Стоя между Скорцени и лжефюрером, фон Риттер медленно — как на изношенных шарнирах — вращал шлемоподобной головой, переводя, таким образом, взгляд то на одного, то на другого. Он уже ни черта не понимал. Он привык к четким и ясным приказам и требовал, чтобы с ним тоже общались только на языке ясных, понятных приказов.

Однако лжефюреру было не до него. Пещера, в которой они оказались, архитектоникой своей напоминала величественный подземный храм первохристиан. Несформировавшаяся вульгарная псевдоготика его сводов и так и не пробитых до света божьего окон-бойниц, неподражаемо дополнялась подвесками разноцветных сталактитов. Освещенные двумя скрытыми за колоннами прожекторами, они и сами превратились в огромные светильники, органный, музицирующий замогильной тишиной свет которых мерцал между сводами и едва расчищенным полом подобно тому, как между поднебесьем и земным Зазеркальем, музицирует северное сияние.

— Здесь и должен восстать тот самый, величественный храм «СС-Франконии», — взорвался гортанным рыком Скорцеии, совершенно упустив из вида, что в присутствии фюрера и генерала СС, ему, оберштурмбанфюреру, пристало бы скромно молчать. — Именно здесь, в этом богом созданном храме, мы сотворим подземный Нотр Дам де «СС-Франкония», который будет потрясать наших потомков и через тысячу лет.

— Но только что речь шла о том, что ситуация на фронтах настолько сложна... — не удержался фон Риттер. Он привык к ясности.

Если только что было сказано; что все строительные работы, кроме сугубо оборонных, в «Регенвурмлагере» следует прекратить ввиду полной бесперспективности, размышлял он, то так оно и было сказано! Тогда к чему вести речь о храме? В конце концов, он, барон фон Риттер, всегда считался специалистом по оборонительным укрепрайонам, а не «храмовником»! Ибо такова воля Германии.

— Да к черту ситуацию на фронтах, барон! Все еще может измениться. Причем в течение одного дня. Поскольку высшим посвященным хватит и этого дня, чтобы весь мир содрогнулся перед мощью секретного оружия рейха, дьявол меня расстреляй. Но сейчас не об этом. Только что фюрер лично произнес эти слова: «Нотр Дам де «СС-Франкония», — прорычал первый диверсант рейха, хотя лжефюрер даже рта не открыл. — А значит, собор должен возникнуть. Причем возникнуть именно здесь.

Впрочем, комендант воспринял это обстоятельство спокойно. Если фюрер и не произнес их сейчас, то произнес раньше. Или же хотел произнести. По крайней мере Скорцени хотелось, чтобы произнесены были именно эти слова, которые Гитлер сомнению так и не подверг..

— А если фюрер произнес их, — продолжил тем временем Скорцени, — то звучат они как высшее благословение. Вы поняли меня, барон? Здесь должен находиться храм верховного жреца «СС-Франконии».

— Храм. «СС-Франконии», — то ли переспросил, то ли просто повторил фон Риттер, покорно и покаянно склоняя свою шлемоподобную голову.

Пещера и в самом деле представала перед ними прекраснейшим из творений природы, какие только можно было себе представить. И если всерьез вести речь о храме, то можно считать, что основную часть его Господь уже сотворил.

В свое время фон Риттеру не раз приходилось читать о катакомбных храмах первохристиан. Так вот, этот пещерный храм наверняка будет признан величественнейшим из них.

— И если вместо ликов святых ваши скульпторы сотворят в его иконостасе лики вождей рейха, — все еще не унимался Скорцени, — Господь простит вам этот грех еще раньше, чем простит его наш фюрер.

— Значительно раньше, — некстати подтвердил Лжегитлер, поддавшись магнетизму речи Скорцени.

— А главное, позаботьтесь о лике верховного жреца этого храма.

При этих словах фон Риттер поднял голову и уставился на исполосованную шрамами щеку Скорцени. И, словно бы сам Господь, направляя его взор, прошептал: «Это он и есть — лик, достойный лика верховного жреца и храма и всего «Регенвурмлагеря»!

— Непременно, господин оберштурмбанфюрер.

— И «Распятие», барон фон Риттер, «Распятие»!

— Простите? — поморщился комендант, увлекшись осмотром прямо над фюрером нависавшей сталактитовой люстры.

— Здесь обязательно должно появиться огромное, потрясающее воображение «Распятие»!

— Христа? — непроизвольно вырвалось у фон Риттера.

— Я понимаю, что вам бы захотелось увидеть здесь «распятие Скорцени». Причем не в каком-то там каменном воплощении, а в живую. Но, дьявол меня расстреляй!.. Потерпите! — Фон Риттер удивленно взглянул на своего адъютанта, но тот лишь непонимающе пожал плечами.

— Странно, что вы заговорили об этом, господин Скорцени, — не стал объяснять своей оплошности фон Риттер. - И что заговорили именно вы.

— Поскольку мой лик в терновом венке вас вполне устраивает.

— У вас вполне достойный лик для того, чтобы воплощать в его чертах лик верховного жреца храма, — вспомнил фон Риттер, что он все же старше, значительно старше оберштурмбанфюрера Скорцени по чину — И вряд ли найдется мастер резца или церковник, который бы со мной не согласился. Но все же странно было услышать это предложение именно сейчас.

— Что... в этом странного? - — поиграл желваками обер-диверсант.

— Вот именно... — поддержал его лжефюрер.

— Дело в том, что совсем недавно нам доставили прекрасного украинского мастера, специализирующегося по «распятиям», — сипло пробасил фон Риттер, поражаясь той власти, которую Скорцени обретает теперь уже даже над фюрером. — Правда, он больше мастер по дереву, а не по камню. Тем не менее к работе он уже приступил.

— Мастера по «распятиям», говорите? — хищновато улыбнулся Скорцени.

— Великого, потомственного мастера, который уже оставил после себя «распятия» где-то над Днестром. Во всяком случае, именно так его мне представили.

Скорцени покачался на носках сапог, хищновато ухмыльнулся и, склонившись над приземистым фон Риттером, внушающе произнес:

— Можете в этом не сомневаться, бригаденфюрер, — великого. Мало того, я продам вам одну вещую тайну: из далекой украинской Подолии штурмбанфюрер фон Штубер доставил его в «СС-Франконию» по моему личному распоряжению. И фамилия этого мастера — Гордаш. Орест Гордаш. Он же — Отшельник.

— Верно, это мастер Гордаш, которого мы зовем «Отшельником». — Обескураженно признал комендант. — Значит, это вы позаботились, Скорцени? Об этом — тоже вы? Виноват. Я должен был бы догадаться об истоках этого «явления мастера народу», — слегка смутился комендант. — Просто обязан был догадаться.

— Надеюсь, вы позаботились о том, чтобы мастера обеспечили всем необходимым?

— Он уже даже приступил к работе. Одним из созданных распятий мы с вами можем теперь полюбоваться.

— Вскоре сюда доставят еще одного такого же мастера. Их станут свозить сюда со всей Европы, — вошел в свой непостижимый раж «первый диверсант рейха». — Высокое собрание лучших мастеров «распятий» Европы — вот во что превратится «Регенвурмлагерь», который пока что многими воспринимается лишь как некая сеть бомбоубежищ.

«...И тогда «распятых Иисусов», — мысленно подхватил его мысль фон Риттер, — с исполосованными, терново «венчанными» ликами Скорцени в подземных залах и храмах «СС-Франконии» станет столько же, сколько идолов на острове Пасхи».

— Тем более что распинать нам есть кого, — мрачновато процедил лжефюрер Зомбарт уже тогда, когда казалось, что дождаться от него хоть какого-то завершения этого разговора не удастся. — За неимением великих праведников придется возводить на вашу подземную Голгофу великих грешников. Как и положено, делать это в настоящем, библейском аду.