Скорцени поднялся, давая понять, что аудиенция завершена. Софи тоже поднялась. Чувствовала она себя гадко. Никогда еще ей не приходилось в течение столь короткого времени находиться на грани гибели, как во время этих двух бесед с обер-диверсантом рейха. Уловив это ее настроение, Скорцени с улыбкой победителя потребовал, чтобы она забыла обо всем, о чем здесь только что шла речь, вновь перевоплотилась в завтрашнего доктора искусствоведения и философии, а главное, в леди из высшего света, коей она и должна предстать перед швейцарским бомондом.

— Вашей доставкой на аэродром займется мой адъютант и ваш почитатель Родль, — сказал он уже у двери.

— Послушайте, Отто, мне бы не хотелось, чтобы барон фон Штубер узнал о моих связях с английской, а тем более — с советской разведками.

— Боитесь все-таки? — осклабился в своей украшенной шрамами жутковатой улыбке Скорцени.

— Очень не хотелось бы. По крайней мере пусть он узнает об этом после войны. Как-никак мастер Орест все еще остается в его родовом замке. Да и наши с Вилли отношения, как вы понимаете…

Она вдруг запнулась на полуслове, обнаружив, что, слушая ее, Скорцени снисходительно, и в какой-то степени даже покровительственно, улыбается.

— Женщина-разведчица, — скептически покачал он головой. — Посреди войны, между несколькими разведками сразу, да к тому же влюбленная…

— Какое коварство вы еще приберегли для меня, Скорцени? — каким-то едва уловимым, чисто женским движением Софи потянулась к его галстуку, старательно поправила узел и посмотрела прямо в глаза. — Лучше сразу же признавайтесь.

— Вас тревожит то, что Штубер может узнать о связях с разведками?

— Но вы-то спрашиваете об этом не из ревности?

— Не из…

— Тогда почему это не должно меня тревожить?

— А как вы думаете, Софи, кто мне сдал вас, как подозреваемую в связях с русской разведкой?

Глаза Жерницки застыли от удивления. Она молча покачала головой, решительно отказываясь верить в то, во что неминуемо приходилось верить. Потом покачала еще раз, более решительно.

— Неужели Штубер?!

— Но только потому, что хотел спасти вас. На ваш английский канал мы вышли сами благодаря одному очень ретивому агенту СД. Который, передав мне материал, совершенно случайно погиб. Но он подозревал вас только в связях с Лондоном, а вот с Москвой..

— Вы не шутите, на меня действительно донес барон Вилли фон Штубер?

— Нет, Софи, наш Вилли никогда не забывал, что принадлежит к старинному аристократическому роду, поэтому доносить на вас ему было крайне неудобно. В то же время он прекрасно понимал, что вы находитесь на грани провала. Он догадался, интуитивно почувствовал, что в вас уже вцепилась Москва, и понял, что после провала спасти вас уже не сможет, это будет не в его силах. Вот тогда он и обратился к мне. И никаких псалмопений по этому поводу, Софи, никаких псалмопений!

— Нет уж, Скорцени, у меня возникло еще несколько вопросов. Это обращение Вилли… оно случилось сразу же после моего посещения «Регенвурмлагеря»? То есть на следующий день после того, как барон отвез меня в отель «Старый рыцарь»? Вы со своим лжефюрером тогда еще находились в подземельях «СС-Франконии», этим он и воспользовался?

— Нет, после того, как, оставив «Регенвурмлагерь», он явился ко мне на левый берег Одера, я задал ему вопрос о вас. Ведь ваше разоблачение бросало тень и на репутацию Вилли. Я рассказал ему о том нашем агенте СД, который умудрился собрать на вас компромат. Тогда Штубер просто бросился спасать вас, доказывая, что нам не выгодно ссориться Герингом и терять собственный выход на англичан.

— Именно этим он и должен был аргументировать свое заступничество, — пожала плечами Софи.

— А затем, уже перед самым отлетом в район «Альпийской крепости», ужаснувшись того, что мы можем выйти и на ваш русский канал, он и обратился ко мне с просьбой, суть которой вам теперь известна.

— Уму непостижимо!

— Поначалу я тоже так подумал. Но барон взял с меня слово, что постараюсь вырвать вас из западни, которую вы сами себе устроили.

— Ну, почему же «сама себе»? Может, я и всю эту Вторую мировую тоже сама себе устроила? Позвольте, западню мне устроила эта ваша идиотская война, да еще эта моя во всех отношениях странная судьба.

— Это уже из области философии. Кстати, рейхсмаршала Геринга в тонкости ваших разведывательных провалов мы решили не посвящать. Зачем заставлять старика нервничать? Тем более что он намеревался повысить вас в чине, что, собственно, и сделал. К тому же мы не хотели привлекать к вашей особе внимание штабистов и разведки люфтваффе.

— Вот, видите, какой посев благоразумия вы оставляете после себя в «деле о Софи Жерницки», — устало похвалила его гаупт-ман. — Операцию «Женевский бомонд» тоже разработал Шту-бер?

— Только не преувеличивайте его возможностей. Но кандидатуру вашу предложил он. Хотя задумывалась операция под другую личность, сразу же признаю: куда менее яркую в смысле вхождения в швейцарский бомонд, а значит, и менее выигрышную.

Слушая оберштурмбаннфюрера, Софи молча кивала головой, она механически продолжала делать это и после того, как он умолк.

— Странный сегодня выдался день, Скорцени. День разоблачений, помилований и новых разоблачений.

— Об этом вам лучше поговорить с «бедным, вечно молящимся монахом Тото».

— «…которого ты в свое время тоже сдала нам», — продолжила его мысль Софи, но тут же душеспасительно усомнилась: а вдруг Скорцени не намерен был прибегать к подобным напоминаниям?! Однако сразу же сказала себе: «Тем не менее Тото лучше будет убрать. Как можно скорее и самым деликатным способом. Иначе сам он тебе провала своего давнего не простит. Если только дотянется до утечки информации или жестко вычислит тебя».

Когда Софи наконец оставила кабинет Скорцени, адъютант окинул ее таким взглядом, будто хотел выяснить для себя: «Интересно, чем они так долго занимались там с моим шефом?».

— И что же вы мне хотите поведать, мой заждавшийся гаупт-штурмфюрер Родль? — улыбка, благодаря которой Софи попыталась вернуться в свою привычную роль взбалмошной женщины, наверное, показалась адъютанту неубедительной, но он прекрасно знал свое место в иерархии СД.

— Пилоты на запасном пригородном аэродроме заждались вас, как перекормленные овсом лошади.

— Какое милое крестьянское сравнение! — через плечо, призывно взглянула на него «очаровашка» Софи, медленно возвращаясь в рамки давно отрепетированной роли.