За столом опять воцарилось тягостное молчание. Брефт угасшим взором смотрел на рынду, которой никогда уже не отбить склянок ни на одном из кораблей мира, а Канарис — на глобус, испещренный пунктирами морских линий, ни по одной из которых им, двум «старым пиратам», уже не пройти.

Вновь появилась — теперь уже с чашечками горячего кофе на подносе — служанка. Однако на сей раз даже у небезразличного к испанкам Брефта она не вызвала абсолютно никакой реакции. Мужчины были поглощены собой, своими страхами и раздумьями, а значит, женщине делать здесь было нечего.

Убирая тарелочки из-под бутербродов, Амита умышленно наклонилась так, что своей вызывающе выпяченной грудью едва не коснулась плеча Брефта, провоцируя тем самым и ревность адмирала.

— Если я верно понял, запасного варианта отхода с позиций вы, адмирал, не подготовили, — первым нарушил молчание Брефт, когда раздобревшая соблазнительница наконец-то убралась восвояси.

— И не собирался готовить его… чтобы уж оставаться предельно ясным.

— Даже после того, как наладили отношения с Лондоном?! Но тогда это просто неразумно. О нет, я ни в коей степени не осуждаю ваше решение относительно контактов с британцами. Сейчас многие посматривают в сторону Ла-Манша. Но я привык к тому, что время от времени следует поднимать перископ и осматривать акваторию жизни. Решившись на шаг, связанный с этим сотрудничеством, вам сразу же следовало готовить запасную гавань.

— Лично у меня никаких контактов с Лондоном не было, — жестко остепенил своего гостя Канарис. — Запомните это, господин фрегаттен-капитан. Никогда, никаких несанкционированных высшим руководством контактов с английской разведкой или английскими политиками.

«Не было лично у него… Причем следует понимать, что не было только «никаких несанкционированных», — попытался извлечь для себя хоть какое-то зерно истины Франк. — А что ты, адмирал, можешь сказать о контактах твоих агентов? Или о тех, которые были санкционированы, скажем, Гиммлером или Борманом?»

— Поэтому у меня нет оснований, — продолжал тем временем адмирал, — опасаться ареста. Точно так же, как и нет оснований готовить некую «запасную гавань» на берегах Темзы.

— Повторяю: не торопитесь рубить мачты, адмирал.

Брефт поднялся, налил себе полную рюмку коньяку и, посмотрев через ее золотистость на адмирала, саркастически ухмыльнулся про себя, сохраняя при этом внешнюю невозмутимость. Сейчас ему хотелось верить, что Канарис искренен с ним. И если это верно — ему открывалась одна из тайн не только шефа абвера, но и всей Второй мировой. Ведь по обоим берегам Ла-Манша убеждены, что адмирал только и думает о том, как бы ему убрать с политической арены фюрера и подружиться с англичанами. Понятное дело, уже в роли… нового главы германского государства.

— Ладно, адмирал. Дай вам Бог оставаться таким же убежденным в своей невиновности, стоя под виселицей тюрьмы Плетцензее.

— Можете не сомневаться, останусь.

Позволив себе не поверить адмиралу на слово, Брефт саркастически ухмыльнулся. И он хорошо знал цену своему сарказму.

— Как вели себя некоторые из наших фельдмаршалов и генералов и что с ними происходило при лицезрении виселицы — вам известно лучше, нежели мне, — теперь уже в голосе фрегаттен-капитана не ощущалось ни снисхождения, ни сочувствия.

Брефт, конечно же, был обижен поведением Канариса, умудрившегося по существу полностью проигнорировать попытку как-то спасти его. Жертвенную попытку…

— Ты мужественно выполнил свой долг, — попытался подсластить горечь разочарования своего давнишнего сослуживца адмирал. — Не сомневайся, я сумел оценить твою порядочность.

— Не будем изощряться в словесах, адмирал. Если вы все же колеблетесь, вспомните о моем совете относительно «гавани».

— Не будем изощряться в словесах, — повторил за Брефтом хозяин виллы, чем еще больше оскорбил его.

— На том и позвольте откланяться, — сухо проскрипел фрегаттен-капитан.

Канарис молча спустился вслед за гостем на первый этаж, провел в прихожую и сам открыл входную дверь. Там они оба замялись, понимая, что кое-что во время их беседы все еще осталось недосказанным. Однако нарушить обряд «недружественного молчания» Брефт не решился. Покряхтел, остановился, потом долго поправлял фуражку с золотистым крабом на высоченной тулье, но все же право возобновить разговор оставил за хозяином и старшим по чину.

Адмирал пытался что-то сказать, но в это время на них стал надвигаться натужный гул авиационных моторов. Отзвуки его слышны были, еще когда они находились на втором этаже, однако оба они слишком привыкли к звукам войны, чтобы обращать на них внимания. Но теперь уже не оставалось сомнения, что приближалась первая волна тяжелых бомбардировщиков врага и шла она прямо на центральные районы столицы, куда союзники пока что рисковали прорываться крайне редко.

— Сколько времени вам понадобится, чтобы собраться? — неожиданно спросил Брефт, явно используя появление воздушной армады англо-американцев — и как дополнительный аргумент в полемике с Канарисом, и как прекрасный способ давления на его психику.

— Что ты имеешь в виду? — отшатнулся от него Канарис, будто заподозрил, что тот собирается арестовывать его.

— Только то, что спасательная шлюпка с четверкой надежных гребцов ждет вас у борта.

— А если без аллегорий?

— Вся служба разведчика, сама его жизнь — сплошная аллегория. Но если вы так настаиваете… Я отвезу вас на свою подпольную квартиру, где вы сможете спокойно пробыть неделю-другую. Расположена она северо-западнее Берлина, откуда легко можно уйти дальше, на Запад.

— Будем считать, что ничего подобного ты мне не предлагал, Брефт.

— Это не то предложение, которое следует отметать так сразу, как это сделали вы. Выслушайте меня еще раз.

— Все, что ты мог изложить, ты уже изложил, — сухо обронил Канарис, ясно давая понять, что время встречи истекло.

Вот только фрегаттен-капитан все еще пытался «спасать корабельные мачты».

— Вы скроетесь там на пару недель. Причем уже на второй-третий день в рейхсканцелярии и в гестапо решат, что вам удалось уйти за рубеж на какой-нибудь субмарине или по своему «испанскому коридору», под чужими документами, — и забудут о вашем существовании. У них теперь и без Канариса проблем хватает. Когда, куда и как именно уходить — к этому вопросу мы с вами еще вернемся.

— Э, да, кажется, ты продумал все, вплоть до мелочей?

— Подобные операции нельзя проводить по наитию, они требуют жесткого плана и надежного обеспечения — людьми, финансами, документами, явочными квартирами. Итак, спасательная шлюпка подана. Весла на воду?

— Ответ вам известен, — голос адмирала становился все жестче и раздраженнее. — Мне даже трудно смириться с той постановкой вопроса, которая привела вас ко мне, фрегаттен-капитан.

— Это ваше окончательное решение?

— Зря теряете время, фрегаттен-капитан.

Брефт надел фуражку с лихо заломленной и немыслимо высокой тульей, вежливо улыбнулся в рыжевато-седые усы, которых никогда раньше не носил, и, щелкнув каблуками, отвесил небрежно-аристократический поклон.

— Вот увидите, адмирал, я был последним, кто решился хоть как-то помочь вам. Все остальные будут отплясывать ритуальные танцы на вашей могиле. Поднимите, наконец, перископ и сурово осмотрите акваторию жизни. Это говорю вам я, старый подводник.

— Охотно верю, — безучастно согласился адмирал, поразив Франка-Субмарину своим безразличием.

— Кстати, совсем забыл… Вашей особой, адмирал, интересовалась известная вам сеньора.

«Мата Хари?» — чуть было не спросил Канарис, но вовремя сдержался, вспомнив, что и при жизни своей, и при смерти, танцовщица принадлежала к иным временам, к иному миру. Поэтому вслух произнес:

— Неужели каталонская герцогиня?

— Именно она; к слову, мы так и называем ее — Каталонская Герцогиня, это стало ее именем.

— Где она теперь?

— Недавно появилась в Мадриде, после многих лет, проведенных сначала в Ирландии, а затем в Англии.

— Неужели все еще не отреклась от своей сепаратистской идеи Великой Каталонии?

— Наоборот, убеждена, что нынешняя мировая война приведет если не к полному развалу Испании, то, по крайней мере, к решительному ее ослаблению. Она и сама немало сил приложила, чтобы подвести некоторых высокопоставленных британцев к мысли о нападении на Испанию как союзника рейха. При высадке там первого же контингента британских войск ее Фронт Независимой Каталонии якобы готов поднять восстание, чтобы ударить по франкистам с тыла.

— И что, подобное развитие событий действительно возможно?

— Во всяком случае, Каталонская Герцогиня верит в него. А там, поди, знай…

— Странно, каким это образом она вышла на тебя, Франк-Субмарина.

— А мы никогда и не теряли связи друг с другом. Правда, до еженедельных посланий и рождественских открыток дело не доходило; тем не менее время от времени, при малейшей оказии…

— Погоди, погоди, Франк, — нервно помахал руками перед лицом адмирал. — Ты что, станешь утверждать, что знаком с ней еще с той поры, когда она мечтала о замужестве со мной?

— Вас это удивляет? Конечно же, мы хорошо были знакомы. И, как нетрудно догадаться, в моей жизни герцогиня появилась значительно раньше, нежели в вашей, адмирал.

Канарис по-бычьи наклонил голову и покачал ею настолько резко, словно пытался развеять наваждение.

— Почему же я не знал об этом? — растерянно спросил он, забывая на какое-то время о нависшей над ним опасности.

— Неужели действительно не знали?! Но ведь это же я подставил вам эту герцогиню, адмирал, предпочитая при этом не засвечиваться.

— Брось, Франк-Субмарина! — неуверенно рассмеялся Канарис.

— Может, вам до мелочей пересказать весь ход вашей первой встречи? Или воспроизвести условия переговоров с дядей герцогини? Не желаете подробностей? Тогда, может, раскрыть тайну встречи с английским резидентом, клятвенно обещавшим поддержку каталонского движения? А встречи с лидером баскских сепаратистов, в среде которых герцогиня одно время скрывалась?

— Хочешь сказать, что все мои «брачные игры» с Каталонской Герцогиней находились под контролем англичан?

— Если уж быть точным, то под моим личным контролем, адмирал. Поскольку именно я разработал сценарий всей этой операции для герцогини — с одобрения, ясное дело, одного из отделов британской разведки и некоего британского лорда, пожелавшего пока что оставаться неизвестным, но щедро финансировавшим герцогиню.

Адмирал молитвенно взглянул на звездное берлинское небо — на ту его часть, которое уходило в сторону Каталонии. То, что он представал всего лишь игрушкой в руках Франка-Субмарины, конечно же, неприятно поразило Вильгельма. Но в то же время сегодня с Субмариной стоило встретиться уже хотя бы для того, чтобы раскрыть тайну появления в своей жизни Каталонской Герцогини.

— Это правда, что генерал Франко был дружен с герцогиней?

— Серьезный вопрос, на который должен быть дан столь же серьезный ответ. Если бы в свое время вы подняли перископ и внимательнее осмотрели акваторию Мадрида, то обнаружили бы, что в судьбе тогда еще весьма юной Каталонской Герцогини, задолго до вас и на тех же правах-условиях, появился некий полковник Франко. В самые трудные годы войны с коммунистами-республиканцами этот правитель использовал Каталонию в качестве запасного аэродрома — на тот случай, если Мадрид у него из рук вырвут, — а саму герцогиню использовал в качестве посредника в переговорах с руководством некоторых стран. Само собой разумеется, что точно так же активно задействовал он и возможности каталонского подполья, его зарубежных каналов и связей.

— Но затем он предал герцогиню?

— Скажем так: генерал во все времена прибегал к двойной игре. Довольствоваться титулом правителя Каталонии для Франко было бы тем же самым, что для Наполеона — титулом правителя своей родной Корсики. Теперь генерал официально выступает в роли душителя каталонского освободительного движения, однако на саму герцогиню, ее владения и ближайшее окружение гнев генерала не распространяется. Почему-то, — загадочно подчеркнул Франк-Субмарина.

— То есть после неудавшейся брачной аферы с Франко «танцы» со мной представлялись герцогине в виде утешительного королевского заезда? — спросил адмирал, все еще мечтательно глядя на звездное небо.

Франк-Субмарина застегнул на верхние пуговицы свою шинель и медленными движениями надел перчатки.

— Теперь это уже никакого значения не имеет, адмирал. Куда важнее для вас уяснить, что по ту сторону Пиренейских гор все еще сохраняется несколько хорошо оборудованных и законспирированных «баз сопротивления», на одной из которых вы спокойно смогли бы отсидеться до тех пор, пока у англичан не остынут союзнические чувства но отношению к русским. А произойдет это буквально через месяц после капитуляции Германии. Могу сказать конкретнее: речь идет об отличной, надежной базе, оборудованной вблизи сразу двух границ — с Францией и Андоррой. Что открывает дополнительные шансы для отхода.

— Если я верно понял, ты, Франк, уполномочен Каталонской Герцогиней предложить мне?..

— Ваши отношения с герцогиней никакого значения уже не имеют, — нервно прервал его Франк-Субмарина. — Уходить нужно, адмирал, немедленно уходить. Убирать перископы, погружаться и ложиться на заданный курс.

— Вряд ли нам позволили бы уйти, — оглянулся Канарис по сторонам.

— В нашем распоряжении, — фрегаттен-капитан взглянул на часы, — еще двадцать пять минут времени. Ровно столько в двухстах метрах отсюда нас будет ждать машина с двумя автоматчиками, готовыми прикрыть нас даже ценой своей жизни.

— Вы сумели позаботиться об охране?!

— О том, чтобы в течение этих минут с вашей виллы сняли слежку, позаботились те люди в высшем руководстве, которым не хочется, чтобы вы представали перед Народным судом. Из каких мотивов они при этом исходят — это уже меня не касается. Документы и шинель полковника авиации ждут вас в машине, адмирал.

Канарис вновь задумчиво взглянул на небо, словно бы решил погадать по своему знаку зодиака.

— Кто именно из высшего руководства рейха заинтересован в моем бегстве?

— Имя этого человека мне неизвестно, — сухо ответил фрегаттен-капитан. — И не надо гаданий на звездах и кофейной гуще, адмирал. Лично меня имя не интересует, я всего лишь выполняю свою часть операции. Но если вы откажетесь, человек, который хотел убрать вас из Германии, чтобы сохранить для каких-то важных послевоенных дел, будет оскорблен в своих лучших чувствах. Это все, что мне позволено сообщить вам.

— Сам генерал Франко в курсе этой операции?

— Мы опять зря теряем время, адмирал, — резко, почти зло отреагировал Брефт. — Мало того, что как шеф абвера вы палец о палец не ударили, чтобы подготовить для себя запасную базу, так вы еще и транжирите время, которое дарят вам добродетели.

Но и на сей раз Канарис не обиделся. Он понимал, почему Франк нервничает. На его месте он нервничал бы гораздо сильнее.

— Мне суждено остаться здесь, Франк, — с грустыо в голосе произнес адмирал. — Чего уж тут?

— Все-таки рубите мачты до шторма, адмирал?

— Извини, Франк-Субмарина. Не думаю, что фюрер решится на расправу. Но если решится, что ж — судьба есть судьба.

Повернулся, несколько секунд постоял спиной к фрегаттен-капитану, словно ожидал, что тот спасительно выстрелит ему в спину, но, так и не дождавшись, побрел в дом.