138. Через год после смерти императора Э`нъю…
Через год после смерти императора Энъю кончился траур. Начиная с царствующего государя до последнего из слуг покойного монарха каждый, расставаясь с темными одеждами, невольно вспоминал о таком же событии в былые времена, когда поэт сказал:
Все люди опять
Надели цветные наряды,
Как в прежние дни,
Но что ж рукава не просохнут
Замшелой рясы моей?
Однажды, когда лил сильный дождь, к затворенным наглухо покоям, где находилась госпожа Тодза`мми, явился какой-то маленький слуга, похожий на миномуси — «червячка в соломенном плаще». Он принес письмо официального вида, скатанное в трубку и привязанное к большой ветке белого дуба. Можно подумать, документ из храма…
— Вот, пожалуйста, примите! — крикнул он.
— От кого письмо? — спросила служанка из глубины дома. — Сегодня и завтра у моей госпожи Дни удаления от скверны. Видишь, ситоми опущены…
Служанка осторожно приподняла одну из створок решетчатой рамы ситоми и, взяв это послание, подала его своей госпоже.
Но Тодзамми сказала:
— Не взгляну на него сегодня, — и воткнула письмо в решетку ситоми.
На другое утро Тодзамми совершила омовение рук и спросила свою служанку:
— Где же счет за поминальную службу, присланный вчера из храма?
Преклонив колена, она почтительно приняла письмо. «Что за странность!» — подумала Тодзамми, раскручивая плотный лист бумаги орехового цвета. На ней, вместо храмовой расписки, угловатым почерком, каким пишут бонзы, было начертано стихотворение:
Здесь еще мы храним
Строгий траур в память его,
Но в столице — увы!
Рукав цвета зимнего дуба
Уж блещет новой листвой.
«До чего неприятно и нелепо! — возмутилась Тодзамми. — Кто мог сочинить и послать мне такие стихи? Уж не епископ ли Нива`дзи? Нет, разумеется, не он. Так кто же автор? Наверно, То-дайнагон! Он ведь был правителем службы двора покойного императора».
Тодзамми не терпелось скорее показать письмо императору с императрицей. Но что делать! Ей было строжайшим образом предписано уединение, и она не смела его нарушить.
На следующий день Тодзамми первым делом сочинила «ответную песню» и послала ее То-дайнагону, а он, в свою очередь, немедленно откликнулся стихами.
Взяв оба присланные ей письма, Тодзамми поспешила во дворец к императрице и рассказала обо всем. В покоях как раз присутствовал император.
Государыня взглянула на загадочное письмо так, словно видит его в первый раз.
— Нет, это не рука То-дайнагона. Наверно, написал какой-нибудь монах. А может быть, это проделка черта из старых легенд, — молвила она нарочито серьезным тоном.
— Так кто же тогда? Кто из светских модников или высшего духовенства? Тот или, возможно, этот? — терялась в догадках не на шутку смущенная Тодзамми.
— А я где-то видел здесь похожую бумагу, — улыбаясь, сказал император. Он вынул листок цветной бумаги и показал госпоже Тодзамми.
— Ах, какая жестокая насмешка! Расскажите мне все. Ох, у меня голова раскалывается от боли… Ну скорее же, я хочу знать, — приступила с расспросами Тодзамми, не помня себя от досады.
Высочайшие супруги смеялись от души. Наконец юный император не выдержал и признался своей молочной матери госпоже Тодзамми:
— Чертенок, что принес тебе письмо, на самом деле кухонная девочка. Все это, я думаю, штуки Кохёэ, она подстроила…
Тут императрица тоже разразилась смехом. Тодзамми схватила ее за рукав и стала дергать и трясти.
Ловко же вы меня провели! А я-то в невинности души омыла руки, на колени падала… — сквозь смех негодовала госпожа Тодзамми. На лице у нее было написано выражение уязвленной гордости. В эту минуту она была очень мила.
На дворцовой кухне стоял громкий хохот.
Тодзамми возвратилась в свои покои, вызвала кухонную девочку и указала на нее служанке.
— Да, сдается мне, это она и есть, — решила служанка.
— Кто дал тебе письмо? А ну, говори! — стала спрашивать Тодзамми, но девочка, не ответив ни слова, захихикала с глупым видом и бросилась бежать.
То-дайнагон немало смеялся, услышав об этой истории.
