ЧАСТЬ 2. ШТУРМ БЕРЛИНА
1.
Поздней ночью пожиратель дорожного пространства по кличке «мерседес» остановился у подъезда моего дома.
Увидев знакомый дворик своего детства, я на какой-то миг испытал ощущение, будто очнулся от привидевшегося кошмара, но два персонажа этого кошмара, сидевшие рядом со мной в машине, наглядно свидетельствовали о том, что попросту одна реальность — неблагополучная — сменилась на иную — покуда неизвестную, однако отмеченную любезными моему взору приметами.
— Слушай, Толя, боевой приказ, — устало произнес Михаил Александрович, закуривая. — Сейчас ты поднимешься к себе в квартиру и скажешь маме, что у тебя отпуск, после которого отбываешь на новое место службы. То же самое говоришь не только маме, но и вообще всем. Через три-четыре дня я тебе позвоню и сообщу, что будем предпринимать дальше. Если, — с нажимом добавил он, — в течение данного отрезка времени сподобишься угодить в какую-либо историю, обещаю лично и очень больно дать тебе в голову. Ясно?
— Я объявляю себе домашний арест, — пообещал я. — Не беспокойтесь.
— Документы твои останутся у меня. А теперь главное: ты, Толя, пускай, перстами легкими как сон, но коснулся провода под очень высоким напряжением. Что за провод и что за напряжение, уточнять не стану. Но оно тебя шандарахнет с гарантией, если кому— нибудь по глупости, доверчивости или…
— Можно я перебью вас? — спросил я.
— Попробуй.
— Я понял.
— Что понял?
— Все. В том числе, что на известных мне фактах стоит гриф «хранить вечно».
— А я, Толя, — вступил в разговор Олег, — с тобой не прощаюсь. Дослужи, а там, даст Бог, свидимся. И еще. В случае абсолютно безвыходной ситуации можешь воспользоваться тем номером телефона, что я тебе дал. Однако поправка: две последние цифры — другие. Тридцать семь. Запомнил? Скажешь: говорит Сержант… Не против такого наименования? — Пока соответствует… Пока не разжаловали. Чудом!
— Вот оно — чудо, — кивнул Олег на своего приятеля. — В общем, представишься, скажешь, что ищешь… кого?
— Карла Леонидовича.
— Именно. Ну, все. — Он протянул мне руку. — До встречи, спаситель…
И я, подхватив вещмешок, покинул автомобиль.
Дома меня поджидал сюрприз: в квартире, помимо маман, находилась еще одна личность — мужчина лет пятидесяти, с физиономией номенклатурного погонялы, кто, в отличие от моей ближайшей родственницы, встретил меня с ощутимым неудовольствием.
Я сразу же почувствовал себя явно лишним в данной компании.
Погоняла, как выяснилось, занимал в недавнем прошлом должность заместителя министра какой-то вспомогательной промышленности, ныне грабил страну с помощью посреднического совместного предприятия и за поздним застольем, организованным в мою честь, обещал мне должность менеджера в своей шарашке, на что я отреагировал с обидным для него равнодушием.
Он даже не представлял, насколько далекими и абсолютно чуждыми были для меня все его философствования о сегодняшней общественной жизни и всякой коммерции; перед глазами моими маячили лица солдат, офицеров и зеков, и я бояся выглянуть в окно, дабы не обнаружить там строевой плац…
Да, жизнь в столице кипела, шла борьба за передел собственности и за большие деньги, стремительно менялись люди и ценности, но я находился в ином пространстве бытия, где действовали незыблемые законы тюрьмы и казармы, и новые веяния омывали это пространство, как волны остров, окропляя его лишь отдельными брызгами.
Следующий день ознаменовало интересное событие: в «стране мечтателей, стране героев» грянул путч, в дальнейшем уточненный прилагательным «августовский».
Танки, пальба, бестолковые страсти, карикатурная компания заговорщиков-дилетантов, чем-то напомнившая мне приехавшую после побега комиссию и, наконец, торжество олицетворенной в Ельцине демократии, чья суть для меня представлялась пока что весьма неясной.
В слепом победном ликовании над поверженным коммунизмом и его трухлявыми идолами, отчего-то мало кто задавался, во-первых, вопросами конкретной будущей программы, а во-вторых, каким образом бывший партийный руководитель, ставший лидером, со всеми своими вошедшими в плоть и в кровь ухваточками и вообще мировоззрением способен обновить заржавленный локомотив государства и повернуть рельсы под ним в четко выверенном направлении, пролегающим мимо пропастей, сулящих катастрофу.
Впрочем, в первую очередь меня заботили не столько мировые проблемы, сколько сугубо личные.
Уже неделю я неотлучно сидел около телефона, но никаких вестей от Михаила Александровича не поступало, зато начинали поступать закономерные вопросы от маман в отношении моей дальнейшей службы, и мне приходилось выкручиваться, чтобы не выглядеть дезертиром.
Но наконец-таки звонок раздался, и знакомый голос бесстрастно произнес:
— Завтра в семь часов утра спускайся к поъезду. С вещами. Форма одежды — полевая. Деньги у тебя остались?
— Я практически не выходил из дому…
— Спасибо. Теперь выйди и обменяй бумажки на немецкие марки.
— Я еду в Германию?
— Да.
— Дополнительная информация возможна?
— Пожалуйста. Возьми иголку, лезвие и нитки.
— И все?
— И себя не забудь.
Отбой.
Пожав плечами, я начал собирать вещички. А вечером, доложив маман и ее дружку, что отбываю на службу в Восточную Европу, услышал от них логичный вопрос: а по какой, собственно, причине за рубеж посылаются внутренние войска?
— Там что, тоже грядет путч? — осведомился коммерсант от номенклатуры.
— Я куда ни приеду, везде путч… — кратко ответил я.
— Но все же странно… — подала неоконченную реплику маман.
— Так, братва, — сказал я, припомнив лексику недавних сослуживцев. — Завязали с базаром. У меня подписка о неразглашении. И вообще тут особый случай…
Утром, выглянув в окно и, узрев во дворе «мерседес» с мигалкой, я распрощался со счастливой парой, сообщив, что транспорт за мной прибыл, так что желаю здравствовать. департаментом финансовых махинаций Николая Степановича, причем что, дескать, да, случай тут очевидно особый…
Когда я выходил из квартиры, то почему-то с горечью ощутил, будто покидаю какой-то чужой дом. Ни я ему не был нужен, ни он мне… Или детская ревность к маминому очередному дружку меня укусила? Да нет, наверное…
Мы выехали на Окружную дорогу, держа путь к военному аэропорту в Чкаловской.
Михаил Александрович передал мне пакет с сургучной печатью. Пояснил:
— Твои бумаги. Для командира дивизиона. А это, — извлек из кармана конвертик, — военный билет и права.
— Какого дивизиона, какие права?..
— Ты едешь, — пояснил он, отделяя слово от слова, — в дивизион наших войск в Германии. Шофером и вообще доверенным лицом командира дивизиона. Он — знакомый моего знакомого. А мой знакомый, в свою очередь, приятель твоего дяди, генерала из Генштаба. Понимаешь, о каком дяде идет речь?
— Понимаю, — сказал я, вспоминая незабвенного мужа своей мамы.
— Такова легенда. Ну, а с индийскими правами ты если и мог рулить, то исключительно по просторам донских степей, посему импортный документик пришлось обменять на отечественный.
— Но тут проставлены все категории… — искренне удивился я.
— Да, перестарались ребята из ГАИ, — кивнул Михаил Александрович. — Но ты уж оправдай их доверие.
— Служу… — усмехнулся я, осекшись. Продолжил: — Чему, впрочем, неизвестно. Кому — тоже.
— Давай тешить себя той мыслью, что Родине, — мрачно отозвался Михаил Александрович.
— Ну а что теперь?.. — обтекаемо вопросил я, имея в виду провалившийся путч и опального коммуниста-ленинца Ельцина, перевоплотившегося в беспредельного демократа.
Суть вопроса Михаил Александрович уяснил верно, несмотря на его недоговоренность.
— Теперь поживем некоторое время в бардаке. — Он скользнул по мне взглядом воспаленных от бессонницы глаз. — В соответствии с правилами, бытующими в данных заведениях. А дальше — посмотрим.
— Простите, — сказал я, — вам что, очень нравился прежний режим?
— Нет. Но мне еще больше не нравится, что на смену идиотам приходят авантюристы, ворье и невежды.
— А где же тогда всесильное КГБ? Почему не противостоит?..
— А КГБ и не может противостоять историческому процессу. А потом… у царизма тоже было мощное охранное подразделение, дорогой мой Толя… Запомни: спецслужбы всегда погибают вместе с тем государством, чьей частью они являются. Приехали!
Автомобиль остановился у въезда в аэропорт.
Сверхсрочница, торчавшая у ворот, ознакомившись с пропуском, махнула рукой:
— Въезжайте…
— А как Олег? — переменил я тему разговора.
— Нормально, — отчужденно ответил мой всемогущий провожатый. — Ты нитки и иголку взял?
— Согласно приказу…
Михаил Алексанрович дотянулся до «бардачка», вытащив оттуда черные погоны с буквами СА и такие же черные петлицы с эмблемой артиллерийских войск. Сказал:
— До Германии — два часа лету. Пришьешь по пути. Рубли на марки обменял?
— Согласно приказу… — повторил я.
«Мерседес» затормозил у приземистого здания таможни.
Поправив пилотку, я вышел из машины, обремененный скаткой и вещевым мешком с парадной формой и ботинками.
Проводы были короткими. Михаил Александрович вместе со знакомым ему майором-пограничником провел меня прямо на летное поле к трапу самолета и, коротко пожав мне руку, сказал, что в Германии, в военном аэропорту Шпиренберг меня встретят.
Вот и все…
Промелькнули под крылом самолета желтые подмосковные леса, самолет, прорезав облачность, вынырнул в солнечное голубое безмолвие морозной высоты, и я, сняв гимнастерку, решительным движением бритвы отсек от нее выгоревший под степным солнцем красный погон войск МВД.
* * *
Совершенно секретно.
«ПЕРВОМУ».
Операцию по ликвидации объекта в условиях ИТК выполнить не удалось, несмотря на твердую договоренность нашего агента с исполнителем.
Исполнитель с тяжелой травмой головы перемещен из колонии в больницу.
Путем колоссальных агентурных усилий удалось выяснить, что умышленное телесное повреждение исполнителю было нанесено уголовным контингентом по просьбе сержанта срочной службы, инструктора по техническим средствам охраны ИТК Подкопаева А., находившегося до этого в долгом контакте с объектом в течение выполнения ими строительных работ по обновлению внешних ограждений колонии.
Биографическая справка на сержанта Подкопаева А. прилагается.
Через несколько дней после устранения исполнителя объект совершил побег с территории производственной зоны, воспользовававшись конфликтом между личным составом караула, в результате которого произошло убийство военнослужащих, охранявших контрольно-пропускной пункт. На данном пропускном пункте также присутствовал сержант Подкопаев А., проверявший в это время постовую связь.
Несмотря на активнейшие оперативно-розыскные мероприятия, объект обнаружен не был.
С целью выяснения обстоятельств побега на место выехал на служебном автотранспорте полковник КГБ 14/01, известный нам своими глубоко дружескими отношениями с объектом и всячески препятствующий осуждению последнего после спланированного нами ДТП.
14/01 находился на территории конвойной роты и ИТК в течение нескольких часов, после чего убыл в Москву, приказав ответственному офицеру внутренних войск откомандировать вместе с ним для подробного выяснения ряда обстоятельств сержанта Подкопаева А.
Из Москвы сержант отбыл к месту нового назначения — на территорию Германии. Воинская часть его пребывания уточняется.
Выяснено: на следующий день после побега Подкопаев А. звонил по установленному номеру телефона в Москву.
С большой степенью вероятности можно предполагать, что данный телефон — связной телефон объекта с некомпетентным оператором.
ВЫВОДЫ:
1. Сержант Подкопаев А. содействовал побегу объекта и его дальнейшему укрывательству от розыска.
2. Перевод сержанта, отрицательно характеризующегося по службе, в воинскую часть, расположенную на территории Германии, — своеобразное вознаграждение за содействие побегу и логичная акция по удалению его от места совершения воинского преступления.
3. Объект вывезен за пределы области на служебном автомобиле 14/01.4. Целесообразен допрос сержанта Подкопаева А. на территории Германии, хотя получение от него актуальной информации маловероятно.
«ЧЕТВЕРТЫЙ»
* * *
Совершенно секретно.
«ЧЕТВЕРТОМУ».
Довожу до Вашего сведения о кардинальном изменении оперативной обстановки в отношении объекта О.М.
Приказываю: предпринять все необходимые усилия для розыска объекта и препровождения его на одну из наших баз.
Недопустимо никакое причинение физического вреда О.М.
Срочную разработку сержанта А.П. на территории Германии одобряю.
«ПЕРВЫЙ»
