошла очередь Вадима. В кабинете кроме старшего по карантину аль-Рахмана Халиля, сидел ещё один мусульманин в накинутой на голову куфии и дорогом зелёном халате, не подпоясанном ничем, но без узорчатых росписей, как любят восточные падишахи.
— Этот тоже из пограничников, — ткнул пальцем в Вадима старший карантинной казармы. — Перед тобой господин Директор, — добавил он, обращаясь уже к Вадиму.
Видимо, Серёгу также представили мусульманину в зелёном халате, то есть Директору. Он, в общем-то, почти ничем не отличался от обычного араба, вот только атласный зелёный халат — в таких рядовые служители и обычные почитатели пророка Мухаммеда не ходят.
Мусульманин внимательно посмотрел в лицо Вадиму блестящими, как чёрные маслины, глазами и погладил левой рукой бороду с незаметными прожилками седины. Видимо, гладить бороду, особенно при принятии каких-то важных решений, у арабов было генетической привычкой.
— Говоришь, вместе с братом на погранзаставе служил? — поинтересовался мусульманин на чистом русском языке почти без примеси арабского акцента. — Голос мусульманина прозвучал довольно тихо, но Кудрявцев всё понял. — Учти: мы не делаем различия между теми, кто одет в военную форму, и теми, кто носит гражданскую одежду. Все они для нас — ходячие мишени. Сможешь ли ты стрелять по своим?
Вадим на несколько секунд замешкался с ответом и всё-таки непроизвольно саркастически улыбнулся на вопрос мусульманина. Это не укрылось от взгляда внимательного собеседника, только новобранец больше ничем не выказал своего пренебрежения к инородцу. Он лишь пожал плечами и так же прямо, не пряча глаз, посмотрел на собеседника:
— Мы с братом выросли в семье русского офицера, поэтому с детства считаем себя военными. Во всяком случае, искусству ближних боёв и военной стратегии обучены не только на полигоне. Умеем исполнять свои обязанности и «не делаем различия между теми, кто носит военную форму, и теми, кто носит гражданскую».
— Вот как? — озадаченно пробормотал мусульманин. — Так вы участвовали при вводе Советских войск на территорию Афганистана?
— Напротив, мы с братом вынуждены были подать в отставку из-за отказа сопровождать контингент Советских войск. Мы — пограничники. Значит, в обязанность нашу входит охранять государство, а не вступать на чужую территорию.
— Вот как? — повторил Директор. — Значит, отказались охранять государственную границу и выполнять приказ для вас — военная фикция? Что ж ваш брат ничего нам не рассказал? Или это для него до сих пор является государственной тайной?
— Может быть, и так, — усмехнулся Вадим. — Только пограничники действительно должны охранять границу, а не соглашаться на неоправданную интервенцию.
— Вот это верно, — кивнул мусульманин. — Но вы должны доказать истинность вашего стремления служить воинами Аллаха.
— Может быть, обоих определить на зачистку мотоманевренной группы при Мургабе? — вставил Фазлуля аль-Рахман, начальник карантина.
Вадим был уже наслышан про мотоманевренную группу. Примером для них, наверное, послужили фашистские мотоманевренные войска времён Второй мировой. Здесь же, в Афганистане, советские боевики врывались на мотоциклах в населённый пункт и на ходу проводили «зачистку». Под пули попадали все, кто не успел скрыться за стенами дома. Но иногда мотоманевренники проводили «зачистку» из гранатомётов. Тогда уже найти кого-нибудь в живых вряд ли было возможно.
Видимо, афганцев приводило в бешенство такое ведение боёв, где погибали все без исключения, но большей частью всё-таки мирное население. Советское командование с чьей-то досужей подачи определило, что войну с басмачами, «духами», разработал ещё комиссар Фрунзе и что эти «зачистки» заставят население Афганистана полюбить северных братьев и послушаться их советов, хотят они этого или не хотят. Но теперь ещё один советчик предлагал определить Сергея с Вадимом в группу таких же мотороботов, только со стороны афганцев. Мусульманин не спускал глаз с Вадима. Увидев, как тот поморщился, он жестом остановил карантинного советчика:
— По-моему, братья послужат нам в другой, более полезной для них ипостаси. Видишь, они оба не постеснялись явиться к нам в своей военной форме, только без знаков различия. Поэтому оба они прекрасно будут выглядеть в моей личной охране. Согласен? Потом, чтобы не казаться кафирами, они, наверное, не откажутся принять ислам?
Вопрос был задан уже Вадиму, но он не смог сразу ответить, потому что не рассчитывал, оказавшись наёмником, попасть в гвардию личной охраны! Они с братом ещё не были проверены ни на боевые качества, ни на «мусульманскую» лояльность, но перед Вадимом, вероятно, сидел сейчас тот самый бен Ладен, про которого им сообщил вербовщик, а прозвище Директор — это для более лёгкого общения. И всё же Кудрявцев попытался с достоинством ответить на прямо заданные вопросы:
— Для нас с братом, господин Директор, было бы большой честью послужить в вашей охране. Но, не меняя формы, так вот сразу принять ислам — это выказать неуважение прежде всего к вам, потому что для начала нам необходимо хотя бы прочесть Коран. Одно дело — участвовать в подготовке всемирной исламской революции, совсем другое — тут же менять веру, подобно флюгеру.
— В твоих словах есть доля правды, — согласился Директор. — Однако если вы примете ислам, то доставите мне личное удовольствие. Но торопить я вас не собираюсь. Фазлуля, — обратился он к начальнику карантина, — накорми отобранных в мою охрану и уложи спать. Рано утром они должны быть готовы.
Аль-Рахман кивнул и показал Вадиму выход через другую дверь. Они прошли коридором, и начальник карантина открыл перед ним дверь в более пристойное помещение, чем большая и грязная карантинная. За столом, ножки которого были прикручены к полу вместе со скамейками, сидели три человека. Одним из них был Сергей. Значит, это те, кого Директор отобрал в свою личную охрану.
Младший Кудрявцев тоже обрадовался, увидев, что их с братом зачислили в один и тот же батальон. Остальные двое новобранцев просто с любопытством оглядывали Вадима. Но за столом они не успели даже толком перезнакомиться, потому что дверь снова открылась, и повара вкатили столик на колёсиках, на котором в железных мисках дымился горячий суп. На нижней полке столика стояли тарелки с салатом и настоящий плов.
Обед понравился всем и, поскольку велено было отдыхать, четверо наёмников расползлись по кроватям. Неизвестно, что снилось остальным, а Вадиму тогда приснилась та пещера, где шейх, убегавший из России, спрятал свои сокровища. Вадим также стоял возле входа на базальтовой площадке, а перед ним вдруг возникли три старца в длиннополых халатах из китайского тонкого шёлка, подпоясанных широкими кушаками, и в остроконечных шапках на головах. Этакие волхвы. Значит, старцы были исконными уроженцами Востока.
— Мы пришли возвестить тебе правду жизни, — произнёс один из них. — Ты, смертный, должен запомнить, что отсюда начнётся твоя другая жизнь, где каждый день будет равен ста земным дням. Мы недаром шли с севера на юг за звездой, которая показала нам Младенца в Вифлееме. В этой пещере ты тоже найдёшь дары, которые мы принесли тебе, хотя ты не Сын Божий, а только Его творение. Но должен будешь сделать то, что должен, иначе снова наступит хаос.
Вадим так явственно чувствовал присутствие странников, хотя возникли они ниоткуда, что даже поёжился. В этом сне у Вадима произошло явное раздвоение личности. Он будто наблюдал себя со стороны, но в то же время чувствовал, что это он сам и что явившихся из ниоткуда надо о чём-то спросить. Только вот о чём? Ах, да!
— Как вас зовут, странники? Откуда вы пожаловали?
Даже во сне Вадиму вспомнилось изречение апостола Павла: «Спрашивайте у явившихся вам: от Бога ли они? Если не от Бога, то имён не назовут, а просто исчезнут».
— Каспар, Мельхиор, Бальтазар, — назвались странники и поклонились юноше. — Путь наш за Вифлеемской звездой. Помни: ты должен следовать за разумом, озарённым учением; отвагой, которую ничто не остановит; волей, которую невозможно сломить; и благоразумием, которое не смогут ни извратить, ни опьянить никакие человеческие страсти. ЗНАТЬ, ОСМЕЛИВАТЬСЯ, ЖЕЛАТЬ, МОЛЧАТЬ — вот твоя Вифлеемская звезда. Иди за ней, и она приведёт тебя к Сыну Человеческому.
— Я знаю, вы — волхвы? — утвердительно переспросил Вадим и тут же проснулся.
Странники не успели даже ответить, хотя никакого ответа и не требовалось. Но тогда беглец ещё не знал, почему вдруг явились эти старцы, и какую роль в его жизни сыграет приснившаяся пещера. Впрочем, видение не исчезло из памяти, и он не раз вспоминал о нём потом, только объяснить увиденное никак не мог.
Всех четверых наёмников подняли ещё затемно. Братьям Кудрявцевым принесли знаки различия Советских Пограничных войск даже с аксельбантами, которые надо было пришить к кителю, а двум другим рекрутам была предоставлена форма полностью, но тоже Пограничных войск. Видимо, всем четверым предстояло играть роль пограничников-перебежчиков. С одной стороны, это было довольно забавно, а с другой — заставляло наёмников исполнять роль русских скоморохов, погнавшихся за полновесным динаром и зелёным долларом.
Пока Володя с Юркой натягивали парадную форму погранвойск, Сергей с Вадимом тоже привели себя в порядок. Все четверо осматривали друг друга с нескрываемым любопытством.
— Ничего, мужики, эта форма для нас даже привычнее, — хмыкнул Володя. — Вот только б духи не подстрелили.
— Башку не подставляй, — резюмировал Юра.
— Я думаю, народ, — начал философствовать Сергей, — мы встанем грудью! Да-да, я не оговорился, встанем грудью… за спиной Бенчика Ладена.
— Как ты сказал? — поперхнулся Вадим.
— А что! — хорохорился Сергей. — Бенчик — он же наш, одесский. Неужели не слыхали? А зря. Ведь всему миру известно, что не было бы у Америки никакого Брайтон-бич, не заселись там наши одесситы. Вот и здесь. Кто смог бы моджахедов научить воевать, кабы наш одессит Беничка Ладен не переметнулся в лагеря саудовских арабов?
Володя с Юрой заметно развеселились. Быть может, ребятам в их новом положении действительно не хватало плоской армейской шутки. А Сергей умел разряжать обстановку в ситуациях и похуже, чем нынешнее переодевание в гвардейцев Директора.
В коридоре послышались шаги, дверь открылась. На пороге стоял Фазлуля аль-Рахман:
— Готовы? На выход!
Но вместо того, чтобы выйти на плац перед бараком, Халиль повёл рекрутов глубоко в подвал. Когда лестничные пролёты закончились, новобранцы увидели большую подземную площадку и уходившие из неё в разные стороны подземные коридоры. Увидев это, Юра даже присвистнул и негромко произнёс:
— Мужики, нашему Московскому метро до этих шахт как до Луны раком.
— Скажешь тоже, — зашипел Сергей. — Под Москвой самый большой подземный город в мире. Так что здесь только пример с России берут.
Аль-Рахман ничего не сказал, но недовольно оглянулся на разговорившихся наёмников. Все сразу замолчали и безропотно зашагали к нескольким бронетранспортёрам. Директор был уже там в том же дорогом халате, лишь куфий сменил на белую чалму. Видимо, в дороге так было удобнее. Все разместились по машинам, но пока не трогались. Вскоре по лестницам в подземелье спустились несколько женщин. Пещера освещалась хорошо, и восточных женщин в паранджах увидели все.
Женщины прошли в отдельный бронетранспортёр, уселись, и моторы взревели. Кавалькада из четырёх машин двинулась по одной из шахт в неизведанную подземную темноту. Но удивлялись только русские. Видимо, такие путешествия здесь были не в новинку.
Кузов бронетранспортёра, где по бокам сидели боевики, освещался тусклой лампочкой. Все боевики были, конечно же, наёмниками, и не представляло труда проследить географию завербованных по их внешнему виду. Большинство рекрутов было из Ирана и Саудовской Аравии, лишь возле заднего борта сидели один японец и два эфиопа, возле которых на полу лежали два диковинных гранатомёта. К тому же эфиопы завязали разговор на каком-то непонятном языке, что озадачило прислушивавшегося к беседе Сергея.
— Вадим, погляди, — кивнул брату Сергей. — Кажись, серьёзное оружие. И эти негры разговаривают на каком-то непонятном языке.
— Здесь говорят на арабском, иранском, бурду, дари, фарси, пушту, монгольском, китайском и, конечно же, русском, — ответил Вадим. — На каком языке должны болтать эфиопы, чтобы ты сумел подслушать? А оружие — это американские «стингеры». Эх, ты, офицер, оружие потенциального врага не знаешь!
— «Стингеры»? — озадаченно переспросил Сергей. — Да ты что?! Откуда у афганцев американское оружие? Тем более что «стингеры», кажется, предназначены для ракетных выстрелов по самолётам.
— Слушай, братан, — обозлился Вадим, — ты иногда таким «тормозом» кажешься, что можно удивиться, как ты только сумел Московское погранучилище закончить на отлично! Мы же не навечно под землю забрались! Хватит тебе и самолётов, и вертолётов, и точечных ракетных ударов. Думаю, мало не покажется.
— Ага, — кивнул Сергей. — А вместе с нами в окопах отстреливаться пакистанские бабы будут. Видал, сзади нас едут женщины! Целых десять штук!
— Знаешь, твой одессит Беничка Ладен насмотрелся в детстве наш фильм «Белое солнце пустыни», вот и возит с собой гарем, как тот самый басмач Абдулла. Скажешь, не похоже?
— Похоже, — хохотнул Сергей. — Может быть, у него в гареме и какая-то Гюльчатай имеется?
— Уж не для тебя ли?
— А что, — мечтательно закатил глаза Сергей. — Гюльчатай, покажи что-нибудь! Вдруг покажет?
— Ты не забывай, чем Петруха из фильма кончил, гоняясь за личиком, — обозлился Вадим. — И здесь Анфиска для тебя — уже отработанное прошлое, которое пора выкинуть на помойку?
— Что Анфиска?! — защищался Сергей. — Она тебя любит!
— Любит меня, а спит с тобой? — процедил сквозь зубы Вадим. — Мы ещё освоиться не успели, а ты уже на баб засматриваешься!
— Фильтруй базар, братуха, — пожал плечами Сергей. — С чего ты взрываешься? Мы ещё освоиться не успели — передразнил он Вадима, — а ты обвиняешь младшего брата, родившегося на целых три минуты позже, во всех существующих и не существующих грехах! Не стыдно, братец?
Вадиму нечего было ответить на укор, и всю остальную дорогу они промолчали, думая каждый о своём.
Через несколько часов беспрерывной езды по подземным галереям бронемашины наконец вынырнули на поверхность недалеко от дороги, уходившей вверх, в горы. Видимо, это был тот самый район в пятидесяти километрах от Кандагара, о котором Вадим слышал, ещё будучи офицером Пограничных войск. «Завакили аль-Бадр» — так назывался район боевых баз моджахедов. Только хозяин этих мест оставался пока в тени. Оказывается, сам Усама бен Ладен сделал это место центром для разжигания всемирного исламского джихада.
Может быть, он был прав, когда говорил, что ни американцев, ни русских афганцы не приглашали. А зажравшаяся Европа и весь остальной Запад защитников своей родной страны, своих семей тут же обозвала террористами. Дескать, каждый афганец безропотно должен сносить, если в его дом врываются одурманенные запахами афганской нефти захватчики, о которых нельзя говорить плохо, потому что эти воины несут для местных жителей «блага цивилизации».
«Посмотрим, — мысленно отметил Вадим, — в ту ли команду мы с братом угодили. Хотя деньги за службу обещали вроде немалые».
К вечеру того же дня бронетранспортёры прибыли на место дислокации центрального лагеря моджахедов. Длинной дорога оказалась не потому, что она была в тысячу километров, а потому, что в горах быстро передвигаться не получается. В этот раз, правда, путь сократили подземные туннели.
Спрыгнув на плац, новобранцы принялись первым делом осматриваться. Посмотреть было на что. По ущелью, где расположился базовый лагерь, протекала быстрая горная речушка. В одном месте строительные рабочие вырыли котлован и воздвигли небольшую дамбу. Речка послушно наполняла своей жизненной силой котлован, и сделанное руками человека озеро украсило ущелье. К тому же по ту сторону озера красовался сколоченный из досок купальный домик. Возможно, эта купальня предназначалась для наложниц Директора и его самого. Значит, где-то там находятся и палаты Венчика Ладена.
Всё это почти бессознательно отметил для себя Сергей. Замечание брата о том, что красноармеец Петруха в кинофильме «Белое солнце пустыни» окончил жизнь от удара штыком, который нанёс Абдулла, смутно задело болезненное сознание Сергея. Он решил когда-нибудь всё же наведаться в купальню и отыскать там свою Гюльчатай.
Недалеко от купальни он разглядел прямо возле обрывистой скалы одноэтажный домик-мазанку. Хотя домик был не слишком большим, но для самого Бенчика Ладена и его гарема хватило бы. К тому же Директор, наверное, не позволил бы себе жить в подземном бункере, как Муссолини или Гитлер. Для саудовского падишаха или какого-нибудь пресловутого Бек-Бен-Бей-Хана прятаться в подземных бункерах выглядело не очень-то красиво. Поэтому для Усамы бен Ладена и была возведена эта мазанка.
Между тем командир охранного батальона Аслан Мосадов развёл вновь прибывших по своим местам, попутно показывая, где можно ходить, а где не рекомендуется. Сотни бункеров и подземных коридоров, освещённых неоновыми лампами, перепутались в сознании новобранцев и слились в ощущение одного огромного муравейника, в котором и жизнь проходила, как в муравейнике. Спать здесь ложились с закатом солнца, вставали с восходом. Ночью ходить по территории категорически воспрещалось. Нарушителя ожидал расстрел на месте — по законам военного времени.
Устраиваясь на свою первую ночёвку в гроте, где для двадцати человек были поставлены двухэтажные койки с панцирными сетками, Сергей шепнул брату:
— Слышь, Вадим, как думаешь, наш командир — это не жидовский ли засланец? Прикинь, у него фамилия Мосадов! Это ничего тебе не напоминает?
— Может, и напоминает. А если бы его звали, например, Ушат Помоев — это тебя устроило бы? Спи давай! — проворчал Вадим.
Но Сергею не спалось. Поворочавшись, он сел на кровати, посмотрел на верхний ярус, где уже посапывал брат, и, не одеваясь, проскользнул мимо дежурного к выходу на улицу. Дежурный в казарме моджахедов ничем не отличался от российского: притулившись спиной к стене, часовой мирно дремал, сидя на стуле. Однако шорох босых ног разбудил солдата, но Сергей успел-таки незамеченным выскользнуть на улицу.
Что ни говори, а в горах ночью бывает довольно холодно, и нарушитель дисциплины успел уже пожалеть, что не накинул на тело штаны и китель. Но не возвращаться же назад! Надеясь согреться, Сергей трусцой побежал вдоль озера прямо к деревянной купальне. Пока что ему везло: никто из часовых не смотрел в сторону озера. Видимо, у афганцев даже в мыслях не было, что кто-то может ослушаться приказа и уйти в самоволку. Не знали они, что у русских это было в чести не только среди рядовых.
Часто случалось, что молодые офицеры отлучались из части в ближайший посёлок, где кроме местного населения было много русских. Но как офицерам, так и рядовым такие похождения сходили с рук. А здесь… Вероятно, у моджахедов за самоволку спокойно бы шлёпнули — военное время!
Но Сергею почему-то очень не хотелось в это верить. Тем более что в купальне можно было спокойно искупаться, ведь вода скорее всего ещё не успела остыть, хотя и проточная. А там, может быть, удастся подглядеть, что делается в мазанке Директора. Кто сказал, что любопытство не порок, а большое свинство?! Вовсе не так! Если знать, как и чем живёт таинственный командир, то можно определить, на что он способен и стоит ли с ним связываться. Потом, Гюльчатай… — так или почти так думал Сергей, пробираясь в запретную купальню.
Вода там действительно оказалась ещё тёплой, и Сергей с удовольствием окунулся, стараясь не шуметь и не гнать волну. Вдруг его обострённый слух уловил какие-то посторонние звуки, раздавшиеся со стороны мазанки Директора. Новобранец выбрался на берег возле раздевалки, сколоченной из таких же кедровых стволов, как и забор, но никаких щелей меж крепко подогнанных кедрачей не обнаружил. Тогда Сергей на свой страх и риск чуть приоткрыл деревянную дверь купальни, и вовремя.
Дорожка к мазанке стала видна, как на ладони. По ней спускались к озеру наложницы Директора! Женщины оставили свои паранджи дома, пользуясь тем, что после отбоя никто из посторонних мужчин не сможет их увидеть, и спокойно шли купаться в одеждах, которые достоин был разглядывать и снимать с них только сам бен Ладен. Сергей понял: если наложницы его увидят, то поднимут такой крик, что это будет своеобразной отходной молитвой перед расстрелом. Можно, конечно, выскользнуть, кинуться за ближайшие валуны, которых хватало на побережье, только время было уже безвозвратно упущено.
Между тем девицы молча приближались к купальне, где за прочным кедровым забором они могли спокойно обнажиться при свете полной восточной луны и совершить омовение. Сергей понял, что до сих пор не замечен охраной наружного наблюдения только потому, что моджахеды — в силу мусульманской тактичности или просто из-за боязни быть расстрелянными — старались не смотреть в сторону купальни, особенно в то время, когда там купались любимые женщины господина Абу-Абдаллы. Именно это имя услышал Сергей, когда наложницы вошли и принялись раздеваться.
— Как думаешь, Фатима, — обратилась одна из женщин к своей подруге на чисто русском языке, — сегодня ночью наш господин заставит танцевать Ребекку?
— Ещё как заставит, — ответила та. — Мало того, что она еврейка, но к тому же безумно красива. Господин Абу-Абдалла искренне ненавидит евреев, даже больше, чем нас, русских. Но он любит всё красивое и утончённое, а равной Ребекке в танце нет никого ни в Кандагаре, ни в Кабуле.
«Вот как! — подумал Сергей. — Девчонки тоже, оказывается, бывшие россиянки, хотя и не все. Ну, ничего, лишь бы не заметили».
Наложницы принялись щебетать на каком-то другом языке, но имя «Ребекка» ещё несколько раз мелькало в разговоре. Видимо, перемывать косточки несчастной еврейке принялись и другие участницы ночного стриптиза, устроенного для тайного похитителя женской красоты. Девушки вольготно плескались в отведённом для них пространстве, ничуть не подозревая о хищном взгляде мужчины, нахально проникшего в женскую купальню.
Вдоволь наплававшись, наложницы принялись одеваться. Вскоре они вышли из купальни, так и не заметив Сергея, который из опасения быть обнаруженным не придумал ничего лучшего, чем вскарабкаться на крышу раздевалки и, распластавшись там, молить Бога, чтобы никто из красавиц не вздумал во время купания полюбоваться Луной и звёздами. Впрочем, бедственное положение нарушителя ничуть не помешало ему рассмотреть распустившиеся лепестки лучших цветов из сада Усамы бен Ладена, или, как его величали женщины, господина Абу-Абдаллы.
— Однако, — пробормотал Сергей, спрыгнув на землю. — Одно из имён у него всё-таки Абдалла, значит, можно и Гюльчатай среди них найти.
Но никого искать не потребовалось. Калитка купальни неожиданно снова открылась, и перед Сергеем появилась девушка неземной красоты, без паранджи и даже без сударита, прикрывающего лицо. На теле красавицы не было никаких одежд, кроме китайского красного халата, расписанного золотыми драконами.
Девушка, увидев в купальне незнакомого человека, тем более мужчину, не издала ни звука. Она просто застыла в нескольких шагах от мужчины, который свалился к ее ногам, можно сказать, прямо с неба. Вероятно, поэтому она даже не закричала, ведь небо плохих подарков не посылает.
— Ты кто? — всё-таки спросила она.
— Подарок с неба, — криво усмехнувшись, ответил Сергей.
Он боялся даже пошевелиться, потому что девушка, испугавшись резких движений, в любую секунду могла позвать на помощь. Сергей лихорадочно соображал, что делать, как поступить, но ничего не смог придумать.
— Ты русский? — пришла ему на помощь красавица. — Да, ты русский, — утвердительно кивнула она. — Я ждала именно тебя, но не знала, что ты явишься именно в купальне.
— Ждала меня? — озадаченно переспросил Сергей. — Но я здесь случайно.
— Ничего случайного не бывает, — отрезала девушка. — Ты мне приснился третьего дня, только не в таком виде.
Сергей лишь сейчас сообразил, что он стоит перед девушкой в солдатских казённых исподниках и даже пританцовывает от холода, будто малыш, которому не дают пописать. Одно спасало: перед ним была та самая Гюльчатай, которую не надо было упрашивать открыть личико. Впрочем, у неё было другое имя.
— Я знаю, ты — Ребекка! — выпалил Сергей.
— Да, — склонила она голову, ничуть не удивившись. — Да, это моё имя. Но как тебя зовут?
— Се-ергей, — немного заикаясь, произнёс нарушитель.
— Э, да ты совсем замёрз, — улыбнулась Ребекка. — Ничего, пойдём купаться, я тебя отогрею.
— Прямо так?
— Нет, вот так, — и девушка, не стесняясь, скинула шёлковый халат. — Пойдём, я знаю, что так надо.
Она медленно вошла в воду. Сергею ничего не оставалось, как принять предложение девушки. Он скинул ненужную одежду, вошёл в воду и в несколько гребков подплыл к девушке. Она обернулась, заглянула ему в глаза и положила руки на плечи. Сергей не знал, верить ли всему, что с ним происходит, или же это какой-то горный мираж, а может быть, первое видение горных снов, если такие бывают.
— Это не сон, — ответила девушка, чутко уловив сомнения посланного ей с неба мужчины. — Это действительно я, Ребекка. Меня выкрал из семьи один из бандитов-моджахедов и подарил Усаме бен Ладену, как агнца для жертвоприношения. Я девственна, а жертва должна быть девственницей, иначе на него падёт проклятие Аллаха и дэвы погубят самого Абу-Абдаллу и всю его семью до девятого колена. А я не хочу, чтобы он жил, чтобы дарил смерть людям как свою личную благодать, чтобы издевался над ещё живущими и пожирал человеческое сознание страхом небытия. Он даже пытался взять меня силой, но я слишком красива для такого мужлана. Собственно, он даже со своими наложницами не справляется и везде возит их с собой только для престижа. Не думай, что я не имею права рассуждать о том, чего сама не изведала. Я это познаю здесь и сейчас с тобой, мой русский. Не бойся меня и делай то, что должен сделать… тогда жертва окажется для него проклятием. Вечным проклятием и моим мщением…
Назад: ГЛАВА 9
Дальше: ГЛАВА 11