16
Компания уже сидела за большим овальным столом. Появление Вари и Зои не вызвало никаких эмоций, пришли — садитесь. Так Варя и не поняла, вернулся Ика за ними по своей воле или по поручению.
За столом шел разговор о какой-те Алевтине, убитой из ревности мужем-бухарцем. Рина была на суде.
— Его выручил защитник Брауде, — рассказывала Рина, — разливался, судьи уши развесили… «Турникет у входа в „Националь“ вовлекает наших девушек в порочный круг ресторанной жизни». — Она покрутила рукой, показывая, как вертящаяся дверь вовлекает девушек в порочный круг ресторанной жизни.
— Убил женщину — и за это всего два года! — возмутилась Зоя.
— И то, наверное, условно по причине культурной отсталости.
Левочка улыбался, как херувим, мило обнажая косой зуб.
— А если ходить не через главный вход, не через турникет, тогда не вовлечемся?
— Во всем мире люди проводят время в ресторанах и кафе, — сказал Вилли Лонг.
Воля-маленький закрыл лицо руками, и раскачиваясь, как мусульманин на молитве, забормотал:
— Бедная Алевтина, несчастная Алевтина, за что ее зарезал дикий бухарец, зарезал, как курочку, зарезал, как цыпленочка.
— «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, — запел Воля-большой, — цыпленок тоже хочет жить…»
— А если убрать турникет, сделать просто двери, тогда порочного круга не будет? — опять спросил Левочка.
Появился Мирон, усаживаясь за стол, сообщил:
— Кончает партию, сейчас придет.
— Идет! — объявил сидевший лицом к двери Вилли.
К их столу приближался человек лет двадцати восьми, коренастый широкоплечий, с маленькими усиками, в блестящих черных лакированных ботинках, в великолепном костюме, сидевшем на нем несколько небрежно, а потому и лучше, чем на безукоризненном Левочке. Он пересекал зал легкой, уверенной, но настороженной походкой, кивая знакомым и улыбкой отвечая на приветствия. Это был Костя, знаменитый бильярдист, о котором вскользь упоминал Мирон в «Эрмитаже».
Компания его приветствовала. Он обвел стол медленным взглядом, взгляд был странный, шальной и в то же время недоверчивый, что, мол, здесь за люди, которых он, между прочим, знает как облупленных. Взгляд задержался только на незнакомых Варе и Зое.
Он сел рядом с Варей.
— Ничего не заказали, — определил Костя.
— Рина рассказывала про Алевтину, она была на суде, — ответил обходительный Левочка.
Прямолинейный Ика грубовато поправил:
— Тебя ждали.
Внимательно посмотрев на Ику, Костя сказал:
— Жалко Алевтину, хорошая была девочка. Я ее предупреждал — не связывайся с бухарцем, не послушалась.
Говорил он медленно, четко, растягивая губы и чуть растягивая слова, как говорят на юге России. Глаза у него были темно-карие, а волосы светло-золотистого теплого цвета.
Он повернулся к Варе.
— Девочки, наверное, проголодались.
— Я не хочу есть, — заманерничала Зоя.
— А я хочу, — объявила Рина, — ужасно хочу, сейчас все съем.
— Перекусить следует, — сказал Ика.
По-видимому, он один здесь не зависел от Кости.
Подошел официант.
— Принеси пока папиросы, — распорядился Костя.
— «Герцеговину флор»?
— Да.
Говорил он и делал все нарочито медленно. Всем не терпится закусить, он это хорошо знает и не торопится.
Ногтем вскрыл папиросную коробку, бросил на стол — закуривайте. И только Варю спросил:
— Курите?
В его голосе она услышала ожидание отказа, ему, видимо, не хотелось, чтобы она курила.
Но она взяла папиросу.
— Я думал, вы не курите.
— Какое разочарование, — засмеялась Варя, как жестокая кокетка.
Костя отвел от нее медленный взгляд и, по-прежнему растягивая слова, спросил:
— Так что будем есть, что будем пить?
Левочка начал читать меню. Костя перебил его:
— Салат, заливное, — он оглядел стол, подсчитывая сидящих, — две бутылки водки и одну муската. Черный или розовый?
— Лучше черный, — сказала Рина.
Он повернулся к Варе.
— А вы?
— Мне все равно.
— Значит, две бутылки водки и одну черного муската. Горячее — запеченный карп.
— Ого! — крякнул Вилли Лонг.
— Костя, не гусарь, — попросил Мирон.
— Я угощаю, — ответил Костя.
— У вас день рождения? — как бы всерьез спросила Варя.
— Да. День рождения. В некотором смысле.
Этот человек идет прямо к цели. Не будет говорить о разрезе глаз. Она сумеет дать отпор, если понадобится. Пока не надо, он только пижонит.
Появился какой-то тип с рожей бандита в отставке, наклонился к Косте, что-то зашептал ему на ухо.
— Нет, — ответил Костя, — на сегодня все.
Тип исчез, растаял в воздухе.
Неожиданно для Вари и незаметно для других Костя взял с ее колен сумочку, сунул туда пачку денег, вполголоса проговорил:
— Чтобы сегодня ее играть.
Варя растерялась. Если он захочет играть, то заберет деньги, не захочет — они могут лежать в его кармане. Примитивный пижонский ход: выказывает доверие, делает соучастницей. Так, наверное, воры дают на сохранение деньги своим марухам. Но возвращать их при всех неудобно, сделать это так же незаметно, как он, она не сумеет. Деньги остались в ее сумочке. Варя была недовольна.
Официант ставил вина и закуски. Костя следил за его действиями, как хозяин, любящий хорошо накрытый стол. В «Метрополе» и «Эрмитаже» их компания все время менялась, одни уходили, другие приходили, были разброд и шатание. Здесь все сидели смирно. И Варя поняла, что компания эта не случайная, как ей показалось раньше, она объединена вокруг Кости, это его компания. Только Мирон позволял себе отлучаться от стола по каким-то своим, бизнесменским делам и Ика, демонстрируя независимость, подсел к соседнему столику.
Повар в белом фартуке и высоком белом колпаке поднес садок, на дне в сетке трепыхалась живая рыба.
— Как называется эта рыба? — спросил Костя у Вари и предупреждающе поднял палец, чтобы никто не ответил за нее.
— Вы ведь заказывали карпа, — ответила Варя, — он и есть, по-видимому.
— Но какой карп — простой или зеркальный?
— Не знаю.
— Это карп зеркальный, — пояснил Костя, — у него спинка высокая, острая, видите, и чешуя крупная. А у обыкновенного карпа спинка широкая и чешуя мелкая. Понятно?
— Понятно. Спасибо. Теперь я могу поступать в рыбный институт.
Костя кивнул повару, и тот унес рыбу.
— Вы рыболов? — спросила Варя.
— Я не рыболов, а рыбак, из Керчи, мой отец рыбак и дед рыбак, я мальчиком ходил в море.
— С каких пор карп стал морской рыбой? — спросил Ика, возвращаясь к их столику.
— А я в море не за карпом ходил, — Костя растянул губы, гневно посмотрел на Ику, — я за таранью ходил. Знаешь, какая разница между таранью и воблой? Не знаешь? Вон музыканты пришли, иди танцуй, я тебе потом объясню.
Варя танцевала с Левочкой, с Икой, с Вилли. Костя не танцевал, не умел. И это теперь почему-то не казалось Варе недостатком, даже выгодно отличало Костю от других. Он сидел за столом один и поднимал голову только для того, чтобы взглянуть на нее, улыбнуться ей. И Варе было за него обидно: веселятся за его счет, бросают одного, танец им дороже товарища.
Когда все поднялись на следующий танец, Костя задержал ее руку.
— Посидите со мной.
Она осталась.
— Вы работаете, учитесь?
— Я кончила школу и поступаю на работу.
— Куда?
— В проектную мастерскую, в нашей школе был чертежно-конструкторский уклон.
— А вуз?
— Пока не собираюсь.
— Почему?
— Стипендия мала. Вас устраивает такой ответ? И вообще пустой разговор. Вы тоже проектировщик?
— Проектировщик? — он усмехнулся. — Нет, у меня другая специальность.
— Бильярд?
Он уловил иронию, тяжело посмотрел на нее, гнев мелькнул в его глазах, но он погасил его. Медленно, растягивая слова, сказал:
— Бильярд — это не профессия. Как говорил один образованный человек, бильярд — это искусство.
— А я думала, что бильярд — это игра, — возразила Варя. Ей хотелось его позлить, пусть не задается особенно.
— Моя специальность — медицинское электрооборудование, — сказал Костя серьезно, — синий свет, солюкс, кварцевые лампы, горное солнце, бормашины. Вы любите бормашины?
— Ненавижу.
— Я тоже. Я их ремонтирую.
И, видимо, считая, что достаточно рассказал о себе, спросил:
— Давно вы знаете Рину?
Хотел выяснить, как она попала в его компанию.
— Нет, только сегодня познакомились. Она работает вместе с Зоей, а мы с Зоей живем в одном доме.
— В одном доме? — почему-то удивился он. — А где?
— На Арбате.
— На Арбате? — он опять почему-то удивился. — С папой, с мамой?
— У меня нет папы и мамы, они умерли давно. Я живу с сестрой.
Он недоверчиво посмотрел на нее. Ресторанные девочки стараются быть отмеченными или особой удачей, или особым несчастьем, каждая хочет иметь судьбу. Круглая сирота в семнадцать лет — тоже судьба.
Но перед ним сидела не ресторанная девочка.
— А у меня все живы, — сказал Костя, — отец, мать, четыре брата, три сестры, дедушка, бабушка — вот сколько родни.
— Они все в Керчи?
— Нет, переехали, — уклончиво ответил Костя, — а в Москве у меня никого. И ничего. Даже жилплощади.
— Где же вы живете?
— Снимаю квартиру в Сокольниках.
Варя удивилась:
— У вас столько друзей, и они не могут достать вам комнату в центре?
У нее возникла мысль устроить его к Софье Александровне, жиличка скоро уезжает. Конечно, не переговорив с Софьей Александровной, ничего Косте обещать не следует, но желание посчитаться с его неблагодарными друзьями пересилило.
— Ничего твердого я не обещаю. Но спрошу у одной женщины в нашем доме. У нее свободная комната, может быть, она вам сдаст.
Он снова покосился недоверчиво.
Но нет, эта девочка говорит серьезно.
— Это было бы прекрасно, — сказал Костя, — это было бы просто великолепно. У этой женщины есть телефон?
— Я должна сначала сама с ней переговорить.
Он рассмеялся.
— Вы меня не поняли, я не собираюсь ей звонить. Телефон мне нужен по моей работе.
— Есть телефон.
Зря сказала о комнате. Может быть, ничего не выйдет.
— Как же вы из рыбака превратились в электроспециалиста?
— Рыбак… Жил на море, вот и рыбак.
— Я никогда не была на море, — сказала Варя.
Он удивился:
— Ни разу не видели моря?
— Только в кино.
Теперь он смотрел на нее в упор.
— А хочется?
— Еще бы!
Музыка смолкла. Все вернулись к столу.
Костя откинулся на спинку стула, поднял рюмку.
— Предлагаю выпить за наших новых знакомых: Варю, и Зою.
— Ура! — крикнул Воля-маленький насмешливо.
Тосты действительно как-то не подходили ни к этой компании, ни ко времени, уже выпили и закусили, на столе царил беспорядок, подходили какие-то люди, присаживались, разговаривали.
Возле Кости вырос молодой человек в очках, с лицом профессора. Сжимая в кулаке купюру, по цвету Варя увидела, что это десятка, он спросил:
— Чет, нечет?
— Не играю, — ответил Костя.
Потом передумал.
— Подожди!… Варя, загадайте любое желание про себя. Загадали?
— Загадала, — сказала Варя, ничего не загадав.
— Теперь скажите: чет или нечет?
— Чет.
— Чет? — переспросил молодой человек.
— Чет, — подтвердил Костя.
Молодой человек положил десятку на стол. Что они на ней с Костей увидели? Костя ухмыльнулся, забрал десятку и сказал Варе:
— Я выиграл деньги, а вы желание. Что задумали?
Она сказала первое, пришедшее на ум:
— Возьмут ли меня на работу.
— Этого вы могли не загадывать, и так бы взяли.
Он был разочарован.
— Что это за игра? — спросила Варя.
Костя разгладил десятку, показал номер купюры: 341672.
— Тут шесть цифр, вы загадали четные: четыре, шесть, два, итого двенадцать. А ему остались нечетные: три, один, семь, итого одиннадцать. У вас больше, вы выиграли, десятка ваша. Будь у него больше, мы бы ему выложили десятку, поняли?
Варя рассмеялась.
— Не высшая математика.
— Тем хорошо: разжал кулак, сразу видишь — выиграл или проиграл, — сказал он по-детски радостно.
— И как называется эта сложная игра?
— Железка. Не «мен де фер», а просто «железка».
— Железка «по-савойски», — сказала Варя.
Костя рассмеялся.
— Слышите? Слышишь, Лева! Железка «по-савойски».
— Вы имели в виду «Савой» или Савойю? — Ика улыбкой давал понять, что никто, кроме них, не понимает разницы между рестораном «Савой» и Савойей, а уж Костя и подавно.
— Я имела в виду ресторан «Савой», — раздраженно ответила Варя, недовольная тем, что Ика подсмеивается над Костей.
— Ну, конечно, ресторан «Савой», — подхватил Костя.
Он был сообразителен, уловил разницу, хотя, что такое Савойя, понятия не имел. Сидел он, чуть отвалясь от стола, держал руку на спинке Вариного стула, но не прикасался к Варе.
Завоевывает ее примитивными средствами, дерзок, настойчив, но умеет держать себя в руках, Варя понимала все его ходы. Но ей не хотелось его обижать, в конце концов, она, как и другие, блаженствует здесь за его счет. И он чем-то нравился ей, не только широкий, но и добрый, искренний.
Снова заиграла музыка, все пошли танцевать, и опять Костя задержал Варю.
— Вы действительно никогда не были на море?
— Я вам уже сказала, — нет.
Глядя ей прямо в глаза, он медленно проговорил:
— Поездом до Севастополя, автобусом по южному берегу до Ялты. Едем завтра, пока у нас есть деньги, — он кивнул на сумочку, — поезд уходит днем, возьми самое необходимое, купальники, сарафан, впрочем, все это можно купить там.
Варя изумленно смотрела на него. Как он смел ей предложить такое?! Неужели она дала повод? Чем?
— У вас очереднойотпуск не с кем провести? — спросила она, вложив в эти слова все презрение и всю иронию, на которые была способна.
Он гордо вскинул голову и четко произнес:
— У меня не бывает очередногоотпуска, я сам себе назначаю отпуск, я ни от кого не завишу.
Теперь она поняла, что привлекло ее в этом человеке: он независим и предлагает ей разделить с ним его независимость. Понимала, к чему обяжет ее согласие. Но этогоона не страшилась, это должно рано или поздно произойти. Страшило другое. Он игрок, выиграл деньги, теперь хочет прокутить их со свеженькойдевочкой.
Давая понять, что предлагает ей не только эту поездку, он добавил:
— Остальное купим, когда вернемся.
Варя молчала, думала, потом сказала:
— Как я могу с вами ехать, я вас совсем не знаю.
— Вот и узнаешь.
— А почему вы мне говорите «ты», мы с вами, кажется, не пили на брудершафт.
Он потянулся к бутылке.
— Можем выпить.
Она отстранила его руку и, понимая банальность своих слов, но не находя других, спросила:
— За кого вы меня принимаете?
— Я тебя принимаю за то, что ты есть. Ты прелестная, чистая девочка, — сказал он искренне и положил на ее руку свою.
Варя не отняла руки. Он не пожимал ее ладонь, не перебирал пальцы, как это делали робкие мальчики, он просто и мягко положил свою руку на ее руку, и ей было хорошо. И она видела, что и ему хорошо так, просто держать свою руку на ее руке.
Он спокойно и снисходительно смотрел на шумный зал, независимый, могущественный человек, с деньгами, рядом с девушкой, единственной, кому он здесь доверяет, единственной, кого здесь признает. Хотя и нет на свете героев, но этот не будет стоять по стойке «смирно» и есть глазами начальство, не потащит под конвоем свой чемодан по перрону…
Не глядя на Варю, он вдруг задумчиво сказал:
— Может быть, рядом с тобой и я стану человеком.
И нахмурился. Отвернулся.
— Хорошо, — сказала Варя, — я поеду.
