Часть 4
— Папа, ты ее знаешь?
— Знал когда-то в прежней жизни. Очень давно. Забавно, однако.
— Что забавно?
— Все. Эта встреча, как в кино. И как она в воду плюхнулась… И как этот щенок ее целовал, будто напоказ, смотрите, мол, это моя женщина!
— Папа, ты заметил, какая она красивая?
— Не разглядел.
— А почему ты сказал про этого мужчину, что он щенок?
— Потому что он и есть щенок! Молодой совсем. А ей вроде бы рановато вязаться с молодыми парнями.
— Папа, а почему ты злишься?
— Ну что ты, родная, я совсем не злюсь, — улыбнулся он дочери.
— Папа, а тебе неинтересно было бы поговорить с Ариадной?
— О чем?
— У тебя с ней что-то было?
— Я уж и не помню.
— Папа, а это не ты ее бросил когда-то?
— Что за бред!
— Она мне рассказала, что безумно любила одного человека, а он ее бросил…
— Что еще она тебе рассказывала?
— А тебе зачем? Я не могу разбалтывать то, что мне доверили!
— Ну, в принципе это правильно! Молодчина! Ну что, домой?
— Нет, папочка, еще поплаваем!
— Как прикажете, моя госпожа!
Первым чувством была досада. Уж как я открещивался от своего прошлого, как не хотел, чтобы меня возвращали к нему, нет, не скроешься! Теперь, не дай бог, Аришка на радостях выложит это в соцсети… Не хочу! Надо бы, вероятно, увидеться с ней и предупредить, чтобы не вздумала. Когда-то она умела хранить секреты. Интересно, а почему мне было неприятно, что этот парень стал так демонстративно ее целовать? Потому что терпеть не могу демонстрации интимных чувств. А еще Алиска буквально влюблена в нее. Она, видите ли, одобрила ее рисунки. Большое дело! Как глупо все… И как объяснить в сущности уже совершенно чужой женщине, что я больше не рокер Юрка Кондратович, сценическое имя Кондрат, а респектабельный бизнесмен Майкл Конрад? Да нет, не надо ничего объяснять, зачем? Ну, допустим, напишет она в сетях, что Кондрат жив. И что? Ищи-свищи этого Кондрата. Да и кто его помнит? Друзья молодости кто спился, кто помер от наркотиков. Целое поколение выросло, не знающее ни о каком Кондрате… Многие из наших, кто умотал в Америку, вернулись в Россию и сделали там отличную карьеру… правда, все они постарше…
— Папа, ты почему молчишь?
— Любимая, это и есть пресловутый Кондрат?
— Думаю, мне показалось. Фигура похожа…
— А почему же он крикнул: «Аришка»?
— Меня никогда никто не звал Аришкой. Только Адой. Да не бери в голову, Данька. Мы оба, похоже, обознались.
Но Данила не верил. Вот он, главный Минотавр, и, похоже, действительно опасный. Да еще Ариадна подружилась с его дочкой… Мне это не нравится, ох как не нравится!
— Даня, поехали назад, мне надо привести себя в порядок перед поездкой в город, а то волосы намокли. Мне уже не терпится показать Микису свои первые прикидки по «Севильскому». Он такую фантастически интересную задачу поставил…
Микис с Данилой мгновенно нашли общий язык и сразу заговорили о политике.
— Адка, что с тобой? — тихо спросила Маша. — Что-то случилось?
— Случилось, еще как случилось!
— И что это?
— Потом, сейчас не могу. Когда останемся вдвоем!
— Я умру от любопытства! Пошли носики пудрить!
— Ну пошли!
Они сидели в ресторане на дивной площади, под большими каштанами, а «пудрить носики» надо было в здании напротив. Так что минут десять у них есть.
— Ну?
— Ты знаешь, чья дочь Алиса?
— Откуда?
— Кондрата!
— А разве он жив?
— Как выяснилось, живехонек! И невозможно хорош!
— В каком смысле?
— В прямом. Он теперь коротко стрижен, волосы серебряные, зубы белоснежные, загорелый… Я обмерла и свалилась в воду!
— А он за тобой не прыгнул?
— Прыгнул! Но Данька был быстрее и стал как ненормальный меня целовать. А Кондрат уплыл…
— А он тебя узнал?
— Узнал. И крикнул: «Аришка!» Только он меня называл Аришкой…
— Бедный Данька… Такой классный парень…
— Знаешь, я, наверное, уеду с ним послезавтра. Не хочу возвращаться к прошлому.
— А с чего ты взяла, что твой Кондрат хочет что-то возвращать? Не факт!
— А думаешь, я хочу?
— Но ты с таким упоением расписывала его внешность…
— Ну правда, он невозможно красив!
— А сколько ему лет?
— Пятьдесят.
— Ух ты! На целое поколение старше Данилы. Не будь дурой! И баб у него, наверное, легион! Данила тебя и вправду любит.
— Ладно, Маш, пошли уже, и пусть они все гуляют, для меня сейчас главный мужчина — Микис и его «Цирюльник»!
Значит, она художник по костюмам, достаточно известный, работает с разными режиссерами в разных странах. Кондрат сидел в шезлонге в саду своего дома с планшетом. Фамилию не сменила… Была замужем за олигархом… Теперь в свободном плавании. Красива невероятно! В Интернете масса ее фотографий. Особенно его восхитил снимок, сделанный на премьере «Волшебной флейты» в Брюсселе. Она в черном причудливом платье с большим декольте. Гладко зачесанные волосы, чистое прекрасное лицо… Про нее даже не скажешь «красива», нет, она прекрасна, именно прекрасна! Впрочем, чему удивляться, она и девочкой была прекрасна. Как я ошалел, когда впервые ее увидел. Где это было? Ах да, был день рождения у Славки Казанчеева. Я вышел на лестницу курить, а она спускалась вприпрыжку, хотя нет, она съезжала по перилам, а я ее поймал! И обомлел. Она тоже. Она еще училась в школе. Но у меня даже мысли не возникло, что она несовершеннолетняя, что меня вообще могут посадить за растление. А я именно что был растлителем, но отнюдь не насильником. Она тоже потеряла голову, я еле-еле заставил ее окончить школу… Ее мать убивалась, а ей всё было нипочем. И я женился на ней. Чувствовал какую-то ответственность за девчонку. Она моталась со мной по гастролям, с улыбкой преодолевала все бытовые трудности, мы взяли ее в группу костюмером, а потом беременность… Я был в ужасе, куда нам ребенок? И настоял на аборте. Алиска говорит, у нее нет детей. Может, после того аборта? А что, если вся моя нелепая жизнь послана мне в наказание за тот аборт? Не исключено. А она молодец, не пропала, сделала карьеру и стала только еще красивее. Как странно, что Алиска с ней подружилась… Может, это судьба? Алиска входит в тот возраст, когда девчонке позарез нужна мать. Да, но кто сказал, что Аришке нужен старый мужик с дочерью? У нее вон молодой парень, который явно сходит с ума… И она вращается в театральной среде, где более чем свободные нравы… Нет, так можно сойти с ума!
— Лисёнок!
— Да, папа?
— Есть мысль!
— Хорошая?
— Это ты должна решить. Что, если нам на два дня сплавать на пароме в Бари?
— Ой, папочка!
— Хочешь?
— Очень, очень хочу! А билеты?
— Да вот есть билеты, я посмотрел. Возьмем каюту «люкс» на палубе и поплывем! Там интересно! Привезем няне из Бари иконку Николая Чудотворца.
— Здорово! Ура, папочка!
— Беги, собирай вещи, отплываем сегодня в ночь!
— Ура!
Вот и хорошо, подумал он. Может, за эти два дня в море мозги проветрятся, а может, Аришка уедет… Интересно, она думает обо мне? Или в объятиях молодого парня и думать забыла об этой встрече? И вдруг его окатило волной дикой, прямо-таки звериной ревности. Он даже застонал, но усилием воли отогнал эту нестерпимую картинку. Сдурел я, что ли? Какое право я имею ревновать ее к кому бы то ни было?
С Ариадной по скайпу связалась Грета.
— Как ты там, подруга? Выглядишь классно!
— А ты как? Как твой роман, продвигается?
— Летит на крыльях! Я знаешь что удумала? Моя Аглая поехала-таки на Родос, к ней туда примчался Демьян, и все вроде бы у них хорошо, но тут она, стоя на пирсе, видит проплывающую мимо яхту…
— Ой, мамочки!
— Ты чего? Неужели мимо тебя тоже проплыла яхта?
— Проплыла, Грета, проплыла.
— И кто там был?
— А у тебя кто?
— Ее первый, пропавший, муж!
— Грета, ты просто ясновидица!
— Ты хочешь сказать… это был Кондрат?
— Кондрат. Живой и здоровый.
— Ну ни фига себе… И что?
— Я была не на пирсе, а на катере с Данилой. И плюхнулась в воду.
— И оба за тобой прыгнули?
— Оба прыгнули!
— У меня первым подоспел Алексей, бывший муж, посадил ее на свою яхту и умчал по воле волн… Собственно, это и будет финал. А у тебя?
— А у меня… Меня выловил Данька, что-то почуял, стал демонстративно целовать, устроил сцену ревности. А Кондрат уплыл со своей дочкой… По воле волн.
— А что за дочка?
Ариадна рассказала про дочку.
— Нет, у меня дочки нет. Лишняя морока.
— Грета, если б ты его видела!
— А что, постарел?
— Постарел, конечно, но стал, по-моему, еще лучше.
— Подруга, не вздумай! У тебя Данька, золотой парень, любит тебя без ума! Нет, но я-то какова, какая интуиция!
— Да, ничего не скажешь!
— А Данька надолго?
— Завтра уезжает.
— Ты уж не обижай его!
— И не думала. Я очень к нему привязалась. Это просто шок! Я же думала, что Кондрат или умер, или вконец опустился.
— Но он больше не поет?
— Видимо, нет. У него какой-то строительный бизнес. Он же окончил когда-то МИСИ. Кстати, и Микис и Машка в полном восторге от Данилы. Микис в его честь устраивает отвальную, будет жарить сувлаки.
— Это что такое?
— Шашлык!
— Хочу на Корфу!
— А приезжай! Я сниму тебе номер в отеле. Данька вот с легкостью снял прекрасный номер.
— Да я бы с восторгом, но меня ждет Морис, он снял дом в Трувиле. Сама понимаешь… Но я буду на связи. Если нужен будет совет ясновидицы, всегда рада. Да, кстати, Кондрат знает, где ты живешь?
— Про него не скажу, а дочка его знает. Они живут в трех шагах от нас.
— И он не появлялся?
— Нет. И слава богу!
— Появится! Он пережевывает сейчас эту ситуацию. Предается воспоминаниям. А потом явится и попытается объяснить тебе, почему он так себя повел.
— Ох, не хочу я никаких объяснений. Он жив, здоров, и хватит с меня. Мы живем в разных измерениях.
— Ну, это поправимо!
— Не думаю! Все, Грета, Данька явился.
— Привет ему от меня!
— Непременно!
— Любимая, ты что тут делаешь?
— Болтала по скайпу с Гретой! Тебе большой привет! Ох, как ты тут загорел! Хотя ты и так-то загорелый, но только с мордочки, а тут весь такой золотистый стал, такой вкусный!
И она обняла его крепко-крепко, прижалась к нему, словно ища защиты. А от чего, она и сама не знала.
А утром Данила улетел.
Алиса была в восторге от краткого путешествия на огромном пароме.
— Папа, мне так понравилось! А давай поедем в какой-нибудь круиз, хотя бы на недельку!
— Ну, может быть, в следующем году. Например, по Карибскому морю?
— Ух ты! Это было бы круто!
— Ты у меня морская душа?
— Морская, папочка, морская! И давай по этому случаю пойдем обедать в таверну!
— А по дороге будем кормить всех бездомных кошек?
— А как же!
— Ладно, в таверну так в таверну! Ты, между прочим, вьешь из меня веревки! — со смехом сказал отец.
— Ну если больше некому!
— Ох, ты и нахалка! — засмеялся он.
— Скажи, папа, а у тебя есть…
— Что?
— Не что, а кто!
— Ты о чем?
— Пап, ну я уже взрослая и понимаю, что мужчине нужна женщина.
— Вот те здрасьте!
— Так есть у тебя женщина? Или ты снимаешь проституток?
— Ты с ума сошла? Где ты этого набралась?
— Пап, я кино смотрю, книги читаю.
— Господи помилуй! Да, прав был Грибоедов.
— «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом»? — лукаво спросила девочка.
— Не зря я тебя, нахалку, приобщал к литературе.
— Пап, ты не ответил!
— Ну, есть у меня женщина.
— А почему ты на ней не женишься?
— А не хочу!
— Боишься, что она будет мне злой мачехой?
— И это тоже, да и вообще, свобода хорошая штука.
— А она не просит тебя жениться на ней?
— Да нет, понимает, что бесполезно.
— Значит, ты ее не любишь?
— Алиса, отвяжись! Ты же знаешь, я ненавижу эти разговоры.
В глубине души Алиса жаждала, чтобы в таверну пришла Ариадна с подругой. Но они не пришли. И на пляже она их тоже не видела. Неужели уехали? На обратном пути она показала отцу дом, где жил Микис.
— Пап, Ариадна живет в этом доме.
— Ну и что?
— Ничего. Просто так!
На другой день утром Алиса побежала на пляж, но застала там только подругу Ариадны.
— Ой, здравствуйте!
— Здравствуй, детка. Ты, наверное, Ариадну ищешь? А она уехала в Керкиру. Она там шубку заказала, поехала на примерку. Во второй половине дня вернется. Может, ей что-то передать?
— Да нет, спасибо. Просто я хотела показать свои новые рисунки…
— Ну уж завтра она точно тут будет!
— Спасибо!
Ариадна осталась весьма довольна примеркой и решила пошляться по прелестному городку и купить в подарок Грете тапочки святого Спиридона. А заодно пообедать в том ресторанчике, где они обедали вчетвером.
Тапочки она купила быстро, благо ими торговали на каждом шагу. Подумав, купила и себе, мягкие войлочные, с вышивкой и с помпонами, эти тапки были местной достопримечательностью. О них ходила легенда — покровитель острова святой Спиридон в таких вот мягких тапочках обходит дома своей паствы. Подумав немного, она купила еще несколько пар, мужских и женских. Для гостей. Потом набрела на прелестную лавчонку, всю выдержанную в сиреневых тонах. Там торговали натуральной лавандовой косметикой из Прованса. Кремы, мыло, изящные саше. И там тоже она накупила много мелочей. Наконец, утомившись от островного шопинга, она вышла на площадь, которая тут называлась Эспьянадой. И направилась к уже знакомому ресторанчику. Выбрала столик, благо народу было немного. Попросила официанта сразу подать ей воды со льдом. Разумеется, ей тут же принесли теплый ароматный хлеб и масло. Удержаться было невозможно. Ах, какой дивный остров… Как легко тут дышится, какие приветливые люди… Какой-то мужик, похоже англичанин, не сводил с нее глаз. И вдруг сердце замерло. По мраморным плитам Эспьянады шел Кондрат. Не заметить его было невозможно. Только бы он меня не увидел, испугалась Ариадна. Но он увидел. Помахал рукой и решительно направился к ней.
— Привет! Ты одна?
— Одна. Здравствуй.
— Позволишь присесть?
— Садись.
Он был в очках. Раньше очков он не носил. Только солнечные.
— Ты носишь очки?
— Да. Приходится.
— Тебе идет.
— Да ну… Я здорово постарел?
— Та к и я не помолодела. Но я рада узнать, что ты в добром здравии.
— Знаешь, я хотел попросить тебя…
— Да?
— Не надо в Москве рассказывать, что я… жив.
— Господи, почему?
— Потому что тот Кондрат действительно умер. Я начал новую жизнь. Меня теперь зовут Майкл Конрад. Я солидный бизнесмен, а вовсе не оголтелый рокер. С прошлым покончено.
— Но кое-кому уже известно, что ты жив.
— Этому твоему щенку?
— Он вовсе не щенок, Кондрат.
— Он твой любовник?
— Да!
— Одно могу сказать, у парня отличный вкус. Ты просто сногсшибательно выглядишь.
— Отвечу тебе комплиментом на комплимент. Ты тоже выглядишь сногсшибательно. Тебе страшно идет седина…
— Брось! Знаешь, ты произвела огромное впечатление на мою дочь.
— У тебя чудесная дочка, и очень способная. Прекрасно рисует, и не надо ей мешать.
Он пропустил ее слова мимо ушей. Подпер голову кулаками и уставился на нее.
— Юра, не надо так на меня смотреть.
— Ох, как давно меня никто не называл Юрой.
— Я могу называть тебя только Юрой или Кондратом. По-другому вряд ли получится.
— Я хочу попросить у тебя прощения.
— За что?
— За все.
— Ладно, прощаю, давно простила. Скажи, ты больше не поешь?
Его лицо болезненно исказилось.
— Нет. Не пою.
— Почему?
— Я потерял голос. Давно. Это был шок. Чудовищный удар. Наша группа поначалу даже имела успех, потом нас кинули, все как-то разбрелись. Было прямое предательство…
— Кто кого предал?
— Меня предали. Друзья. То есть я считал их друзьями. Я попробовал петь в ресторане, но не смог. Словом, нахлебался я дряни… А потом в один прекрасный день проснулся без голоса. Пропал! Врачи сказали, что это на нервной почве… И я вспомнил о своей первой профессии. У меня оставались какие-то бабки, я нашел заброшенный полуразвалившийся дом в хорошем месте, купил его буквально за гроши, своими руками превратил его в игрушку и продал уже за совсем другие деньги. Если бы ты знала, как я гордился собой! И решил в корне поменять жизнь, и имя тоже. Этот бизнес у меня пошел. Я женился, она была тоже русской. Хорошая женщина… Друг… Я стал оттаивать. Бизнес расширялся. Я подобрал бригаду профессионалов. Дальше — больше. Жена забеременела… И умерла родами. Опять все рухнуло. Я решил — буду сам растить Алиску. Приходилось туго. Но я случайно встретил пожилую русскую женщину, которая потеряла семью. И мы вдвоем стали растить Алису. Но до двух с половиной лет я никого к ней не подпускал. Грудную возил с собой по стройкам, меня в одном штате чуть не посадили, сочли, что я плохо обращаюсь с ребенком. К счастью, нашелся нормальный адвокат… А три года назад я вдруг понял — не могу больше жить в Америке. Это глобальное ханжество… Я взял в бригаду одного латиноса. Он был паршивой овцой, стал портить все стадо… Хотел уволить к чертям. Та к нет, нельзя! Неполиткорректно! Однажды в баре красивая девчонка стала мне строить глазки, я был не прочь, так спасибо — бармен оказался русский, предупредил, что у девки такой бизнес — обвинять мужиков в сексуальных домогательствах. А уж когда, чтобы, не дай бог, не обидеть голубых, решили обидеть всю мировую историю, вплоть до Библии, и искоренить слова «мать» и «отец»… А Бог-отец — это что, родитель под каким номером? Короче, достало это все меня, и я перебрался в Европу. Тут все это пока помягче… Хотя тоже дерьма хватает. Алиска и Клавдия Макаровна, это наша няня, обрадовались переезду. Ну и вот…
Ариадна вдруг протянула руку и сняла с него очки. Его взгляд, когда-то пронзительно победительный, был теперь просто очень близоруким и даже отчасти беспомощным.
Он растерянно улыбнулся. Улыбка была неотразимая. Но уже не победительная, как некогда. У Ариадны сжалось сердце.
— Только не вздумай меня жалеть! — сказал он и отнял у нее очки.
— И не собираюсь. Ты молодец, настоящий мужик. А на Корфу ты что делаешь?
— А я тут купил два дома, переделываю, и у меня уже есть покупатели. Кстати, из России. И еще дом для себя.
— А ты был в России?
— Нет. И что меня вдруг на откровенность потянуло… — смущенно улыбнулся он. — Совсем не мой стиль. Это меня твоя красота прошибла. Помнишь, как мы познакомились?
— Еще бы! Я по перилам съехала прямо в твои объятия и сразу потеряла голову! Много ли шестнадцатилетней дуре надо? К тому же я была твоей фанаткой… И вдруг такое счастье, сам Кондрат меня поймал!
— А я был тогда изрядной скотиной.
— Не стану спорить. Но я любила тебя без памяти. И ничего не понимала. Молодая была.
— А почему ты стала именно художником по костюмам?
— А я, еще когда работала костюмером в вашей группе, все думала, как безобразно эти ребята одеваются… Как безвкусно…
— Чего ж молчала?
— Я не молчала! Я один раз сказала тебе, что твой красный с блестками костюм — верх безвкусицы, а ты слушать ничего не желал…
— Сейчас я, пожалуй, соглашусь, но тогда… А еще я знаю, ты была замужем чуть ли не за олигархом.
— Была. И он действительно был олигархом.
— Ну он, понятное дело, польстился на твою красоту. Вот смотрю и глаз оторвать не могу… Но я не о том. А ты-то на что польстилась? Неужто на бабки? Не похоже на тебя!
— Да, его бабки интересовали меня меньше всего. Но мне было плохо, одиноко, а он так красиво ухаживал, помогал, заботился, к тому же он был вполне интересным мужчиной. И поначалу мне показалось, что я в раю… Но вскоре он стал дико ревновать и даже поднимать на меня руку. Я не стерпела. Ушла. И не стала с ним судиться, чего-то требовать. А он тогда баллотировался в Думу, боялся скандала и подарил мне отличную трехкомнатную квартиру. Так и расстались.
— А в Думу-то он прошел?
— Нет, — засмеялась Ариадна.
— И не попытался отнять квартиру?
— Нет. Да для него эта квартира — семечки.
— И ты живешь там одна?
— Одна.
— А этот щенок?
— Он не щенок! Он военный корреспондент, прекрасный журналист…
— Извини! Так он с тобой не живет?
— Нет. Я живу одна.
Тут наконец-то к ним подошел официант принять заказ.
— Ты не против, если я тоже тут с тобой поем?
— Нет, не против. Я очень рада тебя видеть, Юра.
— И я! Очень! А знаешь что, приходи завтра к нам с Алиской в гости? Она будет счастлива.
— Что ж, я с удовольствием, чудесная у тебя дочка. Она рассказывала мне, как ты читал ей русскую классику. Просто удивительно…
— Знаешь, я сам в детстве обожал «Конька-Горбунка», «Руслана и Людмилу», и мне было жалко, что моя дочка не будет знать этой прелести…
— Скажи, а почему, когда группа развалилась, ты не вернулся в Москву? Многие ведь вернулись и сделали в России большую карьеру.
— Они вернулись на несколько лет раньше и практически заняли все ниши… Но, может, я и сглупил… Может, вернулся бы вовремя, не потерял голос. Ты любила мой голос, правда?
— Я тебя любила.
— Ты была ребенком. А я взрослым эгоистом.
— Это, Юра, дела давно минувших дней. Скажи, а ты пробовал лечить голос?
— Пробовал, но все зря. Говорили, что это нервное, что никаких физических изъянов нет, что он может вернуться. Да, и еще… Не надо говорить Алисе, что я был музыкантом. Она ничего об этом не знает.
— Господи, почему? Разве это зазорно?
— Не хочу, чтобы она копалась в моем прошлом. Не надо ей этого. Там много плохого было. Для нее я строитель, бизнесмен.
— А нянька, она знает?
— Нет. Она чудовищно далека от рок-музыки, — улыбнулся он. — Она просто очень хороший человек. Это главное.
— Знаешь, Юра, я, пожалуй, не приду к тебе в гости.
— Но почему?
— Ни к чему это. Слишком много тайн. Мне пришлось бы все время быть настороже, а это утомляет. Не хочу!
— Ну, может, ты и права. А расскажи мне о себе. Подробнее.
— Зачем тебе?
— А тебе зачем? Ты все обо мне выспросила.
— Но я же любила тебя, а ты — нет.
— Дурочка, если б я тебя не любил, ни за что бы на тебе не женился. Ты же помнишь, чего нам стоило оформить брак. Тебе же всего шестнадцать было. И я абсолютно не знал, что будет в Штатах, боялся за тебя…
— Юра, не надо врать. Не за меня ты боялся, ты просто думал, что я тебе там помешаю. Ты ж не просто уехал, ты со мной развелся.
— Но я же тебе тогда объяснил…
— А я была молодая, глупая, любила тебя без памяти и… ничего не поняла. Только то, что ты хочешь от меня избавиться.
Он снял очки, потер глаза. Ариадне показалось, что они полны слез. Но он снова надел очки.
— Знаешь, Юра, ты сейчас лучше, чем в молодости, красивее.
— Скажешь тоже!
— Нет, правда, ты сейчас какой-то… настоящий, без этой рокерской чепухи… И, слава богу, без татуировок. Или где-то все же есть?
— Хочешь проверить?
— О нет! Просто терпеть не могу татуированных мужиков, даже молодых. Они у меня вызывают брезгливость.
— А твой… парнишка не татуированный?
— Нет. Иначе он не стал бы «моим парнишкой».
Подошел официант убрать тарелки. Спросил, хотят ли гости десерт.
— Я выпью фредочино! — сказала Ариадна.
— А, любимый напиток Алисы, — улыбнулся он. — А я эспрессо. Аришка, я впервые за долгие годы встретил кого-то из прежней жизни. И оказалось, что это ты. Мой грех, моя боль. Но зато теперь я смогу спать спокойно. Ты жива-здорова, ты в порядке, у тебя имя в твоем мире… Я очень, очень рад.
Им принесли десерт. Ариадне — высокий запотевший стакан с фредочино — холодной смесью кофе, шоколада и льда.
— Ой, как вкусно! Почему-то мне нигде раньше такая вкуснятина не попадалась, только на Корфу!
— Тебе тут нравится?
— Я в восторге!
— У тебя необыкновенно красивые руки. Как-то я раньше этого не замечал… Или забыл…
— Юра, а почему ты больше не женился? Из-за Алисы?
— В первую очередь из-за Алисы. И потом, я вообще не хотел без любви. Нет, я отнюдь не был монахом, но… А ты почему спросила?
Она посмотрела на него с легкой усмешкой.
— Ну уж точно не для того, чтобы предложить свою кандидатуру.
— Верю, — как-то очень грустно кивнул он. — Ты долго здесь пробудешь?
— А что?
— Хотел предложить тебе поехать с нами на Метеоры. Там фантастически красиво…
— Нет, благодарю, я безумно боюсь горных дорог. И туда ведь надо плыть на кораблике, а меня жутко укачивает!
— Значит, ты существуешь на равнине, да?
— Да, Юра, я предпочитаю существовать на равнине. Хватит с меня качки и серпантинов. И вообще, мне пора, меня уж заждались там.
— Ты на машине?
— На такси. Я не вожу машину.
— Почему?
— Зачем мне?
— Как зачем?
— Я обычно бываю в местах, где можно взять такси. И даже если я все время буду разъезжать на такси, мне это все равно выйдет дешевле, чем покупать и содержать машину, думать о ней… Нет, это не для меня. Тем более что в Москве на метро быстрее.
— Тогда я тебя отвезу, я тоже сейчас домой. Позволь только выпить еще чашку кофе?
— Ради бога!
— Ты вот сказала, что ездишь на метро…
— Да. И что тут такого?
— Ну как с такой красотой и в метро? Мужики на тебя не кидаются?
— Да нет. Бывает, иногда какой-нибудь пьянчужка пристанет…
— А в вашей театральной среде не кидаются?
— В нашей среде бывает. Но я, Юрочка, к твоему сведению, хорошо владею карате и к тому же кандидат в мастера спорта по боксу.
— Правда? С ума сойти! — рассмеялся он.
Господи, какой же он красивый, когда смеется. Аж глазам больно. И сердцу. Нет, надо уносить ноги!
Он выпил вторую чашку кофе. Расплатился.
— Все, можем идти! Машина у меня тут недалеко. Аришка, дай мне свой телефон и запиши мой. Может, пойдем с нами на яхте, а? На яхте тебя вряд ли укачает, а если что, сразу вернемся.
— Я не знаю пока. Я ведь здесь не просто отдыхаю. И мы с Микисом собирались завтра работать.
— А он кто, этот Микис?
— Известный оперный режиссер, очень талантливый и милый человек. Я подружилась с его женой, она русская. Ему нравятся мои работы. Мы в Нижнем сделали «Руслана и Людмилу», хороший спектакль получился. А сейчас он собирается ставить «Севильского» в Новосибирске.
— Он работает только в России?
— Ну что ты! В прошлом году ставил в Ковент-Гардене и в Мадриде.
— Это что, такие новаторские спектакли? Я в прошлом году повел Алиску на «Дон Карлоса» в Вене. Это был сущий кошмар!
— Нет-нет, он потому и работает в России, что у нас еще не обязательно, чтобы Фигаро трахал Розину в темном уголке. Хотя такие тенденции тоже есть.
— А ты только оперные спектакли делаешь?
— Нет. И балетные, и драматические.
— И за это пристойно платят?
— Когда как. Но жить можно. Юр, ты допил кофе? Может, поедем уже?
— Да-да, прости, просто глаз от тебя оторвать не могу. Идем! Ох, а что это ты тут накупила?
— Да разные подарки… Тапочки святого Спиридона в основном.
— Как-то сложно представить себе тебя в таких тапочках, — засмеялся он.
— Почему? Они уютные, мягкие…
— Знаешь, я иногда, не скажу что часто, думал, а какой стала моя Аришка? Но даже отдаленно не мог предположить… Девчонки часто бывают очень хороши, а с годами большинство теряет свою прелесть… А ты… Только с ума сойти!
— Не надо, Юра!
— А ты представляла себе, каким я стал?
— Да нет…
— Врешь! Небось думала, что я спился или подсел на дурь…
— Признаюсь, думала. А не так давно даже поколотила одного твоего фаната…
— Как поколотила? — фыркнул он.
— Это мой сосед, знаменитый артист. Он сказал мне, что видел тебя на пляже в Испании и даже снял на видео, показал мне эту запись. Это был мужик, немного на тебя похожий, но не ты. И я его побила… Правда, я была пьяная…
— А что, в Москве еще есть мои фанаты? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Есть. И немало.
— С ума сойти!
И он надолго замолчал. Она тоже молчала. Он подвез ее к дому Микиса.
— Я позвоню?
— Звони. Спасибо, Юра.
— Кто это тебя привез? — первым делом спросила Маша. — Это не такси!
— Кондрат. Я с ним встретилась случайно, мы вместе обедали.
— Я тут на пляже видела Алису, тебя искала. Микис! Ада приехала! Он тут уже тебя заждался, у него какие-то новые идеи!
Кондрат был в смятении. Воспоминания нахлынули, никак не удавалось отделаться от них. Как его ненавидела теща! Еще бы! Как кричала на него:
— Вы вообще преступник, совратитель малолетних! Я в два счета могла бы вас посадить, да дочку свою жалко! Дуреха, связалась с таким…
— Да я люблю вашу дочь! Я женился на ней!
— Ах, счастье какое! Женился он… А что вы ее со школы сорвали, по гастролям она мотается… Черт знает в каких условиях… Убить вас мало!
— Школу она закончит, это я вам обещаю! Она каждую свободную минуту занимается!
— А они у нее есть, эти свободные минуты?
— Поверьте, есть. И она сдаст экзамен экстерном!
И она сдала! Думал, теща немного успокоится, когда увидит аттестат, но та только пуще разоралась.
— Связался черт с младенцем! Лишил ее всего!
— Чего я ее лишил? — недоумевал Кондрат, недоумевал совершенно искренне.
— Всех радостей нормальной девушки. Выпускного бала, нормальной свадьбы…
— Мама, — кричала Ариадна в отчаянии, — не нужны мне эти радости нормальные! Не хочу! Я люблю Кондрата, больше всего на свете люблю!
— Дура ты! Бросит тебя твой Кондрат через годик-другой, поглядим, что ты запоешь!
— Нет, нет! Никогда и ни за что он меня не бросит! — рыдала Аришка.
А он бросил!
И сейчас он вдруг поставил себя на место матери. Что, если через какие-нибудь четыре года явится такой тип, каким я был когда-то, и заявит, что Алиска уходит с ним. Я же его просто убью! Задушу своими руками! Я знаю, что Аришка до моего отъезда скрывала от матери, что мы развелись. Бедная девочка! Каким же скотом я был! И еще настоял на аборте… Непостижимо! И чего ради? Ради, как нам, идиотам, казалось, мировой карьеры. Ха! Кому мы в этой Америке нужны! Уж какой успех был вначале у «Парка Горького», а они, кажется, все вернулись в Россию. И все сделали карьеру! И Коля Носков, и Саша Маршал, и Леша Белов… Вот уж воистину, где родился, там и пригодился. По крайней мере, для артистов это верно на сто процентов. Мозги-то ученые им очень даже нужны, а горлодеры… Своих хватает… И никто меня не убедит, что есть женщины красивее русских… Такой красавицы, как Аришка, я нигде не встречал. И ведь она вся настоящая, натуральная… Как представлю ее себе в постели с этим щенком… Она не позволяет называть его щенком, неужели любит? У парня губа не дура! Она сказала, что я теперь стал лучше… «Без этой рокерской чепухи». Надо же… Но мне пятьдесят, а парнишке лет тридцать. Двадцать лет разницы, это не жук начихал.
— Пап, ты чего? У тебя неприятности?
— Да что ты, все в порядке, просто устал сегодня. Ну, а ты чем занималась?
— Рисовала, ходила на пляж, думала, встречу Ариадну, но она уехала в город, шубку примерять.
— А я видел ее в городе. Мы с ней даже обедали. Она сидела в кафе, а я ее увидел и подошел. Кстати, она пила фредочино! Это не ты ее надоумила?
— Нет. Папа, она… Ты правда раньше ее не знал?
Он не ответил.
— Папа!
— Знал, дочка, знал.
— Значит… это ты…
— Что я?
— Ты был ее мужем и бросил ее?
— Да. Все так. Был мужем. И бросил, потому что думал, что она может помешать…
— Чему, папа?
Алиса смотрела на него строго и требовательно.
— Знаешь, дочь, ты уже достаточно взрослая и умная, чтобы…
— Чтобы что?
— Чтобы узнать всю правду о своем отце.
— Папочка, ты… ты преступник?
Он с облегчением рассмеялся.
— Нет. Я не преступник. Я не хотел, чтобы ты знала… Но сейчас понимаю, что это было глупо. И встреча с Ариадной только первая ласточка… За ней могут последовать другие встречи с прошлым.
— Папа, пожалуйста, скажи мне… Что там такое в твоем прошлом и при чем здесь Ариадна?
— Видишь ли… Я хоть и окончил в свое время Московский строительный институт, но по специальности практически не работал, я был… известным в России рок-музыкантом.
— Рок-музыкантом? Ты?
— Я. И никакой я не Майкл Конрад, а Юрий Евгеньевич Кондратович, сценическое имя Кондрат.
— Папа, но зачем?
— Если тебе интересно, слушай!
И он рассказал дочери почти все, умолчав, разумеется, о своих мужских похождениях.
Девочка слушала очень серьезно и, как показалось отцу, с сочувствием.
— А мама?
— Что мама?
— Ты любил маму?
— Любил. Твоя мама была чудесной женщиной, настоящим другом, и ее смерть стала последним ударом. Я решил поменять все.
— А почему Майкл? Конрад — понятно. Кондрат. А Майкл почему? В честь Майкла Джексона?
— Нет, что ты! У меня был младший брат, Михаил, Мишка, он погиб, утонул, когда ему было пятнадцать. Я его очень любил…
— Знаешь, папа, это все ужасно глупо! — вынесла вердикт Алиса.
— Что глупо?
— Вся эта история. Ты же умный, папочка, неужели ты думал, что в наш век информации можно просто исчезнуть, а?
— Думал.
— Но тогда надо было делать пластическую операцию.
— Я думал об этом.
— Но испугался, что будешь не таким красивым?
— А я, по-твоему, красивый?
— Самый красивый!
— Нет, я об этом не думал, просто… побоялся операции. Решил, что эти два мира — рок-музыка и строительный бизнес — не пересекаются. И если бы не Ариадна… Ведь столько лет ни разу ни с кем нигде не пересекся.
— А Интернет?
— В Интернете есть только сведения о Кондрате, который перебрался в Америку. А дальше — ничего!
— И что теперь будет?
— Ничего. Все будет как раньше. Просто ты теперь знаешь о своем отце все. А жить будем по-прежнему.
— Пап, а если бы к тебе вернулся голос?
— Ну это вряд ли, столько лет прошло.
— А если бы вдруг случилось чудо?
— Да поздно уже… В пятьдесят не начинают певческую карьеру. Смешно.
— А ты хорошо пел, папа?
— Откуда я знаю?
— А у тебя не сохранились записи?
— Нет. Я все уничтожил.
— Жалко. Я бы хотела послушать… Может, в Интернете что-то найдется.
— Пожалуйста, не нужно ничего искать. Я не хочу. Пожалуйста!
— Хорошо, папа. Скажи, а Ариадна?
— Что Ариадна?
— Ты теперь опять на ней женишься?
— Что за бред? С какого перепугу? У нас все в прошлом. У нее молодой… друг… И своя жизнь. А у нас своя. Я попросил у нее прощения за прошлое.
— Она простила?
— Сказала, что простила уже давно. И ты меня прости за такую ложь во спасение.
— Папа, а в твоем прошлом было много плохого?
— Было. Много. Но я не преступник. Поверь мне.
— Да я понимаю. И прощаю. Но мне жалко тебя, папочка!
— Вот жалеть меня не нужно! У меня все хорошо. У меня есть чудесная дочка, умная, красивая, у меня есть мое дело, которое я делаю с удовольствием, оно приносит мне средства, чтобы жить так, как я считаю правильным. И я наконец получил отпущение главного моего греха… Чего еще можно желать? — улыбнулся он дочери. Правда, улыбка вышла грустная.
Алиса обняла отца, поцеловала, потерлась носом о его подбородок.
— Ты молодец, папочка, что все рассказал мне! Я ужасно тебя люблю, и никто нам больше не нужен, да?
— Да!
…А Ариадне некогда было предаваться воспоминаниям. Микис родил, на взгляд Ариадны и Маши, совершенно безумную идею.
— Я хочу, чтобы мои артисты передвигались по сцене на пружинах…
— На каких пружинах?
— Я вот читал и видел в кино, что в России после революции были такие бандиты на пружинах, как их…
— Попрыгунчики? — догадалась Ариадна.
— Да-да!
— Ты сошел с ума! — вскричала Маша. — Никто не согласится! И зачем этот бред?
— Как ты не понимаешь, это же будет музыкальная шкатулка, и я хочу, чтобы они двигались, как фигурки в старинной шкатулке. Ада сделает такие костюмы, чтоб была полная иллюзия такой шкатулки. Как ты думаешь, Ада?
— Микис, извини, но петь большой спектакль на пружинах попросту опасно, артисты могут ноги переломать, и к тому же им будет уже не до пения, лишь бы шею не свернуть!
— Вы серьезно так думаете?
— Конечно! — разом ответили женщины.
— Как жалко! — страшно расстроился Микис.
— Ничего, переживешь! Сколько у тебя бывает завиральных идей, ничего, благополучно отказываешься от них. Нельзя так издеваться над певцами. Они и голос потерять могут…
— Я знаю, что делать! — воскликнула Ариадна. — Певцов так мучить нельзя.
— А кого можно? — насторожился Микис.
— Что, если во время увертюры открыть шкатулку, а там цирковые артисты на пружинах изобразят пантомиму в костюмах героев… И это же всего несколько минут… а эффект будет полным!
Микис уставился на нее, словно осмысляя услышанное, и вдруг упал перед ней на колени.
— Богиня! Чудо! Ты гений! Это будет… это будет…
— Это будет класс! — воскликнула Маша. — Такой пролог… Все с ума сойдут! Ну, Адка, у тебя и голова!
— Маша, я торжественно клянусь дальше работать только с этой женщиной!
— Погоди, Микис! Придется ведь делать для цирковых немного другие костюмы.
— Как? Почему?
Ариадна схватила альбом и начала лихорадочно что-то рисовать.
— Вот, посмотри, все костюмы должны быть короче, так, чтобы видны были ноги, иначе это опасно. А следовательно, на женских юбках будут вот такие подборы, а у мужчин полосатые чулки, тогда получится очень стильно и похоже на фигурки из шкатулки, а для певцов…
— И для певцов это тоже сгодится! Это будет очень забавно, у всех мужчин одинаковые полосатые чулки!
— Кроме Фигаро! Ему полосатые чулки не подойдут. И вообще они будут уместны только у Базилио. А у Бартоло возникнет диссонанс с розовым камзолом…
— Ох, а мне так понравилась идея с полосатыми чулками у всех… Адочка, подумай, может, можно как-то что-то изменить, а?
— Микис, когда ты начинаешь фонтанировать идеями, это настоящий кошмар!
— А, собственно, почему нельзя к розовому камзолу надеть полосатые чулки? И Фигаро тоже будет в полосатых чулках! И Розина, словом, все! Адочка, пожалуйста, подумай над этим!
— Она подумает над этим завтра с утра, если к у тру ты не передумаешь! Чего зря голову ломать!
— Скажи, Микис, а чулки должны быть у всех одинаковые по цвету? — спросила Ариадна.
— Думаю, да! Это такая условность… Вроде пружинок…
— А какой цвет тебе подойдет?
— Может, черно-желтые?
— Это будут какие-то пчелы!
— Тогда сине-желтые!
— Жовто-блакитные? Нас могут неправильно понять, — фыркнула Маша.
— А если розовые с зеленым? — предложила Ариадна. — Фигаро будет в зеленом, Бартоло в розовом…
Микис задумался.
— А что… Это может получиться интересно… Попробуй, Адочка!
— Я подумаю!
— Тогда я тоже пошел думать!
И Микис удалился.
— Адка, ты и вправду думаешь, что это не очередная бредовая идея?
— Пока не знаю, но сдается мне, это может быть интересно!
— Слушай, подруга, ты чаю выпить не хочешь?
— Чаю? Это хорошая мысль! — засмеялась Ариадна. — А с чем?
— С вареньем из кумквата!
— Хочу! А Микис?
— Ты еще не поняла? Этот грек пьет только кофе. А мы с тобой по-русски чайку… Пошли на кухню.
Маша долго колдовала над чаем.
— Вот, теперь то, что надо!
— А варенье какое вкусное!
— Надо думать, сама варила! Слушай, ты же мне ничего не рассказала про Кондрата!
— Знаешь, если бы не работа с Микисом, я бы сбежала. Завтра же!
— Сбежала? От него?
— Скорее от себя… Я не могу спокойно на него смотреть. Он сейчас в миллион раз лучше, чем в молодости. Ему так идет седина… и взгляд совсем другой, чуть беспомощный, близорукий…
— Ой, Адка, а как же Данила? Такой парень… И так тебя любит…
— Да все я понимаю! Потому и подумала о бегстве…
— А Кондрат… Он делал какие-то заходы?
— Он пригласил меня в гости, но я отказалась.
— Почему?
— Он, Машка, придумал себе другое имя, другую биографию… А дочка ничего этого не знает. А я боялась, что могу проболтаться…
— Зачем он это придумал?
— Говорит, хотел поставить крест на прошлой жизни, потерял голос… Его предали… Жена умерла родами… Решил начать новую жизнь. Маш, только это между нами. Он просил никому не рассказывать, что он жив.
— Хрень какая-то!
— Согласна, хрень! Он говорит, что ему хорошо в этой новой жизни. И если бы не встреча со мной… Кстати, он просил у меня прощения, сказал, что я его боль и самый большой грех…
— Ты ему этот грех отпустила?
— Отпустила. Знаешь, он так на меня смотрел…
— Еще бы! Даже я смотрю на тебя и не понимаю, как можно быть такой красивой… И как с этим жить.
— Главное, не помнить каждую минуту своей жизни, что я красива. Тогда нормально! — засмеялась Ариадна.
— Адка, а чего мы тут сидим, такой вечер, пошли на террасу! Берем чай и идем на воздух!
— Пошли!
Они перебрались на террасу.
— Хорошо, правда?
— Да, чудесно! Я просто влюбилась в Корфу!
И вдруг с улицы донесся тихий свист.
— Свистит, свистит, зараза, под окошком! — вспомнила Маша песенку Тимура Шаова. — Да как интеллигентно! «Сердце красавицы»!
— Господи! — ахнула Ариадна. — Это Кондрат. Он всегда насвистывал «Сердце красавицы»!
— Это он тебя высвистывает! Пойдешь?
— Да ни за что!
— А как романтично, Адка! Я бы пошла…
— А я нет. Нельзя! Все полетит в тартарары.
— Что полетит в тартарары?
— Ты же так радела за Данилу еще полчаса назад!
— Да, правда, Данилу жалко.
Свист продолжался.
— Ох, это пытка, — простонала Ариадна, уже готовая бежать к нему.
— Хочешь, я выйду и скажу, что ты спишь?
— Не стоит.
— Почему?
— Потому что ты посмотришь на него, он улыбнется своей невероятной улыбкой, и ты приведешь его сюда пить чай с вареньем.
— А может, следует именно так и сделать? Мы позовем Микиса, и в нашем присутствии тебе ничего не грозит.
— Нет, Машечка, не надо! Я боюсь!
— Да что за ерунда! В конце концов, я тоже хочу поглядеть на твоего Кондрата. Ой, кажется, ушел…
Они прислушались. Свист смолк.
— Пойду, гляну! — вызвалась Маша. Она подошла к калитке, выглянула. И тут же вернулась.
— Ушел! Бедный…
— Погоди, кто бедный?
— Кондрат твой…
— А Данила? — спросила Ариадна. Ей вдруг стало весело.
— Данила молодой, еще сто раз утешится, а этот… Он так настрадался…
— Вот за что мужики со всего света так любят русских баб! Она его еще не видала, а уже жалеет… По-моему, только в России есть эта практика — переписка с незнакомыми зэками…
— Адка, ты сдурела? При чем здесь переписка с зэками?
— А это все из одной оперы.
— Да ну тебя… Он же, наверное, хочет тебя вернуть?
— Вернуть? Да ничего подобного. Он переспать со мной хочет.
— А ты?
— И я хочу!
— Зачем? Тебе Данилы мало?
— Данила тут вообще ни с какого боку. Он чудесный парень, я к нему очень привязана, но такой вибрации, как с Кондратом, у меня нет…
— Вибрация, говоришь? Так чего ж на свист не побежала?
— А я гордая!
— Ты дура! Ой, Адка, чего у тебя глаза так сверкают? Аж смотреть больно!
— Машка, я вдруг поняла… Я люблю его! И всегда только его любила… У меня вот сию минуту глаза открылись! Только его и никого больше!
— Но у тебя, как мне известно из разных источников, мужиков много было…
— Ну и что? Это не в счет! Они лезут, я живая, а он пропал… Я думала, умер. А он живой! И свистит тут под окошком!
Она вскочила и закружилась по террасе.
— Адка, ненормальная! — хохотала Маша. — Ты чего?
— А меня вдруг торкнуло — я его люблю, я его хочу! Позовет — на край света босиком побегу!
— А если не позовет?
— Но вот звал же… Высвистывал!
— Сама же сказала — переспать с тобой хочет! Возьми себя в руки, ты как пьяная!
— Ну и что? А с тобой разве такого никогда не было?
— Было, еще как было! Помню, когда Микис мне в любви объяснился, я тоже с катушек слетела… А я тогда замужем была, вроде честная добропорядочная женщина, а тут почва из-под ног ушла… И я ночью, на кухне, сама с собой в пляс пустилась! Так счастлива была, так его любила… Меня сестра моя все пыталась образумить… А я и сейчас так его люблю, что хоть в пляс пускайся!
— А давай!
— Давай!
Маша вскочила, сбросила тапки и тоже пустилась в пляс. Как они хохотали, как им было хорошо сейчас!
— Это что тут у вас? Вальпургиева ночь? — раздался веселый голос Микиса.
— Это он нас ведьмами обозвал, Адка?
— А фиг ли нам, красивым бабам!
— Не бабам, а дамам! — поправил Микис.
— Микис, я тебя обожаю! — Ариадна подскочила к нему, чмокнула в подбородок. — Ты прав! Фиг ли нам, красивым дамам! И вообще, это не Вальпургиева ночь, а половецкие пляски.
— По какому случаю пляшем?
— Просто радуемся жизни! А нельзя?
— Можно! Более того, нужно!
Интересно, она услышала мой свист? Помнит, что это мой любимый мотив? А может, и не слышала? Может, спала или смотрела телевизор? За живой изгородью ничего не разглядишь… И что за дурацкая идея — свистеть под окошком? В пятьдесят-то лет? Мы сегодня так хорошо поговорили… Она сидела напротив меня за столиком, а потом рядом в машине, такая близкая, родная… и такая желанная… Но Алиса вчера сказала — нам никто не нужен! Испугалась, что придется меня делить с чужой женщиной. А ведь поначалу она была в восторге от Аришки. Поди пойми этих женщин, Алиска ведь уже маленькая женщина, маленькая ревнивая женщина. Нельзя заставлять ее страдать. А Аришку можно? Но она и не думает снова страдать из-за меня. Нет, я должен еще раз поговорить с ней, я приглашу ее вечером в город, посидим где-нибудь, может быть, потанцуем, я обниму ее и многое пойму. Я, как это ни глупо, кажется, заново в нее влюбился. Но не сегодня, надо быть честным с самим собой… А в тот момент, когда этот щенок первым выловил ее из воды и начал осыпать поцелуями, я испытал такую острую боль… И уже не переставая думал о ней, мучился несказанно, представляя себе ее в объятиях этого молодого парня. В самый раз сейчас пойти и напиться вдрызг. Но я никогда не напивался, если Алиса была рядом. Девочка не должна презирать своего папу. И я правильно сделал, что во всем ей признался. По-моему, она вполне прониклась этой подлинной историей, хотя наверняка многого еще не поняла. Господи, только бы ей было хорошо, только бы ей на пути не встретился такой вот Кондрат…
Ариадна почти не спала, слишком перевозбудилась с вечера. Мысли о Кондрате мешались с мыслями о безумной идее Микиса, хотя чем больше она об этом думала, тем интереснее представлялась ей собственная задача.
В результате к утру голова у нее раскалывалась. Она глянула на часы. Восемь. Можно было бы еще поспать, но сна ни в одном глазу. Она чувствовала себя разбитой, от вчерашнего веселья не осталось и следа. Вот дура, сказала она себе. Хочу второй раз наступить на те же грабли? Но в девятнадцать лет справиться с разочарованием и горем легче, чем в почти сорок… А пойду-ка я искупаюсь. От прохладной воды мозги встанут на место, вернется бодрость, я смогу работать, работа, тем более такая интересная, спасает от всяких дурацких мыслей.
На пляже не было ни души. Только на двух лежаках валялись полотенца. Но купающихся не было видно. Она вошла в воду. Ах, хорошо! То, что нужно. Она окунулась и поплыла. Я здесь стала лучше плавать, не так устаю… Она плыла не спеша, наслаждаясь прелестным видом розовеющей в утреннем солнце горы и островка, выступающего из голубоватой туманной дымки. Надо же, доплыла до буйков и не заметила! Видимо, Ионическое море благосклонно ко мне! Она повисла на ярко-желтом буйке и, закрыв глаза, подставила лицо первым лучам осеннего греческого солнышка. Как хорошо, никаких мыслей… Покой… И вдруг она услышала, что кто-то плывет. Открыла глаза. Какой-то пловец стремительно двигался вдоль линии буйков, но достаточно далеко. Надо же, как красиво плывет, наверное, какой-нибудь чемпион по плаванию… А ведь мы с Кондратом никогда не были на море… Черт, опять Кон драт… А пловец исчез. Куда он мог подеваться? И вдруг что-то коснулось ее под водой. Она вскрикнула. И тут из воды показалась голова…
— Кондрат!
— Аришка! Испугалась?
— Сумасшедший, я чуть со страху не умерла. Думала, акула… Фу, разве так можно?
— Ну прости! И с добрым утром!
— Привет!
Он был без очков. И опять этот близорукий взгляд… А в нем такая нежность!
— Аришка, а ведь мы с тобой никогда не были на море… И я даже не знаю, умеешь ли ты плавать. Но судя по тому, что доплыла до буйков, умеешь. Ты слышала вчера?
— Что?
— Как я свистел возле вашего дома?
— Нет. Не слышала. А зачем ты свистел?
— А вот за этим…
Он вдруг схватил ее в объятия, сжал и поцеловал в губы.
Она хотела возмутиться, оттолкнуть его, но вместо этого обвила руками его шею и отпустила буек, но он крепко держал ее.
— Аришка, любимая… Я опять схожу по тебе с ума.
— Юрочка… Не надо…
— Надо! Надо! Сама судьба за нас… И знаешь, я вчера все рассказал Алисе.
— Что все?
— Все! Про себя и про нас с тобой… Ох, я же никогда не трогал тебя в воде… так приятно…
— Юрка, мы утонем! Пусти! Ой, сюда плывут!
Он оглянулся. Действительно, в воде уже появились купающиеся. Какая-то женщина плыла, казалось, прямо на них.
— Юра, скажи, а почему Алиса не в школе?
— Что? Прости, у меня голова кругом идет… От твоей близости, от этой шелковой кожи я с ума схожу… Ты вечером свободна?
— А что?
— Давай поедем вдвоем в город. Потанцуем, может быть… Ты когда-то чудесно танцевала…
— Ох, я и забыла, когда танцевала… Хотя нет, вчера… — засмеялась она.
— Вчера? С кем?
— С Машкой.
— Шерочка с машерочкой?
— Ага!
Он смотрел на нее совершенно безумными от страсти глазами, и вдруг вчерашнее веселье вскипело в ее крови. Она прижалась к нему и шепнула на ухо:
— Юрка, а как ты в таком виде из воды вылезешь, а?
Он чуть не захлебнулся от смеха.
— Думаю, это будет впечатляющее зрелище. Но ты же знаешь, мне всегда было наплевать на общественное мнение!
— А мне нет! И я, так и быть, принесу тебе полотенце!
— Спасибо за помощь, но это не радикально!
— Перетопчешься!
— Нет! Я сейчас подгоню машину…
— И что?
— Увидишь! Одна доплывешь до берега?
— А ты куда?
— За машиной! Пока дотелепаешься, я уже буду здесь!
— А полотенце?
— Не буди во мне зверя! И плевать я на всех хотел!
И он на бешеной скорости поплыл к берегу. Минута-другая, и он скрылся из глаз.
Боже мой… Я опять попала в его власть. Он умел вить из меня веревки… Вот и сейчас… Я же поеду с ним хоть на край света. Захочет взять меня на виду у всех, не смогу сопротивляться. Он трогал меня в воде, это было необыкновенно приятно, но я ведь помню нестерпимый сухой жар его тела…
Она взяла с лежака свое полотенце. И тут он возник, в шортах и полосатой майке.
— Идем!
— Погоди, я хоть мокрый купальник сниму!
— Я сам!
— Юра! Тут же люди!
— Плевать!
Он накинул на нее сарафан, спустил с плеч бретельки купальника и ловко стянул его вниз.
— Ты ненормальный, тут же люди!
— Ну и что? Сухих трусишек нету?
— Нет, мне же рядом…
Он схватил ее за руку и потащил за собой. Невдалеке стояла его машина.
— Садись скорее.
— Юр, ты спятил, тут люди… — все твердила она.
— Думаешь, накинусь на тебя в машине? Нет. Хотя больших удобств не обещаю.
Он завел мотор.
— Нет! Пересядь назад, — потребовал он.
Она подчинилась. Ее трясло. Они ехали минут десять.
— Приехали. Вылезай! — хрипло проговорил он.
— Куда ты меня привез?
— Туда, где мы будем одни!
Это был довольно большой недостроенный дом. Кондрат вытащил из багажника какой-то сверток в брезентовом чехле.
— Это что?
— Брачное ложе!
Он ввел ее в гулкое большое помещение.
— Юра, это что, твой объект?
Он не ответил, лихорадочно дергая молнию на чехле.
— Черт, руки дрожат… Аришка, помоги!
— У меня тоже дрожат. Но я попробую…
Ей молния поддалась, и они вытащили оттуда… надувной матрас. Он нажал на какой-то клапан, и матрас мгновенно расправился и увеличился вдвое.
— Ну вот! — Вдруг отчего-то смутился он.
А она просто скинула с себя сарафан.
…— Ты нормальная? — набросилась на нее Маша. — Куда ты с утра девалась? Я в полдевятого встала, тебя уже след простыл. Ой, мамочки! Суду все ясно! — Она схватилась за телефон. — Микис, нашлась!
— Микис пошел меня искать?
— Да! Он жутко испугался, думал, ты утонула. Ты с Кондратом трахалась?
— Ага! Ох, Машка…
— Где он тебя отловил?
— В море! И повез в какой-то совершенно пустой недостроенный дом…
— Романтично, но негигиенично!
— Машка! — фыркнула Ариадна.
— Да привела бы его сюда. Большое дело. Мы бы поняли!
— Нет, мне там понравилось… Он взял надувной матрас…
Тут вбежал Микис.
— Мне сказали на пляже, что тебя увез какой-то старик…
Ариадна начала хохотать как сумасшедшая.
— Адка, ты небось умираешь с голоду?
— Да, Машечка, умираю!
— Беги в душ и приходи, накормлю!
— Машка, ты золото! Микис, прости!
— Прощаю! — засмеялся он. — Кому-то очень повезло! Но жалко Данилу!
— Микис, это не твое дело! — одернула его жена.
Когда после душа Ариадна с мокрыми волосами, в шортах и маечке вышла на кухню, Микис посмотрел на нее испытующе.
— Ууу! Это что, Ада, большая русская любовь?
— Да, именно, большая русская… — отозвалась Маша.
— Почему русская? — засмеялась Ариадна.
— Потому что дурь! Он ее черт знает как цинично бросил двадцать лет назад, а теперь возник, и здрасьте, приехали! А что теперь будет?
— Откуда я знаю?
— Ладно, я пошел работать, не люблю эти разговоры! — заявил Микис.
— Иди-иди!
Маша налила Ариадне кофе, подала тарелку с овсянкой.
— Машка, как у тебя такая вкусная овсянка получается? Каждый день ем и не надоедает!
Маша села за стол и подперла кулачком щеку.
— Он хоть в любви признавался или просто деловито трахнул?
— Признавался… Чуть не со слезами. Говорил, что понял… Что никого никогда так не любил… что чуть не умер, когда увидел, как Данька меня целует…
— И все-таки, что дальше будет?
— Сегодня вечером мы едем в город…
— Зачем?
— Посидеть, поговорить, выпить…
— А если он тебе предложит выйти за него?
— Вряд ли.
— Почему это, если такая любовь в пятьдесят лет?
— Думаю, в нашем случае это нереально. Я живу в Москве и никуда уезжать не собираюсь. У меня там все: работа, друзья, могилы мамы и бабушки… А у него бизнес в Америке и в Европе. И, главное, дочка, которую он один вырастил, обожает без ума. Как и она его. Она будет ревновать. И вообще, я вовсе не уверена, что его любви хватит надолго.
— Адка! — огорчилась Маша.
— Я стараюсь быть реалисткой…
— Слушай, так нельзя!
— Как?
— С Данилой ты все время помнишь о разнице в возрасте, потому что ты реалистка, а с этим своим Кондратом еще о куче других вещей…
— Понимаешь, да! Я вот сейчас подумала… Он такой потрясающий… Невероятно красивый, талантливый… Не может быть, чтобы у него не было постоянной бабы… Наверняка есть!
— Ну и что?
— И она наверняка его любит…
— Тебе ее жалко, что ли?
— Не в том дело, просто, может быть, они уже давно вместе, может, проросли друг в друга, и он будет мучиться, рваться на части…
— Да, это большая русская любовь! — покачала головой Маша.
— Я знаешь что придумала?
— Ну?
— Пусть все остается по-прежнему. У него своя жизнь, у меня своя, но изредка мы будем где-то пересекаться… Может, вместе куда-то ездить…
— Но ты же вроде умирала от любви еще вчера…
— Я и сейчас умираю.
— Или он тебя в койке разочаровал?
— Да что ты… Лучше него у меня и не было. Лучше него сегодняшнего.
— Нет, я все же не понимаю…
В этот момент со второго этажа донесся голос Микиса:
— Полосатые чулки! Полосатые чулки! Это важнее всяких мужиков!
— Вот! Правильно, Микис! — крикнула Ариадна.
Они договорились, что Кондрат позвонит и заедет за ней. Конечно, думать о работе у нее сегодня не получилось. Она думала только о том, что ей надеть вечером, чтобы он ослеп… И достала из шкафа светло-сиреневое платье из бумажного шитья, недлинное, но с оголенными плечами. Она знала, что этот цвет необычайно ей идет и глаза меняются, становятся фиалковыми. Волосы она стянула в низкий свободный узел.
— Обалдеть! — воскликнула Маша. — Ты в этом платье просто… Это смертельный номер! Даже не думала, что тебе так пойдет этот цвет. Да твой старый Кондрат просто сдохнет!
— Почему это он старый?
— Ну, как старый Мазай. Старый Кондрат порезвился в сарае!
Ариадна расхохоталась.
— Машка, а ты выйди, когда он подъедет, я вас познакомлю. Глянешь на него, и я посмотрю, что ты тогда запоешь.
У Ариадны зазвонил телефон.
— Приехал!
— А ты сомневалась?
— Нет! Да, Юра, я иду!
— Ну, с Богом!
— А ты не пойдешь?
— Да нет… Обойдусь!
Но едва за Ариадной закрылась дверь, Маша бегом бросилась к черному ходу, выскочила в сад и по задней дорожке подобралась к ограде. Возле машины стоял действительно на редкость эффектный мужчина. Высокий, красивый, загорелый! Ух ты, подумала Маша. Он был одет в черные джинсы и белую рубашку-поло. И тут из калитки вышла Ариадна. Он просиял, улыбнулся. Американские зубы, определила Маша. Но и в самом деле хорош! А какая пара! Просто созданы друг для друга. Даже не верится…
Он обнял ее, поцеловал и усадил в машину.
— Маша, ты что там высматриваешь? — раздался сверху голос мужа.
— Полагаю, то же, что и ты! — засмеялась Маша.
— Знаешь, я сегодня такой счастливый! Как дурак!
Она погладила его по руке.
— А куда ты меня везешь?
— В один маленький ресторанчик, совсем тихий.
Он затормозил у Эспьянады. Оставил машину на стоянке.
— Тут недалеко.
Взял ее под руку, и они углубились в лабиринт узких старинных улочек.
— Дивный городишко, правда?
— Да.
— Вот мы и пришли. Хочешь на улице сидеть? Не замерзнешь?
— Нет, на улице, конечно.
Это была открытая терраса, где стояло всего шесть столиков. Народу было немного. На столике горела большая свеча.
— Тут не шикарно, но уютно. И вкусно.
— А разве тут вообще есть какие-то шикарные заведения?
— Не знаю, — засмеялся он. — Может, и есть.
— Ах да, в отеле рядом с нами есть ресторан а ля карт. С потугами на шик.
— Аришка, о чем мы говорим!
— Предлагай тему!
— Тема одна — любовь.
— Брось, Юра. О чем тут говорить!
— Аришка моя! Ведь моя?
— Твоя, твоя. Но давай лучше помолчим. Мне так нравится просто смотреть на тебя. Слова ведь могут все испортить.
— Может, ты и права!
Он взял ее руки, сжал и уставился на нее. Она тоже не сводила с него влюбленных глаз. И вдруг они заметили фотовспышку.
Кондрат вскочил.
— Что это такое?
Он увидел пожилую женщину с фотоаппаратом.
— Простите, — заговорила она по-английски, — я не хотела вас спугнуть. Еще раз простите, но вы самая красивая пара, какую я когда-либо видела.
— Благодарю за комплимент, но я просил бы вас стереть этот снимок! Мы не хотим, чтобы он появился где бы то ни было.
— Уверяю вас, он появится только в моем альбоме. У меня хобби — собирать фотографии красивых пар. Но если вы настаиваете, извольте, я сотру! Простите! Вот, видите, я стерла!
И женщина поспешила уйти.
— Мне это не нравится! — сказал Кондрат.
— Мне тоже!
— Будь она помоложе, я бы просто отнял у нее аппарат и сам стер бы… Но я боялся, она поднимет шум. Или грохнется в обморок, чего доброго.
— Юра, а чего ты так испугался? — вдруг спросила Ариадна.
— Как ты не понимаешь? Если она выложит это в Сеть, кто-то может меня опознать…
— И что? Ты разве собираешься до смерти скрывать, кто ты такой? Зачем? Что такого позорного в твоей жизни? К тому же Алиса и так уже все знает…
Он внимательно посмотрел на нее.
— Да, вероятно, ты права, в нынешней жизни я… мне нечего стыдиться. А в прошлой жизни я оказался неудачником, лузером… И это приводит меня в бешенство! Я не могу этого пережить. До сих пор! Я потому и умертвил Кондрата. И не хочу, чтобы это обсуждалось в прессе. Сама же говоришь, что меня многие помнят. Как говорится, нет человека, нет проблемы. Если бы не встреча с тобой, я бы…
— Но ведь нет гарантии, что ты не столкнешься где-то с кем-то еще из прошлой жизни.
— Гарантии, конечно, нет, но… Пока Бог миловал, — улыбнулся он своей неотразимой улыбкой. — Аришка… Я всегда знал, что ты… что я страшно виноват перед тобой…
— Юра, не надо об этом. Я простила тебя.
— С ума сойти, Аришка! Я никогда даже не смел надеяться на прощение. У меня камень с души… И странное ощущение, что может начаться какая-то другая, новая жизнь… С тобой…
— Юра, о чем ты?
— О том, чтобы начать с нуля.
— Что начать? Это невозможно. Мы живем в параллельных мирах, в разных странах… У меня своя жизнь, у тебя…
— А у меня теперь без тебя жизни не будет.
— Будет, Юра, будет.
В этот момент у него зазвонил телефон. Он глянул на дисплей, нахмурился.
— Извини, это важно…
И заговорил по-английски. Она не вслушивалась. Только сидела и любовалась им. Он, конечно, здорово постарел, морщин много, но я глаз от него отвести не могу. Мне в этом лице нравится абсолютно все. А при воспоминании о том, что было сегодня утром в недостроенном доме, ее охватывал восторг. Она взяла его руку, лежавшую на столе, и поднесла к губам. Он изумленно взглянул на нее, расплылся в счастливой улыбке, но разговор не прервал. А ведь я соглашусь… Вот сейчас он договорит, и я скажу ему, что согласна быть с ним до самой смерти. Он закончил разговор.
— Аришка, любимая… Ты согласна, да?
— Согласна, Юра.
— И тебя не смущает, что я… уже старый?
— Ага, старый Кондрат порезвился в сарае! — повторила она Машину фразу.
— Аришка, солнце мое! Господи, какое счастье говорить с женщиной на одном языке…
— Знаешь, меня за всю жизнь никто кроме тебя не звал Аришкой. А мне так нравится…
— Ты нарочно надела платье с голыми плечами? Чтобы окончательно свести меня с ума?
— Нет, просто было еще жарко.
— Хочешь, можно накинуть плед?
— Пока не надо. Скажи, это был какой-то неприятный звонок?
— Ничего особенного, но на днях мне придется улететь в Испанию. А ты сколько еще пробудешь тут? Или ты… уже останешься с нами? И мы через две недели все вместе вернемся в Швейцарию?
— Нет. У меня очень много работы, Юра. И сразу предупреждаю, я ее бросать не намерена.
— Я и не думал… Но ты свободный художник, можешь жить где угодно.
— Юра, ты, как всегда, спешишь! А Алиса согласна делить своего обожаемого папу с какой-то московской теткой?
— Я не знаю. Но я не согласен снова тебя терять. Категорически не согласен!
— Юра, а давай, приезжай с Алисой в Москву. Она так изменилась и похорошела. И если не ходить по тусовкам, тебя вряд ли кто узнает…
— А что? Может, надо приехать… Ох, я уже хочу в Москву!
— Да, а почему Алиса не в школе?
— У них занятия начинаются с первого октября, это частная школа.
— Извини, я сейчас приду!
— Как войдешь, слева будет бамбуковая занавеска, тебе туда!
— Спасибо!
Господи, неужели она опять будет со мной? Но это уже совершенно другая женщина, и она куда лучше той красивой девчонки. Взрослая, искушенная, страстная. Мурашки бегут по спине при одной только мысли о ней… Да, но все это взялось не из воздуха. Сколько мужиков у нее было? Даже думать об этом страшно…
И тут зазвонил уже ее телефон, лежавший на столе. Он глянул на дисплей. Данила! Искушение было велико. Он ответил.
— Алло, Данила!
Пауза. Потом хриплый смешок.
— А, это главный Минотавр?
— О, вы сведущи в мифологии, молодой человек? А что же, Ариадна вам ниточку не дала?
— Почему же, дала!
— Может, что-то и дала, но не ниточку. И считайте, что Минотавр вас схряпал! Всего хорошего!
Он был страшно собой доволен. Поставил щенка на место!
В этот момент вернулась Ариадна.
— Юра, что случилось? У тебя такой боевой задор на лице написан!
— Аришка… Какое платье! Я только сейчас оценил. Сама придумала?
— Да нет, купила в Милане.
— Это специально, чтобы…
— Специально, чтобы…
— Ага!
И он прижался губами к ее обнаженному загорелому плечу.
К барьерчику, отделявшему кафе от улицы, подошел молодой мужчина, слегка подвыпивший.
— Сударь, — сказал он по-русски, — вы злоупотребляете своим положением. Эта женщина так прекрасна, что на нее можно только благоговейно взирать…
— Вообще-то да, сударь, — ответил Кондрат, — но это моя женщина. Что, завидно?
У парня вдруг отвалилась челюсть.
— Вы Кондрат! Обалдеть!
— Вы ошиблись, юноша!
— Да ладно… У меня профессиональная память на лица. Мадам, ведь это Кондрат? Послушайте, дайте автограф!
— Ступайте отсюда, сударь! Подобру-поздорову!
— Я уйду, конечно, но люди должны знать, что Кондрат жив!
И он вдруг припустился бежать.
— Все, Юра. Твое инкогнито раскрыто!
— Черт знает что!
— На дивном острове Корфу все тайное стало явным! Как говорилось в любимом мамином фильме: «Тайна мистера Икса разоблачена!» Уверена, завтра в сетях уже появится сенсация: «Кондрат живехонек-здоровехонек и целует в голое плечико какую-то даму». Похоже, он даже снял нас на телефон.
— Да… Ну что ж, видно, судьба, а против судьбы не попрешь! И плевать! Главное, что ты со мной!
