Но, прежде чем зомби выполнили их приказ, мимо Свирепого Серба в дот проследовало около роты эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова», которой до недавнего времени были усилены боевые порядки зомби-воинов и власовцев. Они занимали оборону на восточных подступах к «Шарнхорсту» и почти целиком располагались в полевых бетонных дотах, сооруженных под валунами, а посему способных выдержать любой бомбовоартиллерийских налет.

— Это ж как понимать?! — спросил он эсэсовского унтер-офицера, под командованием которого отходило отделение, вооруженное фауст-патронами и бронебойными ружьями. — Вы что, вообще оставляете позиции?

— Теперь наши позиции будут на левом берегу Одера, — по-мальчишески улыбнулся эсэсовец, радуясь тому, что не придется и дальше сдерживать натиск русско-польской армады под стенами «Регенвурмлагеря». — Получен приказ. Отсюда уводят всю нашу дивизию.

— Не сменив вас никакими иными частями?! — побледнело лицо Овербека.

— Какими именно? — вмешался в этот разговор подоспевший оберштурмбанфюрер Майнц, рядом с которым, с рацией на спине, топал рослый, хотя и болезненно истощенный радист.

— Любыми. Хотя бы власовцами или бригадами зомби-ремонтников. Нам нужны штыки, любые... штыки. И потом, я не желаю терять здесь цвет своего зомби-воинства.

— Цвет вашего зомби-воинства? — саркастически осклабился Майнц. — Мне-то казалось, что речь идет о самом настоящем пушечном мясе. Причем без какой-либо иносказательности.

— Неужели не понятно, оберштурмбанфюрер, что над созданием зомби-воинов трудятся целые научные институты и лаборатории? Теперь мы должны увидеть их бою. Каждый бой с участием зомби-воинов — это своего рода эксперимент. Вот почему один мой «нелюдь» для командования вермахта дороже отборной роты СС.

Лицо подполковника СС Майнца стало настолько суровым и даже презрительно злым, что Овербек понял: его спасает только разница в чине.

— И все же, не будет никакой замены, господин штандартенфюрер. Скорее всего, вам тоже прикажут оставить это пристанище сатанистов, — повел Майнц подбородком в сторону мощной бетонной надстройки дота.

— Но к тому времени мы уже будем полностью окружены.

Оберштурмбанфюрер снисходительно взглянул на опального экс-коменданта и губы его передернула паутинка саркастической ухмылки. Овербек знал, что в свое время Курт Майнц и сам мечтал стать комендантом «СС-Франконии». Этот рослый, мощного телосложения офицер с бронзовым лицом рыбака, был достаточно волевым и решительным, чтобы превратиться в настоящего подземного диктатора «Регенвурмлагеря».

Зная, что Овербек тяготится своим пребыванием в подземелье, он несколько раз делился и с ним, и с Фризским Чудовищем, а в последнее время и со Штубером, прожектами по поводу дальнейшего развития «СС-Франконии», с которыми в свое время намеревался, но, увы, так и не решился, обратиться к фюреру

Овербек понимал, что время Майнца прошло, в рейхсканцелярии теперь не до фантазий несостоявшегося коменданта, тем не менее все еще поражался его планам превратить «СС-Франконию» в настоящую столицу подземной империи, с тем, чтобы со временем перевоплотить эту империю в центр новой цивилизации — с единым этносом, единой идеологией и единым вождем.

— Мы и так уже фактически окружены: час назад на нашем направлении русские вышли к Одеру Только что наш радист принял сообщение об этом из штаба группы армий «Висла», командование которой фюрер поручил Гиммлеру.

Подполковник войск СС мужественно проследил за тем, как осколки упавшего неподалеку снаряда легли у скального подножия дота. Мысленно попытался определить траекторию полета еще одного послания русских артиллеристов, откуда-то издалека, лениво, но основательно пристреливавшихся по позициям гарнизона «СС-Франконии», и только потом продолжил: — Да, на правом берегу Одера еще идут бои, еще существуют очаги сопротивления подразделений СС, но души всех обороняющихся уже на том берегу, на «последнем рубеже «Восточного вала», как недавно назвал его доктор Геббельс.

— Значит, нас оставляют здесь одних?! — гневно блеснул кровянистыми белками глаз Овербек.

— Наполеон всегда считал, что командовать арьергардом должны самые достойные и мужественные.

— Именно так мы всё и восприняли! — буквально прорычал Овербек. — Однако возникает вопрос: если никто всерьез отстаивать «Регенвурмлагерь» не намерен, тогда какого дьявола нас все еще держат здесь?!

— Я уже известил вас, что позиции оставил по приказу командования, — вскинул подбородок Курт Майнц. — Что же касается зомби, то судьба этих недочеловеков меня не интересует.

— Но-но, подполковник! Здесь, на позициях, они — солдаты, как и все мы, — остудил его Свирепый Серб, который до сих пор старался не вмешиваться в беседу Овербека с подполковником СС. — И замечу, что это мои солдаты. Кстати, отходить к реке вам наверняка будет велено с боями. И когда такой приказ последует, вам придется отходить, а то и прорываться с боями, вместе с батальоном зомби.

— Никаких боев. Нас отводят прямо сейчас.

Фляга с коньяком застыла в нескольких миллиметрах от губ Свирепого Серба.

— Так вы что, совсем уходите, за Одер?

— Как оказалось, настоящий «Восточный вал» создается там, на левом берегу Одера, а не в этих болотах и подземельях.

— Но пока что вас всего лишь уводят с поля боя, разве не так? — несмело предположил штандартенфюрер, окончательно удивив этим Курта.

Он снисходительно, насколько позволяла разница в чине, окинул экс-коменданта взглядом и покачал головой.

— Единственное, чем могу утешить вас, господин Овербек, так это уверенностью, что остатки вашего воинства отводить тоже станут подземельями, в том числе и под Одером, — молвил подполковник войск СС, уже стоя в проеме бронированной двери «Шарнхорста». — Если только «ванюши» и «пшеки» наголову не истерзают ваших хваленых зомби-воинов во время ближайшей же атаки.

— Ну, эту атаку мы еще отобьем, — проворчал Свирепый Серб.

— ...И видит Бог, — не обращал на него внимания Майнц, — что если бы командование гарнизоном лагеря поручили мне, «Регенвурмлагерь» сражался бы даже после падения Берлина. — Он выдержал насмешливый взгляд Овербека и подтвердил: — Да-да, можете в этом не сомневаться. Даже после объявления капитуляции. Потому что только при моем комендантстве «Регенвурмла-герь» стал бы соответствовать своему первичному назначению — быть подземным оплотом рейха.

— Павшего... рейха, — напомнил ему штандартенфюрер.

— Скореє, бессмертного в своей идее, — напыщенно уточнил Майнц.

— Именно этого в ставке фюрера больше всего опасались, -проворчал экс-комендант.

— Моей стойкости?

— Ваших диктаторских замашек, Майнц, если только это вас не оскорбит.

— Не оскорбит, — извиняюще улыбнулся оберштурмбанфюрер. — Ни для кого не секрет, что я сторонник жесткой дисциплины и решительных действий.

Знал о нем Овербек не так уж и много. В сорок первом Майнц был ранен под Москвой, затем командовал зондеркомандой в Белоруссии и, наконец, последним местом службы его была какая-то крепость на севере Франции, в подземельях которой располагался арсенал, а в стенах — саперная школа. Но именно там он вступил в конфликт со штабистами Верховного командования германскими войсками во Франции. После того, как один из его унтер-офицеров, известный дебошир, был ранен ножом в таверне ближайшего поселка, комендант крепости Майнц приказал прямо у стен крепости повесить десятерых заложников, не согласовав условия этой расправы ни с кем из высшего командования, не говоря уже об СД или гестапо.

Но, очевидно, Майнц забыл, что Франция — не Белоруссия, да и времена изменились. Фотографии повешенных каким-то образом оказались в зарубежной прессе и в листовках французского Сопротивления. Нашлись свидетели, которые доказали, что зачинщиком драки оказался сам унтер-офицер. Скандал докатился до кабинета командующего войсками во Франции генерал-полковника Штюльпнагеля, который давно был известен как эсэсоненавистник, что и было вскоре подтверждено его участием в заговоре против фюрера и приказом об аресте парижских гестаповцев, в том числе и генерала от СС, начальника службы безопасности во Франции группенфюрера Оберга.

Впрочем, все эти события происходили уже после того, как стараниями того же Оберга оберштурмбанфюрер Майнц был вырван из рук подчиненных Штюльпнагеля, накануне арестовавших его прямо в госпитале, и надежно пристроен в подземелье «Регенвурмлагеря».

— Дело не в ставке фюрера, — решительно повел задернутым в перчаточную кожу указательным пальцем оберштурмбанфюрер. — А в том, что здесь, за моей спиной, развернулась настоящая баталия за чины и должности.

— Никакой баталии за вашей спиной не разворачивалось, Майнц. Скажу вам больше: лично мне хотелось, чтобы во главе «Регенвурмлагеря» стали именно вы, поскольку судьба его мне тоже не безразлична.

— Вот только к вашему мнению, штандартенфюрер, в то время в Берлине уже никто не прислушивался. Сейчас мы оба можем спокойно признать этот факт.

— А какой смысл отрицать? Так все и было.

— Тогда в чем дело?

— Слишком уж буйными были ваши прожекты, дорогой Майнц. И в рядах командования Сухопутными силами, и в штабе Верховного главнокомандования Вооруженными силами отыскивались люди, которых это смущало. Тем более, что они были в курсе событий, развивавшихся в те времена, когда вы были комендантом крепости во Франции.

— Если бы вы сослались на штаб войск СС, возможно, я бы призадумался, — счел Майнц, что французские события вообще не достойны того, чтобы сейчас о них упоминали. — В конце концов, это ведь лагерь войск СС, а не вермахта, не зря же его называют «СС-Франконией».

Штандартенфюрер удивленно уставился на Майнца, а затем буквально вырвал из руки Свирепого Серба недонесенную им до рта баклажку. Обнаружив, что два последних глотка оказались остатками благоденствия серба, Овербек осуждающе взглянул на него и отшвырнул посудину на заснеженный бетонный парапет, как бы отгораживавший подступы к доту от остальной территории.

— Но так его называют только в штабе Гиммлера, — заметил он, — а не в тех штабах, на которые я сослался. В том-то и дело, что и в командовании Сухопутными силами и в Верховном главнокомандовании вооруженными силами находились влиятельные люди, которым очень не хотелось, чтобы «Регенвурмлагерь» ускользал из их рук и становился вотчиной только войск СС. Причем это те же люди, которые в свое время решительно выступали протии создания «Страны СС-Франкония» там, на поверхности.

Мимо них прошла пара связистов с телефонными катушками. Это были эсэсманны из подразделения Майнца. Овербек и Свирепый Серб провели их грустными взглядами. Любому офицеру было понятно: если телефонисты «смотали» свои катушки, значит, подразделение действительно уходит навсегда.

Прикрывали отход связистов двое автоматчиков, которые, заметив своего командира в капонире дота, залегли за бетонный парапет, считая невозможным для себя скрыться в спасительном чреве «Шарнхорста» раньше него.

— И не забывайте, — продолжил свою мысль штандартенфюрер, — что в то время в генеральских кругах Берлина уже во всю готовились к операции «Валькирия», направленной в том числе и против войск СС. Тем более что логово заговорщиков находилось в штабе армии резерва сухопутных сил, где к организации СС всегда относились более чем прохладно.

Майнц ошалело как-то посмотрел сначала на него, затем на Свирепого Серба и решительно покачал головой.

— Нет-нет, господа! Такого объяснения я не приемлю. Просто к тому времени я оставался единственным, кто познал истинную цену этому детищу германских инженеров, кто сумел подняться над расчетами наших бездарных военных стратегов. И вы, штандартенфюрер, прекрасно знаете об этом: независимо от того, согласны ли признать данный факт вслух или же предпочтете отмолчаться.

— Предпочту отмолчаться, с вашего позволения, — не стал терзать себя сомнениями экс-комендант «СС-Франконии».

— Вот и благодарите Берлин и Создателя, что я так и не стал во главе «Регенвурмлагеря», — процедил Майнц.