26
Сборы были недолгими. Через пятнадцать минут Власов и Штрик-Штрикфельдт уже находились в машине, которая увозила их в сторону Лейпцига.
Долгое время Власов упорно молчал. Он устроился на заднем сиденье, чтобы не привлекать внимание патрульных, которых Штрик-Штрикфельдт распугивал удостоверением отдела разведки и специальным пропуском, доставшимся ему от все того же Гелена. У Власова же были документы, удостоверявшие, что он — облаченный в военный мундир без каких-либо знаков различия, — является русским сотрудником внешней разведки СД, полковником Роговым. Гелен предусмотрительно решил, что какое-то время Власову лучше не напоминать о себе, не привлекать внимания и не оставлять каких-либо следов.
— Вы уверены, что в этом Руполдинге, или как он там называется, в санатории СС, нас действительно ждут? — наконец не выдержал Власов пытки молчанием.
— Естественно. Так или иначе, мы должны были прибыть туда, только неделей позже.
— Вот об этом я слышу впервые.
— Не хотел обнадеживать, поскольку следовало убедиться, что в высшем руководстве СС не станут возражать против вашего присутствия там.
— Резонно, — сдержанно признал генерал.
— Да не волнуйтесь, господин командующий. Заведует этим санаторием моя давнишняя знакомая, госпожа Хейди Биленберг. Кстати, вдова офицера СС, и даже какая-то дальняя родственница Гиммлера.
— То, что она родственница рейхсфюрера… — замялся Власов. — Смотря с какой стороны к этому подойти.
— 06 этом попросту следует забыть, как забывает сама Хейди — симпатичная, приветливая, даже во вдовьем горе своем все еще не состарившаяся. Пока мы туда прибудем, она уже будет извещена о нашем визите. Уверен, что Хейди вам понравится. Да и вы ей — тоже.
— Послушайте, капитан, вы расхваливаете эту свою Хейди так, словно решили сосватать ее.
— Ну, решать в этой ситуации должны вы, господин командующий, а не я.
— Так ведь вы уже все решили! — упрекнул его генерал, сдержанно улыбаясь. — У меня создается впечатление, что вы просчитываете мою судьбу на годы наперед.
— На два-три… хода, — скромно умалил свои возможности капитан. — Как положено всякому уважающему себя шахматисту И вообще, разве я похоже на сводника? Впрочем, ваше предположение можно воспринять и более серьезно. Все будет зависеть от вас.
— Отчаянный вы человек, капитан.
Они проезжали по мосту, под которым устало громыхал колесами битком набитый солдатами эшелон. Тысячами голосов они орали солдатские песни.
— Все туда же, на Восточный фронт, — объяснил Штрик-Штрикфельдт, когда поезд исчез за ближайшим холмом, а машина их начала въезжать в какой-то городишко, к окраинам которого подступали табачные плантации.
— Там сейчас нелегко, — угрюмо молвил Власов. — С русскими воевать всегда трудно, так было во все времена.
Немец с любопытством взглянул на русского генерала и загадочно как-то улыбнулся. Он понимал, что в эти минуты во Власове ожил русский солдат, который, даже оказавшись под знаменами врага, не сумел искоренить в себе национально-бойцовский патриотизм. Генерал уловил этот взгляд, однако не насторожился, поскольку знал, что стукачеством Штрик-Штрикфельдт не промышляет. Ясное дело, он обязан был следить за тем, чтобы его подопечный вновь не скатился на стезю измены, ибо раз предавший…
— На Западном фронте тоже не легче, — как бы между прочим обронил «прибалт». — Но заметьте, с берегов Рейна перебрасывают. Хотя самое время перебрасывать с Восточного фронта за Рейн, и дальше — во Францию.
— Высадка англо-американцев… — задумчиво согласился генерал. — Здорово они там прут?
— Основательно. Подавляют техникой почти так же, как в сорок первом вермахт подавлял дивизии красных, в том числе и дивизии вашего механизированного корпуса, — довольно храбро объяснил офицер связи.
— До сих пор помнится, — мрачно признал Власов, — до сих пор… Порой казалось, что нет такой силы, которая бы остановила танковые клинья Гудериана и неотразимые эскадрильи Геринга. Но ведь нашлась же… Впрочем, понимаю, что восхищаться этим мне уже не с руки, — скосил глаза сначала на капитана, а затем на хранившего иезуитское молчание водителя.
— Откровенным со мной быть не нужно, но опасаться тоже не стоит, — отреагировал офицер связи.
— Кстати, это из первых фраз, которую вы произнесли во время нашего знакомства, — напомнил ему Власов. — Лично меня эта формула устраивала, поскольку была правдивой.
— В таком случае не будем терять времени и вернемся к разговору о Хейди Биленберг, — беззаботно отреагировал на его настроение Штрик-Штрикфельдт. — Кстати, ее еще зовут Аделью. Но лучше — Хейди, поскольку так зовут ее все знакомые. А женщина она образованная, общительная, прекрасно поет, аккомпанируя себе на гитаре…
Власов смущенно взглянул на водителя и недовольно покряхтел. Благо, ефрейтор напрочь отсутствовал во время их разговора, поскольку к этому его усиленно приучали. Капитан вырвал этого водителя из эшелона, отправляющегося на Восточный фронт, где ефрейтор уже более года провоевал и куда должен был возвращаться после госпиталя. Теперь он служил преданно, позволяя командиру полностью полагаться на него.
— Не слишком ли навязчивые рекомендации, капитан? Неудобно как-то получается.
Штрик-Штрикфельдт оглянулся и с лукавой ухмылкой, словно вот-вот должен был подморгнуть, многозначительно изрек:
— За навязчивость, конечно, простите. Но уверен, что, увидев Хейди, вы сами почувствуете себя навязчивым.