25
— За своевременное раскрытие планов противника, а также за мужество и отвагу, проявленные при обороне города Будапешта, присвоить звание Героя Советского Союза гвардии старшему сержанту Косенко Михаилу Петровичу…
— Ура!
— Молчи, Прохорова, — командир батальона майор Иванцов сердито взглянул на снайпершу, — в строю стоишь или где? Дисциплину соблюдать надо! Никак тебя не научить! Не время еще кричать.
— Так я того…
— Ты дальше читай, товарищ майор, да погромче, — крикнул из строя Саблин, — а то уж невмоготу, вон расшумелись! — он махнул рукой, показывая вниз.
С заснеженной высоты перед ними открывалась широкая долина. По ней до скрытого легкой дымкой Дуная двигались войска. Танки — колоннами, в одиночку, цепями. За танками — пехота, на бронетранспортерах, грузовиках, пешком. В разных местах виднелись пушки, «катюши», минометы — одни уже стреляли, другие передвигались, третьи только выезжали на огневые позиции. И над всем, что стояло, двигалось и стреляло на земле, разносился мощный хул авиационных моторов. В густо-синем безоблачном небе проносились на Вену эскадрильи штурмовиков, неторопливо проплывали косяки бомбардировщиков; взмывали вверх, выписывая дуги, истребители.
Иванцов посмотрел вверх, подождал, когда самолеты с воем пройдут.
— Ты, Саблин, не умничай, без тебя знаю, — прикрикнул на разведчика, поправив фуражку. — Разговорчики мне. — Он снова заглянул в бумажку. — Ну, вот, как раз про тебя, — он взглянул на Наталью, — слушай. За мужество и отвагу… лейтенанту Голицыной Наталье Григорьевне…
— Тоже Героя Советского Союза, — добавил Саблин. — А еще Харламычу. И мне.
Все засмеялись.
— Тихо, — рассердился Иванцов. — Я бы ей и Героя дал. Но тут другое. Орден «Отечественной войны» второй степени, — он почесал затылок. — Пожадничали. Мы ж на первую представляли.
— Да это ясное дело, Степан Валерьяныч, — откликнулась Наталья, — я и не ожидала другого. Хорошо, что вообще дали.
— И еще в звании тебе повышение — старший лейтенант. Ну, иди сюда, чего стоишь? — он достал из полевой сумки коробочку с орденом. — Поздравляю.
— Ура!
— Служу Советскому Союзу!
— Не военный человек ты, Наталья, — майор обнял ее, похлопав по спине. — Но хороший, душевный человек, — он даже расчувствовался. — Ладно, остальное потом скажу.
Наталья вернулась в строй.
— Поздравляю, — шепнула Раиса.
— Саблин Василь Макарыч!
— Я!
— Орден Красной Звезды.
— Служу Советскому Союзу!
— Петров Владимир Иванович — орден Красной Звезды. Всех твоих разведчиков, Мишка, наградили за прорыв. Ну, нам тут с майором тоже по ордену, — скромно заметил он. — А всем остальным медали. «За отвагу!». Серебряковой Раисе Васильевне, Полянкину Ивану Харламовичу, и даже тебе, Прохорова Надежда Александровна, — он покачал головой. — Хоть я бы и не давал, попридержал бы маленько.
— Ура!
— Подожди, Прохорова, это еще не все, — майор сделал паузу. — Васильков и Кольцова Светлана награждены посмертно. Прошу почтить память, — сняв фуражку, опустил голову. Все замолчали. — Хороший парень был Сашка, — сказал через минуту Иванцов, — жаль, глупо погиб. Ну а про Светку, что говорить, малец без матери остался. Все. Вольно, разойдись! — махнул рукой и украдкой смахнул слезу, выступившую на глазах.
— Что, Прохорова, — Саблин поднял снайпершу, покружил под ее визг и поставил на место. — Ты не визжи, а кричи ура, теперь можно. Оглушила!
— Ну, Михаил Петрович, — Наталья подошла к Косенко, — поздравляю.
— Спасибо, Наталья Григорьевна, я тебе по самый конец жизни должник, — Косенко обнял ее, — вон она, главная моя награда, — показал на Раису. — Жива-здорова, ребенок-то шевелится уже. Если б не ты…
— А я решила, — Раиса подошла к ним, — как война закончится, в медицинский поступать буду.
— Как назовете, если дочка родится?
— Если дочка, я ее Наташей назову, в честь тебя.
— Нет, зачем? — Наталья смутилась. — Ты лучше Машей ее назови.
— А это в честь кого?
— А в честь той докторши, которая тебя спасла. Я-то что? Только рядом стояла.
— Маша? Мария значит, ну, это совсем по-нашему. У меня внучку Машей зовут.
— Вот домой еду, — Раиса грустно покачала головой. — Иванцов распишет нас с Мишей, обещал. Он с женой не записанный был, так что можно. А Степан Валерьяныч мне так в госпитале и сказал, не расписывайся, пока я не выйду. Сам распишу, без меня ни-ни. Вот и дождались. А потом — в Смоленск, с матерью Мишки знакомиться, с сынками его, ждут они уже, он им написал про меня. Буду им мамкой, — она улыбнулась. — Я решила, никакой разницы делать не буду никогда, вот как будто все трое мои, а не один.
— Правильно, — Наталья кивнула. — Ему приятно будет, и детям хорошо.
— Только вот уеду, — Раиса поморщилась. — Он же без меня по бабам пойдет.
— А то как же, — Саблин хмыкнул. — Сразу и поведем, как ты уедешь. А то скучно нам без него. В разведку за языком все вместе, а по бабам врозь.
— Помалкивай у меня, — прикрикнул на него Наталья. — Не волнуйся, Раиса, мы его по бабам не пустим. Не солидно как-то, Михал Петрович, — она взглянула на Косенко, который курил в стороне. Герой Советского Союза — и по бабам. Неприлично.
— Да, ладно вам, — он махнул рукой. — Никуда не денусь. Куда уж от вас денешься. Если только в разведку за языком. Чтоб не видеть.
— А скандал был в госпитале, — Харламыч затушил цигарку сапогом. — Аж этот, главный из Москвы, как его, Наталья?
— Бурденко.
— Вот-вот, Бурденко этот, генерал медицинской службы звонил, мол, почему нарушают его инструкции. Обещал жаловаться Верховному. Косенко чуть из автомата там по всем не полоснул, хорошо, Наталья его удержала. А то бы он сейчас не Героя получал, а лет двадцать в сибирском лагере. Пришлось генералу Шумилову самого маршала Толбухина привлекать. Но тот за своих горой встал. Мол, мой фронт, нечего указывать, сами разберемся. Он умеет, когда надо. И приказ издал, что раз Серебрякова Раиса выжила и даже ребенка ей сохранили, то всю медицинскую часть срочно организовать по-новому. Мы же, он сказал, своему солдату не враги, мы ж хотим, чтоб солдат поправлялся, а не гнил в госпитале. Мол, мазь запретить, и все делать по этому венгерскому методу. И того молоденького хирурга, который один согласился Раису резать под Натальины советы, сразу из лейтенантов — в полковники, чтоб всем этим занимался. Во как! Так что он к тебе, Наталья, приедет, чтоб обсудить, как лучше все делать.
— А я откуда знаю? — Наталья пожала плечами. — Мне что венгерская доктор сказала, то я и передала.
— А она откуда узнала?
— Из Америки.
— Так это ж наши союзники. Вот пусть к ним и обращается. Ты его туда направь, с новыми-то полномочиями. Прямо к их генералу, Эйзенхауэру. Пусть поделятся секретами и лекарствами заодно. Не все ж только тушенку «второй фронт» валять.
— Ты вот, Наталья, прибедняешься, — подошел Иванцов, поправил фуражку. — А я своей Марье Ивановне так и написал, живой только благодаря этой девице, не бросила, дотащила, вот хожу. Так она давеча ответ прислала, поклон тебе нижайший шлет.
— А моя Пелагея пишет, — подал голос Харламыч, — пусть в гости приезжает, всю жизнь на нее стирать и мыть буду, да еще детям завещаю.
— В гости с удовольствием после войны, но стирать зачем? — Наталья окончательно смутилась и покраснела. — Это уж совсем не нужно.
— Здесь один очень заинтересованный человек появился, — Раиса достала из кармана гимнастерки треугольник письма. — Догадайся, от кого?
— Я не знаю, — Наталья пожала плечами.
— Майор Аксенов, Сергей Николаевич. Забыла его? — Раиса прицокнула языком, вертя письмом у нее перед носом. — Я с ним в госпитале была. Очень смущался, когда просил тебе передать. Влюбился, наверное. Кстати, он теперь подполковник, в Москву поехал, но сказал, обязательно сюда вернется, перевод попросит. Чтоб с тобой быть, наверное.
— Но ты ерунду Раиса говоришь…
— Какую ерунду? Я все знаю. Я его расспросила. Он вдовец, оказывается. Жена и сын под бомбежкой в сорок первом погибли, когда в эвакуацию ехали. Он с тех пор один. Очень серьезный мужчина и собой недурен. Так что жди.
— Ой, Наташка! — Прохорова взвизгнула и присела.
— Ну что ты, Надежда, — Наталья окончательно смешалась, взяла письмо, спрятала в карман.
— А Наталью Григорьевну — качать! — крикнул Саблин. — За капитана, за майора, за всех! Ура!
Ее подхватили, подняли.
— Вы меня уроните! Опустите! — она смеялась, дух захватывало. — Вот косточки поломаю, где потом венгерскую докторшу искать, чтоб сращивала.
