24
— Командир формирующейся 1-й дивизии РОА полковник Буняченко, — как положено, представился хозяин дивизионного городка, хотя Власов уже был знаком с ним.
Этот среднего роста, кряжистый мужик, крестьянский сын из какой-то глухой курской деревеньки, успел повоевать в Гражданскую, окончить Академию имени Фрунзе и встретить войну командиром 59-й стрелковой бригады, которую принял, когда она имела лишь чуть больше трети своего состава. А еще Власов знал, что полковник Сергей Буняченко в плен не сдавался, а был захвачен румынской разведгруппой после того, как почти вся его бригада полегла под непрерывными ударами танков, артиллерии и авиации противника.
Однако эта строка из его фронтовой биографии смущала только Кёстринга да Кейтеля, но не командарма РОА. Наоборот, армейская судьба Буняченко очень напоминала его собственную судьбу.
— Меандров, а также Мальцев со своими асами, уже здесь?
— Так точно. А также генералы Закутный, Малышкин и Благовещенский, подполковник Шатов и несколько других офицеров. Иметь командирами двух эскадрилий Русской Освободительной Армии двух Героев Советского Союза — это чего-то да стоит! Уже хотя бы в чисто пропагандистском плане. Но сразу же просил бы подчинить авиаторов штабу моей дивизии. Это улучшит взаимодействие.
— Исключено, — резко ответил Власов. — Немцы дают добро уже даже на формирование трех дивизий, хотя по третьей вопрос еще не решен. Но в любом случае эскадрильи будут находиться под командованием полковника Мальцева, который недавно назначен командующим военно-воздушными силами РОА.
— Вряд ли мы успеем сформировать три дивизии. Тут дай бог одну по штатам военного времени укомплектовать.
— Сам об этом думаю, однако немецкий генералитет о подобных настроениях знать не должен.
— Понимаю: пока генштабисты делают вид, будто у них на фронтах все относительно хорошо, мы будем делать вид, что верим, будто их армия все еще непобедима.
Власов недовольно покряхтел, однако промолчал. Он считал, что право на скептические оценки положения гитлеровской армии имеет только он, все остальные обязаны играть в ту игру, которую им предлагают фюрер и Геббельс.
Прежде чем войти в комнату, в которой собрался костяк армии, Буняченко завел Власова и начальника штаба в свой скромно обставленный кабинет, в котором еще несколько месяцев назад ютился исчезнувший где-то в районе «Атлантического вала» командир егерского полка. Там комдив достал бутылку «Наполеона», из тех, которые привез с собой из Франции, и наполнил рюмки.
— За формирование 1-й дивизии как основы Русской Освободительной Армии, господа! — провозгласил он тост на правах хозяина.
— Это правда, что русские батальоны прекрасно проявили себя во Франции?
— Там они держали фронт против англичан и американцев, а это не то же самое, что воевать против своих, русских. Особенно хорошо зарекомендовали себя русские летчики, совершавшие налеты на Англию и прикрывавшие «Атлантический вал». Некоторые бойцы русских добровольческих подразделений прямо говорили мне, что против своих, русских, сражаться вряд ли решились бы. А так получается, что сражаются-то они против врагов России, против империалистов, пусть даже и объявивших себя на какое-то время ее союзниками.
— Так что вы предлагаете, чтобы и мы со своей первой дивизией РОА тоже просились на Западный фронт? — вмешался в их разговор начштаба армии Трухин.
— Это было бы неплохим решением «русского вопроса», — уклончиво заметил Буняченко.
— Нет уж, не для того мы формируем свою Освободительную армию, чтобы терять лучшие силы на западных фронтах!
— Однако поверьте, профессор, что для боевых действий на «русском фронте» наших солдат нужно очень хорошо готовить идеологически. Да и психологически — тоже.
— Какой-то процент солдат, естественно, отсеется.
— Значительный процент, смею вас заверить.
— Но когда остальные убедятся, что даже после добровольной сдачи в плен советским войскам коммунисты их не пощадят, — присмиреют и будут воевать, как положено солдатам РОА.
Буняченко не стал возражать, однако командарму показалось, что убедить его в своей правоте Трухину так и не удалось. При этом он прекрасно понимал, что комдив пока еще несуществующей дивизии отдает себе отчет в том, как настроены многие бывшие пленные, наивно полагавшие, что добровольной сдачи в плен советским войскам будет достаточно для их помилования.
Встретившись с командным составом армии, Власов вкратце доложил о своих переговорах с Гиммлером, Кейтелем и Герингом, а также сообщил, что для вооружения 1-й дивизии Буняченко Генштаб вермахта выделяет двенадцать танков Т-34, захваченных в боях с Красной Армией, сто орудий различного калибра, достаточное количество снарядов, автомашин, пулеметов и автоматического оружия. То есть по своему вооружению дивизия РОА не будет уступать самым отборным дивизиям СС.
После этого он представил в качестве командира 2-й дивизии РОА, к формированию которой еще только нужно будет приступать, бывшего комдива Красной Армии полковника Григория Зверева, и вкратце пересказал то, что услышал о положении на фронтах и международной политической обстановке от вермахтовских штабистов. Только после этого командарм предложил каждому из присутствующих «доложить о своей деятельности на вверенном ему участке». И первым предоставил слово полковнику Мальцеву.
— Господин командующий, господа генералы и офицеры Русской Освободительной Армии, — начал Мальцев хорошо поставленным голосом опытного оратора. — Докладываю, что на днях я встречался с представителем рейхсмаршала Геринга, генералом Ашенбреннером. Генерал уведомил меня, что Геринг разрешил проводить агитацию в лагерных бараках, в которых содержатся пленные советские летчики. Как известно, раньше летчики были на особом учете командования люфтваффе, и оно не позволяло использовать русских летчиков-добровольцев где-либо, кроме своих авиачастей.
— Однако теперь рейхсмаршал прекрасно понимает, — воспользовался заминкой в его докладе начштаба РОА Трухин, — что русские летчики будут сражаться в одном небе с немецкими асами, против общего врага — советских коммунистов.
Мальцев выслушал его с непроницаемым лицом, затем болезненно как-то поморщился и уже иным, слегка поугасшим, голосом продолжил:
— Но дело даже не в этом. Ашенбреннер заявил, что Геринг согласен передать нам порядка пяти тысяч бывших красных авиаторов, которые пока что служат в люфтваффе или заняты на всевозможных вспомогательных аэродромных работах. Рейхсмаршал согласен пойти на это, хотя части люфтваффе и так ощущают недостаток в живой силе. Особенность отбора этих людей заключается в том, что все они являются бывшими пилотами или авиационными техниками, имеют опыт хоть какой-то службы в авиачастях.
— Обладая пятью тысячами авиационных военнослужащих, мы вполне можем говорить о зарождении военно-воздушных сил РОА, — просветлело лицо Власова. — Правда, пока что нам обещают поставить самолеты только для двух эскадрилий. Или, может быть, ситуация изменилась и немцы расщедрятся на третью?
— Пока только на две, — развел руками Мальцев. — Заверяя при этом, что все наши наземные операции будут поддерживаться с воздуха пилотами люфтваффе. Первые шесть самолетов уже поступили. Эскадрильей ночных бомбардировщиков поручено командовать бывшему Герою Советского Союза капитану Сергею Бычкову, — указал Мальцев на приземистого, ладно сбитого парня, уже облаченного во франтовато подогнанный мундир офицера люфтваффе.
— Почему «бывшему Герою Советского Союза»? — мягко возразил Власов. — Просто Герою Советского Союза. Я специально оговаривал этот вопрос с представителями Генштаба и штаба люфтваффе. Они гордятся тем, что на сторону Великой Германии переходят не только «трусы и предатели», как об этом трубит советская пропаганда, но и настоящие русские асы, отмеченные звездами героев. Свои награды они заслужили в боях.
— Прошу прощения, о таком подходе я не знал, — повинился «русский Геринг», как уже называли его в частях РОА.
— Вы полны решимости сражаться за свободную, демократическую Россию, капитан? — обратился Власов к комэску Бычкову.
— Так точно. За свободную Россию — согласен.
— Но если совесть подсказывает, что вы пока еще не готовы к такой миссии, лучше сразу откажитесь от командования. Это будет по-офицерски. Мы не станем упрекать вас. Определим вам другое место службы.
— Я уже принял присягу на верность РОА.
При этих словах все почувствовали себя неловко, вспомнив, что каждый из них в свое время уже принимал присягу на верность Компартии большевиков и Красной Армии, однако же отрекся от нее.
— Понятно. Я верю вам, — поспешно пробубнил Власов. Но, уловив тягостность молчания всех остальных, Бычков в тон командарму пробубнил:
— На этот раз — окончательно.
— Понимаю, тяготят воспоминания о том, что вы уже однажды принимали красноармейскую присягу, — уловил их настроение командарм. — Однако это не должно парализовать вашу волю. Таковы обстоятельства. Разве вам не известно, советский маршал Жуков, в прошлом унтер-офицер царской армии, сначала принял присягу на верность царю, затем на верность Временному правительству, а потом уже — на верность партии и советскому строю. И ничего, никакие угрызения совести его не терзают. Причем таких в Красной Армии служит сейчас десятки тысяч.
— А ведь действительно, к чему эти наши моральные стенания?! — облегченно выдохнул кто-то из присутствующих, и сразу же все заметно взбодрились. — Командарм прав.
— Кстати, этот пример следует использовать в пропагандистской работе в лагерях военнопленных, — поддержал его генерал Трухин.
— Как вы знаете, кроме ночных бомбардировщиков, — опять лихо взял инициативу в свои руки полковник Мальцев, — у нас еще будет эскадрилья истребителей, командовать которой приказано Герою Советского Союза старшему лейтенанту Борису Антилевскому.
— Я буду сражаться, как полагается, — сразу же упредил вопрос командарма комэск-истребитель. — И пилотов в эскадрилью подберу таких же.
Власов поднялся из-за стола и нервно прошелся по комнате, гулко вышагивая, почти маршируя, по дубовому паркету.
— Я не случайно спросил вас, господа комэски, о готовности служить в авиации, готовности командовать эскадрильями. Немецкое командование уведомило меня о печальном опыте вербовки дважды Героя Советского Союза капитана Байды, который был сбит в сорок втором и согласился служить пилотом люфтваффе. При первом же вылете для бомбежки английского города Ковентри, он, не сбросив ни одной бомбы, посадил свою машину и сдался англичанам. А теперь, как стало известно, служит в американской авиации. Представляете, каково мне было узнать об этом?!
— Не хотелось бы, чтобы мы опозорили наши ВВС подобным предательством, — сокрушенно покачал головой Мальцев. И командарм поверил, что чувство горести, которое отразилось на лице Мальцева, является искренним.
У Власова было особое отношение к этому человеку. Он знал, что после оккупации немцами Ялты бывший начальник санатория полковник авиации Мальцев возглавил управу этого города. Ничто не мешало ему спокойно отсидеться в «хлебном» кресле мэра, а затем эмигрировать в Германию, однако, узнав из листовок о зарождении «власовского движения», он загорелся желанием присоединиться к нему. Но прежде чем прибыть в ставку РОА, он лично составил обращение к советским летчикам, в котором призывал их переходить на сторону Русского освободительного движения генерала Власова, а затем несколько раз обращался по радио к жителям Ялты и всего Крыма с призывом поддержать «русских освободителей».
Оставив пост мэра, бывший военный летчик Мальцев обратился к немецкому командованию с предложением создать «Восточную эскадрилью» из бывших советских летчиков. С этой же идеей он и прибыл в штаб Русской Освободительной. Поэтому Власов вполне обоснованно считал, что с командующим ВВС ему и всему освободительному движению явно повезло.
— А будет ли у вас на вооружении хотя бы один транспортный самолет? — обратился к «русскому Герингу» бывший заместитель начальника штаба 6-й армии Михаил Меандров.
— Транспортной авиации у нас, к сожалению, нет, — ответил тот. — Пока нет.
— Если мы хотим по-настоящему разворачивать освободительную борьбу в России, то, прежде всего, должны готовиться к диверсионно-партизанским методам войны в тылу красных. А значит, нам понадобятся самолеты, которые бы забрасывали наши группы в дальние районы страны. По этому поводу у меня появились кое-какие соображения, в свете того, о чем мы с вами уже говорили, господин командарм.
— О ваших «диверсионных планах» мы поговорим отдельно, — успокоил его Власов. — Тем более что предварительные переговоры по этому вопросу у нас уже состоялись. Вы хотите еще что-то сказать? — заметив, как Мальцев вновь пытается обратить на себя внимание.
— Как видим, основы наших Военно-Воздушных сил уже заложены. Однако при формировании эскадрилий, особенно при получении боевых машин и запчастей к ним, возникают серьезные проблемы. Поэтому генерал Ашенбреннер считает, что вам, господин командующий, необходимо встретиться с рейхсмаршалом Герингом, чтобы окончательно узаконить все эти процессы. В том числе и службу самого генерала Ашшенюреннера в качестве официального представителя Геринга при штабе нашей армии.
Выслушав это, Власов тяжело, почти горестно вздохнул. Уж он-то знал, что такое пробиваться на прием к очередному фашистскому бонзе.
— Встретиться необходимо, согласен, — признал он. — Однако к такой встрече следует основательно готовиться.
— Уже завтра мы с генералом Ашенбреннером займемся этим.
