Глава 2
Из воспоминаний Н. М. Трущева:
« …летом 1947 года я оказался в столице, где мне повезло угодить в самое пекло развернувших на кремлевских верхах баталий.
Зачинателем перетряски в силовых структурах был, как сам понимаешь, Петробыч. О причинах гадать не буду, могу сослаться на мнение более опытных и высокопоставленных товарищей, с которыми мне довелось коротать тюремный срок. Они утверждали, что в этом решении сошлись как бы две волны, две интриги – с одной стороны, желание Хозяина ограничить власть Лаврентия в такой болезненной области как руководство органами НКВД–МГБ; с другой – ясно читавшееся назойливое стремление Лаврентия не только расширить круг своих полномочий, но и сменить акценты – то есть избавиться от прилипшей к нему за эти годы репутации главного «репрессионера» страны.
По этой причине, как только представилась возможность, Берия с головой ушел в создание атомной бомбы. Конечно, он никак не желал терять контроль над карательными органами, однако поставленный перед выбором справедливо рассудил, атомная энергия – это наиболее перспективное направление. Оно потребует организации новых отраслей промышленности, что, в конечном счете, поможет ему решить вопрос о власти в стране. К тому же куратором карательных органов был утвержден его лучший друг Маленков, да и самого Лаврентия Петробыч не решился отстранять от кое–каких секретных операций. При таком раскладе ядерная бомба была для Берии не только отличной возможностью сохранить место под солнцем, но и, возможно, шагнуть дальше, к самой сердцевине власти.
Прими во внимание, дружище, у Берии еще с войны были испорчены отношения с армейской верхушкой. Это была могучая сила, с которой должен был считаться даже Хозяин, особенно если принять во внимание неуклонное нагнетание мировой напряженности, чреватое новой войной. (Отсюда и некоторая, несвойственная вождю недосказанность в отношении Жукова и окружавших его генералов). Противовесом этой ударной силе могли стать только сплоченные ряды научной, научно–технической и производственной интеллигенции, работающие на армию. Имея за спиной такую поддержку, Берия мог рассчитывать помириться с генералами. В этом случае путь к власти для него был бы открыт.
Если ты, соавтор, как мы обговорили в самом начале, пишешь мои мемуары, этих азов и придерживайся. Впрочем, такую трактовку может подтвердить дальнейший ход событий –отстранение Лаврентия от руководства МВД в связи с избранием его членом Политбюро (при сохранении под его началом некоторых важных разведывательных мероприятий – например по атомной бомбе) и назначение Петробычем своего любимчика и здоровяка Абакумова Виктора Семеновича на важнейший в те годы пост руководителя МГБ.
Роль Абакумова в этой истории была ясна с самого начала. Петробыч надеялся с его помощью не только создать надежный противовес набиравшему силу Лаврентию, но также, указав тому его место, вытеснить его из высшего руководства страны. «Вытеснить» в те годы имело вполне определенный политический смысл. Надеюсь, тебе понятно, какой – пришьют какой-нибудь оппортунистический загиб и к стенке.
Таков, соавтор, главные тезисы, которые необходимо донести до читателей. Имей в виду, к одной из разгадок я, глядя на прутья тюремной решетки, пришел самостоятельно, так что, описывая историческую обстановку тех лет, к месту и не к месту ссылайся на «бериевского прихвостня» Трущева. Но об этом мы поговорим после, когда речь пойдет о реорганизации и послевоенных методах работы МГБ».
« …Для Абакумова получить союзное министерство – это был не шаг, а рекордный прыжок в карьере.
Мировой политический рекорд!
Освоившись на новом месте, Абакумов в первую очередь занялся тем, что начал последовательно вытягивать из громадины МВД весомые в политической жизни страны ведомства – прежде всего, внутренние войска, милицию, пограничников и другие подразделения (к концу сорок девятого в составе МВД остались лагерные и строительные управления, пожарная охрана, конвойные войска, фельдъегерская связь). Понятно, это делалось не без ведома Петробыча, однако для сохранения баланса по его же предложению из ведения МГБ были изъяты внешняя политическая и военная разведки, для чего 30 мая 1947 г. был создан Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР. Руководить новой структурой было поручено Молотову, а его первым заместителем назначили моего прежнего начальника Федотова Петра Васильевича.
Для меня это было обнадеживающее известие.
Начальство осталось прежним, а это означало, что в споре с Серовым у меня появлялись настолько веские аргументы, что вряд ли Иван Александрович рискнет в дальнейшем посягать на мои полномочия, тем более указывать, как мне поступить в той или иной оперативной обстановке. Правда, в этой бочке радости оказалась подмешанной ложка дегтя – по личному распоряжению Сталина для пополнения свежих идей, которые потребовались с изменением внешне–политического положения СССР, ранее задействованного для помощи «близнецам» Меркулова вывели из состав руководящей спецгруппы, а его преемника, генерал–полковника Абакумова окончательно утвердили в ее составе. Его также допустили к некоторым другим подобным разработкам. Главная цель этих «спецгрупп» формулировалась следующим образом – «сорвать планы империалистов по разжиганию новой войны».
« …с Абакумовым мне довелось столкнуться в октябре сорок первого, а также в сорок втором, когда я отказался идти к нему в заместители. Как теперь этот взлетевший до небес генерал посмотрит на мою строптивость, ведь, не скрою, с успешным завершением этих операций я связывал свое карьерное будущее.
Неужели мне не удастся найти с ним общий язык? Ведь одно дело делаем, в одном танце кружимся.
Оптимизм внушали профессиональные способности Абакумова. В оперативной работе он мог дать сто очков вперед не только Серову, но и Канарису и его коллегам из СД и штаба ОКВ, не говоря о наших лубянских разработчиках, а там сидели такие волки, что любо–дорого. Составить Абакумову конкуренцию в этих вопросах мог разве что Меркулов, однако с окончанием войны Всеволод Николаевич внезапно сник, будто из него воздух выпустили. Или, как заметил в тюрьме один из моих проницательных коллег, – бывший министр МГБ загодя разглядел, чем грозят ему смертельные схватки в нашем гадюшнике, и постарался как можно скорее сменить профиль. *(сноска: Не помогло. 18.09.1953 года Меркулов был арестован, а спустя несколько месяцев по приговору суда расстрелян.)
К тому же я, глупый человек, ехал в Москву с непоколебимой уверенностью, что мне есть о чем рапортовать руководству – обе операции решительно продвигались вперед, чем вполне обеспечивалось расширенное видение проблемы похищения Гесса. Время подтвердило, что результаты, на которые меня нацеливало руководство и, в первую очередь приказ Петробыча в широком его понимании, очень скоро будут достигнуты».
« …гладко, дружище, бывает только на бумаге.
Подножка, которую на таком громадном расстоянии ухитрился поставить мне прожженный империалист и американский наймит Рейнхардт Гелен, едва не закончилась почти смертельным кульбитом, и, если бы не помощь и изобретательные мозги Петра Васильевича Федотова, я вряд ли приземлился живым и здоровым.
Это был гений разведки!
Ни больше, ни меньше.
Абакумов был спец, ничего не скажешь, но Федотов – гений! Он обладал способностью с ходу выдавать такие идеи, которые до сих пор считаются образцом понимания тонкостей нашей работы. Более того, в диапазон его возможностей входило редкий организационный дар доводить эти догадки до логического конца. У нас тогда таких мастеров было немного – Фитин, Судоплатов со своими помощниками, в первую очередь Эйтингоном. В ГРУ тоже сидели толковые ребята – тот же Овакимян и Василевский.
И многие другие…»
« …Но вернемся к выкрутасу, который поджидал меня в Москве. Неблаговидную роль в этой истории сыграл… кто бы ты думал?
Правильно, Рудольф Гесс. Сидя в наглухо задраенной камере, он и оттуда, даже не подозревая об этом, сумел натравить на меня Гелена».
« …примерно за пару месяцев до моего приезда в Москву на одном из отчетов руководителей спецслужб на Политбюро Сталин, говоря о постановке новых задач и необходимости новаторских подходов к их решению, даже не упомянул о Гессе. Этот нюанс был отмечен всеми задействованными в этой операции лицами. В нашем деле, соавтор, умолчания порой значат куда больше, чем прямые указания.
Полагаю, этот факт произвел на Абакумова такое впечатление, что, поразмыслив над перспективами, он счел необходимым принять более активное участие в руководстве делами, стоявшими на контроле Самого. В первую очередь это коснулось «близнецов». С этой целью Виктор Семенович вызвал меня к себе.
Я доложил об этом Федотову, и тот пожал плечами.
— Вызвал – ступай.
Затем снял очки, тщательно протер стеклышки и добавил.
— Потом сразу ко мне».
* * *
« … мы давно знали друг друга, поэтому Виктор Семенович со мной не церемонился. Беседу провел сжато и «омко». Для начала упрекнул, зачем я «сдрейфил» в сорок втором и отказался перейти к нему в особые отделы.
– …сейчас бы носил генеральские погоны и сидел у меня в заместителях. Ладно, это дело прошлое. На этот раз, Трущев, я лупить тебя не буду.
После короткой паузы, которую я с энтузиазмом поддержал, он не удержался от воспоминаний.
— Не забыл, как въехал тебе в ухо?
— Такое, Виктор Семенович, разве забудешь.
— И не надо, – намекнул Абакумов.
Он встал из-за стола прошелся по кабинету, в котором еще совсем недавно командовал Меркулов. Громадный, широкоплечий, в генеральской форме, которая была ему к лицу как никакому другому служаке в стране, разве что Рокоссовскому, он подошел к окну, промолвил как бы невзначай.
— Я ведь тогда ничего не знал о твоем подопечном Шееле, а ты смолчал. Вывод, дело для тебя важнее, чем личные амбиции. Сейчас на таких людей дефицит. Ты все в полковниках ходишь, а на такой задумке как «близнецы», давным–давно выдвинулся бы куда повыше. Впрочем, это лирика. Ты мне подробно расскажи, что у вас в Берлине творится. Чем занимается Закруткин? Я с ним встречался перед отъездом, парень хоть и хорохорится, но пока физически слабоват. Как поживает фрау Магди? Должен признаться, прелестная штучка. Настоящая баронесса. Напророчила мне славу и скорый конец. Смела, мать ее!.. Что Шеель? Готовится к переброске?.. Отчет письменно оформлять не будем. Для ясности хочу сообщить, что кураторы у твоих игр в Берлине те же. Так что, давай выкладывай, как на духу.
Ага, нашел дурака, тем более, если кураторы остались те же».
« …выслушал не перебивая. Когда я закончил, министр наложил резолюцию:
— Все, на что Серов наложил запрет, выбрось и забудь. Перестраховщик! Мелко плавает, к тому же не в ту сторону. Если действовать через его контрабандистов, есть немалый риск засветить Шееля. Кто-то же должен поддерживать с ними связь. Сам Серов, что ли? Или тебя пошлет? Для мелкой шушеры годится, а с Шеелем этот номер не пройдет. Твое мнение, как он?
— Перспективный товарищ. Правда, не без анархизма и буржуазных антимоний. Анархизма поднабрался у Закруткина. В деле профессионал, инициативный…
Я чуть не брякнул – Берия ему когда-то подсказал, что в нашем деле без инициативы нельзя…
Слава Богу, вовремя спохватился».
« …эти страницы я пишу, вырвавшись из тюрьмы, так что упоминание о Боге вполне уместно, однако повторяю – этим религиозным штучкам особенно не доверяй.
Не советую.
В Бога готов поверить. Повстречавшись с непонятным существом, которое кое-кто называл Люцифером, вынужденно готов, однако ко всякого рода религиозным выдумкам отношусь с недоверием.
Это я к тому, чтобы ты не брякнул невзначай, будто бы я «прозрел», обрел «истину», увидал «свет невечерний» и так далее. Сейчас таких прозревших хоть пруд пруди. Не вздумай равнять меня с ними.
Теперь к делу…»
« … – Проблему следует решать шире. Я познакомился с твоим отчетом. Полагаю, что гребешь в верном направлении. Штромбах – это перспективно.
— Так точно, товарищ министр.
— Интересная личность. Его, кажется, как раз Первый подцепил на крючок?
— Да, в июле сорок четвертого. Все началось со старого барона. Отца Шееля…
— Я в курсе. История историей, но давай о главном. Этот самый Штромбах недавно засветился в организации Гелена. Слыхал о таком?
— Так точно. Спелся с американцами и умчался за океан.
— Сподхватился!.. В июле 1946 года Гелен успел вернулся в Германию. Как Артист сумел пристроиться к нему, неизвестно. После войны мы потеряли Штромбаха из вида, но в его изворотливости можно не сомневаться. В настоящее время он занимается вербовкой проживающих в нашей зоне немцев работать на Гелена. Создает сеть информаторов, а то, может, и кого похуже. У нас на коллегии по линии военной контрразведки поставили вопрос – не пора ли напомнить этому абверовцу, кому он сливал информацию, а также продал существенную часть архива абвера? Считаешь, он и с Шеелем мог бы помочь?..
Я для страховки высказал сомнение.
— Неужели Артист не догадывается, какая служба завербовала его в сорок четвертом? А если догадывается, это же прямая засветка Второго.
Абакумов откровенно повеселел.
— В том-то и дело, что, судя по детальному анализу, проведенному моими ребятами – нет–нет, в дела «близнецов» их никто посвящать не собирается, – таким субчикам как Штромбах глубоко плевать, кому сливать информацию. Монету переводят – и ладно, все остальное его не волнует. Для него главное, чтобы все было шито–крыто, а подстраховаться Шеелем ему очень в цвет. Серов влез с предложением взять Штромбаха и хорошенько потрясти, чтоб знал, кто в доме хозяин. Я спросил – зачем? Чем тебя не устраивает существующий порядок вещей. Пусть и дальше формирует шпионскую сеть для Гелена. Когда потребуется, наши ребята поговорят с ним на «понял–понял» – и он тут же сдаст своих людишек. У нас будут подлинные списки верных людей и тех, кто не заслуживает доверия.
— Конечно, это перспективно, – согласился я. – Однако, что касается Шееля, у нас – у всех троих, – остаются сомнения. В этом вопросе мы придерживаемся единого мнения. Вывод – опасность провала хотя и ничтожна мала, но существует реально. Штромбаху нельзя доверять, за деньги он мать родную продаст. Не начнет ли он по примеру Ротте шантажировать нашего барона?
— Если напомнить ему о той части архива, которая оказалась у нас, как считаешь, Гелен погладит его по головке?
Я решил отбиваться до конца.
— Штромбах может и анонимку послать. Он с Ротте два сапога пара.
— О Ротте мы потом поговорим, а ты подумай, как заставить Артиста держать язык за зубами?
Я не удержался и переступил с ноги на ногу.
Абакумов предложил.
— Садись, что толку на месте топтаться. Надо, Трущев, так ударить по его психике, чтобы он даже помыслить о предательстве не мог. Это означает, что он должен быть абсолютно уверен, что ни донос, ни какая-нибудь иная расшифровка не будет иметь для Шееля никаких последствий, а ему в этом случае не миновать петли за военные преступления.
Он закурил, потом поинтересовался.
— Как тебе, Николай Михайлович, такое задание?
Не знаю почему, но я поверил Абакумову, что он сам дошел до той же мысли, которая не давала нам покоя, и которую ни в коем случае нельзя было докладывать Серову.
— Мы предварительно вентилировали этот вопрос…
— И что надумали?.. – Абакумов встал и пересел поближе. – Понимаешь, Николай Михайлович, если Гелен поможет Шеелю драпануть в Швейцарию, это снимет с Алексея последние подозрения. От «бывших дружков» не бегают. В этом случае вряд ли кто отважится беспокоить нашего миллионера беспочвенными домогательствами. Вспомни последнюю фразу Ориона: «Возможно, они предложат связаться с твоими бывшими дружками по ту сторону фронта». Такие империалисты как Шахт слова на ветер не бросают. Согласен?
Я кивнул.
— Поддержка Гелена только добавит Шеелю авторитета и, надеюсь, снимет всякие сомнения в его верности фатерлянду. Чем при таком раскладе может повредить Шеелю донос Штромбаха? В разведке есть такое правило – когда подозрений больше, чем достаточно или они повторяются чаще, чем того требует обстановка, подозрения скорее компрометируют доносчика, а не жертву. Нам известно, что у Гелена есть своя «крысиная тропа», правда, в обратную сторону, в Германию, но это не важно. К тому же жаль терять такую возможность зацепить шпионскую организацию Гелена по полной программе.
— Может, провести со Штромбахом тот же эксперимент, который «близнецы» поставили над Ротте?
— Не с Ротте, а с Майендорфом. Впрочем, с Ротте тоже подойдет Проработай эти варианты.
— А санкцию? – поинтересовался я.
— Получишь у члена Политбюро товарища Берии как главноответственного за разработку этих операций. Что касается Закруткина, пусть продолжает рыть туннель. Кстати, они – Шеель и Закруткин – больше не должны встречаться, тем более походить друг на друга. Партия настаивает на таком повороте событий. Иосиф Виссарионович лично настаивает. Все понял?
— Так точно.
Вот так указание?! А как же подстава Штромбаху, ведь каждому из «близнецов» придется сыграть роль другого. Выходит, пусть другие санкционируют этот оперативный ход?
Абакумов, глядя мне прямо в глаза, усмехнулся. Будто поинтересовался – сейчас побежишь докладывать Федотову или сразу на Новую площадь помчишься?
Он был умный человек, Виктор Семенович. До определенного момента я испытывал к нему такую редкую в наших кругах антимонию как сочувствие.
Трагическая, по большому счету, фигура. Красавец, умница, гулена, спортсмен (он получил звание мастера по самбо), любитель фокстрота, футбола и шашлыков (которые ему привозили из ресторана «Арагви»). О женщинах не говорю, хотя как раз эти слухи, особенно касавшиеся Лаврентия, крайне преувеличены. Петробыч, ожесточившись после самоубийства Аллилуевой, которое он в узком кругу иначе как предательством не называл, крайне отрицательно относился к таким похождениям. Вспомни, чем закончились происки Каплера в отношении его дочери Светланы. А уж воровать десятиклассниц все равно, что подписать себе смертный приговор, как это случилось с Дунаевским, чей сынок испытал гнев Сталина на себе». * (сноска: Вопреки слухам в изнасилованиях десятков или даже сотен женщин Берию в этих преступлениях на суде не обвиняли. В его деле имеется лишь одно такое заявление от особы, которая была долголетней его любовницей, родила ему дочь и жила на его счёт в квартире в центре Москвы. Заявление об изнасиловании она, видимо, подала лишь для того, чтобы избежать преследований после его ареста. Данное обвинение на процессе не фигурировало.
Казалось бы, вот где прокурору Р. Руденко разгуляться!.. Сотни женщин и десятиклассниц и никакой политики! А то приписали – «английский шпион»!..)
« …в конце Абакумов между делом сообщил.
— К твоему сведению, Серова отзывают в Москву. Кандидатуру на его место пока не подобрали, так что имей в виду…»
« …Вот новость так новость. За одно это спасибо Абакумову».
* * *
« …Берия не Берия, а Федотову я доложился сразу. Кто в здравом уме и твердой памяти посмел бы нарушить неписанный закон выживания на Лубянке !
Вот тут и повертись.
Такая ситуация кого хочешь заставит задуматься.
Какая, спросишь, ситуация?
Самая вредная, когда двум волкам позволили вцепиться в одну добычу. Здесь Петробыч, если придерживаться общепринятой точки зрения на противостояние Берии и Абакумова, на мой взгляд, дал маху. Сказались годы, послевоенная усталость, головокружение от успехов.
Междоусобица в силовых органах, начавшаяся после войны, не могла привести ни к чему хорошему. Безотносительно к личным пристрастиям и моральным нормам я хочу заострить твое внимание, соавтор, на расправе с Абакумовым, в которой непосредственное, если не главное, участие, принял Берия, а также с поспешной казнью самого Берии, последовавшей спустя два года после гибели его злейшего врага.
Что мы получили в итоге? Круглова, партработника во главе непревзойденных профессионалов? Серова, умевшего так лизнуть руководителю известное место, что того распирало от удовольствия, а ведь его Никита выдвинул на должность первого председателя КГБ.
Сравни, товарищ – первый чекист Дзержинский и первый кэгэбист Серов. Ощущаешь разницу? Это не только несравнимый интеллектуальный уровень, не только различное отношение к делу, но и пример для подчиненных.
А что значит пример руководителя? Это зарождение традиций, установление неформальных связей, без которых немыслима работа никакого учреждения, а также и прежде всего кадровая политика, являющаяся основой основ всякой продуктивной управленческой деятельности.
Отставим в сторону таких китов, как Берия, Абакумов, Меркулов. Бросим взгляд на исполнителей, которых загнали за решетку, например на Судоплатова, Серебрянского, Эйтигона, Маклярского. Федотова разжаловали и исключили из партии. Фитина уволили из органов госбезопасности «по неполному служебному соответствию» – без воинской пенсии, так как опальный генерал–лейтенант не имел соответствующей выслуги лет.
Результат – провал за провалом. Пеньковский, Гордиевский, особо Поляков, Резун, Голицын, Шеймов (простите, если кого забыл назвать)».
« … по крайней мере, на допросах Абакумов ни разу не упомянул обо мне. Он вообще никого паровозом за собой не потащил, а его били так, что ни приведи Господь. *(сноска: Из книги П. Судоплатова «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930—1950 годы. «…Он продолжал полностью отрицать предъявлявшиеся ему обвинения даже под пытками, «признания» от него так и не добились….он вел себя как настоящий мужчина с сильной волей… Ему пришлось вынести невероятные страдания (он просидел три месяца в холодильнике в кандалах), но он нашел в себе силы не покориться палачам. Он боролся за жизнь, категорически отрицая «заговор врачей». Благодаря его твердости и мужеству в марте и апреле 1953 года стало возможным быстро освободить всех арестованных, замешанных в так называемом заговоре, поскольку именно Абакумову вменялось в вину, что он был их руководителем».
Из постановления Президиума Верховного суда РФ от 17 декабря 1997 г.: «Абакумов… применял недопустимые и строжайше запрещенные методы следствия.
Абакумов и его подчиненные… создали так называемое Ленинградское дело. В 1950 году Абакумов расправился со 150 членами семей осужденных по «Ленинградскому делу», репрессировав их.
Абакумовым были сфальсифицированы уголовные дела в отношении бывшего наркома авиационной промышленности Шахурина, Главного Маршала авиации Новикова, вице–адмирала Гончарова, министра морского флота СССР Афанасьева, академика Юдина, большой группы генералов Советской Армии»).
В любом случае, не без помощи Виктора Семеновича маршрут Шеелей в Швейцарию и далее в Южную Америку прошел так, как планировалось».
« …Что касается Берии, тут вот какая история. Оказавшись за решеткой, мы с товарищами так и не смогли отыскать рациональное объяснений верхоглядству, которое такой расчетливый и дальновидный руководитель как Лаврентий допустил в отношении Хрущева.
Как он мог недооценить силу партаппарата? Как мог доверить его Никите?! Почему не разглядел, что после смерти Сталина Хрущев поведет себя совсем не так, как в те годы, когда отплясывал перед членами Политбюро «гопака».
Никита подловил человека в пенсне на самой примитивной страшилке – смотрите, придет Берия к власти, всем вам крышка! Политбюро и Совмин сразу лапки кверху.
Но это случилось позже, хотя фундамент такого развития событий был заложен как раз во время послевоенной реорганизации силовых структур.
* * *
« …Федотов долго протирал очки. Наконец высказался как всегда кратко и «омко».
— Предложение заманчивое. Только как быть с этим? – он протянул мне шифровки. – Только что получили из Берлина. Ночью доставили…
« …в ответ на предложение Артиста перебросить Второго, Генерал*(сноска: оперативный псевдоним Гелена.) потребовал привлечь его к оказанию финансовой помощи борцам за «демократию», противостоящим «агрессии Советов». Только в этом случае Артист имеет право помочь Второму».
Генрих»*
(сноска: оперативный псевдоним А. Закруткина)
« … при личной встрече с Радке Артист объяснил, что в Пуллахе ощущается острая нехватка средств. Финансовые трудности преследуют организацию Гелена с самого начала. По словам Артиста, американцы оплачивают исключительно заказанные ими материалы и средств на развитие почти не выделяют. Благотворительность составляет весомую долю бюджета организации. В случае отказа Генерал приказал Артисту прервать со Вторым всякие контакты».
Генрих
« …повторное напоминание Артиста успеха не имело. Генерал повторил свои прежние условия. Угроза возымела действие – Артист избегает Второго».
Ищем новые подходы к решению поставленной задачи».
Генрих
Я почувствовал холодок в ногах. Это был удар ниже пояса.
Федотов тоже помалкивал.
Наконец Петр Васильевич прокомментировал.
— Что касается объяснения Штромбаха, оно вполне приемлемо. На него можно сослаться при докладе руководству, однако оно не снимает вопрос – доверяют ли Шеелю в организации Гелена или нет? Ты как считаешь?
— У нас нет таких данных…
— Это детский лепет, Трущев. Да, положение критическое. Ты только не впадай панику… Я тут кое-что придумал… Абакумов знает об этих сообщениях?
— Кажется, нет… О Гелене он рассуждал так, будто тот у него в кармане, и задача состоит в том, чтобы правильно использовать его.
— Это верно… насчет Гелена. – Федотов на мгновение задумался, потом с какой-то потаенной пронзительностью произнес. – Значит, еще не дошло… Следовательно, у нас есть несколько часов, чтобы прояснить этот вопрос.
Далее он, заметно повеселев, подытожил.
— Мистика мистикой, а было бы не плохо… Где сейчас Шахт?
— В Дюссельдорфе, в тюрьме. По приговору суда по денацификации.
Вновь пауза, затем вопрос.
— Почему бы, Николай Михайлович, не известить Ориона о трудностях, с которыми сталкивается его подопечный в современной Германии? Кто бы это мог сделать? Второго посылать в Дюссельдорф нельзя. Ему могут не разрешить свидание, к тому же велик риск засветки перед оккупационными властями. Первого тем более – существует опасность, что Орион что-нибудь учует.
— А если адвокат?.. – предложил я, а сам прокручивал в голове сбивающую дыхание новость – шифрограммы принесли ночью… когда же он успел ознакомиться?.. он когда-нибудь отдыхает?..
Федотов ткнул меня указательным пальцем.
— Во–о. Адвокат – это то, что надо. Впрочем, подходами к адвокату я сам займусь… И прочим…
Вновь глубокая задумчивость, затем Петр Васильевич улыбнулся.
— И без всякой мистики. Насчет Серова ничего определенного сказать не могу, однако, как ни крути, Абакумов прав, мать его!.. Тому только бы прокукарекать, а как оно дальше сложится, его не интересует.
— Гитлерюгенды из вервольфов уже больше половины пути к Шпандау прорыли. Не пора ли их пора?
— Пусть ими англичане занимаются, а ты поработай над конкретикой использования Штромбаха. Идите, товарищ полковник.
— Так точно.
Уже у порога он остановил меня каким-то нелепым, неожиданным возгласом. Словно не сумел сдержать антимоний и против воли выявил нутро.
Я замер, повернулся к генерал–лейтенанту.
— Ты вот что, Николай Михайлович, за свои полковничьи погоны не больно переживай. Еще неизвестно, куда эти, с золотом и большими звездами, заведут меня…
Как в воду смотрел главный контрразведчик страны.
« … я вышел из кабинета начальника на негнущихся ногах.
Что ожидало меня в…»
* * *
Далее страница была оторвана. Как раз на самом интересном месте. Меня уже было трудно удивить – таких горбатых, как Трущев, никакая могила не исправит. Они даже с того света ухитряются вырывать из собственных воспоминаний самые захватывающие куски.
Я перелистал оставшиеся часть мемуаров. Ниже в папке лежали копии шифротелеграмм, в которых фиксировались этапы операции «Ответный ход», короткие весточки от Шеелей, долетавшие до Лубянки из Швейцарии, Испании, Португалии и наконец из Аргентины, а также черновик справки с конечными выводами, к которым пришла партийная комиссия, расследовавшая причины неудачи с похищением Гесса. Все материалы были подколоты скрепкой в одну подборку. Под верхним обрезом первого листа крупно выделялась надпись чернильной ручкой – «АНЕКДОТЫ».
Что это – название какой-то операции или шифрованное сообщение, которое следовало читать наоборот или, может, использовать перестановку букв?
Сказать трудно.
Кто их разберет, горбатых?
