Володя Сканщин никогда не жалел, что в «железы» пошел служить. Во-первых, конечно, Родине больше пользы в ее борьбе, во-вторых, конечно, материально получается лучше, чем на прежнем месте, в оргсекторе МГК ВЛКСМ. Судите сами: ставка выше на 52 рэ плюс 60 рэ за звездочки, снабжение капитальное, еженедельный пакет с энным количеством мяса, масла, обязательно батон финского «сервелата»… Плюс! Чуть не упустил, дорогая… 5 рэ 50 коп. «оперативных» на вечер… ну, если нужно – понимаете, дорогая? – если нужно в ресторанчике посидеть, а это приходится делать, можно сказать, каждый вечер при специфике моего, лично, труда. Оф корс, на пятак с полтиной не разгуляешься, однако ведь это только чтобы воттить – войти, конечно, извините за промашку, дорогая, – войти и заказать бутылочку «Кабэрнэ» для разгона, а уж потом от угощений не отобьешься: народ сейчас к «железам» с уважением, не то что при Сталине. И третий аспект, дорогая…

Володя приподнялся на локте, взял с полочки оперативную пачку «Мальборо», подбил себе повыше подушку и с удовольствием закурил. Неплохо получилось со словом «аспект», вовремя и к месту. Аспект хорош тем, дорогая, что непрерывно растешь, иначе и нельзя, такой характер работы; не поднимешься над собой, будешь плестись в хвосте.

Возьмите хотя бы лично меня. Кем я являюсь по происхождению? Тем же, что и папа наш, завскладом, то есть настоящий пролетариат. Комсомол, конечно, дал мне немало, но насчет духовной жизни и там по нулям. И только благодаря «железам», помогающим творческим союзам держать идейное оружие в чистоте, я прикоснулся к сокровищнице искусств, вообще почувствовал себя человеком. Вот, гляньте – а почему не гляньте, а посмотрите, дорогая? – ну хорошо, вот посмотрите, за один только год сколько скопил полных собраний, не у каждого потомственного интеллигента найдешь. А вот здесь подаренные альбомы мастеров советского фото. Впечатляюще выглядит для истории, хотя отчасти секретно: не все мастера желают, ну… в общем, это особая тема. Может, вы думаете, дорогая, что я эти книжки-то солю? Читаю, дорогая, вникаю, даже делаю выписки. Постоянно приходится расти над собой, жизнь подсказывает. Вот, к примеру, однажды в Шереметьеве Максим Петрович швырнул мне насмешку насчет английского фотографа Алекса Спендера – дескать, не знаешь, лапоть, мастеров культуры. Другой бы разозлился, а я взялся за справочную литературу, и вот теперь спросите меня про Спендера, все его периоды знаю. Ну, вот спросите, дорогая, сколько длился у Алекса Спендера экстраполярный период. Ну, спросите, спросите, дорогая!

«Дорогая», однако, вместо того чтобы задать Владимиру желаемый вопрос, повела себя несколько иначе. Резкое движение ногой влево, сильный поворот, одеяло и подушки – в сторону, основательное белое тело на мгновение уподобляется большой рыбе, после чего «дорогая», то есть Виктория Гурьевна Казаченкова (вторая бьюшая жена М. П. Огородникова, помогающая ему по хозяйству), фиксирует соответствующую позицию в подрагивающем ожидании.

Пришлось Володе опять пристраиваться, впрочем, он делал это всегда с удовольствием, и не только плотским, но и художественным. Вот и еще одна выгода нынешней роли – доступ к интеллигентным и многоопытным, с солидным возрастным стажем дамам. В орготделе МГК ВЛКМС и мечтать не приходилось о подобных пропорционально сложенных шатенках. Возьмите зад – круглый и плотный, возьмите талию – тонкая, но мягкая, возьмите молочные железы – тяжеловаты, но в меру, возьмите и сочетайте полезное с приятным, физиологическое и эстетическое, службу и дружбу.

Отдышавшись после процедуры, Виктория Гурьевна несколько раз протрубила «у-у», чтобы разгладить складочки вокруг рта, а потом вполне небрежно и даже как бы свысока сказала молодому офицеру:

– Все эти ваши служебные преимущества, Вовик, такая мелочь. Разве так должен жить человек в наше время?

– Не понял, дорогая, – встрепенулся Сканщин. Реплика Виктории Гурьевны явно задела его за живое.

– Ну, вот и ударения ваши… – Она поморщилась. – Как-то все это мелко, мелко… Современный молодой человек считает какие-то пятьдесят два рубля за какие-то там звездочки, восхищается пакетами с какой-то там колбасой, или как ее там. Нет, Вовик, вы не умеете жить!

Она вдруг резко, как гимнаст, встала с кровати, скакнула и застыла в йоговской позиции: левая рука держит оттянутую назад левую ногу за щиколотку, правая рука, как у вождя революции, устремлена в светлое будущее.

Володя Сканщин даже обиделся на свою «дорогую». Не умею жить, так научите, хотел вскричать он. Смеяться над ударениями легко, вы лучше научите, как правильно. Если я не умею жить, так научите, пожалуйста! Готов всему научиться, если только не во вред Родине.

Однако не успел он этой тирадой разразиться, как прозвенел телефон, Вова так с кровати и скатился. Из фирмы звонят, не иначе как генерал. Безошибочно отличал он звонки из «фирмы» от других, а уж особенно от маманиных медовых позывных.

Голос у Планщина был – врагу не пожелаешь, хоть проволоку из него тяни, вот большевички железные; на «вы» и полным именем.

– Ну, что, Владимир Сканщин, по обыкновению гребетесь?

Володя сразу весь взмок, а тут еще дорогая Виктория Гурьевна с шумом выпустила из ноздрей воздух, то есть подтвердила чуткому уху генерала свое присутствие.

– Немедленно ко мне! – Планщин бросил трубку.

Затрепетав всем внешним обличьем, капитан Сканщин ринулся в ванную. Так и есть – на шее засос, жадные большие губы опытной женщины. Запах выделений. Подбородок негладок. Бриться некогда, мыться некогда, отлить хотя бы! Вот тебе и уик-энд, настоящий «подвиг разведчика»!

– Да что вы суетитесь? – пренебрежительно сказала Виктория Гурьевна. – Нет, Вовик, если по большому счету, вы живете вне стиля.

– Да уж какой там стиль, дорогая, – бормотал Сканщин, влетая в штаны. – Ведь государственная же служба же, дорогая…

– Хо-хо, – не потревожив лицевых мышц, хохотнула московская дама. – Хороша эта ваша государственная служба!

– А вы думаете, лучше театральными билетами спекулировать? – вдруг обозлился Сканщин и, сказав сие, даже осекся – впервые так резко парировал свою «дорогую», влиятельную сотрудницу театральных касс столицы.

– Лучше, – коротко ответила она.

– Осторожно, осторожно, дорогая, – бормотал Володя. – Все ш таки о «железах» говорим. Все ш таки, видать, повлиял на вас бывший супруг.

– Не трогать! – скомандовала Виктория Гурьевна. – Гения не трогать!

Диалог происходил на фоне суматошных сборов офицера тайной службы и по-солдатски четкого одевания его подруги.

Несясь в «Жигулях» на тайные квартиры своего ордена, молодой советский масон обиженно бормотал:

– Не трогать гения, понимаете ли, не трогать, а кого ж тогда трогать-то, если именно к гению этому сраному приставлен?… Стою перед тобой, как лист перед травой. Узнать нельзя отца-командира, не человек, а стальной кишечник. Короткий вопрос…

– Где он?

… сковывает все члены, включая язык.

– Вы что, не слышите, капитан?

– Вот он, – показал на самого себя капитан Сканщин.

В углу просторного кабинета кто-то грубо хохотнул. Так и есть, Слязгин Колька в полной форме, ремнями перетянут, тоже мне лейб-гвардеец.

– Отставить смех! – рявкнул в угол генерал и, привставая, развернул перед Сканщиным нечто подобное многоступенчатому грому. – Капитан Сканщин, хотелось бы знать, чем вы занимаетесь вместо служебных обязанностей, яйца чешете, блядуете, пьете?

– Да ведь уик-энд жа, товарищ генерал, – словно нашкодивший школьник пробормотал Володя. Колька Слязгин захохотал еще грубее, с нескрываемым хамством.

– Уикэнд… во англичанин… во дает… во дает… уик-энд…

Планщин как опытный психолог решил прежде всего прекратить ужесточение внутрислужебных отношений. Одним взглядом он прихлопнул хохочущую пасть Слязгина, другим слегка,

еле-еле, но все-таки ободрил проштрафившегося любимчика Сканщина.

– Приведите себя в порядок, капитан.

Владимир бросился к зеркалу. Что же не в порядке?… Ну, вот, правда, кончик трусов чуть-чуть свисает, зацепившись за «молнию» штанов. Легко устранимый непорядок, об чем речь…

– О том речь, Владимир Гаврилович, что подопечный ваш, фотограф Огородников ЭМ ПЭ… – по старой следовательской привычке генерал прервал фразу и показал подчиненному стул напротив, -… в настоящий момент разгуливает по Берлину… – трудно удержаться и не растянуть зловещую паузу, -…по Западному Берлину, многоуважаемый Владимир Гаврилович.

В общем, если бы не хорошая физическая подготовка, а за это как раз комсомолу спасибо, пришлось бы капитану Сканщину сыграть со стула. Вспомнив, однако, в критический этот момент все, чему учили, а также примеры из патриотической литературы, Володя хорошо удержался на стуле и даже челюсти сжал и глаза сузил, зная, что таким вот больше всего нравится генералу.

– В буквальном смысле понимать или в переносном, Валерьян Кузьмич? – спросил он.

Планщин перебросил ему через стол несколько листков так называемого «радиоперехвата». Там значилось: корреспондент радио «Свобода» сообщает из Западного Берлина, что два дня назад сюда прибыл известный советский фотограф Максим Огородников. Выступая на дискуссии в «Обществе баптистских чтений», он вызвал возмущение германских «левых» своими на удивление немарксистскими высказываниями. Приводим, с некоторыми сокращениями, выступление Огородникова, опубликованное в газете «Ди цайт». Текст в обратном переводе с немецкого…

Володя сделал глубокий вдох, как будто после глубокого нырка, и покрутил хорошо тренированной головою.

– Пока еще полностью охватить не могу, товарищ генерал. Во-первых, как это он прибыл? Как это может человек прибыть, если мы не пускаем? Во-вторых, ведь Сорока с ним и пила, и спала, можно было не волноваться…

Соперник Колька Слязгин больше не смеялся, но зато прогуливался вдоль западной стены кабинета, жестко поскрипывая дореволюционным паркетом.

– Позови ребят, Николай, – сказал генерал.

Володя Сканщин опять «нырнул». В кабинет входили и рассаживались вокруг конференц-стола все сотрудники сектора – Бешбашин, Люшаев, Крость, Чирдяев, Плюбышев, Гемберджи. Вот какая пошла пьянка-режь-последний-огурец, подумал Володя. Не иначе как горю синим пламенем. Прощай, столичная жизнь! Отправят на БАМ, к остобалдевшим комсомольцам.

– Товарищи, – обратился генерал к своим людям, – вы уже в курсе ЧП. Руководство Союза обществ дружбы заверило меня, что по отношению к сотрудникам, проявившим преступную халатность, которой воспользовался Огородников, будут применены строжайшие дисциплинарные меры. Наш товарищ Володя Сканщин, будем смотреть правде в глаза, тоже оказался не на высоте. Это урок для всех. Нужно всем сделать соответствующие выводы и нужно помнить, что «железы» основаны не только на дисциплине, но и на нерушимой товарищеской спайке. Теперь перед нами стоят важные оперативные задачи. Прошу всех высказываться. Прежде всего хотелось бы услышать Володю, как он оценивает действия Огородникова?…

Сканщин уже понял, что на БАМ его ссылать не собираются. Сердце его наполнилось благодарностью к генералу и теплотой ко всем товарищам – все-таки спайка, все-таки настоящая мужская дружба… Он поднял голову и посмотрел в глаза генерала, расширенные швейцарскими линзами.

– Сильный враг, Валерьян Кузьмич, – с некоторой задумчивостью сказал он. – Перед нами очень сильный и, я бы сказал, опытный враг… – Планщин просиял: нет, не зря все-таки вложено много души в этого паренька из Марьиной Рощи. Угадывает, угадывает направление!

– Правильно, Володя! Сильный, хитрый, опасный враг!