12. Воронья неразбериха
Парк стоял, словно бетонный блок — серый и холодный, а девочка в это время поправила плед, открыла дверь домика и завезла коляску внутрь. Потом наполнила водой скорлупу кокоса и поднесла ее к губам старика.
— Вот, — скомандовала она, — ты пить.
Он наклонился к скорлупе и сделал длинный глоток, а когда поднял голову, из уголка рта стекала тоненькая струйка. Старик облизал губы. И снова криво улыбнулся.
— Еще? — спросила Тхань.
Парк не определил, как она поняла ответ и поняла ли вообще, но девочка еще раз поднесла скорлупу к губам старика, и он снова сделал большой глоток.
— Все? — поинтересовалась она.
И опять мальчик не уловил ответа, но Тхань кивнула, вывезла коляску из домика и развернула ее.
— Теперь, — сказала она Парку, который так и стоял истуканом снаружи, — ты везти обратно. Я привезти сюда.
Каменистая, изрезанная колеями дорога круто поднималась в гору. Тут и там на ней подстерегали коровьи лепешки. Колеса все время соскальзывали в колею или цеплялись за камень, и Парку каждый раз приходилось приподнимать коляску (старик больше не казался легким), преодолевая очередное препятствие. Тхань подпрыгивала впереди и смеялась:
— У-у-ууу! Большому мальчику быть тяжело! Нет Супермен, правда?
«Крыса».
— Помоги лучше, — он кивнул на ворота, удивляясь, как она их открыла по дороге к источнику.
— Я сначала открыть, — объяснила она, угадав его мысль. — Он любить долгие прогулки, правда, мистер Дедушка? — она наклонилась к старику за ответом.
— Видишь, — обрадовалась она, — он сказал «любить».
У Парка в груди словно что-то взорвалось. Он не хотел даже думать, что могло сегодня случиться.
— Просто закрой их, хорошо?
Девочка самодовольно улыбнулась, пританцовывая на месте. Парк отъехал довольно далеко от ворот, а Тхань и не думала их закрывать.
— Нам нужно успеть вернуться, пока миссис Дейвенпорт… пока Фрэнк…
Он произнес волшебное слово. Тхань сбегала закрыла ворота и надела проволочное кольцо. Парк с облегчением вздохнул, но спасибо он ей не скажет. В конце концов, по чьей милости они попали в эту передрягу? Страшно представить — перед глазами возникла картинка, как старик вылетает из кресла и падает в грязь на смятый комок пледа. Господи! Со лба мальчика струился пот, и очки соскальзывали с носа. Их приходилось быстро поправлять одной рукой.
Парк выбрал нижнюю дорогу у коровников, стараясь держаться как можно дальше от дома. Только бы успеть вернуть старика на веранду, пока экономка ничего не заметила… Едва дыша, мальчик добрался до поворота. Отсюда уже видно место, где нижняя дорога встречается с главной, ведущей к центральным воротам. Дойти бы до главной дороги, по ней легче толкать коляску. Можно срезать напрямую, но ехать по траве будет настоящей пыткой. Парк не сводил глаз с дома. Пока все спокойно.
На развилке Парк повернул коляску и направился к веранде. За спиной послышался звук приближающегося автомобиля. Если вернулся Фрэнк… но это был не Фрэнк. Машина миновала ворота и исчезла за ближайшим холмом.
— Скорей, — скомандовал он со смесью страха и облегчения, — открывай ворота.
— Ты большой. Ты делать. Только не злиться.
— Мне нужна твоя помощь, — ровным голосом попросил Парк. Краем глаза он заметил довольную улыбку Тхань. Крыса. Она не боялась и не чувствовала вины. Она только порадуется, если все решат, что это Парк увез старика с веранды. Тхань!
«Я? Я маленькая. Я не увезти тяжелую коляску». Она сделает круглые от удивления невинные глаза.
Во дворе, виляя хвостом, ждал Джуп.
— Пожалуйста, — добавил Парк.
Это смягчило Тхань, и она открыла ворота. Пес выскочил им навстречу, подбежал и положил морду старику на колени. К изумлению Парка, безжизненная левая рука соскользнула и дотронулась до собачьей головы. Но мальчику некогда было ждать.
— Простите, — пробормотал он не то старику, не то собаке и повез коляску дальше. У Парка все получилось, он даже смог затащить коляску по лестнице на веранду. Это было так тяжело, что от напряжения у него заболела голова. Наконец задние колеса стояли на веранде. Он вернул коляску на то же место, где утром ее поставил Фрэнк, зафиксировал тормоз и в изнеможении опустился на качели.
Тхань и след простыл. Трусиха. Прибежал Джуп и начал нюхать плед. На этот раз старик не пытался погладить собаку. Левая рука снова бессмысленно подергивалась. Глаза горели. Он открыл рот настолько, насколько позволял паралич, но прежде чем раздался тот жуткий крик, Парк опрометью кинулся на кухню.
Миссис Дейвенпорт все еще спала в кресле. Вязание сползло на пол.
— Э-э-ээ, — начал Парк. Она встрепенулась. — Мне кажется, он… — мальчик махнул в сторону веранды, — думаю, он хочет домой.
— Хорошо, — экономка поискала вязанье на коленях и вокруг себя, подняла с пола и воткнула спицу в следующую петлю. — Ты ведь взрослый и сильный. Отвези его в комнату, а я пока закончу ряд.
Она быстро начала вязать.
— Не могу, — ответил Парк. — Мне нужно… мне нужно в туалет.
Там он прятался, пока не убедился, что на веранде и в гостиной никого нет.
В полдень Фрэнк еще не вернулся из больницы. Миссис Дейвенпорт позвонила в маленький домик, чтобы позвать Тхань обедать. Никто не ответил.
— Ну что за девчонка! Ладно, не важно. Захочет есть, придет. Хоть бы немножко думала о других. Бедный Фрэнк. Эта женщина до смерти боится американских врачей, вот он и не может ее там одну оставить. Нет бы ей хоть немножко подумать о нем. Если хочешь знать мое мнение, он ее разбаловал. Больше всех.
Парк ничего не ответил. Он был занят тем, что жевал каждый кусок ровно шестьдесят раз. Дома мистер Кампанелли утверждал, что если жевать каждый кусочек шестьдесят раз, будешь жить долго. Мальчик в это не верил, но если считать, сколько раз ты жуешь, больше ни на что не обращаешь внимания, даже на вкус.
Зачем жить до старости, если ты инвалид, или парализован, или — хааааа! — проклят? Он еще ожесточенней набросился на жесткую курицу. Проклят. Или обесчещен. Нельзя сдаваться так просто. Почему обесчещенный рыцарь должен обязательно быть отшельником? Уж лучше поступать, как японские самураи. Они не сбегают в монахи, когда все плохо. Если их прогоняют, они становятся бродячими воинами и живут по своим правилам, сражаясь только за себя.
— Ты слышишь меня, сынок?
— Что? Простите.
— Наш пациент все утро спал?
— А, да. Да, мэм.
Она покачала головой.
— Нам было бы легче умереть, наверное. Бедняжка. Однажды настанет такой день, и он отправится в лучший мир, — она встала и начала собирать со стола. — Скорей бы, если хочешь знать мое мнение. Скорей бы.
— Я вымою, — предложил Парк, чтобы только она замолчала.
— Что ж, хорошо, — экономка поставила посуду и вытерла руки. — Отлично. Ты хороший мальчик. Тогда мы сходим в гостиную и проверим, не нужно ли нам… ему чего-нибудь, пока я не ушла отдохнуть. Спасибо. Мне очень приятно.
Ключи лежали на месте в конце ближайшего к раковине ящика. Парк быстро сунул их в карман, потом вымыл посуду. Позже, когда экономка ушла в свою комнату и закрыла дверь, мальчик прокрался на заднюю веранду и достал винтовку.
Идти на пастбище было далеко. Парк очень устал после утренних событий, но сейчас чувствовал себя лучше. Первый раз в жизни он взял на себя ответственность. Мальчик вытащил из сарая тюк сена с приделанной к нему мишенью, установил его на пне и вытянулся перед мишенью на животе.
Когда Парк только пришел на пастбище, овцы отбежали в сторону, а сейчас повернулись и уставились на него. Он слышал, что они самые глупые из Божьих тварей, но выглядели они совсем не глупо. Они смотрели мудро и понимающе, вытянув в сторону Парка свои длинные носы. Глупый мальчишка, кем ты себя возомнил?
— Ш-шшу, — замахнулся Парк в сторону овец. — Пш-шшли!
Они отбежали на несколько ярдов влево и снова уставились на мальчика. Он занялся винтовкой. Пусть смотрят. Ему все равно. Он твердо упер в плечо деревянный приклад, спустил предохранитель. Стиснул зубы, прищурился и тщательно прицелился в яблочко. Нажал на курок. Раздался тихий «клик». Парк нажал еще раз. Снова «клик» впустую. Он забыл зарядить.
— Ме-е-еее, — элегантно проблеяла старая овца. Он поднялся на колени, чтобы достать коробку с патронами из кармана брюк. Дурацкая овца наблюдала за ним, приоткрыв рот. Мальчик повернулся к ней спиной и зарядил винтовку. Когда он снова лег на землю, овца потеряла к нему интерес.
Парк снова спустил предохранитель, тщательно прицелился и выстрелил, но у него дрожали руки. Пуля пролетела в нескольких футах от мишени. При звуке выстрела овцы подняли головы и всем стадом побежали вниз по склону, пока не скрылись из вида. Мальчик подождал, пока затихнут их колокольчики, и зарядил снова.
Тишина. Он слышал жужжание насекомых в траве. Парк замер, винтовка упиралась ему в плечо, и он словно черпал силу из дерева приклада. Мальчик позволил полуденной тишине наполнить его напряженное тело. Давно ему не было так тихо и спокойно.
И тут тишину прорезало карканье: стая ворон опустилась на землю и начала драться за что-то, торчавшее из сена под мишенью. Парк опустил ствол. Какими же огромными они были. И самоуверенными. Похожими на яростно спорящий комитет начальников штабов, когда каждый уверен, что только он знает правильный ответ.
— Не-е-е-е-е-е-т! — из ниоткуда. Она кинулась ему на спину и схватила за руку. Винтовка выстрелила. Среди ворон поднялась суматоха, начался галдеж. Птицы беспорядочно взлетели.
Все, кроме одной.
— Ты убить! — закричала Тхань, спрыгнув со спины мальчика и бросившись к лежащей птице. — Ты убить! Ты убийца!
Парк вскочил на ноги. Этого не может быть! Он с трудом попадает в трехфутовую мишень. Как он мог убить ворону одним выстрелом из древней винтовки двадцать второго калибра? Это она во всем виновата. Она прыгнула на него и схватила за руку. Он не собирался стрелять в птиц. Не собирался. Он совершенно точно знает, что не собирался.
— Подойти, — приказала она, голос ее дрожал. — Смотреть, что ты сделать, убийца!
Парк помедлил, прежде чем положить винтовку на землю, проверяя патронник, хотя прекрасно знал, что он пустой.
— Я сказать подойти, — она начала зло рыдать.
Он, спотыкаясь, подошел туда, где стояла девочка. За мишенью лежала на спине ворона, ее крылья беспомощно распростерлись по земле. Голова была повернута набок к правому крылу, и левый глаз смотрел неподвижно и зло. Где-то он уже видел такой взгляд.
Хаааа…
Что он наделал? Убить оказалось слишком просто. Так не должно быть. Ты убиваешь, даже не думая об этом, и уже ничего не поправить.
В глазах у мальчика стояли слезы. Она не должна видеть, как он плачет. Он отвернулся вытереть слезы, и в тот миг, когда он снимал очки, Тхань набросилась на него сзади и повалила на землю. Она его щипала, колотила кулаками по спине, плакала и кричала:
— Убийца! Убийца! Гадкий убийца!
Парк изо всех сил пытался встать. Он был сильнее, но не мог скинуть Тхань. Наконец ему удалось вывернуться и схватить ее за правую руку. Тут она наклонилась и впилась зубами ему в запястье. Мальчик закричал от боли.
— Так тебе! — плакала она. — Теперь чувствовать!
Она снова потянулась, чтобы укусить его. Парк отпустил ее руку и перекатился на спину, чтобы скинуть ее. Но прежде, чем он успел встать, Тхань оказалась у него на груди. Тогда он ударил ее в лицо.
— Так значит! Ты бить девочку! Ты плохой!
— Это ты меня бьешь, маленькая крыса! Ты меня укусила, и ты со мной дерешься, — он схватил ее за запястья и сильно их сжал. — Молись, чтобы мои очки остались целы.
Девочка быстро дернула руками внутрь и вниз и освободилась. В ее глазах Парк увидел презрение. Она медленно поднялась.
— Я тебя отпустить теперь, — произнесла она. — Хоть ты и убийца, ты ничто.
Она плюнула на землю рядом с его левым плечом.
— Я не драться с ничто.
Она подняла очки и бросила их в него, затем подняла свою бейсболку и натянула ее на голову.
Она права. Его злость медленно сменялась холодным отчаянием. Парк надел очки. Они оказались сильно погнуты. Она права. Несмотря на все свои горделивые мечты, он оказался никем. Мальчик подождал, пока Тхань скроется из виду за холмом, и только потом встал.
Ворона. Ее нужно похоронить, или спрятать, или как-нибудь от нее избавиться. Нельзя же оставлять ее лежать на пастбище с дыркой от пули в…
Он заставил себя подойти снова к тому месту, где лежала птица. Крови нигде не было. Но ведь у птиц должна идти кровь? Конечно, должна. Так где же она? Мальчик осторожно подтолкнул птицу зеленым носком кроссовки.
И тут он увидел кровь. Не много, совсем капельку там, где раньше у вороны была лапка.
Бедное создание. Умереть из-за оторванной лапки куда хуже, чем быть убитой выстрелом в сердце. Глупая, бессмысленная смерть.
«Прости меня, — сказал мальчик вороне. — Я не хотел. Клянусь, я не хотел».
Стоп. Неужели показалось? Он еще раз толкнул тушку. Точно. Парк затаил дыхание. Еще раз. Он уверен, что видел, — да. Да! Птица шевельнулась. Едва-едва, но точно шевельнулась. Он ее не убил.
Это знак. Знак с небес. Бог сказал: «Все в порядке». Все будет хорошо.
— Тхань, — изо всех сил закричал он. — Вернись! Вернись! Она жива!