В скверике у отеля «Берлин» Шторренн заглушил двигатель, однако почти с минуту Фройнштаг и Гольвег продолжали сидеть, осмысливая услышанное о баронессе Юлиане фон Шемберг и ее имперских амбициях.

– Ну и ну, – наконец нарушила глубокомысленное молчание Фройнштаг, – лихо она закрутила.

– Это вы по поводу машины, которая сопровождала нас и теперь припарковалась в конце стоянки? – спросил Шторренн.

– Какой еще машины?! – насторожилась Фройнштаг.

– Где машина?! – встрепенулся Гольвег, мгновенно рванув дверцу.

– Увлекшись политикой, вы совершенно забыли об обязанности следить за «хвостами», – напомнил ему унтерштурмфюрер.

– «Хвосты» в Будапеште?! – возмутился Гольвег.

– А где им еще быть, как не в Будапеште? Или в Берлине вам уже тоже на хвосты садятся?

– Скоро и там будут садиться, если не сумеем навести порядок здесь. Хотелось бы знать, чем занимаются ваши управления гестапо, СД и все прочие, отсиживающиеся здесь?

Выйдя из «остина», Лилия мельком взглянула на припарковавшийся через две машины от них «хвост», однако салон его не был освещен, поэтому разглядеть, кто там сидит, оказалось невозможным. Но едва Фройнштаг повернулась, чтобы подняться на первую ступеньку широкой лестницы, как из-за багажника соседнего «оппель-адмирала» приподнялся какой-то человек и почти в упор, с каких-нибудь четырех шагов, выстрелил в нее.

Лилия вскрикнула и, выхватывая пистолет, резко оглянулась. Однако понять, кто именно покушается, так и не смогла.

Оглушенная вторым выстрелом, при котором пуля едва не отсекла ей ухо, унтерштурмфюрер упала на лестницу и, скатившись вниз, сумела, как ей показалось, увернуться от третьей пули. Только после этого она выстрелила в ответ. На звук, наугад. Еще раньше открыл огонь Гольвег. К нему мгновенно присоединился Шторренн.

Но машина, в которой, очевидно, прибыл террорист, уже сорвалась со стоянки, а сам он скрылся в подворотне соседнего здания.

Гольвег метнулся вслед за ним, но очень скоро убедился, что превзойти несостоявшегося убийцу в знании будапештских дворов ему вряд ли удастся. Тот исчез, словно растворился в речном тумане.

Тем временем Шторренн помог Фройнштаг подняться. Успокоив выбежавшего на выстрелы из отеля венгерского полицейского, который трусливо ретировался после первой же просьбы об этом, унтерштурмфюрер бегло осмотрел, буквально ощупал Лилию, пытаясь определить, куда она ранена.

– Прекратите раздевать меня! – хлестнула его по руке Фройнштаг, когда тот, войдя в роль санитара, попытался пройтись по ее бедрам.

– Не может такого быть! Разве что покушавшийся стрелял холостыми, – ничуть не смутился Шторренн, поняв, что ни раны, ни даже царапины на теле женщины не оказалось.

– Какими еще «холостыми», Шторренн?!

– Обычными, холостыми.

– Ничего подобного, я слышала дыхание пуль.

– «Дыхание» пуль, говорите. Тогда это кажется еще более странным.

– К тому же слышала, как они рикошетили.

– Вы правы, Фройнштаг, вот, вижу: он прострелил полу вашего плаща.

– Слава Богу, что осталось хоть какое-то доказательство, а то завтра мне уже никто не поверил бы. Решили бы, что приукрашиваю свою фронтовую биографию.

– Каждого, кто решится утверждать подобное, вызову на дуэль.

– Какое благородство, мой неведомый рыцарь!

– Кажется, я тоже слышал звук рикошета.

– А вот это уже не имеет значения. Главное, что теперь никто не осмелится не верить мне. Под страхом дуэли.

– Что тут у вас? – вернулся запыхавшийся Гольвег. – Вы ранены, Фройнштаг?!

– Бог миловал.

– Что, ни одной царапины?!

– И вы туда же, Гольвег! Кажется, вы оба разочарованы, что я все еще цела и невредима.

Чтобы не привлекать внимание тех нескольких людей, которые выбежали на звуки выстрелов, все трое вернулись к своей машине и уселись в салоне. При этом оружие все трое продолжали держать в руках.

– В том-то и дело, что пули не оставили ни одной раны, ни одной царапины, – вновь предался обсуждению ситуации Шторренн, усевшись за руль, в то время как Фройнштаг предпочла заднее сиденье, рядом с Гольвегом. – Конечно, можно говорить об удивительном везении. Но, вы уж простите меня, Фройнштаг, лично я верить в подобное везение отказываюсь.

– Согласен, расстояние минимальное, – поддержал его Гольвег.

– Такого везения не бывает! Я не могу представить себе стрелка, который бы с этого расстояния, с каких-нибудь пяти шагов, все три пули пустил мимо! Стреляя в спину, – все три мимо!

– Вам бы, конечно, хотелось, чтобы он изрешетил меня, как в стрелецком тире.

– Наоборот, счастлив, что вы уцелели. Но, согласитесь, бездарность стрелка наталкивает на определенные размышления.

– Кстати, оба вы находились от этого террориста почти на таком же расстоянии, однако тоже не попали, – язвительно заметила Фройнштаг. – Разве это не наталкивает на самые грустные размышления?

– Просто мы поздно схватились за оружие, – попытался оправдаться Гольвег. – К тому же он прятался за машиной, в которую нам очень не хотелось попасть.

– Не время сейчас, господа, – вмешался унтерштурмфюрер Шторренн. – Как стрелки, мы с Гольвегом действительно оказались не на высоте. Однако думаю сейчас о другом: не кажется ли вам, что с такого расстояния даже умышленно промахнуться было бы трудновато?

– Я начал рассуждать в том же ключе, – сказал Гольвег.

– Можно ведь по ошибке попасть.

– То есть мы должны пересмотреть свое отношение к мастерству стрелявшего в меня? – произнесла Фройнштаг, давая понять, что вызванный нападением стресс прошел и к ней возвращается способность мыслить спокойно и аналитически.

– На самом деле, – развил ее мысль Гольвег, – подбирали опытного стрелка, который со столь мизерного расстояния сумел бы имитировать полноценное покушение, но в то же время гарантированно не попал в вас, Фройнштаг.

– А если бы попал, этого наемнику явно не простили бы, – добавил унтерштурмфюрер.

– На что вы намекаете, Шторренн? – обиженно спросила Лилия. – Что надо мной глупо пошутили? Я ведь могу и оскорбиться…

– Сначала нужно узнать, на что намекали те, кто нанял этого «вшивого» стрелка.

– Причем я даже начинаю догадываться, кто именно его подослал, – нетерпеливо постучала Фройнштаг рукояткой пистолета по спинке переднего сиденья.

– Неужели баронесса Юлиана фон Шемберг?! – изумился Гольвег.

– Назовете мне имена других желающих вызвать на себя гнев Скорцени?

– Вот об этом организатор покушения не подумала.

– О чем завтра же пожалеет. И хватит согревать своими бренными телами этот катафалк.

В отель Фройнштаг вошла в сопровождении двух телохранителей. Чувствуя свою вину перед Лилией, мужчины готовы были, не вынимая пистолеты из карманов плащей, изрешетить любого, кто осмелился бы двинуться ей навстречу. Как готовы были и ночевать под ее дверью.

Несмотря на то, что Лилия и Отто поселились в отель под видом супружеской пары, все же комнаты они занимали разные. Соседние, но разные. На этом настоял сам Скорцени, заявив, что присутствие в номере женщины будет его слишком расхолаживать.

«Вообще-то до сих пор я, наоборот, всех зажигала и возбуждала, – не упустила своего случая Фройнштаг, хотя и была признательна обер-диверсанту за то, что не стал навязываться. – Так что плохи ваши дела, Скорцени».

Штурмбаннфюрер вошел вслед за ней в номер, прикрыл дверь и, страстно прижавшись к ее спине, на ушко прошептал:

«Подарите надежду, Фройнштаг».

«Отныне между нами стена. И вы сами этого хотели, мой диверсионный супруг».

«Обещаю ощущать жар ваших бедер даже через стенку», – попытался оправдаться обер-диверсант рейха.

«Разве что через стенку. И запомните, что после полуночи я не стану открывать вам, даже если вы решитесь завоевывать мое сердце серенадами».

Хотя портье заверил Фройнштаг, что ее супруг в номер не поднимался, она все же подергала дверь, а затем постучала в нее.

«Сегодня серенады не последует, – подумала она, и тотчас же одернула себя: – Ты о чем думаешь? Окажись этот стрелок пометче, или, наоборот… тебе уже пришлось бы лежать на холодной мостовой. Или в морге. Хотя, с другой стороны, о чем должна думать женщина, которая чудом избежала морга, если не о ночных серенадах под своей дверью?»

– Скорее всего, Скорцени находится сейчас в будапештском бюро гестапо, – предположил Шторренн, входя вслед за ней в номер.

– Будем надеяться, – вяло ответила Фройнштаг. – Я смертельно устала и хочу немного поспать.

– Советовал бы немедленно доложить о случившемся Скорцени, – сказал ей Шторренн.

Фройнштаг с грустью посмотрела на него, затем на Гольвега, который вместе с адъютантом Родлем снимал номер напротив.

– Доложите вы, Гольвег, у вас это получится красочнее, – попросила.

– Вы же знаете, что это мое хобби – докладывать шефу обо всех неприятностях, которые с нами случаются. А затем трепетно выслушивать, как он отводит душу.

– Судьба у вас такая, Гольвег, быть вечным «черным гонцом». Отправляйтесь к себе и попытайтесь дозвониться до него.

– Если не возражаете, – обратился Шторренн к Гольвегу, – я побуду у вас, вдруг кому-либо из друзей баронессы захочется навестить госпожу Фройнштаг прямо здесь, в номере отеля.

– Если у вас нет более важных дел, – пожал плечами Гольвег.

– Поскольку вы плохо знаете Будапешт, мне приказано опекать вас.

– А я-то думаю, почему в первый же день по нас палят из-за каждого угла!