Книга: Ампула Грина
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Пузырек был среди тех, кого дежурные загнали с улицы. К счастью, он в тот день «работал» не с Тюнчиком.
Тюнчик по-прежнему всхлипывал и ежился в углу. Пузырек бросился к нему, но Морган рявкнул:
– Не лезь туда!
Двум самым старшим ребятам (звали их Колун и Деревня) Морган приказал:
– Эту бактерию заприте в кладовку у входа.
Колун и Деревня, подхватили обмякшего от жутких предчувствий Тюнчика и оттащили в комнатушку с железной дверью. В двери было зарешеченное оконце. Пузырек смотрел на все на это (и на меня, и на Моргана) широченными отчаянными глазами. А когда дверь лязгнула, он совершил небывало храбрый поступок. Деревянными шагами он подошел к Моргану, вскинул голову и тонко сказал:
– Морган, не надо. Там же крысы!
Морган был уже прежний, самообладание вернулось к нему. Он ласково улыбнулся:
– Страдаешь за дружка? Хочешь туда же?
Тогда Пузырек встал прямо, вытянул руки по швам, вскинул голову еще выше и сказал:
– Да!
Все замерли. Но Морган погладил Пузырька по волосам.
– Храбрый мальчик. Не страдай. Скоро устроим твоему Тюнчику воспитательный момент и отпустим… А пока всем сидеть и ждать!
И мы расселись на своих топчанах и подстилках, стали ждать. Пузырек прижимался ко мне. Лунатик сидел неподалеку.
– Грин, а что с ним будет? – прошептал Пузырек.
Я не знал. И спросил Лунатика:
– Что Морган с ним сделает?
Всезнающий Лунатик опасливо огляделся и хмыкнул:
– Что… Скоре всего, "столик"…
– Какой столик?
– Ну, ты как с крыши… Такая воспитательная мера. Если кто нарушает главные правила… Переворачивают стол, а к его ножкам, к самым концам, привязывают виноватого. За руки, за ноги, нарастяжку. И во-от таким прутом… Кто один раз попробовал, помнит всю жизнь…
Меня тряхнуло, как током. В моей детдомовской жизни мне, конечно, доставалось не раз, но чтобы такая жуть… И он же совсем кроха!
Пузырек смотрел на меня, округлив рот и глаза. Будто я что-то мог сделать! А что?
Но… не мог же я быть боязливее Пузырька!
Я встал и пошел по бетонным помещениям искать Моргана (меня проводили опасливыми взглядами).
Морган в укромном закутке с лампочкой под потолком и уютной настольной лампой на тумбочке сидел в обнимку с Марлен. Сразу отпустил ее, злобно уставился на меня. Потому что я совершил небывалую дерзость: явился в их личное помещение без спроса. Но тут же он переключил гнев на дружелюбие:
– А, Гриня! Тебе чего?
– Морган, – сказал я, – не надо его бить. Он же совсем цыпленок…
Морган сделал глубокий вдох. Покивал: я, мол, тебя понимаю, но…
– Гриня, сядь… – Он подвинулся на топчане. Я сел рядом. – Слушай и вникай… Ты хоть знаешь, что он принес?
– Игрушку… Чего здесь такого?
– "Игрушку"… Ничего ты не понимаешь пока, и другие не понимают… Это миниатюрный робот-разведчик новейшей конструкции. Для наблюдения за всякими антисоциальными группами. Знаешь, что такое "антисоциальные"?
– Примерно, – бормотнул я.
– Их запускают в подозрительные для властей места компании и качают информацию… Потому и велено было: никаких незнакомых предметов не подбирать, не приносить… К нам чуть не приклеили хвоста. Теперь усёк?
– Да… – прошептал я. – Но, Морган… Ты же не боишься ментухаев. Чего уж так-то…
– Да если бы это ментухаи, – выговорил он с непритворной горечью. – У них и техники такой нет. Это какая-то спецслужба. То ли имперская безопасность, то ли вообще непонятно кто … В том-то и страх, что непонятно
Я впервые услышал от Моргана слово "страх".
Но у Тюнчика-то какой сейчас страх! Там, в клетке…
– Морган, да Тюнчик-то при чем? Он же просто еще глупый. Ну, отругали, посадили и ладно…
Морган печально сказал:
– Разве в Тюнчике дело? Дело в остальных. Все должны увидеть, что бывает с теми, кто нарушает обычаи бригады. Это, братец мой, диктуют законы выживания. Ты же начитанное дитя и должен понять: в такой ситуации суровое взыскание не-из-беж-но. – И вдруг он подразмяк, придвинул меня к себе доверительно так.
– Да не боись, Гриня, не такое уж оно суровое. Отлежится малёк за пару суток. Я его сам-то и не буду, вот Марлен займется. Она это любит. Разденет голубчика и отсчитает, сколько решим общим голосованием…
Марлен стояла теперь напротив лампы, ее «киношное» лицо блестело, как лаковое. Она заулыбалась:
– Обыкновенное детское наказаньице… – И прочитала нараспев:
Провинился мальчик-чик,
Будем мальчика чик-чик,
Чики-чики-шлёпки
Прутиком по попке…

"Гадина, садистка, б…", – подумал я, и меня замутило. Морган сидел вплотную, карман его куртки прижимался к моему бедру. Сквозь тонкую замшу и брюки я чувствовал твердость пистолета. Я скользнул рукой между мной и Морганом и быстро вынул пистолет из кармана. Морган хлопнул себя по боку, но я был уже у дверей.
Читал я в прошлом году книжку про барабанщика. Про то, как он с браунингом вышел навстречу врагам. Там были примерно такие слова про пистолет: "И только я до него дотронулся, как стало тихо-тихо. И раздался звук, будто кто-то задел певучую струну…" Вот и со мной так же. Но струна была не певучая, а с резким звоном… А время замедлилось. Я видел в этом замедленном времени, как меняются лица Моргана и Марлен.
– Сидеть, Морган, подлюка, – хрипло сказал я. – А ты, Марлен, стоять! Замри, блин, проститутка!.. – Я передернул затвор. – Оба замрите! Или пристрелю! Клянусь, вот… – Пистолет я держал в правой руке, а левой косо и неумело перекрестился. Теперь звона в ушах уже не было. Морган в тишине хрипло дышал. Он все же стал подниматься.
– Сидеть!! – Я выстрелил по лампе. Руку сильно толкнуло назад, но я попал! Стеклянный абажур взорвался осколками. Морган откинулся к стене. В навалившейся ватной глухоте он зашевелил губами. Я разобрал:
– Ты чего хочешь-то? – Видно, он понял, что я и правда могу выпалить в него.
– Встань, Морган! – голос у меня прорезался тонко и отчаянно. – Оба идите в коридор! Откройте кладовку! – И я отпрыгнул за порог. Издалека смотрел, как они вышли, оглядываясь, и двинулись к дверце с решеткой. Марлен ненатурально подвывала. Морган сказал через плечо:
– Ну, Гриня… ты понимаешь, что ты покойник?
– Не раньше, чем ты… – И я добавил, как охранник в гангстерском фильме: – Не разговаривать! Вперед! Делать, что сказал! – (Мне казалось, что я не сам действую и говорю, а будто смотрю такое вот кино. Или вижу сон…)
Морган откинул тяжелый засов. Оттянул дверь.
– В сторону! – велел я. И позвал: – Тюнчик, выходи.
Он опасливо шагнул наружу. Не Тюнчик, а бледное привидение с черными от запекшейся крови коленями. Мимо меня к нему сразу прыгнул Пузырек, рывком оттащил в сторону.
– Марш в кладовку! – велел я Моргану и Марлен.
– Ну, Гриня, ну ты… – опять начал Морган.
– Марш! – И я пальнул мимо него в черную пустоту за дверью. Морган и Марлен разом съежились и юркнули в кладовку. В навалившейся опять глухоте я сказал:
– Пузырек, закрой дверь, заложи засов.
Он прыгнул к двери. Налег на железную тяжесть всем телом. Грянул щеколдой.
Только тогда я оглянулся. Увидел бледные, размытые в желтом свете лица ребят. У всех были одинаково приоткрыты рты.
Я ощутил, как на меня валится вязкая усталость. Дернул плечами.
– Вы… вот что… Идите к себе и сидите тихо. Пока мы не уйдем… Не вздумайте сразу выпускать их… Зяблик, возьми под моим одеялом книгу, принеси… Шевелись!
Зяблик рысцой убежал, принес "Алые паруса", с которыми я не расставался. Протянул опасливо, издалека, и сразу отскочил.
– Идите, ребята, – насупленно сказал я снова. Все попятились. Кроме Пузырька и Тюнчика. Им я велел:
– Найдите на вешалке ваши куртки, оденьтесь.
Они сразу поняли.
Коридор от нашей «прихожей» отделяла обшитая жестью дверь, почти как у кладовки. И снаружи был такой же засов. Когда мы оказались за дверью, я придавил ее плечом, а засов плотно вложил в скобу. Я знал, что из подвала есть другой выход и что очень скоро пацаны выпустят Моргана и Марлен. И что будет погоня. Если не ради нас самих, то ради пистолета! Но несколько минут в запасе все же было.
Пузырек и Тюнчик стояли уже одетые. Я дернул с крюка свою куртку.
– Уходим…
Стоял конец августа, был поздний вечер, темно и звездно. И зябко.
Мы кинулись в сумрак переулков. И сразу нам повезло. По Стрелецкому проезду катил грузовой трамвай – открытая платформа с лебедкой. Ехал он медленно.
– Бежим! Скорее!
Мы догнали платформу, я подсадил на задний борт Пузырька и Тюнчика, забрался сам. Никого здесь не было. Мимо бежали назад фонари. Трясло. Из-за крыш выглянула круглая луна. Мы легли у дощатого ограждения. Я обнял пацанят за плечи.
– Ничего, ребята… Главное, что ушли…

 

Мы ехали долго. И спрыгнули, когда увидели впереди за поворотом арку трамвайного депо. Нырнули в боковую улицу. Здесь был район каких-то складов, бетонных изгородей, ангаров и пустырей. Стали пробираться по ямам, завалам и буеракам. Пацанята обдирали ноги в колючках, но я ничем не мог им помочь. Надо было скоре найти укрытие.
Наконец опять нам повезло. При свете луны мы увидели что-то похожее на круглую конуру. Это был короткий, вроде бочки, кусок бетонной трубы метровой ширины. С одной стороны его заслоняла стенка из гнилой фанеры, с другой – занавесь из дерюг. Наверно, это бомжи устроили себе временный приют, а потом оставили его. Внутри валялся драный ватник. От него пахло не по-хорошему, но мы свалились на эту подстилку, будто на долгожданную постель. Тюнчик и Пузырек съежились, стали вздрагивать. Я велел им снять курточки, закутать ноги, а сверху укрыл своей распахнутой брезентовой ветровкой. Остался краешек – чтобы кое-как укрыться и мне.
Ребята быстро засопели (Тюнчик – со всхлипами), а я лежал и смотрел в просвет дерюжного «полога». Снаружи громоздились черные скрещенные балки, между ними царствовала белая луна. Будто была одна она была на целом свете. И все казалось каким-то инопланетным, нездешним.
Но я думал о здешнем. Что делать дальше? Был бы один – проблем в сто раз меньше. А куда я с таким «семейством»? И осень на носу… Думал, думал, и ничего в голову не лезло, кроме «гриновского» варианта: "К морю…"
Утром я сказал голодным неумытым малькам:
– Вот что, парни. Будем двигать на Юг. К теплу. Сперва надо только подкормиться.
Я велел им умыться у ржавой трубы, из которой бежала чахлая струйка. Потом, на рынке у ближней товарной станции, мы выпросили у нескольких добрых дядек и теток деньжат ("дайте на хлебушек, два дня не ели"). Купили три булки и банку фасоли в томате, которую я вскрыл карманным ножом. А еще – бутылку простой питьевой воды. Поели, запили. И пошли искать подходящий товарняк. Для начала – любой, лишь бы ехал хоть примерно в южную сторону. И здесь, казалось бы, нам повезло третий раз. Мы увидели как по крайнему пути, среди бурьяна, движется состав. То есть его хвост. В самом хвосте была платформа, на которой громоздились желтые рулоны (похоже, что бумага).
– Догоняем!
Ехала платформа тихо, но и мы не могли бежать быстро: у Тюнчика плохо сгибались колени с засохшими коростами. Наконец я подхватил его на руки. Догнал платформу, поставил Тюнчика на буфер, потом толкнул через борт. Пузырек ловко забрался сам.
– Клим, скорее!
Но в этот миг я услышал:
– А ну стой, сукины дети!
Трое мужиков с карабинами, в сизых полувоенных куртках бежали за нами. Они бежали быстро, а платформа, хотя и набирала ход, но все еще двигалась медленно. Ясно было – достанут.
…И опять стало как в кино или во сне. И звон в ушах. Я сказал:
– Ребята, не бойтесь, я вас догоню. – Задрал рубашку и вынул из-под брючного ремня пистолет.
Просто я не мог придумать ничего другого.
Надо было задержать их. Ведь, если поймают, загремим в приемник.
– Стойте, пожалуйста, – сказал я. Даже не сказал, попросил. Но пистолет направил на них.
– Ах ты… – Они заматерились на бегу, и один скинул с плеча карабин.
Я понимал: стрелять по пацанам они не будут, пугают. И хотел одного: рассчитать момент, когда я смогу догнать убегающую платформу, а они уже не смогут. Но тут стрелок жахнул в воздух, и у меня палец сам собой нажал на спуск. Пуля (слава Богу) рванула землю в стороне от стрелков, между шпалами. Сам не зная зачем, я выпалил туда же, далеко перед охранниками, еще два раза. Они остановились. Я оглянулся, увидел далекую уже платформу, лица Пузырька и Тюнчика, вцепившихся в дощатый борт. И в этот миг меня накрыла мягкая чернота…
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4