Глава 17

– Кофе будешь?

Кассандра недоверчиво смотрит на меня своими неправдоподобно голубыми линзами. Но я не шучу. Дела становятся всё чудесатее и чудесатее. Без кофе тут не разобраться.

– Буду.

Кассандра садится на стул, наблюдает за тем, как я завариваю нам кофе. За стенкой слышны гневные тирады мамы Буэно. Темпераментная мадьярка проводит профилактическую беседу со своим ветреным красавчиком. Когда кофе готов, подаю чашку девочке-эльфу и задаю вопрос:

– Чем ты можешь доказать, что ты – Изабель Тотлебен?

Кассандра молча снимает кожаный браслет, выворачивает его наизнанку. На внутренней стороне браслета написано «Изабель».

– Теперь ты мне веришь, недоверчивый мсье Вадим? Это моё настоящее имя. Я – Изабель Тотлебен из Пирмазенса.

– И как мне теперь к тебе обращаться?

Девушка недовольно произносит:

– Я не хочу опять становиться Изабель.

– Значит, ты по-прежнему Кассандра? Ладно. А почему ты боишься отца?

Кукольное личико Кассандры перекашивает злоба. Она выпаливает:

– Не называй Маркуса моим отцом! Я его ненавижу!

– Почему?

– Ты не представляешь, что это за человек! Настоящий мерзавец!

– Почему ты сбежала из дома? Что он тебе сделал?

– Сколько себя помню, он издевался надо мной. Мучил, бил. За малейшую провинность запирал на всю ночь в холодном подвале. А я ведь была ребёнком! Как я боялась этого страшного тёмного подвала!

– А твоя мать? Почему она тебя не защитила?

– Мамочка умерла. Пожалуйста, не спрашивай о ней.

– О’кей. Если не хочешь, не говори.

На упрямую гримаску Кассандры я отвечаю успокаивающей улыбкой. Мол, если кто-то чего-то не хочет, то с этим ничего не поделаешь.

– Я была совсем одна. У меня даже брата-дурачка не было. Когда мне исполнилось тринадцать лет, эта свинья изнасиловала меня. Ты понимаешь, что это такое – изнасиловать собственную дочь?! Маркус – чудовище!

– И тогда ты сбежала от него.

Кассандра кивает:

– Да. При первой же возможности. Знаешь, мне было тринадцать, почти как Бернадетте из Лурда. Только ей явилась Богородица, а мне подонок Али.

Я думаю про себя, что, конечно, у всех есть свои скелеты в шкафу, но у этой малышки с обманчивой внешностью скелеты в шкаф уже просто не вмещаются и валятся на случайных прохожих, вроде меня.

– А зачем Маркус едет в «Галльский петух»?

– Не знаю.

– Ты сказала, что Пауля Гутентага мог нанять твой отец.

Кассандра резко вскидывается:

– Не называй Маркуса моим отцом. Он мерзавец!

– Не ругайся, больше не буду. Значит, Гутентаг работал на Маркуса?

Кассандра пожимает плечами:

– Вполне возможно. Наверное, Маркус велел детективу найти меня.

– И Гутентаг тебя нашёл. Он был в Сете, расспрашивал капитана Жискара и отца Гранмера о Кассандре Камбрэ. Человеколюбивый отец Гранмер рассказал детективу про Лурд. Гутентаг приехал сюда и скорее всего был убит. Убит здесь, в отеле.

Кассандра вскакивает со стула и истерично выкрикивает:

– Но я в его смерти не виновата! Не виновата! Вадим, ты должен мне верить!

Я понимаю: у девчушки сдают нервы. Я и сам на грани. У меня болит голова. Уже еле дышу под тяжестью чужих скелетов. Вот ведь ещё беда на обе мои дырки в черепе!

– Не ори! Я тебе верю. И догадываюсь, кто мог разделаться с детективом.

– Кто?

– Какая разница? Всё равно у меня нет доказательств.

– Скажи, кто? Это Адольф? Забыл выпить таблетку от агрессивности?

Так как Кассандра не сводит с меня требовательного взгляда, я сердито говорю ей:

– Ну, что уставилась? Лучше пей кофе, а то остынет!

Девушка вынимает из кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку.

– Я лучше закурю. Можно?

– Подожди, я открою окно.

Отдергиваю гардины, растворяю одну створку. Во мраке за окном дождевые потоки хлещут по земле, листве деревьев, гремят в водостоках. По подоконнику течёт вода, но мне всё равно. В комнату вплывает влажный прохладный воздух с запахом зелени. «Ночной зефир струит эфир…» Я набираю полную грудь этого эфира. Становится легче.

Кассандра зажигает сигарету, с видимым удовольствием затягивается. Запах зелени смешивается с табачной вонью. Я морщусь. Мне жалко эфира. Вспоминается старая шутка: если взять ведро мёда, ведро дерьма и смешать – получится два ведра дерьма.

– И всё же, что здесь нужно Маркусу? Подумай как следует.

– Я уже сказала: не знаю!

Кассандра раздражённо тушит сигарету в чашке с кофе и тут же закуривает новую. Я задаю вопрос:

– Что ты собираешься делать?

Кассандра долго молчит, пуская дым в потолок. Потом выдавливает из себя:

– Не знаю. Если Маркус меня найдёт, он меня убьёт.

– Зачем ему тебя убивать? Ты опять что-то скрываешь? Чем вообще занимается Маркус?

– Представь себе, этот мерзавец – детский врач. Педиатр. Ты бы видел его возню с сопливыми бэбиками. Сюсюкающее ничтожество!

– Но почему он только сейчас решил тебя найти?

– Откуда ты взял, что только сейчас? Возможно, Гутентаг искал меня все эти годы и, наконец, нашёл в Лурде.

– А почему детектива убили?

– Ну, сколько можно повторять?! Понятия не имею!

Я снова задаю свой вопрос:

– И что ты теперь будешь делать?

Кассандра тихо говорит:

– Во всяком случае, бежать из Лурда я не хочу.

– Значит, тебе остаётся только одно: встретиться с Маркусом и узнать, чего он хочет.

– А ты мне поможешь? Мне нужна защита.

Наверное, в ответ мне стоит сказать, что это совершенно не моё дело, но почему-то, когда женщина смотрит такими умоляющими глазами, мои благоразумие и здравый смысл всегда пускаются наутёк.

– Помогу.

Я дурак? Кассандра лучезарно улыбается мне:

– Супер! Спасибо, мой герой. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

Девочка-эльф встаёт со стула, подходит ко мне, целует в щёку. Обнимая друг друга за талию и прижимаясь плечами, мы замираем у открытого окна. Нам хорошо вдвоём. Незаметное время ведёт свой неумолимый отсчёт, но мы его не замечаем. Раздражённый голос мамы Буэно за стенкой постепенно становится тише, потом совсем замолкает и сменяется протяжными мужскими стонами. Ясно. Ночная кукушка пытается перекуковать дневную. Мы долго стоим перед окном, и только вой Стичи, полный тоски, возвращает нас в жестокую негостеприимную реальность.

– Я пойду наверх, – произносит Кассандра. – Теперь мне придётся ночевать у тётки Шарлотты. Нельзя оставлять собак одних, а то они никому спать не дадут.

Я не удерживаю девушку. Только предупреждаю:

– Будь осторожна. Запрись и обязательно придвинь к двери что-нибудь тяжёлое.

– Не беспокойся. Сделаю, как ты говоришь. Чюсс!

– Чюсс!

Поцеловав меня ещё раз, Кассандра уходит. Оставшись один, я понимаю, что, оказывается, стоять одному возле открытого окна совсем не то, что стоять вместе с Кассандрой. Меня клонит в сон. Поскорее закрываю окно, баррикадирую дверь, кладу себя на кровать. Этот дон Пидро окончательно запутывает ситуацию. Он-то тут при чём? Чего он хотел от Кассандры? То есть Изабель? Всего-навсего неземного наслаждения? Или что? Сон настойчиво вторгается в мои мысли, и вскоре я перестаю сопротивляться.

Завтрак на следующее утро хотя совершенно не является праздником чревоугодия, зато не таит никаких сюрпризов: те же багеты, круассаны, сыр, масло, апельсиновое варенье, сливки, кофе.

Мама Буэно и дон Пидро в столовой не показываются. Испано-венгерская пара уехала рано утром. Теперь компанию мне составляет один, всё такой же печальный, Пападопулосов. Ну и ладно. Пусть испанский красавчик шевелит ушами в другом отеле.

Перед прогулкой в санктуарий звоню Харуну и прошу его поискать в Интернете сведения об Изабель и Маркусе Тотлебен из Пирмазенса. Разумеется, у меня мало надежды на то, что афганец найдёт хоть что-нибудь о фальшивой девочке-эльфе, но тем не менее.

Вытаскиваю из-под кровати новую канистру, уговаривая себя, что таскание канистр – это занятие не на всю жизнь, и в сопровождении Кассандры направляю себя по знакомому маршруту: проспект Маршала Фоша – улица Грот – Старый мост – святилище. Погода не ахти. Дождь прекратился, но Лурд прячется в сыром тумане. Сквозь белесую пелену светятся разноцветные огни реклам. В их свете есть что-то ободряющее – так, наверное, мигают для отлетевших душ маяки на пути из Яви в Навь. Впрочем, это моё субъективное мнение.

Отстояв небольшую очередь, мы наполняем канистру чудотворной водой и, не задерживаясь ни одной лишней минуты, трогаемся в обратный путь. Я не разговариваю с Кассандрой, она тоже молчит – погружена в свои мысли. За всю долгую дорогу мы обмениваемся друг с другом едва десятком слов.

В «Галльском петухе» каждый из нас принимается за свои ежедневные заботы: я, лёжа на диване, смотрю мультфильмы, Кассандра помогает Луизе готовить обед. Обедаю я опять с Пападопулосовым. Сумрачный болгарин тоже прошёлся к волшебному гроту и теперь меланхолично поедает овощное рагу с бараниной. Нагулял аппетит.

Отобедав, я опять растягиваюсь на верном диване, закладываю руки за голову и разглядываю потолок – жду контрольного звонка Марины. Заодно рассуждаю сам с собой о странных событиях в отеле «Галльский петух». Сейчас я уверен, что знаю, кто убил Пауля Гутентага. Догадываюсь также, почему погиб немецкий детектив. Понимаю, кто этот неизвестный злодей, толкнувший меня в Гав-де-По, заблокировавший стулом сауну и заткнувший трубу, натянувший проволоку на лестнице. Мне ясно, что златовласая девочка-эльф с голубыми линзами удивительным образом переплела между собой две во многом схожие трагические судьбы: судьбу Кассандры Камбрэ из Сета с судьбой Изабель Тотлебен из Пирмазенса.

Ну, вот! Едва задремал, тут же требовательно гудит мобильник. Разумеется, это моя любимая супруга.

– Халло!

– Халло, родной! Как дела? Чем занят?

– Дела в норме. Лежу на диване, ковыряю в носу.

– Молодец! Палец не сломай. Фотографии сделал, как я тебя просила?

Женщины! До фотографий ли мне было?

– Не вопрос, сделаю. У меня есть ещё пятница в запасе.

– Ты всё всегда откладываешь на последний момент, – недовольно ворчит Марина. – Завтра же сфотографируй санктуарий.

– О’кей.

– Учти, больше я тебе звонить не буду. Только в субботу, когда к Лурду подъеду, звякну, чтобы ты был готов.

– Да я уже готов, золотко. Ты только приезжай.

– Что случилось, милый? – вдруг беспокоится Марина. Видимо, радар, встроенный в её сердце, что-то уловил в моём голосе.

– Ничего не случилось. Просто соскучился.

– Я тоже соскучилась. Подожди ещё один день. Послезавтра я приеду.

– Конечно, подожду.

– Целую, чюсс!

– Чюсс!

После разговора с Мариной продолжаю валяться на диване. А что ещё делать? Харун не звонит, значит, ничего нового в Интернете не нашёл.

Во время ужина нас с Пападопулосовым обслуживает Луиза. Она бесшумно двигается по столовой, как молчаливый призрак пожилой зубастой женщины. Кассандра занята на кухне и к нам не выходит. Но, по крайней мере, я вижу в проём двери, что с её независимо задранным носиком всё в порядке.

Поужинав, я поднимаю себя в номер, внимательно осматривая скрипучие ступени. Нудный никчёмный день позади. Осталось пережить пятницу и: «Здравствуй, Марина! Прощай, Лурд!» Послезавтра я уеду, а как же Изабель в образе Кассандры? Как быть с убийцей Гутентага? Я должен оставить их один на один? Так ведь заранее известно, чем кончится этот поединок. Слишком неравные весовые категории. В одном углу ринга маленькая девчушка с тонкой шейкой, в другом – злобный монстр. Тут никакие хитрость и изворотливость не помогут Изабель выйти живой из страшной игры с чудовищем. Я это знаю точно. Не понимаю, почему она так держится за «Галльский петух». В её наивное объяснение я не верю.

Лежу в постели, натянув одеяло до самого носа. За окном ветер шумит буками. На сердце давит тревога. Я не знаю, что мне делать. Чего я жду в этом проклятом отеле? Марину? И что я могу? Не соваться в чужие дела? Машинально постукиваю пальцами по одеялу. На моём тайном языке это означает: «Ничего, я что-нибудь придумаю».

Мадам пятница оказывается не столь скучной особой, как мсье четверг. Правда, сначала опять бесцветный завтрак с печальным болгарским бухгалтером. Потом изнурительный поход в санктуарий в обществе пустой канистры и ненастоящей Кассандры. Вернувшись в «Галльский петух», я узнаю, что Пападопулосов уехал. Интересно, вымолил он у Богородицы обратно свою сбежавшую жену или нет?

Обедаю я в полном одиночестве. Все жильцы разъехались, и в столовой стоит тишина, нарушаемая лишь звяканьем моей посуды. Зато время до ужина я провожу с гораздо большей пользой, чем в четверг. Я же вчера обещал себе что-нибудь придумать. И вот: мужик сказал – мужик сделал.

Когда вечером я вхожу в столовую, меня приветствует по-немецки невысокий, полный, лопоухий мужчина в очках с тонкой металлической оправой:

– Халло! Меня зовут Маркус Тотлебен. Я только что приехал.

– Халло! Я – Вадим Росс. Живу здесь вторую неделю.

Усаживаю себя за стол, исподтишка рассматриваю мерзавца – так своего папочку называла Изабель. Кстати, девочки-эльфа не видно. На кухне возится одна хмурая Луиза. Маркус одет в респектабельный светло-коричневый костюм. У него спокойное одутловатое лицо с тонкими злыми губами и колючими, как кактус, глазками. Редкие седые волосы зачёсаны назад. В мерзавце чувствуется скрытая жестокость и совершенно ничего нет от доброго дяденьки-эльфа. Фу быть таким! А может, я это придумываю после рассказа Изабель?

Не спеша выпиваю аперитив, затем съедаю порцию супа и перехожу к тушёному мясу с овощами. Маркус тоже с аппетитом ужинает. Он не обращает на меня внимания, но я чувствую на себе его любопытный взгляд, когда смотрю в свою тарелку. Закончив есть, Маркус по-французски просит Луизу подать ему чай с лимоном. Я, следуя заветам мамы Буэно, завершаю ужин рюмкой бренди и прощаюсь с мерзавцем:

– Чюсс!

– Чюсс, герр Росс!

Скриплю ступенями на второй этаж, решая по дороге вопрос: а не подняться ли мне на Олимп к Изабель. Наверное, она сейчас поёт колыбельную деткам Стичи и будет мне рада. Впрочем, я быстро нахожу мудрое решение: отказываюсь от неуместной идеи. Благоразумно отправляю себя в свою комнату. Забаррикадировав дверь, устраиваю своё потрёпанное тело в холодной постели. Настроение ниже плинтуса. В голову лезут дурацкие мысли о смысле жизни. Зачем живу я, например? Чего в состоянии достичь малоизвестный писатель? Жизни-то ведь осталось совсем чуть-чуть. Скоро уже к земле привыкать. Хотя, наверное, кое-что хорошее может ждать писателя даже за гробом. Ты покоишься в безжизненной серой Нави, а в красочной Яви присутствует постоянно заваленная свежими цветами могила с твоим бронзовым памятником. К нему никак не зарастает народная тропа. Вокруг памятника днём и ночью отираются толпы поклонников твоего таланта, цитирующие наизусть лучшие места из твоих книг. Твоей бессмертной душе добавляют бальзама ежегодные фестивали, посвящённые твоему творчеству и престижная литературная премия имени тебя. К этому успеху ещё неплохо подошли бы улицы, площади, мосты и железнодорожные вокзалы в основных мировых столицах, названные твоим скромным именем. Да, это, пожалуй, тот максимум, который можно выжать из собственной смерти.

Сладкие грёзы убаюкивают меня лучше снотворного. Уже засыпая, слышу глухую ругань. Крики едва слышно доносятся снизу, и толком ничего разобрать нельзя. Вроде бы Камбрэ крепко скандалят. Любопытно, чего это они так разошлись?